шаг; исчезла "b".
     Минут  пять  ушло  на  то,  чтобы  овладеть трюком.  Словами  этого  не
передать. Понятно одно - здесь как-то задействовано одновременное напряжение
и  расслабление воли,  вследствие  чего  тело  на миг  на- сыщается  упругим
импульсом  тепла. Этот  импульс, оказывается, усиливает  способность удалять
буквы, отчего лишь четче улавливается тепло. Одним стойким и продолжительным
усилием он стер алфавит целиком.
     Когда исчезла "z",  Карлсена охватило  такое  торжество, что захотелось
крикнуть Линду. Сдержавшись, он написал: "Игривая лиса  перескочила ленивого
пса" и строчку удалил с такой легкостью, будто нажал клавишу "Delete".  Хотя
при  этом опять приходилось начинать  с  последней  буквы  и  строчка ползла
влево, поскольку удаление начиналось с противоположного  конца. Явно  что-то
не то, по-другому надо.
     - Вы уж извините... - раздался голос Линды Мирелли.
     От неожиданности Карлсен вздрогнул: он  даже не слышал, как она открыла
дверь, настолько поглощен был занятием.
     -  Извините,  что  отвлекаю,  только  на  экране  у  меня  что-то такое
творится...
     - Что именно?
     - Слова пропадают и пропадают.
     Карлсен следом за Линдой прошел в ее кабинет. Сев  на стул, она указала
на  экран. Через ее плечо, он прочел:  "Дорогая миссис Голдблатт будет  с 23
сентября по 10 октября в отпуске, и д-р Карлсен был бы признателен..."
     - На самом деле  надо: "Ставим Вас  в  известность,  что Доктор будет с
такого-то по такое в отпуске... "
     Карлсен  сосредоточился на  "н" -  последнем в слове "признателен" -  и
цепко вгляделся, мгновенно чередуя сосредоточенность и расслабление.
     - Вот видите, опять пошло-поехало!
     - Прошу прощения, это я сделал, - признался Карлсен.
     - Вы?
     - Похоже, раскусил фокус: стираю  теперь буквы. Только не пойму, почему
срабатывает  на  вашем, процессоре. Не может же  он  улавливать мои волны из
соседней комнаты?
     - Да нет, откуда. Человек сказал, у него мощность всего ничего.
     Карлсен качнул головой.
     -   Тогда   почему   на   вашу   машину   действует?   Как-то,   может,
закольцевались...
     - Понятия не имею, как.
     - А ну давайте-ка  ваш аппарат ко  мне в кабинет. Процессор с  кисейно-
тонким экраном весил легче  дамской сумочки. Линда, подхватив, внесла  его к
Карлсену, в кабинет и поставила рядом с его процессором.
     Карлсен снова  напечатал:  "Игривая  лиса  перескочила  ленивого  пса".
Сосредоточился  на последней букве, скомандовал  стереться.  Через несколько
секунд предложения  как не бывало,  а вместе с  ним и  того, что на соседнем
экране; уцелело лишь "Дорогая миссис Гол... ".
     - Ну вот, точно закольцованы! - рассмеялась Линда.
     - Вздор какой-то. Если только...
     - Что "только"?
     Поворачиваясь, он случайно скользнул лицом по сеточке ее платья. В этот
миг  смутная  догадка  подтвердилась.  Внутреннее тепло  передалось  вдруг в
область  паха,  вызвав  острый  трепет  желания.  Неизъяснимо  чувствуя, что
поступает совершенно приемлемо для них обоих (все  равно  что снять  нитку у
нее с  рукава),  Карлсен приник губами  к ее  соску. Она  резко,  прерывисто
вдохнула, притиснув при этом его голову к своей груди. Карлсен языком ласкал
сосок через полупрозрачную ткань. "Дурень, ну что ты творишь!" - укоризненно
маячило  в  голове,  однако тело  не обращало внимания, действуя  совершенно
обособленно. То же  самое, когда Линда Мирелли высвободила грудь и, прильнув
к Карлсену, нежно раскрыла ему губы языком.
     Поза  была  на редкость неудобной.  Карлсен,  поднявшись, взял Линду на
руки, мельком  глянув  ей через  плечо, не видно  ли их  в  окно.  Опасение,
безусловно,  глупое: ближайшее здание отстояло  на полквартала. Он  был выше
дюймов на девять, а то и больше, и ей приходилось стоять  на цыпочках, чтобы
дотянуться.  Правой  рукой  она пригибала ему голову, в то  время как  левая
скребла наманикюренными  ноготками по ставшим тесными  брюкам. Чувствуя, что
Линда уже  нащупывает  замок  ширинки,  Карлсен, с  трудом  унимая  желание,
сдавленно произнес:
     - А как же... жених?
