жденного сверстника. Двое  аккуратно его поддерживали. Карлсен  прошелся
по нему оторопелым  взглядом. Вид у парня такой, будто его свежевали заживо:
лицо  и руки в  кровавых пятнах, с ребер и ладоней лохмотьями  свисает кожа.
Светлые волосы до  плеч  свалялись от запекшейся крови в колтун. Невероятно,
но черные, распухшие губы блаженно улыбались.
     -- А-а, да это Оврок, -- узнал Клубин. -- Я рад, что у него  получилось
с первого раза. Способный малый.
     -- Что с ним такое было? -- спросил Карлсен.
     -- Он прошел испытание огненными муравьями.
     Интересно:  несмотря на  догадку  о  присутствии  гребиса, никто  в  их
сторону даже не глядел.
     Направлялись  юноши, судя  по  всему, к озеру.  Дойдя,  остановились  и
выстроились  в ряд  с интервалом  примерно в четыре фута.  Затем все  дружно
положили друг другу на плечи руки. Тот, голый, стоял посередине. На  миг все
застыли,  затем  аттестант  тронулся в воду.  Стоящие  сзади  сомкнулись,  а
фланговые отодвинулись,  и теперь  уже  в воду потянулся клин -- все  это  с
медленным изяществом, выдающим длительную практику. Явно какой-то ритуал.
     К тому  времени как  Карлсен с гребисом подошли к озеру, юноши  забрели
уже по горло. Удивительно, но стояли все совершенно безмолвно - ни вскриков,
ни плеска. Парень с окровавленным лицом погрузился  полностью, через секунду
над  поверхностью  показалась  светловолосая голова. Карлсен сперва подумал,
что  это  вынырнул  кто-то  другой: и лицо  и  волосы  абсолютно чисты,  без
малейших  следов  истязания. Хотя в прозрачной воде различалось, что из всех
одежды нет только на нем.
     И тут  строй  распался, а над озером  разразились смех и озорной плеск.
Когда,  спустя  несколько  минут, на берег вышел аттестант, стало видно, что
раны исчезли, не  осталось  ни единой царапины. Впервые за  все время парень
посмотрел на Клубина взглядом триумфатора.
     -- Это, наверное, какое-нибудь целительное озеро? -- спросил Карлсен.
     -- Не совсем. Мы называем его "фискрид", что-то вроде батареи.
     Смысла  от этих слов не прибавилось ни на йоту.  Карлсен опустил в воду
стопу:  приятно, прохладно. Странно,  но вода  не  густая и маслянистая, как
озеро  в Хешмаре,  а обычная, как на Земле. Карлсен медленно забредал  в во-
ду,  отчего  у дна вскуривался  белый песок.  Вода  легонько пощипывала, как
слабый ток.
     Юноши, словно не желая мешать, выбрались на берег.  Карлсен заметил это
лишь мельком: зайдя по пояс, он почувствовал странное головокружение, словно
вокруг  светлой мелюзгой роились мириады крохотных созданьиц.  А  вода между
тем  была  идеально  чистой:  исключение  составляли  лишь  поднимающиеся  к
поверхности   пузырьки.   Чем  глубже,   тем   ошеломляющее   головокружение
усиливалось. Тем не  менее,  Карлсен, пересилив себя,  дошел до  места,  где
глубины было уже по горло.
     -- Окунись  с головой, -- посоветовал  с берега Клубин.  Карлсен, зажав
нос, нырнул. Тут голову закружило так,  что  впору  потерять сознание. Резко
кольнуло на шее место укуса. И вдруг все как рукой сняло: впечатление такое,
будто  лопнул  нарыв. Вынырнув,  он ощутил  непривычную чуткость и  ясность.
Вытерев  от  воды глаза (а то пощипывало, как от газировки) Карлсен заметил,
что  зрение как бы улушилось: все выглядело гораздо резче и яснее  обычного,
все равно, что близорукому в спасительных очках.
