ть Сонков Хогбенов.
   Одного, конечно, не хватило, потому что я пропустил Енси, и,
конечно, Хогбены ни в одной переписи населения не значатся.
   Но вот я очутился перед всеми жителями всего мира, кроме
семьи Хогбенов и самого Енси. Это был отчаянный поступок.
   Никогда я не думал, что на свете столько разных физиономий! Я
увидел людей всех цветов кожи, с бакенбардами и без, одетых и в
чем мать родила, ужасно длинных и самых что ни есть коротышек, да
еще половину я увидел при свете солнца, а половину в темноте. У
меня прямо голова кругом пошла.
   Какой-то миг мне казалось, что я узнаю кое-кого из Пайпервилла,
включая шерифа, но тот слился с дамой в бусах, которая целилась
в кенгуру, а дама превратилась в мужчину, разодетого в пух и
прах, - он толкал речугу где-то в огромном зале.
   Ну и кружилась же у меня голова.
   Я взял себя в руки, да и самое время было, потому что все уже
успели меня заметить. Им-то, ясное дело, показалось, что я с неба
свалился, мгновенно вырос перед ними, и... В общем, было с вами
такое, чтобы два миллиарда двести пятьдесят миллионов девятьсот
пятьдесят девять тысяч девятьсот шешнадцать человек уставились вам
прямо в глаза? Это просто тихий ужас. У меня из головы вылетело,
что я задумал. Только я вроде будто слышал дедулин голос - дедуля
велел пошевеливаться.
   Вот я сунул полено, которое держал (только теперь это было
два миллиарда двести пятьдесят миллионов девятьсот пятьдесят девять
тысяч девятьсот шешнадцать поленьев), в столько же рук, а сам
его выпустил. Некоторые люди тоже сразу выпустили полено из рук,
но большинство вцепились в него, ожидая, что будет дальше. Тогда я
стал припоминать речь, которую собрался произнести, - сказать,
чтобы люди ударили первыми, не дожидаясь, пока Енси взмахнет гаечным
ключом.
   Но уж очень я засмущался. Чудно как-то было. Все люди мира
смотрели на меня в упор, и я стал такой стеснительный, что рта не
мог раскрыть. В довершение всего дедуля завопил, что у меня осталась
ровно секунда, так что о речи уже мечтать не приходилось.
Ровно через секунду я вернусь в нашу кухню, а там старый Енси уже
рвется в машинку и размахивает гаечным ключом. А я никого не предупредил.
Только и успел, что каждому дал по полену.
   Боже, как они на меня глазели! Словно я нагишом стою. У них
аж глаза на лоб полезли. И только я начал истончаться по краям, на
манер блина, как я... Даже не знаю, что на меня нашло. Не иначе,
как от смущения. Может, и не стоило так делать, но...
   Я это сделал!
   И тут же снова очутился в кухне. В мезонине дедуля помирал со
смеху. По-моему, у старого хрыча странное чуйство юмора. Но у меня
не было времени с ним обьясняться, потому что Енси шмыгнул мимо
меня - и в машинку. Он растворился в воздухе, также как и я. Как и
я, он расщепился в столько же людей, сколько в мире жителей, и
стоял теперь перед всеми нами.
   Мамуля, папуля и дядя Лес глядели на меня очень строго. Я заерзал
на месте.
   - Все устроилось, - сказал я. - Если у человека хватает подлости
бить маленьких детей по голове, он заслуживает того, что... - Я
остановился и посмотрел на машинку,... - Что получил, - закончил
я, когда Енси опять появился с ясного неба. Более разьяренной
гадюки я еще в жизни не видал. Ну и ну!
   По-моему, почти все население мира приложило руку к мистеру
Енси. Так ему и не пришлось замахнуться гаечным ключом. Весь мир
нанес удар первым.
   Уж поверьте мне, вид у Енси был самый что ни на есть жалкий.
   Но голоса Енси не потерял. Он так орал, что слышно было за
целую милю. Он кричал, что его надули. Пусть ему дадут попробовать
еще разок, но только теперь он прихватит с собой ружье и финку. В
конце концов мамуле надоело слушать, она ухватила Енси за шиворот
и так встряхнула, что у него зубы застучали.
   - Ибо сказано в священном писании! - возгласила она исступленно. - Слушай,
ты, паршивец, плевок политурный! В библии сказано - око
за око, так ведь? Мы сдержали слово, и никто нас ни в чем не
упрекнет.
   - Воистину, точно, - поддакнул дедуля с мезонина.
   - Ступайте-ка лучше домой и полечитесь арникой, - сказала мамуля,
еще раз встряхнув Енси. - И чтобы вашей ноги тут не было, а
то малыша на вас напустим.