     Имени он не  помнил. Но посмотрел  ей  в эту секунду в глаза  и  понял:
слова  бесполезны. Линда была будто  в  трансе: глаза  закатились, зрачки  и
радужка едва видны  из-под век.  Когда она,  упав  на колени, потянула  вниз
замок  ширинки,  он  хотел  воспротивиться,  но  она  настойчивым  движением
высвободила  его  набрякший  член  наружу  и,  поднявшись,  опять  обхватила
Карлсена за шею, нежно, но прочно обжимая другой рукой его жезл.
     Несмотря на  возбуждение, какая-то часть в нем невозмутимо  взирала  на
происходящее  словно  со  стороны,  отмечая   любопытное  отсутствие  всякой
скованности,  которая,  учитывая  обстоятельства,  непременно свела  бы  уже
желание на нет.  Вместо этого  тело сейчас вело себя совершенно обособленно,
изнывая от нестерпимого, насквозь плотского желания, непристойного, как тяга
к порнографии.
     Они,  как  лунатики,  придвинулись  к  дивану.   Линда  была  настолько
возбуждена,  что  не  отпускала  губ   даже  когда  они  ложились,  невольно
стукнувшись при этом  зубами. Чуть привстав над  ее зовущим  телом,  Карлсен
обеими руками  поднял подол платья,  стянул прикрывающие  лобок  миниатюрные
трусики и, отстранив ее внезапно податливую руку, вошел глубоко и сразу. Она
была  так влажна, что само проникновение почти не ощутилось, но вместе с тем
ощущение  пробило  такой  искрой, что Линда резко втянула воздух, словно  от
боли.
     Когда их тела пришли в неторопливое, размашистое движение, удовольствие
постепенно достигло такой  интенсивности, что все усилия сводились теперь, в
основном, к тому, чтобы продлить  его,  по возможности, сдерживая самый пик.
Такая лихорадочная и отрешенная чувственность не бередила Карлсена, пожалуй,
со времен эротических фантазий юности. Одновременно с этим  та, отстраненная
его часть,  словно  зависла над  диваном, бесстрастно  разглядывая  поднятый
подол со вкусом выбранного ситцевого платья и сиротливо лежащие  голубенькие
трусики.  Всплыла  и  другая   картина:  как  Линда  только   еще   приходит
устраиваться на  работу  -  в  эффектном  сером  костюме, каштановые  волосы
собраны  в строгий  хвост,  лишь чулки  намекают  на  скрытую сексуальность.
Пикантность  контраста  чуть  не  привела  на- слаждение к  преждевременному
концу, и Карлсен спешно погасил сбивающие с равновесия мысли.
     Вновь сосредоточившись  спустя секунду на теле, Карлсен поймал  себя на
том, что удовольствие у него сдабривается непонятным  оттенком агрессивности
(что удивительно: любил он всегда нежно, вкрадчиво). А тут, непонятно откуда
взявшись, Карлсена стало разбирать желание стиснуть ее, исхлестать, истязать
плоть.  Влажные  губы показались  вдруг  ненавистными,  так  что  нестерпимо
захотелось оторваться  от них и впиться  зубами ей  в шею, и кусать, кусать,
пока  не  пойдет кровь. Вместо этого Карлсен прикусил  Линде  нижнюю губу  и
наддал  так,  что чуть не вытолкнул из-под себя. В самый пик  неистовства он
успел  проникнуться  ощущением,  что  распростертое  внизу  тело - жидкость,
которую он жадно, всем своим существом впитывает, утоляя жажду, какой раньше
у себя и не подозревал. Линда,  вытеснив  натужный  стон, внезапно обмякла у
него в руках. "Вот так, видно, и убийца кончает жертву", - мелькнуло в уме.
     Он  ткнулся  лицом  в  выбившуюся у нее из-под головы,  мокрую от  пота
подушку.  У самого  череп -  как  гулкий  подвал,  где  только что  грохнули
электрическую лампочку...
     Карлсен, встрепенувшись,  бросил взгляд на стенные часы: почти час дня.
Линда  внизу лежала совершенно неподвижно. На секунду показалось, что она не
дышит, и кольнул страх. Нет,  дышит: грудь потихоньку поднимается и опадает.
Карлсен облегченно вздохнул. Он встал с дивана,  тщательно заправил рубашку,
застегнулся, затянул брючный  ремень. Надел пиджак  и  причесался  массажной
щеткой.  На  душе  такое,  что впору  рукам  дрожать; словно  безумие  какое
налетело, для человека в здравом уме отвратительное.
