ыли  соблазнительно
влажные.
     - Нет, капитану Карлсену показывать не  надо,  - сказал Джемисон. -  Он
уже ощутил.
     Ветер легонько шевелил  оконный тюль. Джемисон, сидя с каменным лицом в
кресле,  не  спускал пристальных глаз  со своих гостей. Отдаленно  доносился
глухой уличный  шум Уайтхолла. Карлсен всю свою энергию  сплотил на борьбу с
дремотой. Было  видно, что  Хезлтайн с  Фалладой  вот-вот заснут. Паники  не
было,  была  лишь  приятная,   эротическая  истома.  Время  утратило  смысл.
Неспешным ручейком текли памятные  образы: картины  детства, маковые поля  в
"Волшебнике  страны  Оз",  домик  из  "Ганзель   и  Гретель",  сделанный  из
фруктового  пирога. На  душе - благостная расслабленность, ощущение, что все
хорошо.  Олоф  попытался внушить себе, что они втроем находятся в опасности,
но  ум отказывался внимать. Золотистый туман блаженства  разливался по всему
существу, размывая сознание.
     Раздался звонок, и Карлсен понял, что задремал.
     - Должно быть, наш коллега, - сказал Джемисон и вышел.
     Через  несколько минут  он  возвратился. Карлсен,  напрягшись,  кое-как
повернулся  в кресле. В  кабинете стоял Армстронг - лицо землистое, больное.
Двигался он  медленно,  неуверенной  поступью. Джемисон подвел его  к стулу.
Взгляд  Армстронга  без   интереса  скользнул  с  Карлсена  на  Фалладу,  на
Хезлтайна. Дышал Армстронг тяжело, глаза были налиты кровью.
     - Посмотри на меня, - требовательно приказал Джемисон.
     Армстронг нехотя  поднял глаза. Джемисон схватил его за  волосы, отчего
тот  страдальчески сморщился, отвел  ему  голову и  вгляделся в самые глаза.
Армстронг надрывно  закашлял, постанывая. Секунду никто из них не  двигался.
Затем  лицо у  Армстронга изменилось  - словно  окаменело,  рот стал тверже.
Когда открыл глаза, взгляд был уже ясным, пронизывающим. Он сердито стряхнул
руку Джемисона у себя со лба.
     - Теперь лучше. Спасибо. Они вкачали в меня три дозы этой пакости. - Он
с  холодной яростью воззрился на  Карлсена; волевой импульс стегнул капитана
тугим жгутом.
     - Если ему быть убитым, это сделаю я.
     - Он уже обещан мне, - возразила девица.
     -  Выбор  за  ним, - перебил их Джемисон. -  Что  ты предпочтешь? Чтобы
тобой овладела она? Или умертвил он? Решай быстро.
     Карлсен   опять   попытался  шевельнуться,  но  три   их  воли  оковами
пригвоздили  его  к  креслу.  Он  ощутил  беспомощность,  почувствовал  себя
ребенком в руках взрослых. Слова выдавливались с трудом.
     - Убивать меня глупо.  Тело мое вы могли бы использовать, но  этим  все
равно не обмануть тех, кто меня знает.
     - Этого не требуется. Единственное, что нужно - это, чтобы вы выступили
сегодня  вечером  по  телевидению.  Там  вы  выскажетесь  в  том  духе,  что
"Странник"  надо немедленно отбуксировать  к Земле. Скажете,  что  медлить с
этим  глупо, когда инициативу могут перехватить другие страны. После этого я
объявлю, что назначаю  вас начальником экспедиции по доставке "Странника", и
завтра же утром вы отбудете на лунную базу. Это все, что от вас требуется. -
Карлсен не мигая смотрел в глаза Джемисону, перебарывая  в душе  усталость и
растущее чувство поражения. - Я жду ответа: сейчас,  - требовательно добавил
тот.
