л свой кинжал,
умело им воспользовался и обернулся к МакНи.
   На полу растекалась лужа крови, но МакНи был все еще жив.
Кэллахан не успел завершить свое дело.
   Линк занялся оказанием первой помощи.
                            *  *  *
   Так это произошло.
   Было уже за полночь. В лаборатории в подвале МакНи вытянулся
в своем кресле, морщась от давления повязок на ребрах. Он моргал
от света люминесцентных ламп, вздыхал и тер лоб.
   Его рука замерла над блокнотом. Уравнение не сходилось. Он до
сих пор не был вполне готов думать об этом.
   Но работа близилась к завершению. Она должна была, наконец,
дать Болди оружие против параноиков. Они не могли перехватывать
код секретного диапазона параноиков, но они могли...
   Еще нет. Пока нельзя думать об этом.
   Даже Линк помог, сам того не подозревая, одним из своих
предложений. Мимикрия. Да, таков был один из ответов. Параноики
не могли даже подозревать...
   Еще нет.
   Ладно, Линк ушел к своему племени кочевников и своей
кочевнице-скво. В конце концов, психологическая установка,
внесенная в мозг мальчика, оказалась сильнее, чем сильные
расовые связи. Это плохо, ведь Линк обладал кое-чем, чего не
было у многих Болди - прирожденная твердость, умная сила,
которая могла здорово пригодиться в грядущие темные дни.
   Темные дни, которые еще можно было оттянуть, если...
   Марианна спала. МакНи отогнал от нее свои мысли. После многих
лет брака, они были настолько чувствительны друг к другу, что ее
могла разбудить даже эта случайная мысль. И до тех пор, пока она
не заснула, он не решался думать о конечной задаче. Между Болди
не может быть секретов.
   Но это должно было оставаться в секрете - единственном
секрете, который должен был дать Дэйву Бартону оружие против
параноиков. Это был неразгадываемый шифр, который МакНи искал
уже два года.
   Это был секретный способ связи для Болди.
   Сейчас. Работать быстрее. Работать быстрее!
   Перо МакНи ускорило свой бег. Он кое-что поправил в стоявшей
перед ним машине, тщательно приладил несколько контактов и стал
следить за нарастающим потоком энергии. Через некоторое время
что-то появилось из маленького проема на одном конце машины:
тонкая паутина проводов с несколькими плоскими изогнутыми
приспособлениями. МакНи снял парик, пристроил на голове шапочку
из проводов и снова натянул парик. Взглянув в зеркало, он
удовлетворенно кивнул.
   Машина теперь непрерывно производила эти шапочки для связи,
достаточно было лишь загружать в нее сырье. Матрица, схема, была
встроена в машину и в результате выдавала устройство связи,
легко скрываемое под париком, которое, возможно, в конце концов
будет носить каждый обыкновенный Болди. А что до сути
устройства...
   Нужно было отыскать секретное устройство связи вроде
не поддающейся перехвату длины волны параноиков. Сама телепатия
- это просто трехфазное колебание электромагнитно-гравитационной
энергии, выделяемой специфическим коллоидом человеческого мозга.
Но телепатия, как таковая, может быть принята любым
чувствительным мозгом, находящимся в связи с передающим.
   Весь фокус был в том, чтобы найти искусственный способ
передачи. Мозг, определенным образом возбужденный электрической
энергией, выдаст электромагнитно-гравитационную энергию, которую
не сможет принять никто, кроме телепатов, поскольку приборов,
настроенных на этот диапазон, просто нет. Но когда параноики
получат такие сигналы, без дешифрующей помощи одной из шапочек
МакНи они не смогут уловить в этом кода.
   Потому что они будут слышать - ощущать - лишь помехи.
   В этом и заключался камуфляж. Волны маскировались. Они
прятались в волновом диапазоне, которым никто не пользовался,
поскольку тот был слишком близок к каналам радиосвязи, который
использовали тысячи вертолетов. Для этих раций пять тысяч
мегагерц были нормальной частотой; пятнадцать тысяч казались
безвредным гармоническим шумом, и устройство МакНи просто
добавляло помеховых шумов к этой гармонической интерференции.
   Конечно, пеленгаторы могли принять сигналы и засечь их - но
вертолеты, как и Болди, были разбросаны по всей стране, и сама
раса много путешествовала, как по необходимости, так и по
желанию. Параноики могли бы установить, что пятнадцать тысяч
мегагерц излучают проволочные шлемы - но с чего бы им этим
заниматься?
