атил его губами, пропуская  дальше в  рот, при этом
его охватило  возбуждение  такое дикое, какого  он в себе и  не  подозревал.
Хотелось  вжаться в Фарру и, до боли стиснув, исступленно любить,  вплоть до
извращений.  Даже  сухие,  чуть   обветренные  губы  распаляли  мучительный,
нестерпимый соблазн.
     Чувствовалось,  как ее пальцы потирают ему  брюки  в заветном месте. Он
судорожно втянул воздух, когда она,  расстегнув молнию, запустила туда руку.
В  ответ  на  его движения  Фарра  приподняла бедра,  давая  стянуть  с себя
трусики,  и  слегка раздвинула ноги,  открывая доступ мужской ласке.  Вульва
была сухой, но когда он, скользнув по ее губам, нащупал отверстие, оказалась
такой влажной, что фаланга среднего пальца вошла туда легко, как в рот.
     Но более  всего  возбуждало то,  что его, Карлсена, сознание несомненно
находилось теперь  внутри ее  тела: чувствовалось  сладостное  проникновение
собственных пальцев, а ощущение от ласки ее рук за счет такого единения было
вдвойне богаче.
     В памяти как-то сами собой всплыли первые  сексуальные "похождения" - с
одиннадцатилетней  кузиной  Билли  Джейн,  дочкой тетки  Наоми.  В  пахнущем
яблоками сарае за домом она демонстрировала мастерство парадной барабанщицы,
вращая жезл в пальцах и подкидывая вверх, бойко пройдясь затем колесом, трюк
она закончила лихой акробатической стойкой. У него, мальчишки, так грохотало
сердце при виде  ее белых свободных трусиков,  что,  казалось, голова сейчас
лопнет. Укрыться от нее его возбуждение не могло никак, потому он решил, что
девчонка  специально  его заводит.  Так что  когда она  с победной улыбочкой
замерла по стойке "смирно", он резко притянул ее к себе, сграбастав сзади за
булочки- невелички. Изумление в  распахнутых глазах  дало понять, что такого
оборота она не  ожидала никак,  но  его разобрало уже так, что терять теперь
были нечего. Пошарив под плиссерованной юбчонкой, он  про- сунул пятерню под
резинку  трусиков.  Девочка,  начав  было отбиваться,  что-то  сообразила  и
затихла.  Он  знал,  что  к нему она относится с наивным восхищением младшей
сестренки  (разница  в возрасте составляла у них два года), и  мысли ее были
сейчас почти на виду: "Вот оно, наконец...  Я ему интересна... ". И неважно,
что происходило сейчас  что-то незнакомое  и  чуточку  страшноватое. Поэтому
стояла она  безучастно - как  будто ей всего-навсего расчесывали  волосы или
удаляли из глаза соринку - позволяя водить себе по влажноватым нижним губам,
и  даже слегка утопить в них средний палец. Тут, заметив направленный сверху
взгляд  девочки, он  решил, что  надо бы ее  поцеловать.  Вышло на  редкость
неуклюже,  но не  беда, волнение обоих  охватило такое, что и  столкнувшиеся
носы  - не помеха. Его палец проторил дорожку от вагины к клитору и тихонько
это место потирал (да так сноровисто: и откуда что взялось).  Девочка стояла
неподвижно,  лишь  чуть  пошире расставив  ноги,  чтобы рука  не  раздражала
промежность.
     Вскоре и ее рука робко коснулась его вздыбленного места, но  ясно было,
что  это  у  нее впервые,  и  она  понятия  не имеет,  что делать  дальше. У
Карлсена-мальчишки  и  у самого  опыта  было  негусто, так что  возбуждение,
вспыхнувшее  при  виде ее трусиков, стало проходить. В эту секунду на  ветру
предательски скрипнула дверь, они испуганно отскочили  в стороны, а девчонка
бегом выбежала  из  сарая.  Вначале мелькнула  испуганная  мысль: сейчас все
разболтает матери. Но вспомнилось,  как она сама  разводила  бедра,  и стало
ясно, что уж о чем, а об этом она не проболтается.
     В  то лето возможность  уединяться  и  играть  в  эти воспламеняющие  и
немыслимо  греховные  игры предоставлялась  им  раз пять. Из-за  страха, что
кто-нибудь непременно застанет за этим занятием, они никогда не раздевались,
кроме  одного  раза, когда  ей пришлось снять тесные  колготки,  чтобы можно
было.  Оставаясь  один,  он  не  знал,  куда  деваться от  стыда: ведь  не с
одноклассницей даже, а с двоюродной сестрой, которую с ложечки кормил, когда
она  была  крохотулей. Но стоило представить ее  с  поднятой юбкой, а  внизу
розовый грейлоновый поясок  с  кружавчиками, и  разбирало  так,  что  ночами
нередко орошалась простынь.