     -  Может, попробовать его уговорить?  - спросила девица и, не дожидаясь
ответа, села Карлсену на колени и  откинула ему  назад голову - все  это без
кокетства, словно санитарка на медосмотре. Почувствовав ее прохладные ладони
у себя на коже, он осознал, что она забирает его энергию; ясно было, что под
коричневым  строгим  костюмом  на ней  почти  ничего  нет.  Удивительно,  но
несмотря  на  истощение,  Карлсен  ощутил,  как в нем  пробуждается  стойкое
желание. Прикрыв ему ладонями уши, девица наклонилась и Припала губами к его
рту. Он вновь испытал томный восторг, желание сдаться, позволить ей овладеть
своей волей. Почувствовав его расслабленность, она провела ему по шее нежной
кожей  оголившихся  рук;  губы  у  девицы стали влажными, влекущими. Карлсен
наблюдал,  как  жизнь из него вытягивается  к  ней  в  тело;  жизненные силы
лились, словно кровь из отворенной  вены.  Вскинувшись  напоследок,  Карлсен
попытался  шевельнуться,  но  совокупная  их  воля   вжала  его  в   кресло.
Одновременно с  тем, как сила  сопротивления  убывала, чувство беспомощности
переплавлялось  в теплое ответное  влечение. Отчасти,  видимо, из-за легкого
нажима ее бедер, которыми она ритмично надавливала ему на сокровенное место,
умело  имитируя половой  акт. Он ощущал  через  костюм  тепло  ее  увесистых
грудей; хотелось потянуться и сорвать с нее досадно мешающую одежду. Желание
сделалось жгучим, неистовым; осознавалось ее удивление тому, что он перестал
быть пассивным.  И тут Карлсен ощутил, что  может встречно использовать свою
волю;   некая  сила,  пробившаяся  вдруг  из  какой-то  немыслимой  глубины,
заставила девицу прижаться еще  теснее, буквально впившись в него губами. Не
шевелясь, он мог держать ее, как птица, очевидно, держит червяка. Теперь уже
он цедил из нее жизненную  энергию, всем существом своим горя от сладостного
утоления лютой жажды.
     -  Что ты делаешь, Враал? -  послышался  голос  Армстронга. - Не убивай
его.
     Карлсен усилил хватку, самозабвенно отдаваясь наслаждению, с которым не
могло сравниться никакое иное; от такого тесного контакта горела плоть.
     Увидев,  что Джемисон  хватает ее за плечи, он ослабил хватку,  уступая
ему девицу. Тот рванул с такой силой, что она, попятившись, ударилась о стол
и  рухнула  на палас. Джемисон открыл  было рот, но  тут взгляд его  упал на
припухшие губы  и  опустевшие от  изнурения глаза  той,  что звалась  Враал.
Реакция  была  мгновенной:  он  повернулся  к  Карлсену,  и  сила  его  воли
хлестнула, как  молния.  Карлсена должно  было  пригвоздить  к стулу, пробив
сопротивление  раз  и   навсегда,  наподобие  пули,   пущенной  в  солнечное
сплетение. Однако  Карлсен  оказался даже быстрее - он парировал чужую волю,
увернувшись, как боксер  от прямого удара; и прежде чем Джемисон  опомнился,
сам нанес  ответный удар,  угодив  Джемисону по ребрам  - да так,  что  того
отбросило к стене.  Уклон влево  напомнил  об Армстронге;  Карлсен  не успел
сгруппироваться и получил  неуклюжий,  но сильный удар, вскользь пришедшийся
по  голове.  Рассвирепев от боли, Карлсен переборщил с ответом.  Вспыхнувшая
ярость огрела Армстронга по плечу словно тяжелой дубиной, сломав кость.  Тот
отлетел через  кабинет,  наотмашь  ударившись  о  стену головой.  Не в силах
подняться,  он  лишь  грузно  привстал  на  колени,  глухо  мыча  и   пялясь
осоловелыми, мутными глазами.
