вселяла ужас. Карлсен минут пять стоял, не
отводя глаз, будто загипнотизированный этим буйством.
     Свет все прибывал, различалась  уже каждая травинка под ногами, жесткая
как провод. Холод стоял промозглый - хотя теперь, когда тело будто бы обрело
нормальный вес, пробирало не так как на Криспеле.
     - Что теперь? - спросил Карлсен (если б не телепатия, голос бы утонул в
немолчном грохоте).
     - Надо двигаться, пока не стало совсем светло.
     Позвав  рукой, Крайски  стад  медленно подниматься в воздух. Освеженный
короткой  передышкой,  Карлсен последовал за  ним. Шум  реки пошел  на спад.
Да-а, теперь и представить  сложно,  как  можно будет  свыкнуться  со  своей
оболочкой на Земле, вновь под гнетом притяжения.
     Ближе  к верхотуре,  где-то в пяти  тысячах  футов  над  долиной, опять
вырвались  под  солнце.  Приятной   неожиданностью  было   окунуться  в  жар
синеватого  света,  чуть  покалывающего  занемевшую  кожу.  По  обе  стороны
горизонт властно урезали зубастые  пики, хотя, снижаясь, крутые стены полого
сходили в долину. С такой  высоты река внизу смотрелась серебристой ниточкой
- видно, циклопический этот каньон вытачивался в породе сотни тысячелетий, и
река изначально находилась на уровне их теперешнего полета.
     Почти уже поднявшись  к вершине  откоса, усаженной черными  остробокими
валунами,  Крайски снизил скорость. Не добрав полусотни футов (гребень снизу
смотрелся  зазубренным ножом), остановился и вовсе,  а затем тронулся вдоль,
держась  футах  в  десяти  от  стены.  Карлсена  начало  разбирать  неуемное
любопытство, что же там наверху, однако чутье подсказывало: лучше  на это не
поддаваться.
     Пройдя примерно милю, они добрались до  места, где в породе открывалась
трещина,  рассекающая  стену  с верхотуры  до самой низины, словно от  удара
невиданного молота. Почти незаметная на расстоянии, сверху  она разверзалась
десятифутовой  брешью, уходящей, казалось, в самую сердцевину  горы. По  ней
Крайски проделал путь  наверх,  вместо  ступеней  используя  клинья  породы,
засевшие в  трещине. Облюбовав один из них под лежак, он осторожно  выглянул
сверху, после чего поманил Карлсена.
     - Вон, что зовется у нас нодрукиром.
     Карлсен  взгромоздился на плиту у  закраины бреши и  выглянул в долину.
Покачал головой:  никакого червя и в помине нет. Лишь  сизая от синего света
порода, круто уходящая в голую низину, а посередине не то белая река,  не то
наледь, издали и не разберешь.
     - Где?
     -  Голову пригни,  - сердито зашипел Крайски. Карлсен, силясь  побольше
рассмотреть высунул и голову и плечи.
     - Не видно все равно, - сказал, нагнувшись, Карлсен.
     -  Ты  смотри  внимательно,  только  не  высовывайся. Ничего такого  не
замечаешь?
     Поизучав долину с минуту, Карлсен сообщил:
     - Ледник  там  какой-то  странный. С  низины до половины склона, по обе
стороны.
     -  Оно  и есть, -  кивнул  Крайски. --  Нодрукир,  можно перевести  как
"зоолит". Иными словами, форма жизни - нечто среднее между живым существом и
минералом.
     - Но как...
     - Смотри.
     Он указал  на  север. Щурясь  на солнце, Карлсен заметил  в  небе  стаю
крупных  птиц.  С приближением  стали слышны их резкие  крики,  напоминающие
лягушачье  кваканье.  Они  летели  на  юго-запад, направляясь в  сторону  от
долины.  Но  еще  в  двух милях  стая сменила направление и взяла  прямо  на
расселину. На более близком расстоянии Карлсен  разглядел, что это не птицы,
а  скорее  огромные  летучие мыши с размахом  крыла футов двадцать с лишним,
нескладно хлопающие крылья выдавали вместе с тем недюжинную сноровистость.
     И  тут   дошло,  что  заставило   их  сменить  направление.  Он  и  сам
почувствовал  некую  тягу, словно  тело  превратилось  в металл  и  норовило
прильнуть  к  плите. Ощущение  не лишенное  приятности:  легкий  трепет,  от
которого по коже волнами расходится тепло.
     Птицы опасности явно  не  чуяли:  странные  крики,  вблизи напоминающие
скорее отрывистое  рявканье,  служили  тому,  чтобы стае  держаться  скопом.