     Войти к ней он  пробовал лишь один раз, она сказала, что  больно,  и на
этом попытки прекратились. Хотя любовниками становиться они и не собирались,
оба чувствовали, что возраст еще не тот. Особой остроты в эти игры добавляла
сама их запретность:  узнай кто-нибудь  их семьи  - такое начнется, что друг
друга им больше не видать. Братьев у Билли Джейн не было, и  она  никогда не
видела  вблизи  пенис,  поэтому ей  нравилось его  рассматривать,  оттягивая
кожицу  с  головки.  Как-то  раз,  когда  они вместе  купались,  она играючи
сдернула с Карлсена-мальчишки плавки и изумилась, увидев, что мошонка у него
скукожилась  так,  что  еле  видно,  но  стоило  поласкать  ее  руками,  как
постепенно расправилась. Тут  она на  нее подула,  и  мошонка снова сжалась,
девочка со смехом сказала, что похоже на змейку, которая то  распустится, то
сожмется  кольцом. А  еще  ее зачаровывала эякуляция,  потому  ей  нравилось
лежать лицом у него на животе и, до упора оттягивая с головки члена  крайнюю
плоть, смотреть, как та лоснится на свету и каждая жилка проступает, как  на
анатомическом  рисунке. Языком она увлажняла губы, когда от таких упражнений
на  головке  проступала первая жемчужная капля,  вслед за чем тонкая струйка
брызгала ей  на растопыренные пальцы.  Вскоре выяснилось, что это возбуждает
девочку  так, что  вагина у нее становится  влажной и расслабляется.  Раз он
специально  пристроился у  нее меж  бедер  и, расширив  пальцами  отверстие,
наблюдал внутри  розовую перегородку с малюсенькой дырочкой.  В  медицинской
книге говорилось, что предназначение девственной плевы не ясно, хотя куда уж
яснее: это как  бы целлофановая  упаковка  на сладостях,  чтобы как  раз  не
терпелось сорвать и впиться в содержимое.
     В последний день в цокольном этаже его дома, где  стоял теннисный стол,
Билли Джейн согласилась,  чтобы он  расширил ту лакомую дырочку пальцем,  но
оказалось  больно, и  она отпихнула его  руку. Когда  же он  вставил  кончик
языка,  она необыкновенно возбудилась  и как-то по странному втянула воздух,
словно входила в холодную воду. Возбуждение разобрало  и его, особенно когда
он вставил кончик языка в дырочку посередине девственной плевы, кисловатую и
странно приятную на вкус; кончилось тем, что он оросил тюфяк. У нее же в тот
день случился первый оргазм.
     Учась в разных пансионах, следующие два года  они  почти и не виделись,
разве  что  когда  собиралась  вся  родня. И  вот  однажды,  когда  ей  было
четырнадцать,  а ему шестнадцать,  они облюбовали на  пляже укромный  уголок
(неподалеку  от кустов, из-за которых доносились  голоса и  запах барбекыо),
где  Билли  Джейн запустила ему руку под плавки так уверенно,  будто никакой
разлуки  и  не  было.  Он сдвинул  в  сторону перегородку  ее плавок,  таких
тонюсеньких,  что  незачем и  снимать, и лег на нее, к  чему  она  отнеслась
вполне   благосклонно.   В   голове   мелькнуло   удивление,   когда   после
непродолжительной возни его пенис легко скользнул  в нее полностью. Во время
любви  она со все нарастающим возбуждением двигала ягодицами и была очевидно
разочарована, когда он  перед самым оргазмом поспешно вынул  пенис и брызнул
на песок. Позднее,  после того как поели,  подвернулось еще одно место -  на
парковке машин, под деревьями. Когда он  входил на этот раз, она прошептала:
"Не вынимай, можешь в меня...  ",  и стало понятно, что  Билли Джейн приняла
таблетку.  И, несмотря на  всю  сладость  дозволенности, половой  акт как-то
утратил  прелесть. Она была к нему готова,  а  потому перестал ощущаться тот
особый смак запретности. Теперь это были уже не запретные ребячьи шалости, а
встреча  любовников, которые могут когда- нибудь стать мужем  и женой. В  ту
ночь он думал о ней, вжимаясь животом  в матрац, причем  думалось  не о том,
чтобы войти, а о том,  как перед его глазами впервые предстал тот тесноватый
розовый  пояс,  складки которого, чуть  размыкая  сомкнутые бедра,  выдавали
внизу лакомо незрелую выпуклость.