     Джемисон,  чуть покачнувшись, поднялся, неотрывно глядя на Карлсена,  и
стоял,  придерживаясь за стол.  Левый  глаз  у него заплыл, по щеке струйкой
стекала  кровь;  в  непроницаемом  взоре,  тем  не  менее,  не  читалось  ни
поражения, ни страха.
     - Черт бы побрал! Кто ты такой?
     Собираясь с мыслями, чтобы ответить, Карлсен вдруг ощутил, что это ни к
чему.  Вопрос  задавался не  ему.  С  губ  сходили  слова  на  чужом  языке,
содержание которого, кстати, было понятно.
     -  Моя  родина  Картхис,  - произнес  он. Он  сознавал,  что  это  язык
Ниотх-Коргхай.
     Джемисон  полез в  карман,  вынул оттуда  белоснежный носовой платок  и
промокнул с лица кровь.
     - Чего тебе от нас надо? - спросил он спокойным и ровным голосом.
     - Я думаю,  ты об этом знаешь. - Говоря, Карлсен заметил, что владеющий
девушкой   вампир,   потихоньку   выползал  из  ее   тела.   Даже  глядя   в
противоположную сторону, каким-то непостижимым чувством он ведал, что беглец
крадется к окну.
     - Тебе не уйти, Враал, - сказал он. - Мы тысячу с лишним лет потратили,
разыскивая тебя.  Поэтому не  надейся, что  тебе  это снова  удастся.  -  Он
схватил и втащил бесплотную беглянку обратно в комнату. Хезлтайн с Фалладой,
вытаращив глаза, смотрели на прозрачный  лазоревый силуэт, различимый теперь
на фоне стены. Он  переливчато подмигивал светом  циркулирующей внутри,  как
клубы дыма энергии.
     Карлсен повернулся к Фалладе.
     - Прошу  извинить, что говорю на  нездешнем  языке.  У себя мы общаемся
просто мыслью, но иногда все равно используем древний язык Ниотх-Коргхай.
     - Я не понимаю, - в замешательстве выговорил Фаллада. - Ты...?
     Олоф понял невысказанный вопрос.
     - Я - обитатель Картхис, планеты у звезды, именуемой Ригел. Я использую
тело вашего  друга Карлсена, который  совершенно четко сознает происходящее.
Можно сказать, я на время позаимствовал его тело.
     Он   поглядел   на  Армстронга,  медленно  выправляющегося  в   сидячее
положение, затем на Джемисона. - Идемте. Пора в путь.
     Фаллада с Хезлтайном, застыв от изумления,  смотрели,  как  от Карлсена
начала отделяться пурпурная дымка. Сияние у нее было более насыщенное, чем у
другого  пришельца, и,  казалось,  утыкано  крохотными,  похожими  на искры,
точками света.
     Карлсена вдруг охватила слабость, как от потери крови.
     - Подожди, пожалуйста, - попросил он. Свет багровел в середине кабинета
настолько яркоо,  что резало  глаза. Тут  перемежающиеся,  размытые  силуэты
отделились  и  от  Армстронга  с  Джемисоном.  В   сравнении  с  насыщенным,
полыхающим багрянцем  своего пленителя, они  были едва различимы.  Армстронг
завалился набок, челюсть  у  него отвисла. Джемисон тяжело рухнул в кресло у
себя за  столом и  посмотрел  на девушку  с растерянным непониманием, словно
впервые видя.
     Вглядываясь  в  багряные переливы, колышащиеся на  фоне  стен,  Карлсен
ощутил в себе эмоции столь глубокие, каких никогда не испытывал прежде. Душу
раздирал благоговейный ужас вперемежку с неимоверной жалостью. Впервые он  в
полной мере сознавал все одиночество и  бесприютность, толкавшие этих бродяг
рыскать по галактике  в поисках жизненной энергии. Чувствовал  их неизбывный
ужас  перед  холодной  пастью  конечного  небытия,   готового  поглотить  их
навсегда, вместе  или  порознь.  Перед такой  реальностью собственная  жизнь
внезапно показалась пустяком  -  с  самого  рождения  ее  полонили  какие-то
тусклые, невыразительные тени людей и  вещей.  Осознание всего этого придало
храбрости, настоянной на гневе. Сделав шаг навстречу свечению, он крикнул:
     - Не убивай их! Отпусти.
