долбленую  нишу,  Карлсен почувствовал себя защищеннее.
Глубоко вздохнул. - Сейчас, дайте отдышаться минуту. Все будет в порядке.
     Прошла  минута с  лишним,  прежде чем ему  удалось  унять дрожь.  Самое
главное сказано, теперь можно и дух перевести. Он отер пот с лица.
     - Не  переживайте, -  проникновенно  обратился  к  Олофу  Гейерстам.  -
Послушайте-ка,  что я  вам  скажу.  Основное  из того,  что  вы  мне  сейчас
изложили, я уже знал. Я все понял еще  тогда, вечером, когда Сельма сказала,
что вы взяли больше, энергии, чем  она  ожидала. А когда еще и вы рассказали
мне о встрече с женщиной-вампиром, я утвердился в своем мнении окончательно.
- Он положил ладонь на  руку Карлсену. - Смею заверить: это не так серьезно,
как вам кажется.
     - Хорошо бы, коли так... - с тяжелым сердцем произнес Карлсен.
     -  Ты можешь  описать,  что  именно  случилось?  -  нетерпеливо спросил
Фаллада.
     - Попробую.
     Едва  начав говорить,  Карлсен почувствовал  себя  спокойнее.  Дотошное
изложение  подробностей  даже  как-то  отвлекало.  Закончил он  рассказом  о
догадках, возникших  во  время  завтрака.  После  недолгой  паузы  Гейерстам
сказал:
     - И из этого вы заключили, что вы - вампир?
     - А разве нет, по-вашему?
     - По-моему, нет.  Мне  кажется,  вы  просто  стали сознавать вампиризм,
присущий людям. Вот и все. Карлсен сдержал невольное раздражение.
     - Я вытянул  из  нее  столько,  что еще  немного  - и  она бы умерла от
истощения. Это, по-вашему, и есть вампиризм, присущий людям?
     - Нет. Но, мне верится, есть возможность, существующая на данном рубеже
человеческой  эволюции. Это  существо не превратило вас  в вампира. Оно лишь
заронило  семя  нового  витка  в развитии.  А  развитие  это  может  быть  с
одинаковой силой направлено и на добро, и на зло.
     - Это как же? - вскинулся Карлсен.
     - Начать с того, что она углубила вашу силу сочувствия и проникновения.
Ведь  вы же не  уничтожили Сельму? Вы, по сути, дали ей энергию. У вас  есть
инстинктивное чутье, что акт любви подразумевает и давать, и брать.
     Наступила тишина,  нарушаемая лишь птичьим  щебетом и шумом журчащей по
камням воды. Потом Карлсен сказал:
     - Налицо то, что она сделала из меня вампира. Она внушила ненормальные,
не свойственные мне прежде желания и наделила силой их осуществлять.
     Фаллада и Гейерстам принялись говорить одновременно.
     - Извините, - притормозил Фаллада.
     - Вы  не понимаете, - продолжал Гейерстам. - В  любом человеке  кроются
какие  угодно  желания.  Вы когда-нибудь читали о  первом  случае проявления
вампиризма, с которым я столкнулся?
     - Это о молодом скульпторе?
     - Да. Хотя, в общем-то, не скульпторе, а художнике.  Звали  его Торстен
Веттерлунд. Эдакий, знаете, молодой атлет, предрасположенный к садизму  - не
так  чтобы  очень,  но  что-то  было. Той девице, Нине фон Герштайн, удалось
сделать из него мазохиста-невротика. А для чего, не догадываетесь?
     Карлсен кивнул.
     - Догадываешься? - спросил Фаллада с удивлением.
     - Из садиста у нее бы не получалось сосать энергию, - заключил Карлсен.
     - Совершенно верно.  Садист  жаждет поглощать,  а  не быть поглощенным.
Поэтому ей надо  было  изменить  его сексуальную ориентацию. И  она добилась
этого, удовлетворяя все его прихоти - все садистские  фантазии, - пока он не
попал в зависимость от нее. Наконец, он сделался ее рабом, и тогда она могла
уже беспрепятственно поглощать его энергию.
     - Как вы его вылечили? - спросил Фаллада.
     -  А,  это интересный случай. Я сразу же обнаружил, что в его симптомах
кроется  что-то противоречивое. После того, как та девушка ушла  от него, он
сделался эксгибиционистом, выставляющим  свое  естество  перед женщинами  на
улице. Это был в чистом виде мазохизм: он наслаждался самоуничижением. Но он
же  признался, что  у  него развилось  желание раздевать детей и  кусать их.
