ого человека, начинающего жизнь с
прекрасной наследственностью и окружением, неизбежно, медленно,
но неумолимо смыкаются призрачные стены нерешенных им (он даже
часто не подозревал об этом) жизненных проблем. Но Болди это
неведомо. Всегда есть готовые помочь друзья, всегда есть мысли,
на которые можно положиться в беде и сомнении. Существует
постоянная проверка и равновесие, и в результате ни один Болди
не страдает от тех внутренних затруднений, которые лишь частично
распознанными облаками смятения и замешательства омрачают жизнь
любого человеческого существа. В сознании телепата сравнительно
немного нерасчищенных углов, заполненных старыми сомнениями и
страхами. Это придает личности ясность, которой ни один
обыкновенный человек не достигает вполне.
   Конечно, телепат не застрахован от психического расстройства,
но только под воздействием такого стресса, и при таком
длительном напряжении, которое обыкновенный человек может
выносить без срыва только очень короткое время. (В этом
отношении телепаты-параноики принадлежали к другому классу;
большую роль здесь играла наследственность).
   Так что брак между Болди и обыкновенным человеком был в
лучшем случае браком между проворным, восприимчивым, полностью
сознательным существом и другим - мрачным и смятенным, ущербным
в общении и всегда хранящим какую-то скрытую обиду.
   Но сейчас практически каждый достигший брачного возраста
обыкновенный человек в пещерах был тщательно обольщен и приведен
к браку с Болди. Конечно, тем самым они неизбежно вступали в
брак со шпионом, добровольным, но не всегда принимаемом
психоаналитиком, и, что наиболее важно, с потенциальным
родителем других Болди.
   Ген был доминантным, что означало почти обязательное
появление детей-телепатов. Только если у супруга-Болди был как
доминантный телепатический, так и обыкновенный рецессивный ген,
было возможно рождение обыкновенного ребенка.
   Что и произошло у Люси и Джеффа Коуди...
   Ни один человек больше не должен покинуть пещеры. Ни один
Болди, не носивший шлем Немых, не должен был знать о пленных,
ведь стоило миру узнать об этом захвате, долгожданный погром
начался бы немедленно. Ребенок обыкновенных людей мог вырваться
на свободу лишь в младенческом возрасте, слишком маленьким,
чтобы рассказать или вспомнить свою историю. Но ребенок-телепат
сразу после своего рождения становился в ряды захватчиков. Все
надеялись на то, что за пару поколений пленники сами собой
сольются с Болди, или же покинут пещеру в младенческом возрасте,
так что колония должна была снова вернуться к исходному
состоянию с населением, состоящим только из телепатов.
   Таков был первоначальный план, но лавина затруднений уже
делала его устаревшим.
                            *  *  *
   Люси вытерла губы тыльной стороной слегка загорелой руки и
протянула опустевший бокал Коуди. Она немного подождала, пока
виски прожгло себе дорогу и растеклось по стенкам ее желудка.
   - Выпей немного, - сказал она. - Это помогает.
   Коуди этого совершенно не хотелось, но он плеснул в бокал на
полдюйма и покорно выпил. Через некоторое время Люси коротко
вздохнула и села на постели, скрестив ноги, отбрасывая волосы
назад.
   - Извини, - сказала она. - Это было неразумно.
   Она положила руку ладонью вверх на покрывало, и Коуди накрыл
ее руку своей, грустно улыбаясь ей.
   - Я получил работу снаружи, - сказал он. - Я должен буду уйти
через несколько минут, Люси.
   Ее дикий неосторожный взгляд метнулся в угол, к колыбели.
Словно знамя, развернулась прежде мутная, проясненная действием
алкоголя, мысль. Коуди едва не вздрогнул от такого удара, но он,
муж обыкновенной женщины, умел владеть собой гораздо лучше, чем
большинство Болди. Он даже не подал виду. Сказал только:
   - Нет. Это другое. Я не заберу его без твоего согласия.
   Она внезапно испуганно посмотрела на него.
   - Уже слишком поздно?
   - Нет, - быстро ответил Коуди, - конечно нет. Он еще
недостаточно взрослый, чтобы запомнить это.
   Люси с трудом пошевелилась.
   - Я не хочу держать его здесь, внизу. Ты знаешь, что это так.
Ведь и мне плохо от сознания, что мой сын никогда... - Она
оборвала мысль о солнечном свете, голубом небе и далеком
горизонте. - Но только не сейчас, - сказала она, и перебросила
ноги через край кровати. Слегка покачиваясь, она встала.
Невидящий взгляд скользнул по колыбели; она босиком пошла на
кухню, время от времени опираясь на стены. Коуди машинально
заглянул в ее мысли, отозвал свою мысль и поднялся, чтобы
следовать за ней. Она стояла у кухонной мойки, наливая в бокал
воду. Потом, глядя в никуда, жадно выпила ее.
   - Я должен идти, - сказал Коуди. - Не волнуйся, Люси.
   - Какая-нибудь женщина, - пробормотала Люси через край
стакана. - У тебя там есть... кто-то. Я знаю.
   - Люси...