     На  диване в позе изнасилованной раскинулась Линда Мирелли: одна  нога,
согнутая в  колене  у спинки  дивана, другая вытянута на  пол.  В обнаженных
гениталиях  -  ни  намека  на  сексуальность; лежит,  будто  на  медосмотре.
Карлсен, аккуратно подняв,  вытянул ее левую ногу вдоль дивана, другую  тоже
выпрямил, сдвинув их вместе, затем натянул на Линду трусики и подол у платья
-  опустил так, чтобы  прикрывало колени.  Странно  как-то: ни одно  из этих
движений ее не разбудило.  Правда, теперь она больше  походила на  спящую, и
это несколько успокаивало.
     Сев за  стол, он  вперился  в  экран  процессора.  Напечатанная строчка
казалась давней-предавней, словно  из иного периода жизни. Посмотрел еще раз
на  спящую, и сделалось  вдруг ясно: "Я стал другим... С тем, что просыпался
нынче утром, нечего и сравнивать".  Произошло какое-то  изменение, важное; к
худу или к добру - в нем, Карлсене, проросла другая личность.
     Начать  с того,  в  происшедшем он чувствовал коренное отличие от всего
подобного, что  выпадало  на  его  долю  прежде. Взять  прошлый  раз,  когда
проснулся  в постели  с мимолетной  знакомой (пересеклись на фуршете): тогда
Карлсен  просто  чувствовал  глухую  досаду  на  себя и стремление  поскорее
отделаться  от  гостьи.  Желание,  сведшее  их  вместе,   казалось  каким-то
наваждением, которому (он,  помнится, даже поклялся) впредь он не  поддастся
никогда.  Он позаботился, чтобы девушка не догадалась о его чувствах: вместе
позавтракали, и проблемы ее Карлсен выслушивал с таким  видом, будто они его
в самом деле интересуют. Выслушивал,  а  сам чувствовал,  что  это -  эдакий
штраф, который приходится  платить  за  глупость. И,  распрощавшись, наконец
(девушку звали  Саманта),  он неожиданно проникся  глубоким убеждением,  что
сексуальное желание в основе своей - иллюзия, и чем скорее его перерастаешь,
тем скорее перерастаешь свою незрелость.
     Теперь же  разочарования  не чувствовалось.  Наоборот,  словно  просвет
мелькнул где-то в глубине, не успев, впрочем, утвердиться  в памяти. Было  и
волнение, как будто  в  руках оказался  ключ  к неведомой загадке. С  Линдой
Мирелли  это волнение связано  не было. Не  возникало повторного  желания ее
раздеть - опять  сдержанную, нетронутую,  с пикантно  просвечивающими сквозь
сеточку  грудками.   Более   того,  даже  мысль  об  этом  казалась  странно
кощунственной. Без настоящего влечения, желания отнять ее у Франклина (вот и
имя вспомнилось) или хотя бы  сделать  своей  любовницей - обладание  Линдой
было чистым потворством, все равно, что причмокивать какую-нибудь изысканную
сладость.
     Но занимало сейчас не это. Интриговало то, что заполонившее  их желание
было  взаимным  и каким-то  безличным.  На неискушенность  в  любви Карлсену
сетовать  не  приходилось,  но  подобное он  испытывал  впервые.  Припоминая
неизъяснимую,  наводнившую тело светозарность за миг до того как они слились
в  поцелуе,  он  призрачно  ощутил  это  свечение снова, как  какое-  нибудь
дополнительное чувство. Именно это чувство повлекло его к  ее женственности,
к ее губам, словно для того, чтобы что-то из нее извлечь. Секс казался почти
неуместным,  чем-то банальным и приевшимся. Очаровывало же (и настораживало)
то самое желание: брать.
     Линда, пошевелившись, оглядела комнату. Увидев Карлсена, улыбнулась - в
улыбке угадывалась нере- шительность.
     - Как себя чувствуешь?
     -  Спасибо,  нормально.  - Она  взглянула на часы.  - О,  Господи,  уже
столько?
     - Есть хочешь?
     Спросил, потому что сам сейчас проглотил бы слона.
     - Хочу. - Садясь, Линда болезненно поморщилась. "Ну вот,  дотискал-таки
до синяков", - виновато подумал Карлсен.  Она  поднесла руку ко рту  и опять
чуть  покривилась.  Карлсен подошел, сел возле.  Вблизи  под  глазами  у нее
виднелись синеватые круги - до этого их явно не было.