Вытянутые за туловищем лапы поражали своей длиной, а когти такие, что уцепят
барана.
     И  вот,  когда стая  затмила  небо, подул  сильный ветер.  Одновременно
увеличилась магнитная сила, притиснув к камню так, что мышцы занемели. Ветер
постепенно  перерос в бурю,  разметавшую  птиц, словно осеннюю листву.  Горы
огласил заполошный клекот - сигнал тревоги.
     В  этот  момент  произошло  нечто  неожиданное.  Гогот  становился  все
пронзительнее и назойливей, а разметанная было стая снова  сбивалась в кучу.
Совершенно  неожиданно сумятица  утихла и стая,  сменив  направление, взмыла
единым  согласованным  порывом.  Даже те  из птиц,  что  потеряли  ориентир,
перестали пикировать  в низину и  быстро  набирали высоту.  С минуту Карлсен
четко сознавал, что между совокупной волей стаи и силой, влекущей вниз, идет
некая борьба: кто  кого. Несколько  секунд,  и стая, заложив вираж на запад,
скрылась за зазубренной кромкой откоса по ту сторону долины.
     Посмотрев вниз, Карлсен увидел, что несколько птиц вырваться не  смогли
-  они отчаянно бились, продолжая между тем снижаться.  Все дальше и  слабее
слышалось испуганное квохтанье. Через несколько минут все было кончено:  они
недвижно лежали, черными мотыльками распластавшись на наледи.
     - Они мертвы? - спросил Карлсен.
     - Нет, что ты. Жизнь из них убудет через несколько часов.
     Крайски  начал  выбираться,  страхуя спуск  руками.  Карлсен  попытался
направиться  следом, и тут с беспокойством заметил, что  соскальзывает вбок.
Плита,  к которой он  прижимался,  имела покатость,  вначале  как  бы  и  не
существенную:  удавалось  упираться  носками  в  трещину.  Теперь  этого  не
хватало:  ветер гнал  верхнюю половину тела к  краю плиты.  А уж  там зоолит
через брешь вытянет в смежную долину.
     - Крайски!
     Крайски, подняв голову, раздраженно фыркнул. Упираясь коленями в скалу,
двинулся обратно.
     -  Быстрее, держаться нет сил, - поторопил Крайски, стараясь голосом не
выдать страха.
     Крайски будто  не слышал - осмотрительно  полз.  Резкий  порыв ожившего
вдруг   ветра  безошибочно  предназначался  для  Карлсена.  Левой  рукой  он
судорожно искал за что-нибудь ухватиться, но закраина плиты была округлой, и
пальцы соскальзывали.  Он что  было  силы притиснулся к гладкой поверхности,
пытаясь обхватить  ее  руками, носки вогнав поглубже в  трещину.  Между  тем
корпус дюйм за дюймом  смещался вправо, выворачивая обе лодыжки. Мышцы левой
руки жгло от напряжения: удержаться!
     Почувствовав у себя на  щиколотке хватку Крайски, он забеспокоился, что
сейчас его  потащит  вперед  ногами.  А от  этого держаться  за  камень  еще
трудней, и потянет дальше в сторону.
     - Да нет, не так...
     - Заткнись давай, и ноги вынь.
     Карлсен  послушался,  и его тут  же буквально опрокинуло.  Плита  внизу
мгновенно сдвинулась. Отпустись сейчас  Крайски, и  он вылетит как пробка из
бутылки. Но Крайски прочно держал обеими руками с такой  силой, что не ровен
час кости хрустнут. В считанные секунды его стянуло с шаткой плиты и прижало
к стене утеса, где появилась возможность зацепиться пальцами  за шероховатую
поверхность. Ветер  усилился, но тем  самым лишь сильнее прижимал Карлсена к
утесу. От облегчения он закрыл глаза и припал щекой к скале будто к подушке.
На секунду, показалось даже, задремал.
     Тычок снизу дал  понять, что  ветер прекратился,  и пора двигаться.  Он
оттолкнулся от стены и начал спускаться.
     - Спасибо, - сказал он вниз.
     Крайски не ответил.
     Десятью футами ниже сила,  прижимавшая  к скале, также исчезла,  отчего
тело  сделалось легким  как  воздушный  шар.  Тепло солнца показалось  вдруг
волшебным даром.
     - Может, отдохнем чуть-чуть? - спросил он у Крайски.
     - Нет. Отдыхать в этом краю опасно.
     С  этими  словами Крайски,  повернувшись,  легко  толкнулся  в  воздух.