Явный  садизм.  Понятно,  во  многих  садистах  есть  элемент  мазохизма,  и
наоборот.  Но  я  пришел  к   убеждения,   что  развитием   этих  садистских
наклонностей  он  пытался  одолеть  в  себе  мазохизм.   Он  поведал  мне  о
сексуальных фантазиях,  которые  были у него  до знакомства  с Ниной; от них
всех  отдавало садизмом.  Рассказывал о проститутке, к которой в  свое время
хаживал  - девице,  позволявшей валять  себя  и  связывать,  прежде  чем они
совокуплялись. И выход наметился самоочевидный. Мне пришлось воодушевить его
снова развить в себе  садистские наклонности. Он снова начал наведываться  к
той проститутке. А затем повстречал продавщицу из обувного магазина, которой
нравилось, когда ее перед любовью стегают  хлыстом. Он женился на ней, и они
жили душа в душу.
     - И вампиризму настал конец?
     - Да, именно. Я не могу назвать его исцеление конкретно своей заслугой.
Он сам уже начал лечить себя до того, как пришел ко мне на прием...
     Карлсен кисло улыбнулся.
     - Если так рассуждать, то мне бы сейчас впору переделаться в мазохиста.
     Гейерстам щелкнул пальцами.
     -  Нет, но  вы кое о чем мне  напомнили,  - воскликнул он  с  внезапным
волнением. - То, что я совсем упустил  из виду. - Сосредоточенно хмурясь, он
смотрел куда-то  поверх воды, словно забыв  о своих спутниках. Неожиданно он
резко поднялся.
     - Я хочу вас показать одной женщине... Идемте. - Граф решительным шагом
двинулся вверх по склону холма. Фаллада, перекинувшись взглядом с Карлсеном,
недоуменно пожал  плечами.  Следом  за графом  они  двигались тропой, идущей
вдоль ручья.
     -  Помните,  я говорил вам о роднике Святого  Эрика? - не оборачиваясь,
спросил  через  плечо граф. -  У меня  там,  во флигеле,  живет одна  старая
латышка. У нее есть второе зрение...
     Тропа  становилась  круче,  толстый  ковер из  сосновых  игл  делал  ее
скользкой. Деревья стояли так густо, что сверху  едва пробивался свет. Минут
через пять у Карлсена и Фаллады появилась одышка; граф уверенно  шел впереди
как ни в чем не бывало. Вот он задержался их подождать.
     -  Хорошо,  вовремя  пришла  мысль  сводить вас  к  ней. Женщина просто
уникальная.  В свое  время она жила возле Скарвзье,  но селяне  ее  боялись.
Внешность у нее немного...
     Его  слова утонули  в  грозном  собачьем лае.  Навстречу  троим ринулся
громадный  рыжий кобель.  Гейерстам протянул руку; пес понюхал ее - и  мирно
затрусил возле идущего Гейерстама.
     Приостановился  граф  на  краю  опушки.  Тут  и  там из  земли  торчали
гранитные валуны. На другой стороне опушки стоял небольшой деревянный домик.
Мимо бежал ручей, срываясь вертикально в водопад.
     - Labrit, mate! - позвал Гейерстам.
     Ответа не последовало.
     - Вы  бы  шли  пока,  посмотрели на  родник,  -  сказал он  Карлсену  с
Фалладой, - а я  узнаю, спит она или нет. - Граф кивком указал  на невысокое
гранитное сооружение на самой вершине холма. - Вон он, родник Святого Эрика.
Если есть артрит, подагра или проказа, надо в нем искупаться.
     Карлсен и Фаллада (а также пес, что неотлучно плелся рядом) подобрались
по ступеням  к источнику. Там  на  манер  карточного домика, смыкались глыбы
грубо отесанного гранита, замшелые, словно в зеленом бархате. Вода струилась
из-под огромной плиты, лежащей поперек входа. Карлсен опустился возле нее на
колени и  посмотрел в скважину. Вода была совершенно  прозрачная, но глубина
такова,  что  дна  не разглядеть. На  миг вспомнилось стекло наблюдательного
монитора   на   "Гермесе".   Одновременно  перед  внутренним  взором  возник
необозримый корпус реликта, словно  отражаясь в  глубине источника.  Видение
длилось лишь миг. Карлсен сунул руку в воду - та была ледяной; через секунду
заломило кисть.
     Поднявшись, он спиной прислонился к гранитной плите.
     - Ты в порядке? - забеспокоился Фаллада.
     - Не волнуйся, Карлсен улыбнулся. - Может, с ума  схожу, но в остальном
все в порядке.