     Собственный  крик  показался  ему  полным  абсурдом  -  все  равно, что
доказывать что-нибудь безмолвной горе.  Однако спустя секунду в ответ внятно
донеслось:  "Ты  знаешь, чего ты  просишь?". Слышно  ничего не  было,  слова
внедрялись прямо в мысль.
     "Чего такого уж дурного  они,  в конце  концов,  сделали? -  запальчиво
спросил он. -  Им всего лишь хотелось жить.  За что  их наказывать?"  Говоря
это, он продвинулся еще на шаг,  в  место, озаренное свечением. И  тут вновь
ощутил  мощный прилив энергии и способность прозревать  умы  окружающих.  На
этот раз голос у него доносился как обычно, изо рта.
     -  О  наказании  не  может  быть  и  речи.  Но  чтобы  восторжествовала
справедливость - вам быть судьями.
     Наводнив  тело Карлсена,  безвестный  вершитель  нагнулся,  поднял  его
руками девушку и аккуратно  усадил  ее  на стул  возле стола.  Глаза  у  нее
открылись, и она  взглянула  на  Карлсена с удивлением и некоторой робостью.
Наклонился над Армстронгом, схватив его за  оба плеча - хлынувшая из пальцев
целительная  сила  срастила  перелом.   Переступил  к  Джемисону,  испуганно
отшатнувшемуся  от  протянутой  руки. Ладонь коснулась распухшей  побелевшей
скулы - на глазах у всех синяк и опухоль исчезли.
     Вершитель возвратился к креслу, где сидел Карлсен, и поочередно оглядел
всех присутствующих.
     -  Вы готовы  вынести  решение  об участи этих  существ,  думавших  вас
уничтожить?
     Наступила тишина,  и можно было  прочесть,  что в мыслях и  на  душе  у
каждого.  У  Армстронга  и  Джемисона  пристыженность  и  страх переросли  в
ненависть,  инстинктивное  желание  примкнуть  к  обвинителю.  Девушка  лишь
пугливо наблюдала,  не  зная,  как быть.  Лишь Фаллада с Хезлтайном пытались
сохранить беспристрастность.
     - Как же мы можем судить? - откровенно спросил Фаллада.
     - Тогда  слушайте и  решайте, - голос был терпелив и  кроток. -  Больше
двухсот лет я нахожусь у вас на Земле, выжидая возвращения Уббо-Сатхла.  Мои
же собратья  разыскивали  их  среди  галактик вот уже  тысячу с  лишним лет.
Осуществить это было сложнее, чем отыскать какую-то одну песчинку среди всех
пустынь вашей планеты.
     Слова были  не  так значимы, как  сопровождающие  их  образы. Вершитель
проецировал  свои мысли и  чувства в умы  людей  так, что можно было усвоить
подавляющую безмерность пространства и бесконечное сонмище миров.
     - И вот так-то, две  с лишним тысячи лет назад, наши посланцы в системе
Веги нашли  остатки планеты  В-76. Она распалась на  осколки. Мы знали,  что
планету  населяла раса  высокоразвитых существ,  йераспинов  -  вам  бы  они
показались некими светящимися шарами.  Существа эти были ленивы, безобидны и
неагрессивны.  Это  и вызвало у  нас  недоумение:  что за  катастрофа  могла
разрушить  их  мир.  Вначале  подумалось,  что  это  какой-нибудь  природный
катаклизм. И  тут,  изучая осколки,  мы обнаружили  следы  ядерного  взрыва.