   Это была своего рода имитация шифра кочевников, подражающих
крикам птиц и зверей. Новичок в лесу не усмотрел бы языка в
крике или вое - так и параноики не станут искать секретные
сообщения в том, что на их взгляд было лишь помехами.
   Итак, эти легкие, сетчатые, легко скрываемые шлемы наконец
решили проблему. Источником энергии станет автоматический
перехват свободной энергии, незаметный отток с ближайшего
электрогенератора, а сама машина, изготавливавшая шлемы, была
закрыта надолго. Никто, кроме самого МакНи не знал даже
принципов новой системы связи. И если машина будет хорошо
охраняться, то параноики никогда не узнают больше, чем знает сам
Бартон, о том, что заставляет устройство работать. Бартон
оценит его эффективность, и этого достаточно. Список
необходимых расходных материалов был выгравирован на питающем
бункере; больше ничего не требовалось. Так что Бартон не будет
знать никаких секретов, которые он мог бы неумышленно выдать
параноикам, поскольку все эти секреты были внутри машины и еще в
одном месте.
   МакНи снял свою шапочку и положил ее на стол. Выключил
машину. Затем быстро уничтожил формулы и следы записей и
исходных материалов. Он написал краткую записку для Бартона,
объясняя все необходимое.
   После этого времени уже не оставалось. МакНи откинулся в
кресле, его простое усталое лицо ничего не выражало. Он не был
похож на героя. И только тогда он перестал думать о будущем расы
Болди, и о том, что другим местом, где таился секрет, был его
мозг.
   Когда его руки ослабили повязку на ребрах, он подумал о
Марианне. И когда его жизнь стала утекать вместе с кровью из
открывшейся раны, он подумал: Как бы я хотел сказать тебе
"Прощай", Марианна. Но я не должен трогать тебя, даже в своих
мыслях. Мы слишком близки. Ты можешь проснуться, и...
   Я надеюсь, что тебе не будет слишком одиноко, моя дорогая...
                            *  *  *
   Он возвращался. Кочевники не были его народом, но Кэсси была
его женой. И из-за этого он предал свою расу, предал, возможно,
само будущее, и следовал за кочующим племенем три штата до этого
момента, вместе с осенними ветрами, холодом дующими сквозь
поблекшую листву, пока не достиг конца своего поиска. Она была
там, в ожидании. Она была там, отделенная от него лишь скалой.
Он мог почувствовать, ощутить это, и его сердце трепетало при
возвращении домой.
   А это предательство... Один человек не мог ничего знать для
жизни всей расы. Но будет на несколько ребятишек-Болди меньше,
чем было бы, женись он на Алексе. Болди должны будут сами найти
для себя спасение...
   Но он не думал об этом, когда преодолев последнее
препятствие, он побежал туда, где у костра сидела Кэсси. Он
думал о Кэсси, о блестящей черноте ее волос, о мягкой округлости
ее щек. Он звал ее по имени, снова и снова.
   Сперва она не поверила. Он видел сомнение в ее глазах и ее
мыслях. Но сомнения пропали, когда он упал рядом с ней -
странная фигура в экзотических городских одеяниях - и заключил
ее в объятия.
   - Линк, - сказала она, - ты вернулся.
   Он умудрился сказать:
   - Я вернулся, - и на время перестал говорить и думать. Прошло
много времени, прежде чем она решила показать ему кое-что
интересное.
   Так и вышло. Его глаза оставались расширенными, пока Кэсси
смеялась и говорила, что это далеко не первый ребенок в мире.
   - Я... мы... ты хочешь сказать...
   - Конечно. Наш. Это Линк-младший. Как он тебе нравится? Он,
между прочим, похож на своего папу.
   - Что?
   - Подержи его.
   Когда Кэсси отдала ему ребенка, Линк понял, что она имела в
виду. Маленькая головка была совершенно лишена волос, не было и
следа бровей и ресниц.
   - Но... ты же не Болди, Кэсси. Как...
   - Но ты-то уж точно безволосый, Линк. Поэтому...
   Линк обвил ее свободной рукой и крепко прижал к себе. Он не
мог видеть будущее; он не мог осознать последствий этой первой
попытки смешения рас. Он только испытывал глубокое и невыразимое
облегчение от того, что ребенок был таким же, как он. Это было
глубже, чем простое человеческое желание продолжить свой род.