     - Как насчет пообедать?
     - Я... да. - Она взглянула как-то странно, искоса.
     - Что такое?
     - Не надо меня... на обед. Я обычно в кафетерий хожу, на десятый этаж.
     Намек был  ясен: из-за того, что у  них сейчас вышло,  ей неловко  было
навязываться. Карлсену захотелось вдруг прикрыть, заступиться.
     - Нет, правда, я бы очень хотел.
     - Ну ладно, - в голосе по-прежнему слышалось сомнение.
     - Пойдем?
     - Сейчас, только нос напудрю.
     Линда, пройдя через свой кабинет,  вышла в коридор. Карлсен проводил ее
взглядом. Ее реакция под-  тверждала то, что чувствовал он. От нее также  не
укрылось,  что произошло нечто странное,  причем она как будто чувствовала в
этом свою вину и каялась.
     Когда возвратилась, нижняя  губа была густо зашпаклевана  помадой, хотя
припухлость скрыть все равно не удалось. С платьем Линда носила еще ситцевый
жакет. Карлсен  осторожно,  кончиком  пальца по- тянулся  к  ее губе.  Линда
поморщилась, но не шелохнулась.
     - Извини, что поранил.
     - Ничего,  пройдет.  -  Линда попыталась  улыбнуться,  хотя ясно было -
побаливает.
     - Что Франклину скажешь?
     - Он уехал по делам, до выходных не вернется.
     Пока стояли, дожидаясь лифта, Карлсен спросил:
     - Ты как, нормально?
     - Да, а ты?
     Карлсен,  обняв Линду, на  секунду  прижал ее к себе. Такая  маленькая,
беззащитная.
     - Сказать по правде, чувствую, что просто тебя  изнасиловал: заволок  в
какие-нибудь кусты  -  и  платье в  клочья.  А  теперь подмащиваю,  чтобы ты
полицию не вызывала.
     - Полицию? - подняла на него глаза Линда. - Что ты! Она меня же, может,
и арестует.
     Спросить,   почему,  Карлсен   не  успел:  подошел   лифт.  Возможность
продолжить  разговор  появилась  только  в ресторане. Заведение "Ле  Бифтек"
считалось дорогим и претенциозным, но, по крайней мере, здесь было не людно.
Официант  усадил их  за  угловой столик,  выходящий  на верхний сад.  С этой
высоты панорама просматривалась до самого Куинз.
     От коктейля  Линда  думала отказаться, но когда Карлсен воскликнул: "Да
ну, я и то буду!" - все- таки решила. Он заказал два сухих мартини.
     - Ты знаешь, что произошло? - спросил он, когда официант удалился.
     - Да, наверно.
     - Ты уверена?
     - Н-ну... видимо, да.
     -  У тебя  такое  поведение в  порядке вещей? - улыбкой Карлсен как  бы
смягчил вопрос.
     Лицо у Линды зарделось.
     - Да ты что, в первый раз.
     - И почему же тогда так вышло?
     - Сама, видимо, допустила.
     Карлсен трогательно заметил, что его, совершенно  равную, долю вины она
во внимание не берет.
     - Думаю, дело не только в этом. Помнишь, я сказал, что, мол, две машины
закольцевались?
     - Помню.
     - А потом не договорил: если только...
     - Да.
     Он почувствовал, что внимание у нее обострилось.
     - Я как раз собирался сказать: "Если только и умы  у нас не состроились
в резонанс".
     Ответить  она  не  успела:  принесли  мартини.  Прехолодный,  и  джина,
пожалуй,  многовато.  Пока делал  заказ, заметил,  что на  лицо Линды  нашла
задумчивость. Когда их снова оставили, она спросила:
     - Ты думаешь, действительно машины виноваты?
     - Возможно.
     - Тогда как?
     - Твоя машина начала удалять буквы точно как моя: с начала предложения.
А  вот мозговые  волны  у меня проникнуть к тебе  в кабинет скорее всего  не
могли: мощности-то у них всего несколько тысячных вольта. Поэтому произошла,
видимо,  своего рода  телепатия. Мой ум  закольцевался с  твоим, а  твой уже
удалял буквы.
     Линда, чуть насупясь, потягивала мартини.
     - Тогда получается, я могу читать твои мысли, а ты - мои.
     - Не  обязательно. Телепатия, возможно,  действует  на  подсознательном
уровне. Иными словами, проще выразить, что человек чувствует, а не то, о чем
думает. Именно это, похоже, и произошло, когда ты вошла и встала сзади.
     Лицо у Линды снова зарумянилось.
     - Ты хочешь сказать, что прочел мои мысли?