   - Но я же не расквитался! - бушевал Енси.
   - Но вы, по-моему, никогда не расквитаетесь, - ввернул я.
   - Просто жизни не хватит, чтобы расквитаться со всем миром,
мистер Енси.
   Постепенно до Енси все дошло, и его как громом поразило. Он
побагровел, точно борщ, крякнул и ну ругаться. Дядя Лес потянулся
за кочергой, но в этом не было нужды.
   - Весь чертов мир меня обидел! - хныкал Енси, обхватив голову
руками. - Со свету сживают! Какого дьявола они стукнули первыми?
Тут что-то не так!
   - Заткнитесь. - Я вдруг понял, что беда вовсе не прошла стороной,
как я еще недавно думал. - Ну-ка, из Пайпервилла ничего не слышно?
   Даже Енси унялся, когда мы стали прислушиваться.
   - Ничего не слыхать, - сказала мамуля.
   - Сонк прав, - вступил в разговор дедуля. - Это-то и плохо.
   Тут все сообразили, в чем дело, - все, кроме Енси. Потому что
теперь в Пайпервилле должна была бы подняться страшная кутерьма.
Не забывайте, мы с Енси посетили весь мир, а значит, и Пайпервилл;
люди не могут спокойно относиться к таким выходкам. Уж хоть какие-ибудь
крики должны быть.
   - Что это вы все стоите, как истуканы? - разревелся Енси. - Помогите
мне сквитаться!
   Я не обратил на него внимания. Подошел к машинке и внимательно
ее осмотрел. Через минуту я понял, что в ней не все в порядке.
Наверное, дедуля понял это также быстро, как и я. Надо было слышать,
как он смеялся. Надеюсь, смех пошел ему на пользу. Ох, и
особливое же чуйство юмора у почтенного старикана.
   - Я тут немножко маху дал с этой машинкой, мамуля, - признался
я. - Вот отчего в Пайпервилле так тихо.
   - Истинно так, клянусь богом, - выговорил дедуля сквозь смех. - Сонку
следует искать убежище. Смываться надо, сынок, ничего не
попишешь.
   - Ты нашалил, Сонк? - спросила мамуля.
   - Все "ля-ля-ля" да "ля-ля-ля"! - завизжал Енси. Я требую того,
что мне по праву положено! Я желаю знать, что сделал Сонк такого,
отчего все люди мира трахнули меня по голове? Неспроста это!
Я так и не успел...
   - Оставьте вы ребенка в покое, мистер Енси, - обозлилась мамуля. - Мы
свое обещание выполнили, и хватит. Убирайтесь-ка прочь
отсюда и остыньте, а не то еще ляпнете что-нибудь такое, о чем сами
потом пожалеете.
   Папуля мигнул дяде Лесу, и, прежде чем Енси облаял мамулю в
ответ, стол подогнул ножки, будто в них колени были, и тихонько
шмыгнул Енси за спину. Папуля сказал дяде Лесу: "раз, два - взяли",
стол распрямил ножки и дал Енси такого пинка, что тот отлетел
к самой двери.
   Последним, что мы услышали, были вопли Енси, когда он кубарем
катился с холма. Так он прокувыркался полпути к Пайпервиллу, как я
узнал позже. А когда добрался до Пайпервилла, то стал глушить людей
гаечным ключом по голове.
   Решил поставить на своем, не мытьем, так катаньем.
   Его упрятали за решетку, чтоб пришел в себя, и он, наверно,
очухался, потому что в конце концов вернулся в свою хибарку. Говорят,
он ничего не делает, только знай сидит себе да шевелит губами - прикидывает,
как бы ему свести счеты с целым миром. Навряд ли
ему это удастся.
   Впрочем, тогда мне было не до Енси. У меня своих забот хватало.
Только папуля с дядей Лесом поставили стол на место, как в меня
снова вцепилась мамуля.
   - Обьясни, что случилось, Сонк, - потребовала она. - Я боюсь,
не нашкодил ли ты, когда сам был в машинке. Помни, сын, ты - Хогбен.
Ты должен хорошо себя вести, особенно, если на тебя смотрит
весь мир. Ты не опозорил нас перед человечеством, а, Сонк?
   Дедуля опять засмеялся.
   - Да нет пока, - сказал он. Теперь я услышал, как внизу, в
подвале, у малыша в горле булькнуло, и понял, что он тоже в курсе.
Просто удивительно. Никогда не знаешь, что еще ждать от малыша.
Значит, он тоже умеет заглядывать в будущее.
