вляешь, каково бы жилось
на  нашей планете  вам? Встать поутру -  и то бы  не хотелось.  Волоклись бы
кое-как,  напрочь  вымотанные. От  любой  нежелательной  мелочи впадали бы в
отчаянье. Согласен?
     Карлсен с угрюмым пониманием кивнул.
     - Похоже на то.
     - Так вот, все на этой планете училось тому, как  справляться с высокой
гравитацией. Потому все здесь наделено повышенной жизненностью. Растительный
мир  у  нас  по  уровню ближе  к  животному,  минералы  приближены к  уровню
растений.  Почва,  и  та  насыщена  более  сильной  жизненной  энергетикой в
сравнении с Землей.
     - Получается, по-вашему, эволюция на Земле достигла мертвой точки?
     - С окончательным  выводом я бы не спешила,  но, похоже, близко к тому.
Особи в основном завершают свое развитие на уровне одолеваемых препятствий.
     - А как же эволюция разума?
     - Разум  не  может развиваться в вакууме. Ему  нужны свои  препятствия.
Каджеки  у  нас  изучали  историю  мысли  на  Земле и  уверяют,  что  всякий
поступательный шаг разума у вас делался в рамках своей эпохи.
     -  Но  существуют  же,  наверное,  и  другие  пути,  по  которым  можно
эволюционировать.
     - Мне на ум  приходит только один - увеличить гравитацию вашей планеты,
как сделали у себя криспиане.
     А и вправду: откуда у такого недоростка, как Криспел, явно ненормальная
гравитация? Как-то даже и не задумывался.
     - И как они это сделали?
     -  В  центр  их  спутника,  по-видимому,  впрессован кусок метеорита из
какой-нибудь плотной материи.
     - Они сами все сделали?
     -  Или для них кто-нибудь. При нынешней галактической технологии это не
проблема.
     - И на Земле такое тоже возможно?
     - Думаю, да.
     - А кто бы нам в этом помог?
     - Здесь я ответить не могу,  - покачала Ригмар головой. - Может, у того
недавнего каджека есть кое-какие соображения.
     - Как его звать?
     -  Его называют К-97.  Имен  у  каджеков  не  бывает,  они  считают это
чересчур интимным, - она почему-то улыбнулась. - Ну ладно, идем дальше?
     Карлсену очень не хотелось бросать начатую тему.
     - Позвольте  еще один  вопрос. - Ригмар ждала. -  Вы  говорите, уровень
эволюции пропорционален уровню гравитации?
     - Иного мне не видится.
     - Ну, а ваша планета? Вы достигли своего эволюционного потолка?
     - В основном да. Как особь мы не меняемся вот уж несколько тысячелетий.
     - Не меняетесь? Или застыли?
     Ригмар пожала плечами (одна из немногих проявленных эмоций).
     - Не вижу в стабильности ничего дурного.
     - Неужто вас это удовлетворяет? И нет желания эволюционировать?
     Судя по всему, ее терпение было на исходе.
     - Надо считаться с фактами. Отвергать их не сулит ничего хорошего.
     Карлсен подавил в себе растущую тоскливую безнадегу.
     - Да нет, я так. Согласен.
     Ригмар  почувствовала, что это не так, и всмотрелась в него с особенной
проницательностью. Видно, что решается: смолчать или все же сказать.
     -  Есть и еще  одна  причина, почему мы прекратили  развитие, - сказала
наконец она. - Наша особь к тому же достигла сексуального предела.
     - Это как?
     - Ты считаешь, почему мы живем по разные стороны планеты?
     - Я ничего не знаю о вашем народе, - скованно признался Карлсен.
     - Мы держимся от гребиров подальше, потому  что, живи мы вместе, они бы
нас извели.
     Незыблемая уверенность, с какой она это произнесла, слегка пугала.
     - Но ведь это же в ущерб продолжению рода?
     - Да уж, безусловно,  в ущерб,  -  губы ей покривила улыбка. - Особенно
учитывая, что мы предпочитаем оставаться в живых.
     - Не понимаю. К чему мужчинам вас уничтожать?
     Ригмар вновь раздумчиво посмотрела на него.
     - Идем со мной.
     Вместе они прошли через лабораторию, Ригмар остановилась перед выпуклым
экраном.
     - Грубиг! - позвала она.
     Голубой  экран  потускнел. Когда  прояснилось,  стал  виден  лежащий на
кровати  мужчина  в  короткой  черной  тунике. На  секунду  показалось,  что
Крайски: такой же формы голова, то же мощное сложение.