Карлсен устало взлетел следом. Что угодно б сейчас отдал, лишь бы поспать на
солнышке.
     Вскоре стало  ясно, что Крайски держит курс на самый высокий из  пиков,
уходящий вершиной в серую кору облаков. Но еще задолго до того он отклонился
к вершине  поменьше, петушиной шпорой выпирающей из склона, и приземлился на
ее заснеженную поверхность.
     - Вот здесь безопасно. Никаких тебе зоолитов,  - сказал он, дождавшись,
когда Карлсен опустится рядом.
     Карлсен посмотрел вниз, в долину, чьи похожие на седло склоны покрывала
трава, манящая, словно теплая постель.
     - Куда нам?
     Крайски указал на  равнину, едва различимую с такой высоты. Под голубым
солнцем она отливала серебром.
     - Вон она, земля Хешмар. Видишь вон  тот вырост, напоминает  дерево?  -
(Карлсен покачал головой: свет слепил глаза). - Там внизу Хешмар-Фудо, город
женщин.
     - Сколько до него?
     - Недолго. Только подходить надо осторожно, долина за долиной.
     - А напрямую пролететь нельзя?
     - Лети, если хочешь. Зоолиты тебя быстро проводят куда надо.
     Миль сто до серебристой равнины, никак не меньше. Карлсен вздохнул.
     - В таком случае мне надо отдохнуть. Сил уже не осталось.
     - Ладно, - Крайски покорно пожал плечами. - Полчаса.
     Облегчение от  этих слов  охватило  неимоверное.  Встреча  с женщинами-
груодами в теперешнем состоянии - перспектива мало заманчивая.
     Долина  хотя и была  залита светом,  в самой низине воздух пока еще  не
прогрелся. Журчащий понизу ручеек наполовину был покрыт льдом, вытекал он из
скважины  в   холме.   На  прихваченной  инеем  жесткой  траве  лежать  было
невозможно,  но, пройдя  немного вдоль  ручья, Карлсен  у  истока  набрел на
толстый мох, похожий на синий бархат. Нагнувшись, пощупал: и вправду мягкий,
вот удача-то. Распластавшись на спине, он закрыл глаза.
     - Я тут рядом поброжу, - сказал Крайски.
     Карлсен кивнул, уже разморенно.
     Но  через  несколько  минут  резко очнулся.  Оказывается,  безопасность
чувствовалась лишь в  присутствии  Крайски, стоило остаться одному, и ее как
не бывало.  Карлсен открыл глаза навстречу  серому небу,  и  нахлынула вдруг
безмерная  тоска  по  дому:  ужасно  тянуло  обратно на  Землю. Бескрайность
Вселенной  пугала, выбивая  точку опоры из-под такой пустячной, погрязшей  в
себе  безделицы,  как человеческий род. Как-то  разом, вдруг он почувствовал
себя невыразимо одиноким, заброшенным.
     Понятно, причиной здесь было утомление - следствие только что пережитой
опасности.  Вместе с тем, напряжения и угнетенности это  не снимало.  Как ни
внушай себе, что это глупо, страх все равно остается.
     Он повернулся  на  бок  и попытался  расслабиться, прогнав все мысли  и
слушая единственный  в  долине  звук -  звонкое журчание  воды.  Оно  чем-то
напоминало  Землю,  а  потому  успокаивало.  Хотя  и здесь крылось  какое-то
различие. Чего-то словно не хватало: какой-то земной размеренности, гладости
шума.
     Или  это просто чудится?  Карлсен из любопытства пошевелился на спине и
наклонил  голову, чтобы  лучше  слышать.  В  чем  различие?  Может,  лед  на
поверхности  дает странно металлический отзвук, сродни колокольцам? Или вода
течет через  какой-нибудь полый камень? Карлсен,  сев,  вгляделся  в  ручей.
Глубиной буквально  с дюйм, на дне розовые камешки в медно-зеленую крапинку,
задумчиво вьются в струях нити синих водорослей. Лед под солнцем начинал уже
подтаивать, обламываясь слоинками слюды.
     Снова  закрыв   глаза,  Карлсен   внезапно  уловил  сходство  звука  со
стрекотанием печатающей машинки  - не сам по себе звук, а его распределение.
У  машинки  стрекот  механический,  но  если вслушаться,  непременно  станет
заметна постоянная перемена в звучании - из-за того, что слова чередуются по
длине. Примерно как в музыке: ритм кажется ровным,  а мелодический рисунок -
нет.   Именно  эта  неровность,  подобно   речевому  потоку,  дает  ощущение
связности.