   - Мамуля, я только немножко маху дал, - говорю. - Со всяким
может случиться. Я собрал машинку так, что расщепить-то она меня
расщепила, но отправила в будущее, в ту неделю. Поэтому в Пайпервилле
еще не поднялся тарарам.
   - Вот те на! - сказала мамуля. - Дитя, до чего ты небрежен!
   - Прости, мамуля, - говорю. - Вся беда в том, что в Пайпервилле
меня многие знают. Я уж лучше дам деру в лес, отыщу себе
дупло побольше. На той неделе оно мне пригодится.
   - Сонк, - сказала мамуля. - Ты ведь набедокурил. Рано или
поздно я сама все узнаю, так что лучше признавайся сейчас.
   А, думаю, была не была, ведь она права. Вот я и выложил ей
всю правду, да и вам могу. Так или иначе, вы на той неделе узнаете.
Это просто доказывает, что от всего не убережешься. Ровно через
неделю весь мир здорово удивится, когда я свалюсь как будто с
неба, вручу всем по полену, а потом отступлю на шаг и плюну прямо
в глаза.
   По-моему, два миллиарда двести пятьдесят миллионов девятьсот
пятьдесят девять тысяч девятьсот шешнадцать - это все население
земли!
   Все население!
   По моим подсчетам, на той неделе.
   До скорого!





                              Генри КАТТНЕР

                                  ТВОНК


     На "Мидэстерн Рэйдио" была такая текучесть кадров,  что  Микки  Ллойд
толком не знал, кто у него работает. Люди бросали работу и  уходили  туда,
где лучше платили. Поэтому, когда из склада неуверенно появился  низенький
человечек с большой головой, одетый в  фирменный  комбинезон,  Ллойд  лишь
взглянул  на  брюки  типа  "садовница",  которыми  фирма  снабжала   своих
служащих, и дружелюбно сказал:
     - Гудок был полчаса назад. Марш работать!
     - Работ-та-ать? - Человек с трудом произнес это слово.
     Пьяный, что ли? Как начальник цеха, Ллойд не мог этого позволить.  Он
погасил сигарету, подошел к странному типу и принюхался. Нет, алкоголем не
пахло. Он прочел номер на комбинезоне рабочего.
     - Двести четыре... гмм. Новенький?
     - Новенький. А? - Человек потер шишку, торчащую на  лбу.  Вообще,  он
выглядел странно: лицо без признаков щетины, бледное, осунувшееся,  глазки
маленькие, а в них - выражение постоянного удивления.
     - Ну что с тобой, шеф? Проснись! - нетерпеливо потребовал Ллойд. - Ты
работаешь у нас или нет?
     - Шеф, - торжественно повторил тип. - Работаешь. Да. Делаю...
     Он как-то странно произносил слова, словно у него была волчья пасть.
     Еще раз глянув на эмблему, Ллойд схватил человека за рукав и  потащил
через монтажный зал.
     - Вот твое место. Принимайся за работу. Знаешь, что делать?
     В ответ тот гордо выпятил впалую грудь.
     - Я... специалист, - заявил он. - Мои... лучше, чем у Понтванка.
     - О'кей, - сказал Ллойд. - Давай и дальше так же хорошо. - И он ушел.
     Человек, названный Шефом, на мгновение заколебался, поглаживая  шишку
на голове. Его внимание привлек комбинезон, и он осмотрел его  с  каким-то
набожным удивлением. Откуда?.. Ах, да,  это  висело  в  комнате,  куда  он
сначала попал. Его собственный, конечно же, исчез во время  путешествия...
Какого путешествия?
     "Амнезия, - подумал он. - Я  упал  с...  чего-то,  когда  это  что-то
затормозило и остановилось. Как здесь  странно,  в  этом  огромном  сарае,
полном машин!" Это место ничего ему не напоминало.
     Ну, конечно, амнезия.  Он  был  работником  и  создавал  предметы,  а
незнакомое окружение не имело значения. Сейчас его мозг придет в себя,  он
уже проясняется.
     Работа. "Шеф"  осмотрел  зал,  пытаясь  расшевелить  память.  Люди  в
комбинезонах создавали предметы. Простые предметы.  Элементарные.  "Может,
это детский сад?"
     Выждав  несколько  минут,  "Шеф"  отправился  на  склад  и   осмотрел
несколько готовых моделей радио, соединенного с фонографом. Так вот в  чем
дело! Странные и неуклюжие вещи, но не его дело  их  оценивать.  Нет,  его
дело производить твонки.