     Идя  к  берегу,   он  пытался  уяснить,   что  же  все-таки  произошло.
Оказывается,  не  так  просто.  Тело,  несмотря  на  прежний  вес,  казалось
подозрительно  легким, будто  вот-вот плавно поднимется  в  воздух. И  Фарра
Крайски внутри чувствовалась отчетливей,  странным образом разбавляя  в  нем
мужскую  сущность,  как будто  он  перешел в некий промежуточный пол. Причем
ощущение  было  бы  еще сильнее, не пройди он ранее закалку в Хешмаре -  она
была сейчас своего рода консолидирующей поддержкой.
     -- Что это со мной? -- спросил он у Клубина.
     -- На  Земле  вы  полагаете, что мир  неизменен, поскольку  все кажется
таким  незыблемым. А вот сейчас вы  изрядно поглотили ксилл-энергии, -- той,
что меняет вещи, -- и до вас доходит, что это не так.
     Хотя и по-прежнему растерянный, Карлсен не мог с этим  не  согласиться.
Внутри играла мощная и неутомимая энергия, ищущая действия.
     Словно очнувшись, он заметил, что юноши уже скрываются  среди деревьев,
примерно  там, где появлялась  девица. Как раз туда и повернул  сейчас  Клу-
бин.  За деревьями открывался отвесный  горный склон. Он стал заметен только
сейчас,  поскольку  раньше  его синева  сливалась с синью  листвы и не-  ба.
Впрочем,  синие  оттенки заметно  различались. Теперь были  видны  и  зыбкие
струйки дыма, курящиеся над деревьями.
     Пронзительная  ясность очаровывала,  гораздо явственнее донося свежесть
леса,  вкрадчивую  синь травы и листьев, мягкую лужайку под ногами.  Никогда
прежде  Карлсен  не  ощущал  в себе такой  бодрости.  Гамма  обычных  земных
ощущений казалась сейчас скудной и пресной, фактически бессмысленной.
     Лесная  сень дышала прохладой.  Странно, но даже  льнущая к телу мокрая
одежда была приятной, словно напоминая о наготе тела. И у каждого дерева был
свой, особый аромат, и даже своя душа.
     Роща оканчивалась широкой поляной,  с трех сторон окруженной деревьями,
а с четвертой --  отвесным склоном с множеством пещер у подножия. Посередине
из скважины в земле нежно курился столп пара (или дыма).
     Неподалеку, окружив исцеленного аскета, стояли юноши. Один из них подал
ему  голубую тунику,  которую тот надел  через  голову. Остальные  двинулись
вокруг  в  медленном,  молчаливом  хороводе.  Клубин  остановился,  вместе с
Карлсеном они  наблюдали за церемонией, длившейся примерно четверть  часа. В
конце  концов,  разразившись  радостным  смехом,  юноши  гурьбой   бросились
обнимать счастливого неофита.
     Клубин, немного подождав, приблизился к юношам и представил им Карлсена
как (ни много ни мало) "великого ученого с Терры, то  есть с Земли". Похоже,
их  это впечатлило  (потому,  безусловно, что представил гостя  сам гребис).
Каждый пожал ему  руку -- как принято на Дреде,  чуть стискивая  выше локтя.
Лица вблизи казались  скорее моложавыми, чем молодыми: морщинки вокруг рта и
на лбу, безусловно, свидетельствовали о пройденных испытаниях. Пожимая руку,
каждый смыкал пятки и представлялся по имени: Гурнид, Карбин, Оврок, Мастур,
Дрееж (тот самый коротыш, распознавший гребиса). Говорили они  исключительно
на своем языке, но Карлсен так уже освоился с мыслительной моделью гребиров,
что воспринимал  ее как родной английский.  Чувствовалось и то,  что всех их
сплачивает та же  аура  взаимного  тепла и  жизненности, что  и  учащихся  в
школьной столовой.