     Воздух  постепенно  прогревался,  размаривало.  Смежив веки,  шум  воды
Карлсен воспринимал с каким-то отрадным чувством,  словно слушал фугу Баха в
великолепном,  точном  исполнении.  Сознание  незаметно  изникало,  сменяясь
умиротворенностью, что иной  раз навевается  наступающим сном. Вместе с  тем
звук воды по-прежнему проникал в его дремоту,  постепенно донося, что  он  и
есть некий язык, причем, поддающийся пониманию. А  доносил он своим шумом не
то историю, не то сказку, и впечатление  было, что началась  она задолго  до
того, как в нее вслушаться.
     Ощущение  связной речи было настолько сильным,  что Карлсен вклинился с
вопросом:
     "Где ты?"
     Не прерывая потока, голос откликнулся:
     "Разве в этом дело?"
     Слова не отделялись от общего потока, а как  бы проступали сквозь него.
Смешение рационального и иллюзорного было точно как во сне.
     Повременив несколько секунд, Карлсен снова вставил вопрос:
     "Чего ты хочешь?"
     "Сказать, что ты прав. Ты глуп."
     "Почему?"
     "На   этой  планете  глупо  страшиться.  Страх   привлекает  опасность.
Безопасность твоя единственно в том, чтобы не страшиться."
     Логика какая-то странная...
     "А если опасность все же наступит?"
     "Безопасность  единственно в  том, чтобы  не  страшиться",  -  повторил
голос".
     "Но..."
     "Лучше не задавать вопросов. Вопросы лишь порождают смятенье".
     "Tы, по крайней мере, можешь сказать, где ты?"
     "В этом нет смысла".
     "Или как тебя называть?"
     "Йекс", - произнес голос после некоторой паузы. Прозвучало гулко, будто
эхо в пещере.
     "Йекс?"
     Ответа  не  последовало.  "Йекс?", -  повторил еще раз Карлсен и тут же
поймал себя на том, что  проснулся. Не смолкая, журчала вода, только  смысла
уже не было.
     - Пора вставать, - послышался голос Крайски.  Солнце стояло уже высоко:
судя по всему, прошел как минимум час. Карлсен сел, зевая и протирая глаза.
     - Ну как, спалось нормально? - поинтересовался Крайски.
     - Да, спасибо. Даже очень. У этой долины есть название?
     -  Я  что-то не знаю. Эта вот  гора зовется Джираг, "сторожевая башня".
Главная вершина - Мадериг, высочайшая во всем хребте. А что?
     - Сон был приятный.
     Сдерживая  очередной  зевок,  он заметил, что Крайски покосился  как-то
странно. Карлсен лег на  живот возле ручья  и плеснул в лицо пригоршню воды.
Холод такой, что заломило лоб. У воды был характерный грунтовый привкус.
     Он еще раз вгляделся в каменную скважину. Родник как родник, хрустально
чистый, течет себе откуда-то из черноты.
     - Э-эй!  -  сложив  ладони  рупором, крикнул Карлсен. Голос  раздвоился
эхом, будто в пещере.
     - Ты чего? - удивленно спросил Крайски. - а Карлсен пожал плечами.
     - Эхо пробую.
     Крайски поднял брови, но ничего не  сказал.  Небо выцвело почти добела,
лишь  вблизи  светила  облака  полыхали  синим цветом,  отдаленно  напоминая
облачный закат на Земле. Ригель смотрелся внушительно, во много  раз крупнее
земного солнца и, видимо, гораздо жарче. Зной становился все более гнетущим.
     - Уходить пора, - знающе сказал Крайски.
     Прижав руки  к  бокам, движением  ныряльщика он взмыл  в  воздух -  без
рисовки,  но  с некоей животной грацией.  Карлсен толкнулся следом,  вытянув
руки над  головой  - в сравнении с Крайски,  понятно,  угловато  и  неумело.
Однако,  само ощущение полета наполняло светлым  восторгом. С необыкновенной
силой и ясностью представилось, что  именно  для  полета  рожден человек,  а
прикованность к земле для него, наоборот, противоестественна.
     Так одолели  более  десятка миль,  проплыв  в  одном месте  над  полным
зеленой  воды вулканическим  кратером и каменистой долиной, такой  глубокой,
что не видно  и дна. Судя по прямоте маршрута и уверенности Крайски, маршрут
уже разведанный.
     Крайски,  похоже,  направлялся к холму  с округлыми  боками  и  плоской
вершиной: ни  дать ни взять полувкопанное яйцо с обрезанной макушкой. Склоны
покрывали синие космы травы.
     Зависнув над плоской седловиной, он опустился на нее обеими ногами.