     - Нет, скорее ты  мои. Вот смотри: в  тот первый раз, когда  ты зашла и
остановилась сзади, у меня мысль мелькнула, шальная такая, обернуться и тебя
поцеловать, но сил бы  не хватило одолеть всякие  там цивильные условности и
общественные табу.  Во второй раз  этого ничего не было. Я будто  засосал  с
дюжину вот этого вот, - он звякнул ногтем по стеклу бокала.
     -  И я тоже, - она тускло  улыбнулась уголками  губ. Поднесли  еду; оба
задвигали приборами.  На  закуску Карлсен  заказал порционных  устриц и ел с
небывалым  аппетитом: понятно, бодрость  и энергия требуют своего. Линда  же
почему-то едва шевелила вилкой.
     - Тебе устрицы разве не нравятся?
     -  Нравятся  обычно...  Слушай,  что-то  я  вдруг устала;  вот  так  бы
расстелилась здесь сейчас прямо на полу, и выключилась. Ты у ж доешь мое.
     - А знаешь,  заканчивай-ка на сегодня  дела. Пообедаешь как следует,  и
домой.
     - У тебя же работа для меня есть?
     - Потерпит.  Я вообще думал выходной себе сегодня устроить. Собирался в
Космический Музей.
     - Почему именно в Космический?
     Карлсен, успев  уже  покончить и с  ее устрицами, подвинул  осиротевшую
тарелку обратно к Линде - для симметрии стола.
     - Ты никогда не слышала об Олофе Карлсене?
     Она задумчиво повела головой.
     - Да что-то нет.
     - Капитан Карлсен - ну же?
     - А-а, из открывателей. Родственник какой-нибудь?
     - Дед мой.
     - Не он первым на Марс высадился?
     - Нет, это ты про капитана Мэплсона.
     -  Ax  да,  точно.  Честно сказать,  не  помню, чем тот  самый  Карлсен
прославился.
     -  Теперь  действительно мало кто помнит. А ведь  на весь мир гремел  в
свое время, каких-то  полвека  назад. Международный  Суд даже  постановление
вынес, о защите его покоя от средств массовой информации.
     - Ну и чем он таким прославился?
     - Попытай, отвечу, - Карлсен хохотнул.
     - В скандале каком-нибудь засветился?
     - Было и такое, хотя не при жизни уже: после смерти.
     - Или нет... - гадала она. - Что-то там с розыгрышем?
     - Точно. Розыгрыш со "Странником"!
     - Вот это помню! У отца книга была.
     - Читала?
     - Боюсь, что нет, -- виновато улыбнулась она.
     - Не ты одна, кстати. Мать ее в доме терпеть не могла: ее просто трясло
от нее.
     - Почему же?
     Отрадно было замечать, что разговор вроде как повлиял на аппетит Линды:
второе она ела  не  без  удовольствия, и  даже бокал вина приняла  ("Култала
Шардоннэ"  из Северной  Лапландии).  Вино,  что  любопытно,  с  удивительной
быстротой восстановило ее бодрость.
     - Дед в ней выставлялся эдаким мошенником.
     - А в чем вообще дело было?
     - Он  наносил на карту пояс астероидов, и тут  наткнулся  на совершенно
немыслимых размеров космический корабль; пресса окрестила его  "Странником".
А  на нем  -  люди, в  анабиозе. Их  доставили  на  Землю,  и  такая  шумиха
поднялась! Целая  бригада ученых пыталась их  оживить. Все наивно  полагали,
что вот, мол, освоят  они  английский и опишут планету, с которой явились. И
тут  вдруг  -  тишина.  Проходит  несколько  недель и  появляется сообщение:
пришельцы  умерли. Были  опубликованы  фотографии  останков, хотя из  прессы
доступа  к ним  так никто  и  не получил:  просто  сообщили  о  моментальном
разложении.  Ходил разговор, чтобы доставить со "Странника"  остальных, но и
это  как-то  поутихло. А там  дед  у меня отбыл в экспедицию на Марс, и  все
постепенно забылось.
     И вот проходит лет двадцать, и  в журнале появляется статья  "Убийцы со
звезд: Правда об инциденте со "Странником"". Там говорится,  что те  трое со
"Странника"  были  вампирами  -  не  из  тех,  что  кровь  сосут,  а вампиры
психические, способные вселяться в человеческое тело и высасывать  жизненную
энергию.
     - Все, начинаю припоминать, - кивнула легонько Линда.
     - Говорилось, что те вампиры вырвались на свободу и овладели кое-кем из
сильных  мира сего, хотя и не  ук