   - Кто-то из вашего рода, - сказала Люси и уронила бокал в
раковину. Тот покатился по блестящей дуге, разбрызгивая воду.
   Ему оставалось только беспомощно смотреть на нее. Сказать он
ничего не мог. Он не мог сказать ей, что отправляется убивать
Джаспера Хорна. Не мог сказать ей об Операции "Апокалипсис" или
Индукторе, о должности с пугающей ответственностью, которую он
занимал. Не мог сказать: "Люси, если мы успеем создать Индуктор,
и ты, и твой ребенок будете свободны", - или же: "Возможно, мне
придется убить тебя... тебя и твоего ребенка вместе со всеми
обыкновенными людьми на Земле - с помощью Операции
"Апокалипсис".
   Нет, он не мог сказать ничего.
   Она провела мокрой рукой по лицу, отбрасывая волосы, мутным
взглядом посмотрела на него, нетвердо ступая босыми ногами,
пересекла кухню, уткнулась щекой в его плечо и, просунув руки у
него под мышками, обняла его.
   - Прости, - сказала она. - Я ненормальная. Тебе ведь тоже
тяжело, Джефф.
   - Да.
   - Мы отошлем ребенка на следующей неделе, - пообещала она. -
Тогда я снова буду разумной. Я... я ненавижу виски. Это все
оно...
   - Я знаю.
   Он пригладил ей волосы, отведя их с мокрого лица, пытаясь
отыскать слова для сложных волн любви, сожаления, раскаяния,
страха и боли, которые всегда заполняли его сознание, когда он
думал о ней, с тех пор, как она стала его женой. Любопытно, что
у телепатов обычно не хватало слов, чтобы словами выразить свои
чувства. Ведь среди себе подобных слова им не требовались.
   - Наберись со мной терпения, Люси, - сказал он наконец. -
Близится беда. Времени мало, и я могу потерпеть неудачу. Я... я
вернусь сразу, как только смогу.
   - Я знаю, дорогой. Я сама бы что-нибудь сделала для этого.
   - Я принесу тебе что-нибудь, что тебе понравится, - сказал
он. - Сюрприз. Пока не знаю, что, но что-нибудь прелестное. И
еще, Люси, потом... на следующей неделе... мы можем переехать,
если хочешь. Найди новую квартиру в Седьмой Пещере. Можешь
заказать новую мебель, и мы... - он почти не понимал, что
говорит. Иллюзия и реальность совершенно перемешались.
   - Мы что-нибудь придумаем, дорогой, - сказала она. - Все
будет хорошо.
   - Что ж, я пошел, - сказал он.
   Она кивнула.
   - Я буду скучать по тебе. Возвращайся скорее.
                            *  *  *
   Коуди закрыл за собой решетку лифта и прижался к стальной
стенке головой, устало ссутулившись и формируя в сознании
кодовый сигнал для запуска механизмов. Чей-то занятый разум
откликнулся другой частью шифра, а третий (кто-то шел мимо,
опаздывая на обед) подбросил недостающие символы. Для управления
лифтом требовалось одновременное проецирование трех мысленных
образов. Такова была мера предосторожности. Выходы могли
контролироваться только телепатами.
   Он толкнул скошенную дверь и она открыла перед ним хаос
мокрых листьев и острый сладкий аромат влажной хвои и дождя. Из
подлеска выскочил перепуганный кролик. Коуди закрыл
замаскированный проем и посмотрел вверх, щурясь от хлещущего в
лицо дождя. Откуда-то сверху донеслось беззвучное приветствие,
загудел мотор, и из мрака плавно спустилась веревка. Он просунул
ногу в петлю и тотчас почувствовал плавный подъем подхватившего
его сетчатого сидения. Через открытый люк он втиснулся в висящий
вертолет.
   Арн Фридманн не отрывал глаз от приборной доски. Ему это и не
требовалось. Невысокий, коренастый, с серьезным бесстрастным
лицом и таким же манерами, склонив голову в темном шлеме, он
вглядывался в пелену дождя, на миг отвлекшись от работы, чтобы
послать безмолвное приветствие.
   На мгновение Коуди просто откинулся в кресле и дал холодной,
непотревоженной тишине открытого неба начисто промыть его
сознание. Это было похоже на полное расслабление уставших от
долгого напряжения мышц. Пещеры были настолько заполнены
подавленными обидами и грехами, страхами и напряжением, что со
временем воздух в пещере становился невыносимым для телепата.
   Фридманн хотел сообщить ему что-то срочное. Коуди ощутил его
прикосновение к краю сознания, дающее новичку время подышать
чистым воздухом. Мысль Фридманна висела подобно вертолету,
терпеливо ожидая сигнала.
   А под ними бежали еловые леса, потревоженные и размытые
дождем. Вода стекала по иллюминаторам. Спокойно и приятно гудел
двигатель. Люси... Уже пять лет она не видит дождя, деревьев и
неба. И впереди ее ждет лишенная этого жизнь, или скорая смерть,
или... Индуктор.
   - Нам нужно побольше времени, - донеслась мысль Фридманна. -
Если погром начнется сейчас, его невозможно будет остановить.