     Твонки? Слово это буквально пришпорило  его  память.  Разумеется,  он
знал, как делать твонки, прошел специальное  профессиональное  обучение  и
делал их всю жизнь. Видимо, здесь производили  другую  модель  твонка,  но
какая разница! Для опытного профессионала это - детские шалости.
     "Шеф" вернулся в зал, нашел свободный стол и  начал  собирать  твонк.
Время от времени ему приходилось выходить  и  воровать  нужные  материалы.
Один раз, не найдя вольфрама, он торопливо собрал  небольшой  аппаратик  и
создал его из воздуха.
     Его стол стоял в самом темном углу  зала,  правда,  для  глаз  "Шефа"
света вполне хватало. Никто не обращал внимания на его радиолу, уже  почти
законченную. "Шеф" работал быстро, и до гудка все было  готово.  Можно  бы
наложить еще один слой краски -  предмету  не  хватало  мерцающего  блеска
стандартных твонков - но тут ни один экземпляр не блестел. "Шеф" вздохнул,
заполз под стол, безуспешно поискал релакс-пакет и заснул прямо  на  голом
полу.
     Проснулся он через пару часов.  Завод  был  совершенно  пуст.  Может,
изменили график  работы?  А  может...  В  мыслях  "Шефа"  царила  странная
неразбериха. Сон развеял туман амнезии, если она  вообще  была,  но  "Шеф"
по-прежнему не мог понять, что с ним происходит.
     Бурча что-то себе под нос, он отнес твонк на склад и  сравнил  его  с
остальными. Снаружи твонк ничем не отличался от новейшей  модели  радиолы.
Следуя примеру товарищей по работе,  "Шеф"  старательно  замаскировал  все
органы и реакторы. Когда он вернулся в зал, с  его  мозга  спал  последний
покров тумана. Руки его конвульсивно дрогнули.
     - А, чтоб тебя! - Он даже поперхнулся. - Все ясно, я попал в  складку
времени!
     Боязливо оглядываясь, он помчался на склад, туда, где очнулся в самом
начале, снял комбинезон и повесил его  на  место.  Потом  прошел  в  угол,
помахал в воздухе рукой, удовлетворенно кивнул и сел на  пустоту  футах  в
трех над полом. И - исчез.


     - Время, - выводил Керри Вестерфилд - это  кривая,  которая  в  конце
концов возвращается в исходную точку.
     Положив ноги  на  выступающий  каменный  карниз,  он  с  наслаждением
потянулся. На кухне Марта позвякивала бутылками и стаканами.
     - Вчера в это время я пил мартини, - заявил Керри. - Кривизна времени
требует, чтобы сейчас я получил следующий. Слышишь, ангел мой?
     - Наливаю, - ответил из кухни ангел.
     - Значит, ты поняла мои выводы. Но это не  все.  Время  описывает  не
окружность, а спираль.  Если  первый  оборот  обозначить  "а",  то  второй
окажется "а плюс  1".  Таким  образом,  сегодня  мне  причитается  двойной
мартини.
     - Я уже знаю, чем это кончится, - сказала Марта, входя  в  просторную
гостиную, обшитую деревянными панелями. Марта была невысокой  брюнеткой  с
исключительно красивым  лицом  и  подходящей  к  нему  фигурой.  Клетчатый
фартук, надетый поверх брюк и шелковой блузки, выглядел довольно нелепо. -
А бесконечноградусного джина  еще  не  производят.  Пожалуйста,  вот  твой
мартини.
     - Мешай медленно, - поучал ее Керри. - И  никогда  не  взбивай.  Вот,
хорошо. - Он взял стакан и одобрительно разглядел его.  Черные,  с  легкой
проседью волосы, блеснули в свете лампы, когда он запрокинул голову, делая
первый глоток. - Хорошо. Очень хорошо.
     Марта пила медленно, искоса поглядывая на мужа. Хороший парень,  этот
Керри Вестерфилд. Симпатичный уродец лет сорока с гаком, с широким ртом  и
время от времени - когда  рассуждал  о  смысле  жизни  -  с  сардоническим
блеском черных глаз. Они поженились двенадцать лет назад и пока не  жалели
об этом.
     Последние лучи заходящего солнца падали через окно прямо на  радиолу,
она стояла у стены возле двери. Керри довольно посмотрел на аппарат.
     - Неплохая штука, - заметил он. - Только...
     - Что? О, его едва подняли по лестнице. Почему ты не попробуешь,  как
он действует?
     - А ты не пробовала?