     Отличался единственно нос, приплюснутый и курносый.
     - Грубиг, - обратилась она, - мне нужно, чтобы ты сюда подошел.
     - Зачем еще? - нарочито помедлив, недовольно спросил тот.
     Норов, пожалуй, покруче чем у Крайски: вон какие глазища пронизывающие.
     - Нужно, чтобы вы обменялись телами с нашим гостем.
     Карлсен уставился на Ригмар не веря глазам; то же самое и мужчина.
     - Ты что, рехнулась?
     - Ты отказываешься?
     - Ясное дело! - не сказал, отрезал тот.
     - Ты же знаешь,  я  и заставить  могу (мужчина в ответ  лишь  вызывающе
вызверил глаза). - Ну давай же,  - сказала Ригмар уже более мирным тоном.  -
Это ненадолго.
     - На сколько?
     - На десять минут.
     Поднявшись, тот нехотя подошел, пока курносое лицо не  заполнило экран.
Таких разбойничьих глазищ (темные с прозеленью) Карлсен еще не видел.
     - Обещаешь?
     - Я слова никогда не нарушаю.
     Экран опустел.
     - Я б не хотел... вызывать проблем, - неуверенно произнес Карлсен.
     - Понять ты сможешь единственно так, - пояснила она.
     -  Что  представляет  собой этот Грубиг?  -  заполнил  Карлсен короткую
паузу.
     -  Груод  с той  стороны Гор  Аннигиляции. Их  мы  называем  "бараш"  -
"агрессивный, враждебный" на их языке.
     - Он пленник?
     - Да.
     Дверь на  том конце комнаты отворилась, и вошел Грубиг.  На  поверку он
оказался  кряжистей  и приземистей,  примерно  на фут ниже  Крайски. Походка
выдавала вкрадчивую, тигриную  мощь,  от которой Карлсену стало слегка не по
себе.
     Он исподлобья посмотрел на Ригмар - на Карлсена даже не взглянул.
     - Так десять минут.
     - Да.
     Лицо  и  жестокое,  и  вместе  с  тем  странно привлекательное;  эдакий
обветренный первопроходец, привыкший к опасностям и невзгодам.
     - А потом отпустите меня?
     - Ты же знаешь, это не от меня зависит.
     - Но ты могла бы...
     - Нет! - спокойно, но властно отрезала она. - Пустой разговор.
     Грубиг взметнул бровищи.
     - Ну ублаженьице, хоть какое-нибудь!
     - Посмотрим.
     Грубиг вперился ей прямо  в глаза: между ними явно  происходил какой-то
обмен. Тут, к удивлению, лицо у Ригмар зарделось.
     - Еще раз так сделаешь - я тебе знаешь что устрою!
     -  Эх,  да  посмачнее  бы,  - распутно  осклабился  Грубиг (видно,  все
нипочем). Он впервые перевел взгляд на Карлсена. - Откуда будешь?
     - С Земли.
     - Гм! - лишь презрительно хмыкнул тот.
     - Мы попусту теряем время,  -  одернула их Ригмар и  указала жестом  на
дверь.
     Небольшая комнатка с обшивкой из матово-серебристого металла напоминала
чем-то  ту, что на квартире Крайски в Бауэри. Широкие стеклянистые столпы из
пола  в  потолок  -  и  те  знакомые,  только  эти  цилиндрические  и  более
прихотливого вида, со стеклянными подиумами и рядом соединительных трубок.
     Грубиг открыл дверь  и шагнул в столп с таким видом, будто уже знаком с
процедурой. Линия, составляющая кромки двери,  моментально исчезла  из виду,
словно стекло заплавилось  и  слилось воедино. Едва войдя в  соседний столп,
Карлсен увидел,  как Ригмар переключает что-то на пульте  управления. Вокруг
ног  и  головы  у  него  сгустился  красный  туман, перетекший постепенно  в
оранжевый, желтый, синий. В этот миг приятная сладость расслабила в ощущение
доверия  и  приятия.  Время  как  бы  замедлилось,  затем  потекло  вспять -
любопытный   эффект,   все   равно,  что  перематывать  жизнь  наоборот.   С
возвращением сознания Карлсен он моментально ощутил силу и удовлетворенность
вроде  тех,  когда  у  них с Аристидом был обмен в солярии. Веса значительно
прибавилось (по земным меркам, никак  не меньше  трех центнеров),  но  мышцы
играли силой куда большей, чем требуется для поддержания веса.
     Слева, когда оглянулся, ничего не оказалось. Столп стоял теперь справа,
и  в нем находилось его, Карлсена, собственное  тело - странно застывшее,  с
закрытыми глазами.