Это было оправдание. Если так, то он не отрекся полностью от
своей расы. Алекса никогда не родит ему детей, но это не
означает, что его дети будут от чужого корня.
   То глубокое извращение, которое он приобрел у кочевников, не
должно произойти с его ребенком. Я обучу его, - подумал он. - Он
будет с самого начала знать - он научится гордиться тем, что он
- Болди. И потом, если он когда-нибудь потребуется им... нет,
если Нам он будет нужен... он будет готов заменить меня.
   Раса продолжится. Было добрым, справедливым и приносящим
удовлетворение то, что союз Болди и человека мог привести к
рождению детей-Болди. Род не должен приходить в тупик из-за
того, что мужчина женился за пределами своего племени. Человек
должен следовать инстинкту, как это делал Линк. Было приятно
принадлежать к расе, допускавшей даже такую измену традициям, и
не требовавшей последующей расплаты. Род был слишком сильным,
чтобы прерваться. Доминирующая наследственность найдет свое
продолжение.
   Возможно, изобретение МакНи могло оттянуть день погрома, а
может быть, и не могло. Но даже если этот день наступит, то это
не остановит Болди. Подпольный, скрытый, гонимый, их род не
прервется. И возможно, что самое безопасное убежище будет
найдено среди кочевников. Поскольку уже сейчас там есть их
агент.
   Может быть, все было правильно, - думал Линк, обняв Кэсси и
ребенка. - Прежде здесь я был своим. Сейчас уже нет. Я никогда
уже не буду полностью счастлив моей прежней жизнью. Я слишком
много знаю. Но здесь я являюсь связью между общественной жизнью
и тайной жизнью беженцев. Может быть, им когда-нибудь
понадобится эта связь. - Линк, - он задумался и усмехнулся.
   Вдалеке послышался и стал нарастать рев песни. Мужчины
племени возвращались с дневной охоты. Он был немного удивлен,
осознав, что больше не чувствует прежнего глубокого недоуменного
недоверия к нему. Теперь он понял. Он знал их настолько,
насколько они сами себя никогда не знали, и он за последние
месяцы узнал достаточно, чтобы оценить это знание. Кочевники
более не были недовольными и неприспособленными к цивилизации.
Поколения отбора очистили их. В американцах всегда было
самоочищение первопроходцев, рискованная оторванность от
старого мира. Похороненный род возродился в их потомках. Да,
они стали теперь настоящими кочевниками; да, они были жителями
леса; но они всегда были бойцами. Как и первые американцы. В них
был тот же твердый стержень, который мог, в один из дней дать
убежище угнетенным и преследуемым.
   Песня все громче раздавалась из-за деревьев, ревущий бас
Джесса Джеймса Хартвелла запевал, остальные подпевали.
                            *  *  *
          "Ура! Ура! Мы несем праздник,
           Ура! Ура! Флаг, несущий людям свободу..."

Четыре

   Снова опустилась ночь. Я лежал, глядя на холодно мерцающие
звезды и чувствовал, как мое сознание проваливается в бездонную
пустоту бесконечности.
   Мой рассудок был ясен.
   Я уже долго лежал здесь без движения, глядя на звезды. Снег
недавно прекратился, и свет звезд блестел на синих сугробах.
   Больше не было смысла ждать. Я потянулся к поясу и вынул свой
кинжал. Я положил его лезвие поперек своего левого запястья и
задумался. Это может занять слишком много времени. Есть и более
быстрые способы - там, где тело более уязвимо.
   Но я слишком устал, чтобы двигаться. Через мгновение я потяну
лезвие на себя с резким нажимом. И тогда все будет кончено -
ведь какой смысл ждать помощи теперь, когда я слеп, глух и нем
здесь, за горной грядой. Жизнь полностью оставила мир. Маленькие
искры мерцающего тепла, которые излучают даже насекомые,
странный, пульсирующий ритм жизни, подобно волне прибоя текущей
по Вселенной, излучаемый, вероятно, везде существующими
микроорганизмами... свет и тепло - все это исчезло. Казалось, из
всего ушла душа.
   Должно быть, я бессознательно послал мысль с просьбой о
помощи, потому что внутри моего сознания я услышал отзыв. Я едва
не закричал, прежде чем понял, что ответ пришел из моего
собственного мозга, какие-то воспоминания, вызванные
ассоциациями.