     До сих пор, спустя без малого тридцать лет, от одного имени Билли Джейн
- теперь уже замужней, чуть  раздавшейся женщины с  четырьмя детьми - в паху
возникало приятное шевеление. О  том  виноватом, греховном волнении заставил
вспомнить теперешний  момент,  когда меж губ  Карлсена  нежно  скользил язык
женщины, а сам он  потирал ее липковато-влажный клитор. Спустя  секунду, они
не  сговариваясь  перелегли  в классическую позицию.  Она нарочито  медленно
развела ноги, открывая его члену доступ в свою влажную прорезь. Войдя на всю
длину, Карлсен замер, опасаясь чересчур быстрой эякуляции.
     Происходящее было, пожалуй,  самым странным сексуальным ощущением в его
жизни,  включая даже небе-  зызвестные прошлые  сутки. Привычный к тому, что
партнерша находится внизу или вплотную напротив, он сосредотачивался лишь на
ощущениях  своего собственного тела. Теперь он впервые был обоими партнерами
одновременно,  остро ощущая  возбуждение женщины,  отдающейся  полузнакомому
мужчине. Улавливалось и то, что ее  желание не направлено на него конкретно.
Он здесь просто символ извечного мужского естества, ничем не отличающийся от
секача или другой какой-то особи.
     В то  же время  он  сейчас  отчетливо сознавал то,  о чем неведомо  как
догадывался всегда - соединение двух натур в точности  напоминает соединение
двух химических веществ: они сочетаются либо полностью,  либо частично, либо
никак. С  первой женой совместимость у них  оказалась  фикцией на первом  же
этапе: что-то  упорно  не растворялось в их совместном  химическом растворе.
Находясь   же  сейчас  в   Фарре   Крайски,  он  сознавала  что  их  "химия"
взаимодействует эталонно, без всякого осадка.
     Чувствовалось и то, что  происходящее сейчас  как-то противоречит тому,
что  он усвоил от Хайди Грондэл и  Миранды Штейиберг. В обоих  случаях тогда
необязательно было вставлять пенис во  влагалище:  обмен жизненными флюидами
шел  также  через  пальцы и  губы.  Теперь казалось, что  основой  из  основ
сексуальной  мистерии  является полное  поглощение женским телом.  Идеальным
было бы  полное  слияние. Для этого, похоже,  Фарре  понадобилось бы лечь на
Карлсена  спиной  и  погружаться,  погружаться в  него,  покуда  их  органы,
совместившись, не  сольются воедино,  мошонка  срастется с  влагалищем, а из
лобка  проступит  пенис. Вот  что  явилось  бы полным  сексуальным экстазом.
Лежать же  сверху, вставив пенис, было бледной полумерой, поскольку  энергии
тела не хватает на то, чтобы слиться полностью.
     И  все  равно лежать на ней было величайшим из удовольствий.  Он каждой
клеткой сознавал  контакт: ее язык у себя во рту, щекочущие  выступы сосков,
прижавшиеся снизу живот, бедра и лобок,  свою мошонку у ее прорези. Даже то,
что бедра у него находятся меж ее раздвинутых ног,  усиливало чувственность.
Сознание Карлсена находилось  сейчас в ее  теле, одинаково остро чувствуя  и
входящего к ней мужчину.
     Тут  разом  стало  ясно,   почему  груоды  -   "мятежные"  -  чувствуют
превосходство к своим "безобидным" родственникам по Уббо-Сатхла. Сам смак от
ощущения неприличия, погрязание в грехе давали максимум живительности. А то,
что эта женщина  также предается пороку, давало  несказанно пикантную  смесь
обожания  и ненависти, что они,  принадлежа друг другу,  вместе с  тем ведут
друг  друга к погибели. Он разом и восхищался этой связью  и хотел совершить
над  Фаррой что-нибудь  немыслимое,  так, чтобы у  нее с  хрустом  сломались
кости.
