важнейший  порог на пути  к
вселенскому пониманию. Они знают, что Вселенная  бесконечно  интересна и что
она  реальна,  а  не  иллюзорна. До  человека это часто  доходит как некое в
радостную  оторопь ввергающее  озарение, но  через час-другой оно истаивает,
оставляя  всегдашний осадок, что  "реальный" мир - это мир  материальный,  а
озарение  - иллюзия.  Уже  знать,  что это не так,  значит преодолеть порог,
отделяющий животное от божества.
     Усвоив это, он  решил,  что  лучшее  место  - среди  каджеков,  в  этой
вневременной среде, где нет ни дня ни ночи, а единственное удовольствие  - в
волнующем  поиске  новых  взаимосвязей,  в попытке  ввести  бесконечность  в
границы изреченного.
     Возвратясь  в сиюминутную реальность, он увидел, как бараш, нагнувшись,
говорит что-то  на ухо  К-10.  Каджек, выслушав, сосредоточенно, без  улыбки
кивнул. Когда бараш удалился, сказал:
     - Они ищут тебя
     - Кто, гребиры?
     К-10 кивнул.
     - Зондируют этот район энергетическими лучами.
     - Они могут меня вычислить?
     - Нет. Деревья не дадут их сканнеру проникнуть в пещеры.
     - Ну и хорошо, - улыбнулся Карлсен. - Значит, им меня не найти.
     Он  взял  еще  кусочек  кожуры,  запил,  и  возвратился  к  внутреннему
созерцанию.
     Через несколько минут до него дошло, что к нему обращается сенгид.
     - Ой, извините.
     - Я спрашивал, что вы намереваетесь делать?
     - Делать?
     - Куда вы думаете направиться?
     - Никуда. Я хочу остаться здесь.
     Каджеки мельком переглянулись. Затем К-10 сказал:
     -   Это   будет  затруднительно.  Видите   ли,  сенгид   считаете   вас
боркенанааром.
     - Кем-кем?
     -  Это  означает  "катализатор  перемен",  -  пояснил  сенгид.  Карлсен
растерянно  пожал  плечами.  -  В  отдельные  периоды  истории  определенные
индивидуумы становятся катализаторами перемен, носителями определенной цели.
     Карлсен возвел брови.
     - Судьбоносными личностями?
     - Не совсем. Иногда их цель состоит в  одном единственном открытии, или
воздействии на одно единственное историческое событие.
     - А почему вы считаете, что я из их числа?
     На вопрос ответил К-10.
     -  Ваш  рассказ  о  долине Джираг. Вы  говорите, что  во  сне  получили
послание, и что оно, возможно,  спасло  вам жизнь. Это  похоже на то, что вы
отмечены как боркенаар. А если вы боркенаар, то здесь вам оставаться нельзя.
Вам надо идти и идти, пока не свершится ваше предназначение.
     - Кто же его определяет?
     - Мы не знаем. Возможно, Галактический Управитель.
     - Одно из имен Бога?
     - Нет. Это разум, не подлежащий нашему пространству и времени.
     - Я все-таки не понимаю.
     - Мы, и то не вполне понимаем, - улыбнулся К-10.
     - Как же вы контактируете с Галактическим Управителем?
     - Мы нет. Секрет знает лишь К-1, а его с нами больше нет.
     - Тогда скажите, что я должен делать. Теперь подал голос сенгид.
     - Зачем вы прибыли на эту планету?
     Карлсен открыл было рот, но замешкался. Мысль о разъяснении вампиризма,
-  насчет  Грондэла,  Крайски, груодов, -  примитивно  как-то,  не то...  Но
каджеки ждут, надо что-то говорить.
     - Я прибыл сюда с человеком по имени Георг Крайски, он один из груодов.
Вы знаете о груодах?
     - Нам не надо говорить  словами, - вмешался К-10. - Подумайте про то, о
чем  желаете сказать, и  тогда откройте нам  свой ум. - Видя нерешительность
Карлсена, пояснил:
     -  Ваши  намерения формируются  прежде,  чем  вы начинаете говорить. На
Земле вам требуются слова, поскольку телепатия у вас развита довольно слабо.
Мы легко считываем намерения. Попытайтесь.
     Карлсен стал  смотреть  ему в  глаза,  испытывая  неудобную пассивность
вроде той, когда зубной врач велит открыть рот. Буквально через секунду К-10
сказал:
     - Хорошо. Мы понимаем.
     - Трудно представить, - растерянно проговорил Карлсен.
     -  Вы  забываете,  что  мы улавливаем ваши  намерения,  а не ментальные
образы.