     Ригмар открыла дверь и  выпустила его.  Карлсен изумленно увидел, что и
женщина изменилась -  он даже подумал было, что  на  ее  место пришла какая-
нибудь помощница.
     Она наблюдала за его изумлением.
     - Ну, что?
     - Ты... выглядишь иначе.
     Он  понимал,  что  ухватывает  ее  реальность  совершенно  по-иному,  а
следовательно и видит ее  другим  человеком. Никогда еще с такой ясностью не
ему приходилось убеждаться, что восприятие каждого имеет сугубо свой ракурс.
     - Как именно?
     Если б не самоконтроль, Карлсен бы сейчас вспыхнул до корней волос.
     - Ты можешь быть откровенен, - подсказала она. - Более того, в этом вся
и суть.
     Вздохнув  всей грудью, Карлсен попытался вызвать в  себе отстраненность
ученого.
     -  Когда  я находился  в своем теле, - заговорил он медленно, -  ты мне
виделась  довольно  чопорной,  вроде  школьной  директрисы.   Теперь,  -  он
прокашлялся, - мне хочется тебя изнасиловать.
     Выражение он намеренно смягчил. На самом  деле возобладать ею жаждалось
так,  как  изголодавшемуся тигру  вонзить  клыки  в  кус  мяса. Хорошо хоть,
короткая туника скрывает то, что там творится ниже пояса.
     - Я знаю, - сказала Ригмар. - Мы и с ним менялись телами.
     От изумления даже неистовое желание чуть приослабло.
     - Вы с ним?? Как?
     - Мне надо было узнать, что значит быть особью мужского пола.
     - И как оно было?
     - Неприятное  было  ощущение, - взвешенно сказала она, -  видеть женщин
добычей, которую тянет сожрать, поглотить. У меня потом кошмары были.
     -  Но что, разве нельзя что-то с ним сделать?.. - Карлсену подумалось о
чем-нибудь вроде кастрации, допустим, вживлении женских гормонов.
     Ригмар покачала головой.
     - Это невозможно, по двум причинам. Прежде всего, телами можно меняться
только  по согласию  - иначе есть  риск серьезного повреждения. Я пообещала,
что не изменю его нервной системы. Во-вторых, изменение зависит от ума. Если
я не могу изменить ему ум, то это напрасная трата времени.
     Понятно,  почему.   Штат  Теннеси  как-то  принял   закон  о  кастрации
сексуальных  преступников.  Оказалось,  бесполезно:  они  так  и  продолжали
заниматься тем же самым. Они не  видели себя иначе, а  то,  как человек себя
видит, составляет его наисущественную часть.
     - У нас  не  так много времени.  Мы с  ним условились, только на десять
минут. Так, вначале давай проверим твои соматические реакции.  Ты чувствуешь
какую-нибудь явную разницу между восприятием своим и Грубига?
     Карлсен оглядел лабораторию.
     -  Да  нет...  в целом никакой.  Белые  предметы,  разве что,  по краям
окружены как бы спектром.
     - Ладно. Подойди теперь к окну.
     Он послушно подошел. Окно выходило в  сад за  лабораторией. Само обилие
красок  от цветущих кустов  и клумб вызвало волну  восхищения. Краски словно
живые.
     - Чудесно! Техниколор какой-то.
     - Это потому, что ощущения у него острее твоих.
     Карлсен   оглядел  до  едкости   броские,   пестрящие   цвета   -  даже
сосредоточиться трудно.
     - Как  тебе вон  тот куст? - указала  Ригмар.  Посмотрев по ее  пальцу,
Карлсен ошеломленно покачал головой.
     - Это что за цвет??
     -  Мы  зовем  его  "криль", - с  улыбкой сказала  она.  -  На  Земле он
известен, как инфракрасный.
     - Тепло?
     -  Почти.  Цветовой  спектр  у  нас  шире  вашего.  Одно  из  следствий
повышенной гравитации. Теперь туда взгляни.
     И  опять  странная  роскошь  темных  соцветий в  окружении  голубоватых
листьев: сплошное изумление.  Приняв их  поначалу за темно-синие,  сейчас он
различил,  что такого  цвета  на  Земле  не  существует:  глубже  индиго или
фиолетового, и в то же время явно не тот и не другой.
     - Называется "дельфан". У вас зовется ультрафиолетом.
     -  А вон  там что?  -  он указал на цвет не то оранжевый, не то желтый,
хотя  так  же отстоящий от  них  по цветовой гамме, как  зеленый  отстоит от
синего.