     - Ну вот, пока хватит.
     Площадка в пятьсот ярдов была утыкана валунами.
     - И что нам теперь?
     Крайски подошел к северной закраине.
     - Видишь вон то?
     - Что?
     - Да вон же оно, на свившуюся змею походит!
     - Не вижу.
     -  Вон там видишь  камень,  на  черепаху похож? А теперь  от  него чуть
левее. Ну, теперь различаешь?
     - Да вроде... (Ага, различишь здесь: наворочено черт знает что).
     Крайски склонился над округлым камнем.
     - Помоги-ка мне сдвинуть.
     Камень, хотя и размером с пушечное ядро, оказался на удивление тяжелым:
подкатить его  к краю  плато стоило труда. От  дружного  толчка  он  набирая
скорость  покатился  по склону -  гораздо быстрее, чем на Земле.  Мчался  он
прямиком на  ту самую "черепаху" и шарахнул  по ней так, что долину огласило
эхо,   камень  раскололся   надвое.  И  тут,  ярдах  в   сорока,  неожиданно
взметнувшись,  чутко  закачался  золотисто-коричневый  силуэт. На  них  была
повернута длинная, узкая голова.
     - Боже, что это?!
     - По-нашему каплана, "зверь о тысяче лап".
     - Она же к нам сейчас полезет!
     - И хорошо. Ты помогай, помогай.
     Тревога придала  силы: несколько секунд,  и по склону скатился еще один
камень. Этот налетел на какое-то невидимое препятствие и сшибся на  сторону,
слегка разминувшись со змеевидной тварью. Та гневно зашипела и с неожиданной
прытью  устремилась  в  их  сторону. Карлсен  попытался отпрыгнуть, но  ноги
отяжелели, будто свинцовые.
     Повернувшись к Крайски, он с удивлением увидел, что тот распластался на
земле.
     - Что делать-то?!
     - Ничего не делай. Просто стой как приманка, и все.
     Он на корточках торопливо засеменил к  дальнему краю плато  и где-то на
закраине скрылся из виду.
     Карлсен  с  тревогой  следил,  как тварь хлопотливо  ползет  навстречу,
извилисто  колыхая  спиной.  Крайски  хотя  и  приободрил,  скорость-то  вон
какая... С этого расстояния уже различалось, почему создание "о тысяче лап".
Потому  что не змея, а какая-то тысяченожка или проволочник с сотнями кривых
лапок по бокам плоского, сегментного брюха. Глаза были вплотную  уставлены в
него,  и к  месту  пригвождала некая  волевая  сила. Взбираясь  на крутизну,
каплана чуть  замедлилась, растянувшись во всю свою длину (под сотню футов!)
с когтистым, как у скорпиона, хвостом.
     При  таком темпе долезет не сразу. Глядя сверху  в алчно поблескивающие
оловяшки глаз и усердно семенящие лапы, он вдруг вспомнил о немом  диалоге с
ручьем. Одновременно  всплыли  те  самые слова:  "Безопасность единственно в
том,  чтобы  не страшиться... " Неимоверным мышечным усилием удалось поднять
одну ногу, лицо, между тем, сосредоточенно насупив так, что со стороны можно
и  усомниться:  в своем  ли  уме.  Едва  это  произошло,  как тварь, похоже,
поколебалась, словно почуяв перед собой неожиданно серьезного противника.  И
Карлсен понял, что обрел решающее преимущество.
     Тут  стал  виден Крайски,  парящий в  воздухе в полусотне  футов позади
капланы. Карлсен  не ослабил концентрации и тогда, когда тварь уже одолевала
кручу, гнал всякое от себя сомнение. Хотя Крайски был с голыми руками: что у
него на уме, непонятно.
     Краем  глаза  тварь заметила Крайски  и повернула  голову. Гвоздящая  к
месту  сила  тотчас ослабла, и  Карлсен волоча  ноги (все еще как  каменные)
отодвинулся от края. Спустя секунду-другую над ним выросла голова - длинная,
заостренная, с глазами-оловяшками  и какой-то пикой  вместо носа.  Пасть без
зубов, лишь черный язык торчком.
     Вместо того  чтобы перелезать,  каплана продолжала  вздыматься, пока не
выросла  над Карлсеном на двадцать  футов. Голова  качнулась назад, готовясь
прянуть,  напряженно   подрагивал  черный   язык.  Дыхание  попросту  разило
невыносимым смрадом.
     Тут  Крайски, вынырнув  сзади, дерзко ринулся каплане прямо на  голову.
Глаза у твари гнездились по бокам