     Неуловимо  для  себя  он  утратил  собственную   сущность,   сделавшись
женщиной, в лоно  которой  сейчас  входил. Прежде всего, обнаружилось, что у
нее самой возбуждение  гораздо  острее, чем  сознание  распаленного  соитием
мужчины.  Она   была   средоточием  женского,  вечной  богиней,  добровольно
отдающейся  мужчине,  который  служит  ее  цели и цели  природы.  Кто  он  -
безразлично,  важно лишь,  чтобы  имел должную силу  наполнить  ее  здоровым
семенем. Когда семя выделено и узы прерваны, его можно хоть в утиль. В конце
концов, она и  создала его  прежде всего для  того, чтобы он ее  орошал. Вот
почему  -  понял  Карлсен  той  частью, которая оставалась подвластна -  ему
доставляло  какое-то  мазохистское удовольствие, когда кузина  во  все глаза
следила, как он достигает  оргазма: незрелая богиня, по- стигающая отрешение
мужчины от семени - ну не прелесть ли!
     Забавно было пользовать налегающего сверху самца, пронзающего экстазом.
Ох уж эти мужчины, считают себя хозяевами мира, тогда как сами на деле всего
лишь рабы, обязанные услаждать своих хозяев и орошать их семенем:
     Но вот  подоспел  момент эякуляции, впрыскивания в  утробу сока  жизни,
сути  мужского естества.  В этот  самозабвенный миг он позволил ей пить свою
жизненность, вплоть  до  полного истощения.  Сама она одновременно втягивала
его  жизненное  поле к  себе  в тело, пополняя коллекцию  поглощенных прежде
мужчин. Какая разница, кто он - в  утиль так в утиль. Сам Карлсен поглощению
не  противился:  получался как  бы вполне  логический исход этого  пылкого и
насквозь  неправедного соития. Изливаясь семенем, слиться с ней  - казалось,
нет в мире желания жарче.
     Фарра чутко уловила звук открываемой двери - муж вернулся. Бестактность
просто редкая: знал же, что ей сейчас некогда!
     Карлсен  слишком  был поглощен,  и не  расслышал  звука  шагов.  Что-то
забрезжило  лишь тогда, когда поколебалось внимание партнерши. За софой -  о
ужас!  -  стоял Крайски, любуясь на его голый  зад. Но  и желание оставалось
таким  сильным,  что  он  не  попытался  выйти.  Какое-то   даже  садистское
удовольствие   затлело  от  того,  что  застали  на  чужой   жене.  Судя  по
сомкнувшемуся влагалищу, Фарра подбивала его к оргазму.
     - Нет, пока рано, - вмешался Крайски. - Ему надо еще увидеть Ригель-10.
     - Как?! - негодующе выпалила она. Раздражение передалось и Карлсену.
     - Я Грондэлу обещал.
     - Этому... !  - до Карлсена дошло, что  разговор  происходит  на уровне
телепатии, а потому четкого словесного выражения нет.
     - Все равно, -  тянучий техасский акцент как-то усиливал раздражение, -
я дал слово. -  Он легонько шлепнул Карлсена по заду. - Давай-ка, вытаскивай
штопор.
     Фарра отлепила губы...
     - Извини, - голос прозвучал с неподдельной теплотой.
     Карлсен, шелковисто выведя член из влажной прорези, неуклюже поднялся и
начал натягивать брюки. Крайски смешливо наблюдал, как он заправляет все еще
колом стоящую свою принадлежность в ширинку.
     - Хорошо, что я  на самом деле не  из Техаса.  А  то бы  ведь круто мог
обойтись: заходишь, а жену твою долбит какой-то ухарь, аж пыль столбом!
     Карлсен пропустил юмор мимо ушей.
     - Вы сказали про какой-то Ригель-10?
     - Да. Нам нужно туда наведаться.
     - Как, в буквальном смысле
     - Безусловно.
     - К-когда??
     - Чем скорее, тем лучше. Ты готов?
     На  затылке   будто  разом   стянуло   кожу.  Встала  Фарра.  Полностью
расстегнутое платье  соблазнительно  приоткрывало  обнаженное  тело.  Ловким
движением она прильнула к Карлсену губами, руку вкрадчиво положив  на выступ
в  брюках.  Желание  было  так  велико, что хотелось,  наплевав на  Крайски,
подхватить даму и отнести ее в спальню.
     - А позднее? - лукаво спросила она.
     Крайски кивнул, и она поцеловала Карлсена еще раз.
     - Ну что, ненасытный мой донжуанчик, пойдем занырнем.
     Заходя уже в спальню,  Карлсен понял, что муж позволяет жене  умертвить
гостя.
     Спальня  такая,  каких  в  Нью-Йорке  миллионы:  на  столике  меж двумя
одинаковыми кроватями  пустые  кофейные чашки,  по  ковру разбросаны  туфли,
тапки, сиротливо  лежит клетчатая  рубаха,  флаконы с  деодорантом  стоят на
туалетном столике. В приоткрытую  дверь ванной виднелись колготки,  трусики,
лифчик, пара мужских носков на сушилке.