     Снизу  возле  ступеней  появился  граф.  Возле него  стояла  женщина  в
темно-коричневом  платье-балахоне. Подойдя ближе, Карлсен увидел,  что у нее
нет  носа,  а  один глаз крупнее  другого. Как  ни странно, лицо не казалось
отталкивающим. Может, из-за яблочного румянца на щеках?
     - Это Моа, - сказал Гейерстам.
     Он заговорил с женщиной  по-латышски, представляя гостей. Та улыбнулась
и поклонилась. Затем  поманила их в дом. Карлсен с удивлением отметил,  что,
несмотря на неправильные черты лица, латышка выглядела молодо и бодро.
     Комната  была  большая  и  до  странности  пустая. Посреди громоздилась
железная  печь. Пол был  застелен  грубым  домотканым половиком.  Из  мебели
имелись  только  низкая  кровать,  стол,  комод, а  также старинная  прялка.
Карлсена заинтриговала  лестница,  направленная  по  стене  вверх к  дощатым
антресолям и никуда, похоже, не ведущая.
     Женщина обратилась  к  гостям на латышском, указывая  на пол. Гейерстам
перевел:
     - Она извиняется, что нет  стульев, и объясняет,  что сама всегда сидит
на полу. Это своего рода... мистический обряд.
     Старуха жестом указала на подушки возле стены. Карлсен с Фалладои сели.
Она склонилась над Карлсеном, заглянула в лицо и положила ладонь ему на лоб.
     - Моа хочет знать, не больныли вы, - перевел Гейерстам ее слова.
     - Скажите, что я не знаю. Затем и пришел, чтобы узнать.
     Она вытянула ящик комода и достала  оттуда моток пряжи. Насадила его на
ось прялки. На конце нитки, как груз, крепилась деревянная бусина около трех
сантиметров диаметром.
     - Она проверит вас маятником, - объяснил Гейерстам.
     - Как он действует?
     - Можно сказать, своего рода лямбдометр. Измеряет поля.
     -  Непонятно почему, - подтвердил Фаллада, - но он срабатывает.  У  нас
был старик, слуга, так у него это получалось.
     - И что она сейчас делает?
     - Выбирает нужную длину  для мужчины - примерно шестьдесят сантиметров.
- Старуха  тщательно  отмеряла  пряжу  по метровой рулетке,  сматывая нить с
прялки. Потом обратилась к Карлсену.
     - Ей надо, чтобы вы легли на пол, - сказал Гейерстам.
     Карлсен улегся на спину, глядя на стоящую над ним старуху. Вытянутый на
длину руки маятник начал  раскачиваться взад-вперед.  Через несколько секунд
нить пошла кругообразно.  По шевелению губ было видно, что  старуха считает.
Примерно через минуту маятник возвратился  к  продольным колебаниям. Старуха
улыбнулась и заговорила с Геиерстамом.
     -  Она  говорит,  -  перевел  он, - у вас нет  ничего  страшного.  Поле
здоровья у вас исключительно сильное.
     - Хорошо. А сейчас что она думает делать?
     Латышка снова отмеряла пряжу.
     - Еще не все проверено.
     Она  опять  завела  над  Карлсеном маятник.  На  этот  раз  во  взгляде
Гейерстама  мелькнула настороженность. Карлсен с  любопытством наблюдал, как
движения  маятника  из  продольных  переходят  в  кругообразные.  Губы   Моа
шевелились,  считая. Она что-то негромко  сказала Гейерстаму. Когда  маятник
вновь заходил в  одной  плоскости, она опустила  его на пол,  качая головой.
Задумчиво насупясь, стояла, глядя вниз на Карлсена.
     - Ладно, можете сесть, - сказал Гейерстам.
     - Что все это значило?
     Гейерстам заговорил со старухой  по-латышски; ее  ответ занял несколько
минут. Карлсен внимательно вслушивался. Во время стажировки в Риге он освоил
несколько фраз на латышском. Сейчас он различил слово "bistams" - что значит
"опасный", и существительное "briesmas" - "опасность".
     - Ne sievete? - спросил граф.
     Та в ответ пожала плечами.
     - Varbut.
     Не  переставая  говорить,  она завела маятник  над  Карлсеном,  который
сидел, прислонясь к  стене. Затем продвинулась к Фалладе и подержала маятник
у него над животом. Маятник на этот раз закачался  взад-вперед. Старуха  еще
раз пожала плечами.
     - Loti atvainojos. - Она кинула маятник на кровать.
     - О чем речь? - спросил Карлсен.
     - Может, вас это слегка  смутит; на деле же ничего неожиданного  нет, -
сказал  Гейерстам. - Когда Торстен  Веттерлунд  был во власти  Нины, маятник
реагировал  на  него как на  женщину. Я  ей про это сказал, но Моа  в  ответ
указала, что эта  длина -  примерно шестьдесят три сантиметра - может  также
означать и "опасность".