Появилось   подозрение,  что  планета  уничтожена   с  целью  скрыть   следы
какого-нибудь  чудовищного преступления  -  подобно тому,  как  человеческие
преступники порой  сжигают разграбленный  дом. Дальнейший анализ убедил, что
планета стала  ареной массового  убийства всех  ее обитателей.  -  Глаза его
холодно посмотрели на безмолвные  силуэты у стены. Карлсену показалось,  что
те  угасают. -  Тогда  и начался розыск.  Мы  одну за другой обследовали все
близлежащие планетарные системы  в поисках любого  свидетельства, способного
изобличить преступников. Такое свидетельство  обнаружилось в вашей Солнечной
системе, где точно так же была взорвана еще одна планета.
     - Где астероиды? - воскликнул Фаллада удивленно.
     -  На  нашем  языке  ее название  - Йеллднис, голубая планета. Когда мы
перед  тем  в  последний  раз  навещали  Солнечную  систему,  Йеллднис  была
средоточием великой  древней  цивилизации подобных  нам  существ -  разумных
моллюсков. А  Марс населяла раса великанов-гуманоидов, тогда уже развивавших
строительство  городов.  Теперь  же  Марс  оказался  безводной  пустыней,  а
Йеллдиис раскололась  на тысячи  осколков.  Вместе  с  тем ваша Земля, с  ее
недостаточно развитой средиземноморской цивилизацией, была нетронута. Почему
так?  Разве,  может статься,  преступники  усматривали  в  ней  своего  рода
временное пристанище? Вот тогда у нас появилось подозрение, что преступления
совершают Канувшие -  так мы  нарекли ученых, исчезнувших на обратном пути к
нашей галактике пятьдесят  тысяч  лет  назад.  Вначале  в  это  не  особенно
верилось, поскольку Ниотх-Коргхай, как и люди, смертны. Но когда  мы прибыли
на Землю  и  изучили  ее  наследственную  память, все  сомнения  развеялись.
Преступления  совершали существа, подобные нам  - собратья по расе  Ниотх, у
которых  пристрастие  к покровительству более  слабым  расам  переродилась в
злокачественную тягу умерщвлять...
     От  клубящихся  около стены  силуэтов,  чувствовалось,  исходит гневное
презрение. Вершитель  же  продолжал ровным  голосом:  "Ваша мифология о злых
духах и демонах  полна  атавистической памяти  об  Уббо-Сатхла,  космических
вампирах. А  поскольку они  пощадили вашу планету, было ясно,  что они  сюда
когда-нибудь  непременно  вернутся.  Мы,  разумеется,  продолжали  поиск  по
галактикам в  надежде пресечь дальнейшие  преступления,  но  одна  лишь ваша
галактика сама  по себе вмещает  свыше  ста миллиардов  звезд. Так  что наши
усилия были тщетны - до сегодняшнего дня".
     Голос смолк. Карлсен снова ощутил волнами исходящие от пришельцев злобу
и беспросветное отчаяние. Молчание длилось дольше обычного.
     -  Ну так что? - спросил голос. - Кто-нибудь  по-прежнему полагает, что
их  следует отпустить? - Глаза вершителя обратились к  Джемисону. Тот  густо
зарделся и прокашлялся:
     - Конечно же, нет. Это было бы преступной глупостью.
     - Я бы  хотел  задать один вопрос,  -  подал голос Фаллада.  Говорил он
нервно, изучая  глазами  ковер  на  полу. -  Вы  сказали,  милосердие  у них
переродилось в некий садизм. А нельзя сделать обратное перерождение?
     - Тоже мне, нашли, о чем говорить! - фыркнул Джемисон раздраженно.
     - Я хочу знать,  - упрямо потребовал Фаллада,  - безнадежно  ли порочны
эти  существа.  - Он  укоризненно  посмотрел  на Джемисона  из-под кустистых
бровей. - У большинства людей все-таки теплится искра добра.