     - Мы зовем его "галлекс". Что-то из средних волн. Некоторые  мужчины на
этой планете различают, помимо этих, еще пять. То же самое в отношении вкуса
и  запаха. По  вкусу  у  нас гораздо  больший диапазон, чем у вас на  Земле.
Сводить бы тебя на плодовый рынок, показать... Ладно, переходим к тестам.
     Идя за ней в следующую  комнату,  он поражался  такому зверскому напору
желания: пах чуть ли  не  судорогой  сводило  при  виде  ее  стройной шеи  и
эффектных бедер. Вожделение такое, что казалось,  можно взорваться от одного
лишь прикосновения губ к ее плечу.  Однако чувствовалось и то, что бросаться
на Ригмар гибельно: у женщины есть сила,  способная его уничтожить.  Причем,
что интересно - смесь похоти и боязливой осторожности совершенно не касалась
лично  Карлсена,  будучи лишь  инстинктом  тела,  в  которое он  сейчас  был
ввергнут.
     Ригмар указала на кушетку в углу.
     - Давай-ка, приляг.
     Он  рад  был  вытянуться и  расслабиться  - это хоть как-то  сглаживало
неистовое вожделение.  Хотя и сейчас близость жизненного поля Ригмар, как бы
сочащегося из нее потаенным теплом, оставалась сущей пыткой. Чувствовал он и
то, что вполне способен это жизненное поле поглощать  - так  же естественно,
как вдыхать воздух, пить  воду. Ее равнодушие к этой нужде казалось поистине
садизмом,  ответом которому может быть только  садизм. Впервые  за все время
Карлсен с полной ясностью понял, какой мукой исходят сексуальные преступники
в Ливенуорте.
     Удивительно  было  лежать  в  чужом  теле,  лелея  мысль  о  насилии  и
уничтожении, и одновременно приходить от  этой  мысли в ужас. Никогда еще он
не чувствовал такой раздвоенности.
     Ригмар   приладила   к  его   темени   и   голеням  влажные   электроды
(прикосновение прохладных пальцев сказывалось просто  невыносимо). Пенис так
разбух от вожделения, что казалось, жил обособленной жизнью.
     -  Сейчас, когда будет  записываться  психограмма,  надо, чтобы  ты все
внимание переводил на различные части своего тела, начиная с головы. Начни с
того, что закрой глаза, открой, и смотри на экран.
     Экран,  о  котором  шла речь,  находился  на стене,  в одном  футе  над
кушеткой. В данную минуту он был пуст.
     -  Для  начала сфокусируйся на голове. Я  сперва хочу снять психограмму
твоего  ума.  Закрой глаза. Представь, что остального тела  у тебя как бы не
существует. Когда  почувствуешь, что  внимание  зафиксировано, глаза открой.
Хорошо, отлично. - Экран  постепенно затопила лазоревая синева. - В  алхимии
синий  - традиционный  цвет  интеллекта. Могу  сказать, что интеллект у тебя
значительно сильнее, чем у Грубига.
     В душе неудержимо шевельнулась гордость.
     - А у Грубига какой цвет?
     - Я  покажу.  - Она коснулась пульта. Экран  сделался  грязно-серым,  с
невнятным оттенком голубизны. - Примерно того же цвета, что у идиота.
     - Странно. Мне он идиотом не показался.
     - Это потому, что ты интеллект путаешь с хитростью.  Теперь надо, чтобы
ты внимание  перевел  на сердце. Нет,  вначале  глаза  закрой.  Так,  теперь
открой. - Экран закраснел (по краям чуть блеклый,  до розового).  - Красный,
можно  сказать,  цвет  самосохранения,  необходимость  оставаться  сильным и
здоровым. Для человека у тебя примерно средний.
     - А у Грубига?
     Она показала. Экран стал пронзительно-алым.
     -  Так что сам  видишь, - улыбнулась она,  -  у барашей  самосохранение
развито очень даже сильно.
     Интриговала  сама  интенсивность  цвета:  красный просто  наичистейший,
никакой блеклости по краям.
     -  Теперь твое  солнечное  сплетение.  -  На этот раз  экран  заволокла
дымчатая желтизна с коричневатым оттенком. - Это источник интуиции.
     - Ну как, хорошая или не очень?
     -  Серединка  наполовинку.  А  вот  у  Грубига.  Экран  вспыхнул  яркой
желтизной.
     - Бог ты мой!