     Подумалось  завязать  какой ни на есть разговор, но  тут из пещер стали
выглядывать девицы -- вначале  робко, затем с любопытством, и  вот  уже  на-
чали сходиться к их кругу: все, как  одна, голые, с аппетитными  телесами, и
удивительно на одно  лицо --  кукольно смазливые, но абсолютно  без  выраже-
ния.
     -- Как тебе наши женщины? -- спросил Дрееж. Карлсен взглянул на крайнюю
из них, роскошную шатенку.
     -- Прекрасные.
     Та, польщенно улыбнувшись, не  замедлила  обвить Карлсену  шею  и томно
поцеловать,  прижавшись  низом живота.  Удивительно:  тело  ее действительно
сочилось теплом жизненной силы: губы, бедра, груди.
     --  Хватит,  Марли,  --  одернул  ее  один  из  парней.  Девица  нехотя
отодвинулась,  губы  у  нее  плаксиво  дрожали,  как у  обиженного  ребенка.
Остальные девицы злорадно хихикали -- эдакие каверзные одноклассницы.
     -- Почему это Марли можно, а нам нельзя? -- заносчиво возразила одна из
них, рослая блондинка.
     -- Рашен! -- строго прикрикнул Дрииж.
     -- Ага, всегда ей все первенькой. Ой! -- Марли успела крепко дернуть ее
за  волосы. Секунда,  и обе  уже  царапались  и вопили под  задорное гиканье
подружек.  Карлсен  застыл  от  любопытства: увидеть  такое  в Гавунде,  где
самодисциплина -- культ, он ожидал меньше всего.
     Правда, драчка длилась недолго:  парень-атлет по имени  Саргас,  разъяв
склочниц, одним  движением расшвырял их так,  что  обе покатились по  траве.
Марли, вся  в слезах, убежала,  блондинка  же,  горя  мстительной  радостью,
высунула язык и козой заблеяла сопернице  вслед. Правда, и  она, получив  по
заду увесистый шлепок от того же Саргаса, ойкнула и унеслась прочь.
     --  Хватит, балаболки! -- Саргас  громко хлопнул в ладоши. -- А ну марш
по домам!
     Прелестницы,  разочарованно  потускнев, послушно потянулись к  пещерам.
Клубин насмешливо улыбался.
     -- Так они все же роботы? -- не выдержал Карлсен.
     -- Как ты думаешь, Саргас? Роботы они? -- спросил гребис у Саргаса.
     -- Ну да! -- с некоторой даже запальчивостью воскликнул тот.
     -- Видишь ли, доктор Карлсен ничего не знает о мысленных формах.
     -- Мысленных формах? -- изумился Карлсен.
     -- Так давай же ему  покажем,  -- предложил  парень.  -- Овроку как раз
нужна  наложница.  С  твоего позволения,  --  почтительно  повернулся  он  к
гребису.
     -- Конечно, -- кивнул тот.
     Заручившись согласием гребиса, Саргас повернулся к Карлсену.
     -- Не желаешь ли посмотреть на врубад? (Спросил чисто из вежливости).
     Саргас  прошел на середину поляны к столпу пара, султаном ветвящегося в
безмолвном воздухе.
     -- Что такое врубад? -- вполголоса поинтересовался Карлсен у Клубина.
     -- Важнейший из всех наших ритуалов. Означает "единение части с целым".
     Любопытно  было  взглянуть  на  пар  поближе. Карлсен думал, что столп,
наподобие гейзера, исходит  из округлой скважины в земле. Оказалось, что  из
неширокой трещины футов шести в длину. Да и не пар: закраины трещины не были
увлажнены. Сам  запах  испарения не лишен был  приятности  - можно  сказать,
"земляной",  что-то  вроде теплого сыроватого  компоста,  когда ворошишь его
лопатой.