     Теперь  в глаза Карлсену  неотрывно смотрели оба каджека. Это длилось с
полминуты. Наконец сенгид качнул головой.
     -  Я так и думал. Вы и есть боркенаар. Получается, оставаться здесь вам
нельзя. Вам надо идти до конца.
     - До какого именно?
     - Не знаю. Одно ясно: на эту планету вы попали не просто постигать. Вам
здесь уготована какая-то иная роль.
     - Может, я ее уже отыграл (вспомнилось о Ригмар, о женщинах Хешмара).
     - Нет. Предстоит еще что-то.
     При этих словах как-то странно перехватило дыхание -  не то от радости,
не то от тревоги. К-10, видимо, это почувствовал.
     - Будьте по-прежнему бдительны. Опасность гибели еще не миновала.
     - Крайски думал, ночь еще не кончится,  как  меня не будет в живых, а я
вот   он,   живой-здоровый,   -   возразил   Карлсен,   дивясь   собственной
самонадеянности.
     - На Земле ночь еще не кончилась, - заметил К-10. - Время  там движется
медленнее, так что до рассвета еще далеко.
     - И куда же мне теперь идти?
     - Туда, где вас ожидают.
     - Это где?
     - В Гавунде.
     Прозвучало зловеще, эхом отразившись под сводами.
     - Как же я туда доберусь?
     - Тем же способом, что и сюда.
     -  Но  ведь я не знаю, как это  у меня  получилось. - Еще не  закончив,
Карлсен понял, что лишь пытается оттянуть неизбежное.
     - Значит, надо научиться, - сказал сенгид.
     - Рад бы. Но как?
     - Я покажу. Но прежде один совет.  Гребиры опасны и коварны. Не следует
слишком им доверять.  К  счастью, они настолько заняты  собой, что не  умеют
толком проникать в чужие умы.
     - А что, если они захотят узнать про Серию? - вскинул голову Карлсен.
     Ответил К-10:
     - Чтобы скрыть от них мысли, постарайтесь секунду-другую не думать ни о
чем.  Упорствовать  у  них  нет  терпения.  Люди  в  их  понимании  немногим
отличаются от скота.
     - Ну ладно, пора, - прервал сенгид. - Попытайтесь в точности вспомнить,
как вы попали в Сорию.
     - Прислонился к джериду, расслабился...
     -  Вы  расслабились  -  кивнул  К-2.  -  Расслабляясь,  вы  всякий  раз
погружаетесь в собственный ум. В том и секрет.  Первое, что  открывается при
глубоком  погружении, это  что  время  нереально.  Время  -  лишь  очередное
название  процесса в физическом мире. Чувства внушают  вам,  что настоящее у
вас реальнее, чем прошлое.  Тем не  менее в определенные моменты озарения вы
знаете, что детство у вас  так же  реально,  как и настоящий момент. На  еще
более  глубоком уровне вы  начинаете  сознавать, что  пространство  столь же
нереально.  Ваш дом  на Земле так  же реален, как  и Сория,  просто  чувства
внушают вам, что Сория реальнее, чем Земля. Чем глубже вы погружаетесь в ум,
тем  четче  сознаете,  что  это не так. Чувства вам  лгут  - не  потому, что
обманчивы сами по  себе  -  просто энергия у вас чересчур слаба,  а  чувство
реальности слишком сужено.
     Вы  должны  опуститься  до  уровня ума, где  становится  известно,  что
пространство  и  время нереальны. Когда вы до этого  уровня дойдете, чувство
реальности перенесет вас, куда вам заблагорассудится.
     Карлсен покачал головой.
     -  Но препроводили меня  сюда  джериды леса Сории. Без их  помощи я  бы
понятия не имел, куда податься.
     - Не  совсем  так.  Есть  еще  более  глубокий  уровень  ума, сознающий
остальную Вселенную. Он и направляет куда нужно.
     - А как мне приступить?
     - Закройте глаза и опускайтесь вглубь себя.
     - И что потом?
     - Попытайтесь. Мы поможем.
     Закрыв  глаза,  Карлсен   после  глубокого  вздоха  легко   восстановил
внутренние  покой  и уверенность, держащиеся под  поверхностью сознания. Все
равно,  что  превратиться   в  воздушный  шар,  с  медлительной   плавностью
скользящий  среди  безмолвной  выси. На  Земле  за  таким состоянием  тотчас
последовал бы сон, однако эксперимент с кристаллом придал новую сноровку.
     - Думайте о Гавунде, - прозвучал внутри голос сенгида.