   Ты один из нас, - сказала мысль.
   Почему я должен об этом помнить? Это напомнило мне о...
Хобсоне. Хобсон и Нищие в Бархате. Ведь МакНи не решил конечной
проблемы.
   Следующее сражение тайной войны произошло в Секвойе.
   Должен ли я это помнить?
   Холодное лезвие кинжала лежало у меня на запястьи. Умереть
будет нетрудно. Значительно легче, чем выжить, слепому, глухому
и одинокому.
   Ты один из нас, - повторила мысль.
   И моя мысль умчалась в солнечное утро, в город возле бывшей
канадской границы, в напоенный холодом и хвоей воздух, в
перестук людских шагов на Рэдвуд-Стрит - сто лет назад.

НИЩИЕ В БАРХАТЕ
   Он словно наступил на змею. То, что было скрыто в свежей
зеленой траве, извивалось под ногами, поворачивалось и злобно
билось. Но мысль не принадлежала рептилии или животному; только
человек был способен на такую злобность, которая была, по сути
искажением интеллекта.
   Темное лицо Беркхальтера не изменилось. Его легкий шаг не
сбился. Но его мысль мгновенно отпрянула от этой слепой злобы,
настороженная и готовая к действию, а тем временем Болди по
всему поселению ненадолго прервали работу и разговор, когда их
мысли соприкоснулись с сознанием Беркхальтера.
   Ни один человек ничего не заметил.
   В ярком утреннем солнечном свете Рэдвуд-Стрит весело и
дружелюбно изгибалась перед Беркхальтером. Но оттенок тревоги
скользил по ней, тот же холодный опасный ветер, который многие
дни дул в мыслях каждого телепата в Секвойе. Впереди были
несколько ранних посетителей магазина, несколько идущих в школу
детей, группа, собравшаяся перед парикмахерской, один из
докторов госпиталя.
   Где он?
   Быстро пришел ответ: Не могу засечь его. Впрочем, рядом с
тобой.
   Кто-то - судя по оттенкам мыслей - женщина - прислал
сообщение, окрашенное эмоциональным смятением, почти истерикой:
Один из пациентов госпиталя...
   Мгновенно мысли других поддерживающе сомкнулись вокруг нее,
согревая дружественностью и комфортом. Даже Беркхальтер нашел
время, чтобы послать ясную мысль единства. Среди других он узнал
спокойную, знающую личность Дюка Хита, Болди-священника-врача, с
характерными психологическими оттенками, которые мог ощутить
лишь другой телепат.
   Это Сэлфридж, - говорит Хит женщине, пока остальные Болди
слушали. - Он просто пьян. Я думаю, я ближе всех, Беркхальтер. Я
иду.
   Над головой описывал дугу вертолет, за которым тянулись
грузовые планеры, стабилизированные гироскопами. Он перевалил
через западный кряж и ушел в сторону Тихого океана. Когда его
рокот стих, Беркхальтер услышал глухой рев водопада,
находившегося выше по долине. Он живо чувствовал перистую
белизну водопада, низвергающегося со скалы, склоны, покрытые
елью, пихтой и мамонтовыми деревьями, окружавшие Секвойю,
далекий шум целлюлозных фабрик. Он сконцентрировался на этих
ясных, знакомых вещах, чтобы подавить тошнотворную грязь,
текущую из сознания Сэлфриджа в его собственное.
Чувствительность и восприимчивость всегда были характерны для
Болди, и Беркхальтер не раз удивлялся, как Дюку Хиту удается
оставаться невозмутимым при его работе среди пациентов
психиатрического госпиталя. Раса Болди пришла слишком рано; они
не отличались агрессивностью, а выживание расы зависело от
борьбы.
   Он в таверне, - сообщила мысль женщины. Беркхальтер
машинально отпрянул от этого сообщения; он знал мозг, передавший
его. Логика мгновенно подсказала ему, что источник информации
неважен - в этот момент. Барбара Пелл была параноиком, и,
следовательно, врагом. Но и параноики, и Болди были отчаянно
заинтересованы избежать любого открытого столкновения. Хотя
между их конечными целями лежали миры, их пути все же временами
были параллельны...