     Молодые люди полуовалом встали по обе стороны  трещины, Оврок по центру
с одной стороны, Саргас с другой, Клубин и Карлсен -- в десятке футов.
     Все стояли, склонив голову на грудь и закрыв глаза как на  молитве. Так
прошло   примерно   десять  минут.  Из  пещер   с  пристальным  любопытством
высовывались девицы.
     Первым пошевелился Саргас, открыв глаза и оглядев остальных.
     -- Готовы? -- все разом подняли головы. -- Дрееж начинает.
     Дрееж, сосредоточенно  насупясь, не  мигая, впился в  курящийся  столп.
Несколько  секунд все  было без  изменений. И тут стало заметно: пар как  бы
сгущается. Через несколько минут он уже тягуче стелился  над землей, заметно
убыв в высоте.  Дрееж,  расслабясь, огляделся, как  бы говоря: "Я  свое дело
сделал".
     Саргас  кивнул Овроку. Чувствовалось, что тот слегка нервничает. На миг
он  закрыл глаза,  словно собираясь  с  силами,  и цепко,  с  искаженным  от
напряжения лицом, вперился в густой дым. Шлейф сбило  на сторону, на секунду
накрыв Саргаса и  весь его ряд, кто-то закашлялся. И тут, внезапно  поредев,
дым волнистыми клубами пошел  вверх.  Карлсен распахнул глаза,  когда  клубы
начали срастаться, образуя нечто, несомненно, напоминающее женские формы. На
миг  проявились  талия  и   бедра,  тут  же,  впрочем,  разойдясь.  Подобное
продолжалось  несколько  минут  (похоже на  лица,  пузырящиеся  на  морозном
стекле), покуда  формы  не обрели обновленную  четкость.  И тут,  совершенно
неожиданно, две дымные воронки  сами собой сложились  в груди и, несмотря на
тягу  вверх,  сохранили  очертания.  Внизу  проплавились  живот  и бедра  и,
подтянувшись  к верхней половине, после  нескольких минут  хаоса  образовали
безголовое туловище женщины. Фигура растянулась футов  на пятнадцать, волоча
снизу длиннющие лягушечьи ноги.
     Тут Карлсен заметил, что общие усилия сосредоточены  на фигуре. Контуры
стали четче и  яснее:  походило  уже на настоящую женщину, окутанную дымом в
футе над зияющей трещиной. И тут дым опять резко снесло вбок, накрыв всех, в
том числе и гребиса с Карлсеном. В глазах защипало,  и вместе с тем охватило
неожиданное волнение, словно дохнуло неким приятным,  полузабытым запахом из
прошлого, что-то вроде яблоневого сада или лимонной рощицы.
     Когда развеялось,  у Оврока в  ногах  лежала  женщина. Вернее,  смутное
подобие тех,  что, затаив дыхание, смотрели сейчас из пещер.  Одно различие:
эта  лишена была черт лица.  Была лишь продолговатая гладкость,  обрамленная
длинными темными  волосами, ни дать,  ни  взять, недоделанный манекен. Стало
боязно, когда она, зашевелившись, села.
     Оврок, опустившись возле нее на колени, обеими руками легонько  стиснул
ей  голову  и  прижал  к  своему  солнечному  сплетению.  Вся  группа  снова
сосредоточенно застыла. Что произошло, Карлсен толком не разглядел, но когда
через несколько минут Оврок встал сам и помог  подняться женщине, безликости
уже  не  было.  Улыбнувшись,  женщина обвила  Овроку  шею и  надолго припала
поцелуем.
     -- Невероятно, -- только и нашелся Карлсен.
     -- Вы увидели сейчас таинство творения, -- подытожил Клубин. -- Ну что,
можно ее, по-вашему, назвать живой?
     -- Даже и не знаю. Надо присмотреться поближе.
     Клубин кивнул.
     -- Это следующая часть ритуала. У нас это  называется  стимата, то есть
"проба" или "освидетельствование".