     - На этот вопрос могут ответить только они, - рассудил вершитель. - Что
скажете? - обратился он к вампирам.
     -  Они  что, могут говорить? -  удивился  Фаллада. -  Без  тела  им  не
обойтись. Но у них здесь целых шестеро.
     Карлсен внезапно  ощутил тошнотворную  слабость. Прошла секунда,  и  он
понял, что вершитель вытеснился  у него из тела и завис над головой. Капитан
увидел, что один из  клубящихся  силуэтов плывет к нему, и весь напрягся, но
тут в мозг  влилось  расслабляющее спокойствие.  Карлсен расслабился,  давая
бесформенному  сгустку  слиться  со своим  телом.  На миг накатила тошнота -
словно кто-то  вынудил проглотить  какую-нибудь гадкую  жидкость - и тут  же
сменилась дикарским ликованием. От грубой жизненности готовно напряглись все
мышцы. Карлсен ощутил в себе вожака - того, что владел Джемисоном. Грянувший
голос был сиплым  от обостренного чувства. *** - Я  скажу, хотя  и знаю, что
это  ничего  не  изменит.  Справедливость ни  в  ком здесь  не воплощена. Но
хотелось бы вспомнить один простой факт. Ниотх-Коргхай, как и люди, смертны.
Мы, Уббо-Сатхла,  достигли, в  некотором  роде, бессмертия. И по-вашему, это
само  по  себе  не заслуга -  открыть секрет  вечной жизни?  Вы скажете:  мы
достигли этого тем, что  губили чужие жизни. Верно. Но разве  и это не закон
природы?  Все живые  существа - убийцы. Люди не чувствуют угрызений совести,
убивая  себе на  пищу  бессловесных животных. Не  гнушаются они  даже плотью
новорожденных  ягнят.  А коровы и овцы едят  траву, тоже наделенную  жизнью.
Присутствующий здесь доктор  Фаллада  изучал вампиризм. Он  скажет  вам, что
таков основной принцип природы. Если так, то в чем наша вина?
     - Вы отрицаете то, что убиваете для удовольствия? - спросил Фаллада.
     -  Нет.  -  Пришелец  говорил  спокойно  и  рассудительно.  -  Но  если
приходится убивать  для того, чтобы  выжить, то почему  бы нам не находить в
этом удовольствие?
     Карлсена занимали  не  столько слова, сколько стоящая за ними сила. Она
вторгалась в сознание  подобно электрическому току,  наводняя ищущим  выхода
восторгом. Люди и в самом  деле  порочны:  эгоисты,  нытики, лентяи, тупицы,
плуты  - раса недалеких, никчемных существ, немногим лучше кретинов. Если  в
природе выживает сильный, а  слабый  вымирает, то человек  напрашивается  на
уничтожение. В понимании вампиров, он - естественная добыча.
     Хезлтайн кашлянул.
     - Но ведь,  разумеется...  жестокость происходит от слабости,  а  не от
силы? - спросил нетвердо, без убежденности.
     -  Тот, кто  не испытал полного отчаяния, не вправе говорить, что  есть
слабость,  а  что  -  сила,  -  твердо  заявил  вампир.  -  Вы  можете  себе
представить, что значит тысячу лет бороться, чтобы тебя не  втянуло небытие?
С  той поры  мы решили, что нет причины  мириться  со смертной участью, пока
есть еще шанс выжить. И вы нас за это обрекаете на смерть?
     Обращался он к Хезлтайну и Фалладе, но ответил Джемисон.
     - Вы  сами  себя  обрекли,  - заявил он.  Вы только  что упомянули, что
убийство - закон природы. Вы думали уничтожить нас. Так почему же нам, точно
так же, не разделаться с вами?
     - Будь у вас сила, я бы именно этого от вас и ожидал, - ответил тот без
малейшего  сарказма. -