     Карлсен   вызвал   картину   кроваво-алого  проезда   черных  трубчатых
небоскребов. При этом почувствовалось, как каджеки усиливают образ, придавая
ему неожиданную четкость. Стоило этим  ментальным картинам совместиться, как
город стал  вдруг до странности знаком - каждая улица, каждая площадь. И то,
что расположен он как-то по спирали, среди черной как уголь лысой равнины.
     В  этот  миг  и  обозначилась  сила, преобразующая  мысленный  образ  в
реальность. Так, глядя в окно поезда на перрон, понимаешь вдруг, что на него
можно ступить, всего-навсего открыв дверь. И решившись ее открыть, он  вновь
ощутил  во  всем  теле   покалывание,  словно  кровь  приливала  в  затекшую
конечность.  Почти  тут  же  тело  сковала   немота,  какая  охватывает  при
пробуждении  от  кошмара.  Только  на  этот раз  он  не  сопротивлялся  (нет
надобности: пусть довершают каджеки) и с холодным любопытством мог наблюдать
за всем со стороны. "Запомни то, что усвоил в долине Джираг, - донесся голос
К-10, уже откуда-то издали. - Пока не страшишься, тебе нечего бояться".
     Немота исчезла  абсолютно  внезапно,  словно  он  из  наглухо  запертой
комнаты шагнул на продуваемую ветром улицу.
     Секунда, и воздух  превратился в тягучий, словно дыхание вулкана, поток
зноя, а свет слепил так, что пришлось, зажмурившись, прикрыть ладонями глаза
- от одной лишь его неистовости замирало  дыхание. Проглянув меж пальцев, он
увидел,  что  находится на черной  равнине за  городом,  а  сернистый  запах
исходит  из трещин  в  обугленной  земле. В медно-зеленом  небе  безжалостно
полыхало  синеватое светило. Собрав волю в кулак, Карлсен освоился глазами с
жестким светом, невольно супя из-за этого лицо.
     Сероватая  крапчатая  дорога,  на которой  он стоял,  была  гладка  как
мрамор: горячо, но в принципе терпимо. А вот черная земля по  обе ее стороны
так и пышет жаром,  как духовка. Сойти хоть на секунду, и ступни моментально
будут в волдырях.
     Черная  равнина  тянулась примерно на пятьдесят  миль к югу и оторочена
была горами, знакомыми уже по виду. Высота такая, что верхняя часть укрыта в
облаках: цвет варьируется от  тускло красного до бурого и черного, с желтыми
прожилками серы. По ту сторону этого  хребта располагается,  видимо, Хешмар.
Сама равнина не сказать чтобы  голая:  кое- где  встречаются  темные, кривые
деревья с пурпурной листвой - до ближайшего вон, буквально сотня ярдов. Хотя
представить невозможно, как могут жить корни в этой исходящей жаром земле.
     В  противоположном направлении,  милях  в пяти, в  переливчатом  мареве
миражом  подрагивали  черные  стены  Гавунды,  отражающие свет  так,  словно
сделаны  из асбеста. За ними высились трубчатые громады небоскребов, стоящие
порознь и  слитно. Однако  город  смотрелся  не  так, как  прежде.  Гребиры,
видимо,  решили,  что  цветовая гамма  слишком  уж  монотонна,  и оживили ее
прямоугольниками  и  узкими  треугольниками  едко   желтого   цвета,  отчего
создавался некий эффект зловещести, все равно, что окраска  ядовитого паука.
И тем не менее, при взгляде на него возникал почему-то невольный восторг.
     Надо же, в такой  дали очутиться  от  города.  Сотня миль, не меньше, и
жара такая изнурительная. Но делать нечего, надо добираться. Хорошо еще, что
свободен от физической своей оболочки.
     Поравнявшись  с деревом,  стоящим  футах в двадцати  от дороги, Карлсен
остановился  его   рассмотреть.  Интересно,  что  за  листва:  действительно
пурпурные  листья,  или  плоды, или  и  то  и  другое?  Хотя разобрать  было
невозможно. Текучий воздух искажал изображение: видимость как сквозь водяные
струи. Лужица черной тени  под  ветвями  смотрелась чарующе  соблазнительно,
даром, что  корни  схожи  были с изогнутыми когтями хищной птицы. От  дерева
сочился специфический въедливый запах (припомнилось из детства: примерно так
пахнут жуки, если раздавить). Хотя и  такая тень во  благо, пока не  схлынет
полуденный зной. Укрыться от злого косматого солнца, и то радость.