     Крайски, открыв дверь стенного  шкафа, потянулся внутрь,  задняя стенка
бесшумно отъехала, открыв взгляду небольшую  комнатку. Такие комнаты вошли в
обиход с  прошлого  века, служа  обычно  хранилищем  ценностей. У  этой были
темно-красные  стены  и  такой же расцветки  ковер,  потолок  зеркальный  (и
приглядываться особо нечего: видно, что искажает).
     Из  мебели  в комнате стояли  единственно застекленный  вверху  столик,
стилизованный под старину  стул и мусорная корзина. На  столике  громоздился
компьютер  из  породы  ветеранов.  Крайски коснулся  выключателя,  и  стенка
гардероба задвинулась с той стороны.
     Крайски  сел  перед компьютером  и, включив,  понабирал на  клавиатуре.
Карлсен   настороженно  вздрогнул,  когда  потолок  ожил  эдаким  чешуйчатым
поблескиванием,  словно  переродившись в  поверхность  пруда.  Стоило  свету
выровняться, как из его  поверхности проплавились  два квадратных предмета и
стали медленно  прорастать  в комнату. Предметы, похожие вначале на какие-то
стеклянистые кубы, постепенно приняли вид округлых  полупрозрачных  столпов,
вытянувшихся, наконец, всплошную от потолка до пола.
     - Что это? - недоуменно спросил Карлсен.
     - Наш транспорт на Ригель-10.
     - Он как-то... действует?
     - Энергетической вибрацией. Ригель-10 на три энергетических уровня выше
Земли. То  есть энергия  там распространяется  в  три раза  быстрее скорости
света. Так что с телом придется расстаться.
     Сильный  техасский  акцент в  речи  больше  не  чувств  вовался.  Голос
отточенный, сдержанный,  без эмоций  - артист,  сошедший  со сцены  и  сразу
заговоривший по-нормальному.
     - Расстаться... А сам я?
     На душе было неспокойно, и как-то разом ощутилась полная зависимость от
Георга Крайски.
     - Тебя перенесет на Ригель-10.
     - И что там?
     - Твое энергетическое тело воссоздастся в приемнике.
     - А физическое-то, физическое тело?
     - Оно останется здесь, в полном порядке.
     - На какой срок?
     -  Не  важно.   При  переходе  на  третью   вибрацию  нормальное  время
стопорится.
     На вопросы  Крайски  отвечал  терпеливо  и серьезно,  очевидно  понимая
беспокойство Карлсена.
     - А если сердце остановится?
     - Нет,  оно будет  так  же биться,  как во сне.  -  Шагнув  вперед,  он
коснулся  ближайшей  стеклянистой колонны,  где  сразу же, без всякой  ручки
очертился проем. - Схожу сейчас проверю приемник, все ли там в порядке.
     - А если нет? - спросил Карлсен с наигранной непринужденностью.
     - Меня автоматически перенаправит  обратно на  Землю. Буду минут  через
пять.
     Войдя в  колонну, он развернулся лицом к  Карлсену. Пространство внутри
не составляло и двух футов, так что плечи приходились впритирку. Тут Крайски
всем телом  подался назад, и проем впереди затянулся.  Он стоял с  закрытыми
глазами, навытяжку,  как  солдат,  головой  притиснувшись  к  тыльной  части
колонны. Через несколько  секунд края колонны заалели, сменившись постепенно
на  огнистый,  желтый  и  далее  по  спектру  - густеющий  синий,  индиго  и
фиолетовый. Фиолетовый дрогнул, и тут вся колонна озарилась изнутри слепящей
белизной. Крайски с ошеломленным выражением открыл глаза, напряженно застыв.
Миг,  и  жизнь  в  нем  словно  угасла,  настолько  обмякло  лицо.  Подобную
омертвелость   Карлсен   наблюдал  уже   второй   раз,  только  сейчас   она
воспринималась как-то тревожнее, поскольку  Крайски омертвел  как-то  против
собственной воли. В углу рта поблескивал пузырек слюны.
     Потрясенный увиденным, Карлсен опустился в кресло. Свет  вверху колонны
перемежался какими-то восходящими призрачными кольцами,  снова  остыв, вслед
за тем, до ровного свечения. Карлсен ощущал наплыв страха, схожий со страхом
высоты. Мысль о расставании с телом  подтачивала самое главное: уверенность,
что все в  тебе  незыблемо и н