     -  Да,   у   барашей  интуитивность  очень   мощная.   Хотя  сильно  не
расстраивайся. Просто они котируются первыми на  этой планете. - Экран снова
погас. - Теперь надо, чтобы  ты сконцентрировался у себя на половых органах.
Закрой глаза.
     До  этой минуты интерес  к происходящему отодвигал вожделение на задний
план, теперь  оно  возвратилось с мрачной неутоленностью, от которой гормоны
лавиной хлынули в кровяное русло.
     - Открой глаза.
     Экран представлял  собой  прихотливую, похожую на  абстрактную живопись
сумятицу  кроваво-красных  и  черных  пятен;  под неподвижным  взглядом  они
беспрестанно двигались, как рябь на воде. - Красные, - указала Ригмар, - это
мужская сексуальная энергия, животный гон продолжать род.
     - А черные?
     - Чистого вида деструктивность, тяга насиловать и убивать.
     Карлсен  что  было  сил  старался  смотреть  отчужденно,  но  никак  не
удавалось. Слишком сознавалась связь между вожделением к  Ригмар и  пляшущим
двуцветием на экране. Он намеренно избегал на нее смотреть.
     - Смущаться ни к чему. Я сама  ощущала черную энергию, когда находилась
в теле Грубига.
     Он протяжно вздохнул, чтобы хоть как-то испустить напряжение.
     -  И  подумать-то  страшно. Получается,  он  что-то  вроде закоренелого
сексуального маньяка.
     - Не  "что-то вроде",  а именно закоренелый  сексуальный  маньяк, - она
выключила экран. - И таких на этой планете миллион с лишним. Потому нам, как
видишь, и нужна сильная оборонительная система.
     Карлсена от этих слов заполонило  горькое, на грани отчаянья, сожаление
(непонятно, Грубига реакция или его самого).
     - Благодарю, - сказала Ригмар. - На этом хватит.
     Карлсен, поднявшись, отправился было в соседнюю комнату.
     - Хотя за мной еще одно обещание Грубигуг
     - Грубигу? - недопонял он.
     Ригмар указала на розовый конус.
     - Встань-ка туда еще раз.
     Недоумевая, в чем дело, Карлсен взошел под конус. Из-под него он видел,
как  Ригмар  проделала что-то  за пультом, после  чего  цветность  в  конусе
сменилась  на синий,  затем  на  фиолетовый.  Одновременно  тело  прониклось
теплом, переросшим вскоре в неимоверный, тоскующий восторг. До него сразу же
дошло,  что это.  Конус  наполнила  некая чистая  форма женской  сексуальной
энергии,  которую  плоть  поглощала   с   хищностью  голодающего.   Возникло
иллюзорное  ощущение,  будто  о тебя томно  трутся  телами нагие  красавицы,
лаская   влажными   губами  чувствительные  места.  Наслаждение  такое,  что
приходилось сдерживать себя от бессмысленного, восторженного хохота. По мере
того как сладкое безумство все нарастало, он стал полностью пассивен, словно
растворясь сущностью во Вселенной (ощущение примерно как тогда у снаму).
     И тут внезапно  все кончилось. Он полностью насытился - настолько,  что
малейшее продолжение,  и сделалось бы  дурно. Когда свет  потускнел, а конус
пошел вверх, он почувствовал сбегающую по бедру скользкую влагу и понял, что
незаметно закончил оргазмом.
     Тело  так отяжелело, что хотелось  лечь  на кушетку  и  закрыть  глаза.
Ригмар, очевидно, это понимала.
     - Некогда,  -  потянула она в  соседнюю  комнату. -  Ну-ка быстро туда.
Грубиu уже очнулся: под конус Карлсен взошел под взглядом собственного тела.
Через несколько секунд чувства схлынули, а восстановившаяся вскоре тщедушная
легковесность дара  понять: возврат в свою  всегдашнюю  оболочку  произошел.
Тепло  и отяжеленность держались еще около  минуты. В сравнении с остротой и
ясностью ощущений  Грубига собственное восприятие казалось каким-то размытым
и невнятным: все равно, что из-за руля нового красавца- автомобиля пересесть
в разбитый драндулет. Выходя из комнаты, Карлсен поймал себя  на том,  что в
теле  пока держатся  и  следы  пребывания  Грубига: грубая сила и постепенно
утихающее вожделение к Ригмар.
     К удивлению, Грубиг вид имел сердитый и раздосадованный.
     - Ты почему ему дала, а не мне, а?!
     - Ты знаешь, почему, - ответила Ригмар. - И на том спасибо.
     - Нет не знаю!
     - Ступай давай, - велела он