     Наклонившись, он  на  пробу приложил ладонь  к черной  почве  и  тут же
отдернул. Не  земля, а утюг: даже пальцы побелели. Тем не менее, растет же в
ней  дерево, так  что  в  тени  все  равно должно быть  прохладнее.  Были  б
сандалии, то и рискнул бы подойти, но чтобы босиком - речи нет.
     Сузив  глаза, Карлсен вгляделся пристальнее  - на секунду он готов  был
поклясться,  что  дерево сместилось  чуть  ближе.  Но текучий  воздух мешал,
видимо, из-за  него  и  показалось. Что до листьев,  то  в таком  мареве они
безусловно  будут  трепетать.  Тем  не  менее,  на  его зачарованных  глазах
пурпурная листва снова всколыхнулась, и ствол как будто бы двинулся. Нет, не
может  быть:  корни змеисто вживились  в  грунт уже на новом  месте - эдакие
узловатые пальцы деревянного великана.
     Отвлекло заунывное гудение  (что-то  вроде  большого  комара),  Карлсен
завел руку,  чтобы  прихлопнуть. Поздно: сзади  в шею  уже впилось, да остро
так. Хлопнув, он накрыл  мохнатое  насекомое размером  со шмеля.  С сердитым
жужжанием оно  вырвалось из пальцев и было таково. Через  пару секунд зажгло
так,  будто под кожу  впрыснули  жидкого огня,  Карлсен с присвистом  втянул
сквозь зубы  воздух. Из места укуса  засочилась  кровь. Спустя мгновение  он
взглянул на  дерево, и волосы встали дыбом. На  этот раз  ошибки не было: от
него оно находилось уже в десятке футов.
     Запоздало сообразив о  возможной опасности, - хотя какая, казалось  бы,
опасность может исходить от дерева  с пурпурной листвой, - Карлсен отвел  от
него взгляд  (удивительно, но это удалось не сразу) и быстрым шагом двинулся
в сторону  города. Боль  от укуса  при  этом разлилась  до  копчика,  словно
позвонки при ходьбе сухо  терлись друг о друга. Ноги вдруг отяжелели, словно
шел он во сне, и глаза начало ломить. Оглянувшись, он увидел, что дерево  на
месте  тоже не стоит:  различалось  змеистое  движение  вонзающихся в  землю
корней.
     Он  как мог подгонял себя, усилием  воли  одолевая ватную  слабость,  и
неотрывно глядел при этом на город: сколько еще осталось? На миг показалось,
что там, где серая лента дороги подходит к городской стене и втягивается под
высокую  арку,  происходит  какое-то движение.  Не  веря обманчивому мареву,
Карлсен  приостановился и  обе руки поставил  козырьком. Навстречу  проворно
скользило   что-то  блестящее.   Непонятно,  что   испытывать,  тревогу  или
облегчение.
     Оглянулся на дерево: движется, - Корни, поочередно  выбираясь из земли,
удлинялись и, словно костлявые пальцы, опять вживлялись когтями, протаскивая
дерево вперед. Темп был  не быстрее улитки,  угнаться не угонится никогда, и
все  равно  что-то  отталкивающее  было  в этих  змеистых движениях  корней.
Пристально,  с  зачарованным  отвращением следя за деревом, он вдруг  поймал
себя на  мысли:  уж  не  гипнотическое ли это  воздействие?  Или просто боль
расплавленным  свинцом   продолжает  разливаться   по  спине,  действуя   на
восприятие?
     Он вздрогнул от неожиданности, когда правое запястье вдруг сжало словно
тисками. На него ястребиным взором смотрел высоченный гребир, еще один сидел
в  прозрачной  сигарообразной   капсуле,   стоящей  в  нескольких   футах  -
уменьшенный вариант того обтекаемого цилиндра, что он видел тогда на причале
в Хешмаре. Секунда, и Карлсена, подняв под  мышки словно ребенка, усадили на
сиденье рядом с водителем. Из сиденья  пружинисто выскочили прозрачные ленты
и, проворно обвив пояс и грудь, надежно приторочили к спинке.
     Поднявший  его  гребир  сам  забирался  на  заднее  сиденье.   Карлсен,
насколько позволяла  спинка кресла, оглянулся назад и увидел, что  пурпурное
дерево, выкарабкавшись уже на дорогу, с удивительной прытью  приближается  и
находится  уже  совсем близко.  Настолько,  что  можно  разглядеть пурпурную
"листву"  -  тонкие  хлыстики-щупальца  в несколько футов  длиной,  которые,
стягиваясь,  образовывали  что-то  вроде груш.  Боковая  дверца,  замыкаясь,
отсекла один кончик, и тот,  упав на пол, некоторое  время извивался. Стоило
дверце закрыться, и сонную одурь как рукой сняло. Теперь совершенно понятно:
дерево  нагнетало какую-то  гипнотическую силу.  Невероятно,  что его тянуло
отдохнуть в этой тени и не было заметно вкрадчивого коварства этих движений.