     Девица  льнула к  Овроку,  обняв его за пояс  и лелея голову  у него на
плече, когда вперед вышел Саргас и, взяв ее за руку, с нежной настойчивостью
повлек  к  себе.  Девушка  секунду  упиралась, но, повинуясь  одобрительному
взгляду своего творца, послушно отошла.
     Саргас,  обхватив ее лицо ладонями, секунд с десять близко смотрел ей в
глаза. Затем, отстранив на расстояние вытянутой руки, взыскательно  осмотрел
девицу  с головы  до  пят, заставив  при этом пару раз  крутнуться.  Наконец
прижал ее к себе, придерживая рукой  за ягодицы, и поцеловал --  равнодушно,
без страсти  - так дегустатор пробует вино.  И, наконец, углубленно помолчав
под взволнованным взглядом Оврока, одобрительно кивнул и отпустил девицу.
     Вперед тут же шагнул, кажется, Гурнид, и повторил процедуру. Этот юноша
с  широким добродушным лицом (видимо, более утонченный, чем Саргас) прошелся
по ней  руками так, как знаток обычно ощупывает  породистое  животное.  Но и
здесь  впечатления плотоядности не  было - не больше,  чем  у  закройщика на
примерке. В завершение он тоже с медленной тщательностью поцеловал девушку и
одобрительно кивнул Овроку.
     Этот "поцелуйный  обряд" длился с  четверть часа. При этом  было видно,
что  девице он доставляет все большее удовольствие.  Мужское одобрение  при-
давало ей  уверенности,  и  она  начала блаженно  отзываться  на  скользящее
ласкание  бюста и  бедер, а также на поцелуи. К одному из парней, красавцу с
орлиным  лицом, она прилепилась так, что намерение отдаться ему тут же,  при
всех, стало яснее ясного.
     -- Интересно, Оврок ревнует? -- шепнул Карлсен на ухо Клубину.
     Гребис взглянул на него с неподдельным удивлением.
     -- С чего? Хотя зачал ее он, и у него на нее  первые права, принадлежит
она всем. Каждый внес в ее создание свою лепту.
     "Пробовать"  чужое  творение было  как-то  неловко,  но  когда  подошла
очередь, все  получилось вполне  естественно.  Хотелось  узнать,  что это за
персона. Но когда он, взяв в  ладони лицо девицы, заглянул ей в глаза, стала
ясна вся  неуместность вопроса. Личность в  ней еще  и не  брезжила:  просто
нехитрый набор рефлексов,  немногим лучше животного. В сущности, от Карлсена
и  требовалось-то лишь оценить  ее,  как  кошку на выставке.  Хорошенькая, с
румяным   овалом  лица,  большими   пушистыми  глазами  и  кроткой  улыбкой,
обнажающей меленькие, по безупречные жемчужины зубов. Кожа бархатистая как у
новорожденной, и  чуть  припахивает  тем самым дымком.  Темные, благородными
кольцами, волосы  спадают на плечи. И  хотя лицо достаточно характерно, -- с
остальными не спутаешь,  -- но  похоже скорее  на  двухмерный  набросок  или
нарочито бесхитростную рекламку какого-нибудь женского продукта. То же самое
и  тело: бюст изумительный (хотя несколько крупноватый), мощные бедра,  но в
целом почти то же, что на улицах Гавунды.
     Наконец, целуя, он снова уловил исходящую из ее губ жизненную  энергию.
Но   желания   к  ней   не  возникало  почему-то  ни  малейшего.  Как  и  ее
предшественница,  она  казалась  не   более  чем  напрашивающимся  на  ласку
ребенком.