     - Для меня даже старая была слишком сложной, - надулась Марта.  -  Ох
уж эти механизмы! Я воспитана на Эдисоне: крутишь ручку, и из  трубы  идут
звуки. Это я еще понимала, но теперь...  Нажимаешь  кнопку,  и  начинаются
невероятные вещи. Всякие там лампочки, селекция тона, пластинки,  играющие
с обеих сторон под аккомпанемент скрежета и треска изнутри ящика -  может,
ты это и понимаешь, а я и пытаться не буду. Когда я ставлю на такую машину
пластинку Кросби, мне кажется, Бинг краснеет от смущения.
     Керри съел сливку.
     - Поставлю Дебюсси. -  Он  кивнул  на  стол.  -  Кстати,  есть  новая
пластинка Кросби. Последняя.
     Марта радостно улыбнулась.
     - Можно поставить?
     - Угу.
     - Но ты мне покажешь, как.
     - Запросто. - Керри лучезарно улыбнулся радиоле. - Знаешь, это хитрые
штуки. Только одного они не могут - думать.
     - Жаль, что они не моют посуду, - заметила Марта,  поставила  стакан,
встала и исчезла на кухне.


     Керри включил настольную лампу  и  подошел  к  новой  радиоле,  чтобы
хорошенько  осмотреть  ее.  Новейшая  модель  фирмы  Мидэстерн,  со  всеми
усовершенствованиями. Стоит дорого,  но  Керри  мог  себе  это  позволить.
Старая радиола никуда не годилась.
     Как он заметил, устройство не было  включено.  Кроме  того,  не  было
видно ни гнезд, ни штекеров. Видимо, новинка с вмонтированной  антенной  и
заземлением. Керри присел, нашел вилку и включил аппарат.
     Открыв крышку, он довольно уставился на рукоятки. Внезапно по  глазам
ударила вспышка голубого света, а из  глубины  аппарата  донеслось  слабое
тиканье, которое  сразу  же  стихло.  Керри  поморгал,  потрогал  ручки  и
штепсели, погрыз ноготь.
     - Психологическая  схема  снята  и  зарегистрирована,  -  бесстрастно
произнес динамик.
     - Что? - Керри покрутил ручку. - Интересно, что  это  было?  Какая-то
любительская станция... нет, их антенна не ловит. Странно...
     Он пожал плечами, перебрался на кресло возле полки  с  пластинками  и
окинул  взглядом  названия  и  фамилии  композиторов.   Куда   это   делся
"Туонельский лебедь"?  А,  вот  он,  рядом  с  "Финляндией"  ["Туонельский
лебедь",  "Финляндия"  -  симфонические  поэмы  финского  композитора  Яна
Сибелиуса (1865 - 1957)].  Керри  снял  альбом  с  полки  и  развернул  на
коленях. Свободной рукой  достал  из  кармана  сигарету,  сунул  в  рот  и
принялся на ощупь искать на столике спички. Нащупал, зажег, но спичка  тут
же погасла.
     Он бросил ее в камин, и уже собрался зажечь следующую, когда внимание
его привлек какой-то звук. Это была радиола, она шла к нему через комнату.
Непонятно откуда возникло длинное щупальце, оно взяло спичку, чиркнуло  ею
о нижнюю поверхность стола столешницы, как это всегда делал сам  Керри,  и
подало ему огонь.
     Керри действовал автоматически. Он затянулся дымом, после чего  резко
выдохнул его с раздирающим легкие кашлем. Он сложился пополам и  некоторое
время ничего не видел и не слышал.
     Когда он снова оглядел комнату, радиола стояла на своем месте.
     Керри закусил губу.
     - Марта? - позвал он.
     - Суп на столе, - донесся голос Марты.
     Керри пропустил ее призыв мимо ушей. Он встал, подошел  к  радиоле  и
подозрительно осмотрел ее.  Штепсель  был  вытащен  из  розетки,  и  Керри
осторожно воткнул его на место.
     Потом присел, чтобы осмотреть ножки. Отлично  отполированное  дерево.
Он пощупал их, но это тоже не дало  ничего  нового  -  дерево,  твердое  и
совершенно мертвое.
     Черт возьми, каким же чудом...
     - Обед! - снова крикнула Марта.
     Керри швырнул сигарету в камин и медленно вышел из  комнаты.  Жена  -
она как раз ставила на стол соусник - внимательно посмотрела на него.
     - Сколько мартини ты выпил?
     - Только один, - ответил Керри. - Я, кажется, заснул. Да, точно.
     - Давай, закусывай, - скомандовала Марта. - Это твой  последний  шанс
отъесться на моих хлебах, по крайней мере, на этой неделе.
     Керри машинально нащупал в кармане бумажник, вынул из него конверт  и
бросил его Марте.
     - Вот твой билет, ангел мой. Не потеряй.
     - Правда? Цел