В  отличие  от  капланы,  подавлявшей галимой силой  воли,  дерево  пыталось
заманить в ловушку, навязав мысль о своей безобидности.
     -  Спасибо, - произнес Карлсен,  поняв, что гребиры спасли ему жизнь. А
они и ухом не повели.
     Капсула рванулась с такой внезапностью, что его вжало в спинку сиденья.
Ни  шелеста шин,  ни  шума  двигателя: видимо,  или  воздушная  подушка, или
глайдер. Местность  через  считанные  секунды  слилась  в  рябь  -  скорость
совершенно никчемная на открытой  равнине.  Спинка  кресла, прижимаясь, лишь
усиливала боль в спине, и  Карлсен с трудом сдерживался, чтобы не застонать.
По крайней мере, в кабине было  прохладно. Он искоса  посмотрел на водителя:
лицо с  хищным  профилем было  бесстрастно.  Одет  во все  черное, вплоть до
перчаток.  Продолговатый  череп  явно  выдавал  в  нем   толана,  равно  как
зеленоватая  кожа и уши без мочек.  Тонкие губы и мелкие, глубоко посаженные
глаза придавали ему  сходство  с черепахой. Как-то странно  было мириться  с
отсутствием  в  капсуле  руля  и тем, что  в  прозрачном  корпусе совершенно
отсутствовал двигатель. Видимо, скорость нагнеталась неким  прямым мысленным
воздействием, вроде слогового процессора, с которого, собственно, и началась
эта причудливая цепь событий.
     Удивительно, но несмотря  на боль и только что пережитую опасность,  он
ощущал странное спокойствие. Даже  эти два молчаливых попутчика, источающие,
казалось, силу и властность, не внушали  боязни.  Он сознавал тому  причину:
сексуальный  ритуал,  происшедший в  Хешмар-Фудо.  Словно масса разрозненных
частиц слилась  воедино  от внутреннего огня -  даже сейчас он медно-красным
свечением возникал перед закрытыми глазами.
     Еще несколько  минут, и надвинулись черные стены Гавунды. С той стороны
равнины не  была даже понятна их высота  - вблизи они вздымались как утесы у
отрогов Гор Аннигиляции.  Когда затормозили перед  въездом, Карлсена бросило
вперед - теперь понятно, что ленты - это обыкновенные пристяжные ремни, а не
путы.  Непонятно зачем остановились перед гигантской аркой, хотя  проход был
совершенно свободен. Лишь ощутив при въезде мгновенный электрический трепет,
Карлсен понял, что осталось позади силовое поле, которое специально снизили,
чтобы дать им проехать.
     Сразу же за  аркой цвет дороги с крапчато-серого менялся на темно-алый,
словно  запекающаяся  кровь.  Благоговейный  ужас  внушала  простота  и мощь
архитектуры,  а  также  контраст  между  алыми  улицами  и  слепыми  черными
зданиями.
     Вместе с тем, Гавунда, в  которую Карлсен сейчас  въезжал,  в некотором
смысле  очень отличалась от той, чья  голограмма предстала  в Архивном Зале.
Там улицы были невзрачны и пусты, здесь же было очень оживленно. Преобладали
гребиры типично  толанского происхождения с твердой,  решительной  поступью.
Однако, много было и мужчин помоложе,  в белых туниках - эти походили на тех
гребиров, что он видел в Хешмаре. В сравнении с первыми они  смотрелись чуть
ли не неженками. Много  встречалось курносых барашей с  коренастыми, мощными
фигурами, мелькнул даже и каджек. Помимо прочего, удивляло количество женщин
(особенно рослых блондинок).  Из  одежды мода явно  была на ту, что в  узкую
полоску, -  красную с белым, зеленую с  белым, синюю с  белым, даже черную с
белым, - так что и без того стройные  ноги под короткими юбками казались еще
длиннее.  Бросалась  в  глаза грациозность  их движений  - куда  там  земным
соратницам  по  полу.  Однако  все  как  на  подбор  исключительные  фигуры,
безупречные профили не оставляли сомнения: роботицы.
     Было и еще по крайней мере три  типа созданий, каких раньше Карлсен  не
встречал. Пер