     --  Чудесно,  --  с улыбкой  кивнул Карлсен. А сам,  глядя  на  девицу,
успевшую вернуться  к Овроку (вон обожание какое во взгляде), недоумевал над
собственной реакцией. Безусловно, красотка - на Земле мужики озирались бы на
улице. Но  почему  сейчас-то  полная к ней  апатия?  Потому, видимо, что  ее
назначение  --  ублажать,  а   потому  нет  той  изюминки,  которая   всегда
сопутствует флирту. Иными словами: у нее нет воли, способности вы- бора.
     Тут  все  дружно  рассмеялись  и наперебой начали  поздравлять  Оврока,
конечно же, переживавшего за успех своего творения.
     -- И как ты ее назовешь? -- спросил среди прочих Саргас.
     -- Овруна, -- подумав, ответил тот, -- женщина Оврока.
     ("Гм!", -- покоробило внутри Фарру Крайски).
     Красотка,  явно  истомясь  дожидаться,  начала  нетерпеливо подергивать
юношу за руку.  Тот  пошептал ей что-то на ухо и, с  шутливой  обреченностью
посмотрев на товарищей, дал увести себя в сторону пещер. Насупленное усердие
девицы вызвало  добродушный  смех, не  удержался  от  улыбки  и  Карлсен.  И
все-таки,  насколько  интересна догадка.  Заниматься  с  этой душкой любовью
можно, просто притворяясь, что  она нормальная,  способная выбирать женщина,
то есть, используя свое воображение.
     Иначе  говоря,  мужское  желание,  если  поразмыслить, зависит от  силы
женщины отказывать.
     В  таком  случае,  получается,  Клубин  не  совсем  прав.  Ведь  тогда,
безусловно, настоящее сексуальное  желание,  -- в  отличие  от  фантазии, --
зависит от наличия у партнера свободной воли?
     Размышление прервал Клубин.
     -- Вот так  они  выходят на седьмую  степень: учатся объединять умы  на
создание жизни.
     -- Это, что ли, жизнь?
     Клубин, улыбнувшись, качнул головой.
     -- На этот вопрос я  ответить не могу.  Единственно могу сказать: сам я
так не считаю. Цветок, по-вашему, живет?
     -- Видимо.
     -- Тем не менее у него  абсолютно механический  жизненный цикл, напрочь
лишенный волеизъявления. У  этих созданий, похоже, свободной воли  тоже нет:
любое  их  слово или шаг  полностью  предсказуемы. Отсюда и мой  аргумент  в
пользу того, что они не роботы.
     -- Но ведь живые же?
     --   Потому,   что  созданы   живыми  умами.  Совокупная  волевая  мощь
четырнадцати шестикурсников -- вещь ужасающая.
     Карлсен покачал головой.
     -- Это как истолковать? -- переспросил Клубин.
     -- Я  понимаю, создать живое существо  -- вещь  невероятная,  -- сказал
Карлсен, стараясь  быть  тактичным. -- Но почему  в  этих женщинах  так мало
индивидуальности?
     -- Вы сами хотели бы попробовать? -- предложил Клубин.
     ("?!", -- отреагировала Фарра Крайски).
     То же самое, видимо, пришло в голову и Саргасу.
     -- А может, наш гость?... -- спросил он с намеком.
     -- Нам еще не пора? -- попытался выкрутиться Карлсен.
     -- Ничего, подождем, пока попробуете, -- успокоил гребис.
     Карлсен подавил беспокойство (свое и Фарры Крайски).
     -- Ладно. Если покажете как.
     Саргас,   хлопнув  в  ладоши,  созвал  своих  товарищей,  начавших  уже
разбредаться.
     -- Идемте, надо помочь нашему гостю.
     Все снова обступили трещину - Карлсен на этот  раз  по центру,  лицом к
Дреежу.
     Карлсен  беспокоился,  чувствуя,  что его  силы  явно  переоцениваются.
Мелькнула  даже мысль: уж не из желания ли  это понасмехаться? Но встретился
глазами  с Клубином,  и как-то отлегло: гребис ободряюще улыбнулся (мол, все
будет как надо).
     Вместе с юнош