   Но было уже слишком поздно. Фрэд Сэлфридж вышел из таверны,
щурясь от солнечного света, и увидел Беркхальтера. Узкое, со
впалыми щеками лицо торговца исказилось кислой усмешкой. Мутная
злоба его мыслей опережала его, пока он шел к Беркхальтеру,
постепенно приближая руку к рукоятке короткого метательного
кинжала у своего пояса.
   Он остановился перед Беркхальтером, преградив ему путь. И его
ухмылка стала еще шире.
   Беркхальтер остановился. Паническая сухость стиснула его
горло. Он боялся, но не за себя, а за свою расу, и каждый Болди
в Секвойе знал это - и наблюдал.
   Он сказал:
   - Доброе утро, Фрэд.
   В это утро Сэлфридж не брился. Сейчас он потер щетинистый
подбородок и прикрыл глаза.
   - Мистер Беркхальтер, - сказал он. - Консул Беркхальтер.
Хорошо, что сегодня утром вы не забыли надеть шляпу. "Кожаные
головы" так легко простужаются.
   Тяни время, - приказал Дюк Хит. - Я иду. Я остановлю его.
   - Я не рвался на эту должность, Фрэд, - сказал Беркхальтер. -
Города назначили меня консулом. Разве я виноват в этом?
   - Конечно же, ты рвался, - сказал Сэлфридж. - Я знаю о
взятке, если вижу ее. Ты был учителем в Модоке или в каком-то
другом провинциальном городишке. Какого же черта ты знаешь о
кочевниках?
   - Не так много, как ты, - согласился Беркхальтер. - У тебя
есть опыт.
   - Конечно. Конечно он у меня есть. Поэтому они взяли
учителя-недоучку и назначили его консулом кочевников. Новичка,
даже не знающего, что среди этих ребят есть племена каннибалов.
Я торговал с жителями леса тридцать лет и я знаю, как с ними
обращаться. Может, ты собираешься читать им чудесные рассказики
из книжек?
   - Я сделаю то, что мне скажут. Я не главный.
   - Нет. Но, может быть, твои друзья? Связи! Если бы у меня
были такие же связи, как у тебя, я бы отсиживал зад, загребая
деньги за ту же работу. Только я бы делал эту работу лучше -
много лучше.
   - Я не вмешиваюсь в твои дела, - сказал Беркхальтер. - Ты
продолжаешь торговать, не так ли? Я занимаюсь своими делами.
   - Да? А откуда я узнаю, что ты говоришь кочевникам?
   - Мои записи открыты для всех.
   - Да?
   - Конечно. Моя работа состоит лишь в том, чтобы поддерживать
мирные отношения с кочевниками. Не заниматься никакой торговлей
- кроме той, которую они захотят - и тогда я отсылаю их к тебе.
   - Это хорошо звучит, - сказал Сэлфридж. - За исключением
одной вещи. Ты можешь прочитать мои мысли и сказать кочевникам о
моих частных делах.
   Охрана Беркхальтера спала; он ничего не мог с этим поделать.
Он, сколько мог, выдерживал метальную близость человека, хотя
это было все равно, что дышать грязным воздухом.
   - Боишься этого? - спросил он, и тут же пожалел об этом.
Голоса в его сознании закричали: Осторожно!
   Сэлфридж вспыхнул.
   - Так ты все-таки это делаешь? Вся эта красивая болтовня о
том, что вы, "кожаные головы", уважаете личную жизнь
обыкновенных людей - конечно! Не удивительно, что ты получил
консульство! Читая мысли...
   - Постой, - сказал Беркхальтер. - Я никогда в жизни не читал
мысли обыкновенных людей. Это правда.
   - Да? - усмехнулся торговец. - Как же, черт возьми, я узнаю,
не лжешь ли ты? А ты можешь заглянуть в мой мозг и увидеть,
говорю ли я правду. Что нужно вам, Болди, так это чтобы вас
научили знать свое место, и я бы за пару монет...
   Беркхальтер стиснул губы.
   - Я не дерусь на дуэлях, - с усилием сказал он. - Я не буду
драться.
   - Трус, - сказал Сэлфридж и стал ждать, положив руку на
рукоять кинжала.
                            *  *  *
   Возникло обычное затруднение. Ни один телепат не мог бы
проиграть дуэль с обыкновенным человеком, если только он не
хотел совершить самоубийство. Но в то же время он не мог
позволить себе победить. Бол