     -  То  есть,  это та реакция,  что  исходит к ней  из меня?  -  уточнил
Карлсен.
     - Да.
     У него  так и  засосало под ложечкой от уныния и тяжелой досады.  Сразу
нахлынули изнурение и тошнота. Через несколько  секунд последняя стала такой
нестерпимой, что Карлсен испугался, как бы его не вырвало. Лоб покалывало от
проступившего пота. Вяло шаря по сторонам руками, Карлсен начал подниматься,
И  тут  глухо зарычал пес. Он  пятился  назад,  загораживая выход, шерсть на
загривке стояла дыбом.
     - Что с вами? - спросил Гейерстам.
     - Тошнит. Выйду-ка сейчас, глотну воздуха.
     -  Куда! -  вскрикнул Гейерстам, да  так резко,  что Карлсен  посмотрел
недоуменно. Гейерстам твердо положил ему  ладонь  на  запястье. - Вы что, не
видите, что происходит? Вы только взгляните на пса! Ведь вампир возвратился.
Закройте глаза - разве не видите, что он здесь?!
     Карлсен закрыл  глаза,  но,  казалось,  напрочь  утратил способность  и
думать, и запоминать, словно впал в глубокое беспамятство.
     -  Я сейчас, наверное,  свалюсь, -  заплетающимся языком пролепетал он,
снова пытаясь встать и двинуться к двери, где, щетинясь, рычал и скалил зубы
пес.
     Гейерстам  и  Фаллада  встали  по   бокам;  он   сам   чувствовал,  что
покачивается.
     - Надо  провести еще одно  испытание, решающее, -  сказал Гейерстам.  -
Ложитесь-ка вон туда.
     Карлсена повели через  комнату. Им полностью овладело безволие, из тела
словно  ушла вся сила. Он распластался было на спине, но сразу сделалось так
тошно, что пришлось перевернуться на живот. Грубый половик тер лоб и шибал в
нос пылью. Олоф снова закрыл глаза - и будто перекочевал в  некий сумеречный
мир, за завесу черного тумана. И сейчас же понял, что  происходит. Она  была
там,  но  ей до него  не было дела. Она  общалась  с  реликтом,  по-прежнему
витающим  в черной  пустоте.  Чувствовал он  и лютый голод, волна  за волной
накатывающий из  мертвого гиганта. Добыча  ускользнула  в своих  кораблях, и
хищники чувствовали  себя  обманутыми. Их  злило, что  они все  еще  там,  в
пустоте.  Им было непонятно, что  же такое произошло. Уговоры  и  объяснения
давались  ей  с  трудом:  она  находилась  в другом  мире,  бодрствовала,  а
остальные  цепенели во сне.  Их  агония стегала  ее,  словно  кнут. Карлсен,
словно индуктор, реагировал на поток ее энергии.
     Через  туман прорвался голос Гейерстама: "Пожалуйста, перевернитесь  на
секунду". Карлсен с усилием открыл глаза и перевернулся на спину.  В комнате
он присутствовал  лишь наполовину, между ним  и  остальными клубилась черная
пелена.  Было видно,  что  старуха  теперь  стоит  на  лестнице,  а  маятник
описывает у него над грудью большие круги. Из подмышек обильно струился пот.
     Наконец снова послышался голос Гейерстама:
     - Теперь можете вставать.
     Карлсен  едва сумел  приподняться  на  локтях. Пес  сорвался  с места и
отчаянно залаял.  Карлсен прислонился  к деревянной лестнице, боясь  закрыть
глаза: чего доброго, опять  утянет в мир голода и  страдания. До него дошло,
что старуха стоит перед ним, протягивая что-то.
     -  На вот,  нюхни, - сказала она на невзыскательном шведском. По запаху
Карлсен понял, что это чеснок.
     - Не могу, - мотнул он головой.
     -  Прошу  вас,  старайтесь  делать,  как  она  говорит,  -  посоветовал
Гейерстам.
     Карлсен  взял протянутый  зубчик чеснока и поднес к носу. Ощущение было
такое, словно ноздри  зажали подушкой.  Пахнуло  тленом,  смертью. Он  начал
надрывно кашлять,  по щекам заструились слезы.  Душу  пронизал  ужас,  страх
задохнуться. И тут, совершенно внезапно, тошноты как не бывало. Словно дверь
какая  захлопнулась,  сокрушительно грохнув. Карлсен понял:  перестал  лаять
пес.
     Фаллада положил руку Карлсену на плечо.
     - Как ты теперь себя чувствуешь?
     Карлсен был признателен за искреннее участие в его голосе.
     -  Намного лучше.  Теперь  можно наружу?  -  желание  вдохнуть  свежего
воздуха было под стать острой жажде.
     Его  взяли  под  руки  и помогли  переступить  порог.  Карлсен  сел  на
деревянную  скамейку, спиной  прислонившись к стене.  Солнечный  свет  тепло
трепетал на сомкнутых ресницах.  Слышался  птичий гомон и шум ветра в кронах
сосен. Он  почувствовал, как кто-то решительно тронул его запястье. Это была
старуха. Она сидела на низенькой табуретке, глядя на него - морщинистое лицо
сосредоточенно  насуплено. Вот  она посмотрела  ему в  глаза и заговорила на
латышском. Гейерстам перевел:
     - Она говорит: не поддавайся  страху. Страх - главный твой враг. Вампир
не может уничтожить, пока сам не дашь на то своего согласия.
     Карлсену удалось выдавить улыбку.
     - Я это знаю.
     Моа заговорила снова.
     - Она говорит: вампиры невезучи, - сказал Гейерстам.
     - Я и это знаю.
     Старуха сдавила ему запястье, глядя в глаза. На этот раз она заговорила
на шведском:
     - Запомни, что если она в тебе, то ты - в ней.
     Карлсен, нахмурясь, покачал головой.
     - Не понял.
     Женщина улыбнулась и поднялась. Перемолвившись с Гейерстамом по-своему,
вошла в  дом.  Пробыв  там совсем  недолго,  она вернулась и вложила  что-то
Карлсену в ладонь. Оказалось - медное колечко с привязанной к нему ниткой.
     - Она говорит: надо  обмотать  это вокруг  правой руки, чтобы  оградить
себя от нечистого. Это литовский талисман от ведьм.
     - Loti pateicos, - сказал Карлсен. Старуха с улыбкой поклонилась.
     -  Как  вы  себя  чувствуете -  ничего?  До  дома  дотянем?  -  спросил
Гейерстам.
     - Да, мне теперь, безусловно, лучше.
     Гейерстам  поклонился  старухе;  та в ответном поклоне коснулась губами
его запястья. Когда на краю опушки обернулись, она стояла, опершись рукой на
голову пса.
     Выходя из бора, они услышали заливистый смех. Девушки втроем купались в
озере.  Аннелиз держалась на  спине, взбивая  ногами фонтаны  брызг.  Увидев
гостей, Сельма Бенгтссон помахала рукой и крикнула Карлсену:
     - Вам жена звонила!
     - Что-нибудь передавала? - спросил он.
     - Нет.
     - Может, вы ей перезвоните?  - предложил Гейерстам.  - Если нет  ничего
срочного - так и смогли бы задержаться еще на денек?
     - Вы очень любезны.
     Сонливая  раздвоенность  покинула  Карлсена, уступив  место  физической
усталости. Хотелось лечь и заснуть.
     Мысль,   что   можно   будет   расслабитсья  еще   на  день,   казалась
привлекательной.
     Зайдя в дом, Гейерстам повторил:
     - Пожалуйста, звоните, телемонитор у меня в кабинете наверху.
     Кабинет был небольшой, уютной комнатой;  сильно  пахло нагретой кожей и
сигарами.  Запах  кожи  исходил  от старомодного  диванчика,  стоящего возле
зажженного камина. Садясь за стол, Карлсен спросил:
     -  Вы  не  возражаете, если  я  представлю  вас  своей жене. Она первой
наткнулась  на вашу книгу, и  ей, конечно, было бы приятно сказать вам  пару
слов.
     - Буду рад.
     Удалось  дозвониться  с  первого  раза.  На  экране появилась  мордашка
Джанетты.
     - Папуля! Ты на Луне?
     - Нет, маленькая. Всего лишь за морем. Мамуля далеко?
     -  Да, да, иду, - послышался голос Джелки. -  Привет! - она  подхватила
Джанетту  и усадила себе на  колени.  - Как  у тебя, нормально?  - непонятно
почему,  на  телеэкране  Джелка никогда  не смотрелась  естественно.  Вот  и
сейчас: с прохладцей, сдержанная - секретарь, да и только!
     - У меня все отлично, как видишь.
     - Ты сегодня приедешь домой? - спросила дочка.
     -  Не знаю,  маленькая. Может, останусь еще на  денек.  Я живу в замке,
хозяин которого  - этот вот господин, - он жестом подозвал Гейерстама, чтобы
тот  вошел  в  поле зрения.  Карлсен представил  их  друг другу, и  Джелка с
Гейерстамом обменялись