Мне кажется, на это и рассчитывают параноики. Они проникают в
ключевые города - места, где есть склонность к бунту. Вроде
Америкэн Гана. Там - Джаспер Хорн.
   - Давно? - спросил Коуди.
   - Недели три или около того. И он неплохо поработал. Ты
знаешь, как это делают параноики. Читают мысли и, когда нужно,
подбрасывают необходимое слово, поддерживая растущее напряжение.
Вполне может быть, что Джаспер уже сегодня может начать мятеж в
Америкэн Гане.
   - Не сможет, если будет мертв, - отозвалась в злорадном
предвкушении мысль Коуди. Он откинулся в кресле, глядя на
проносящиеся мимо облака и думая об Америкэн Гане. Город-казино.
Во всяком случае, на этом он специализировался, хотя в городе
располагалась знаменитая исследовательская лаборатория, здесь же
жили знаменитые мастера по пластику. Но в основном люди
приезжали в Америкэн Ган играть.
   Что я и буду делать, подумал Коуди, наблюдая, как солнечные
лучи высушивают капли дождя на окошке рядом с ним.
                            *  *  *
   Фридманн высадил Коуди на окраине Америкэн Гана и поспешно
направил вертолет на восток. Его ждало важное дело в Блидинг
Канзасе, за пятьсот миль. Коуди проводил взглядом вертолет,
поднимающийся в пустынное синее небо.
   Америкэн Ган лежал на половинке блюдца, окаймленного холмами
и разрезанного и ограниченного широкой неторопливой рекой. На
пляже, словно воткнутые в песок зубочистки, виднелись одиночные
фигуры; множество лодок, каноэ из прозрачного пластика и яликов
сверкали на солнце. На безмятежной зеленой глади воды черными
точками виднелись пловцы. Но ветер, дувший с реки, был горячим.
   Стоя у подножия холмов, Коуди рассматривал раскинувшийся
внизу Америкэн Ган. Теперь, когда он шел к ясно видимой цели, им
овладело относительное спокойствие, дав расслабиться. В городе
было, наверное, около сотни построек, в основном небольших,
разбросанных довольно далеко друг от друга. Цвели деревья - или
цвели бы, если бы их листья не поникли вяло - все, кроме росших
поблизости от речной набережной. Быстро двигались только дети. В
тени виргинского дуба Коуди видел расположившуюся на пикник
вокруг белого прямоугольника скатерти небольшую компанию. На
фоне белой ткани виднелись зелень и алая мякоть арбуза.
   Сзади, высунув язык, к нему неторопливо подбежала маленькая
белая собачка. Она со скучающим видом, но настороженно
посмотрела на него. В ее мозгу был смутный образ ужасного,
брызжущего слюной зверя чуть поболее тигра. С некоторым трудом
Коуди узнал в этом символе Ужаса таксу, которую так боялась
маленькая белая собачка.
   Немного развеселившись, Коуди стал спускаться по склону к
Америкэн Гану. Он не торопился. Влажный теплый воздух приятно
обдувал его кожу. Ни о чем не думая, просто воспринимая, он
позволил потокам мыслей на мгновение заполнить его подобно шуму
моря, пока он, двигаясь в гипнотическом ритме, сосредоточился на
длинном здании в византийском стиле и наблюдал, как оно
становилось все больше и больше с каждым шагом.
   ...На земле было достаточно места. И среди всех остальных
людей было достаточно врагов. Человек вел войну с тех пор, как
распрямил спину, и ни разу не было объявлено перемирия в схватке
со старейшим врагом, горевшим в жарком синем небе, прятавшимся в
почве, ядовитым и невидимым, скрывавшемся сейчас в реке, но
способным подняться и возродиться, врагом, наступавшим на
незнающего и неосторожного человека, врагом, чья древняя мощь
всегда бомбардировала дамбу, построенную человеческим разумом.
   Враг и друг одновременно - этот подарок богов. Без него, без
физических и химических сил, создавших этот воздух, эту воду,
это неглубокую долину с плодородной почвой, не было бы самой
жизни. Чудесный подарок - эта планета. Оберегать ее, сохранять,
наблюдать за ней - учиться предсказывать и управлять ей - и она
послужит вам. Забудьте об этом во время драки между самим собой
- и жгучее солнце, бушующие воды, смертоносный холод, плодовитые
микробы продолжат свое вечное дело. И здесь не было места
человеку. Как похоже на бога!
   Теперь Коуди оказался в парке перед длинным венецианским
зданием. Деревья увядали над порыжевшими газонами. В мелком
прямоугольном пруду плавали золотые рыбки, которые с надеждой
хватали воздух ртами, подплывая к поверхности и ныряя обратно.
Маленькие сознания рыбок были открыты для Коуди и, без тени
мысли, напоминали множество ярких, маленьких неподвижных
огоньков свечей на именинном торте, светившихся по всему пруду,
вдоль которого шел Коуди.
   Он не пошел в византийское здание. Это было ни к чему. Вместо
этого он направился к одной из тумб, по высоте доходивших ему до
плеча, расставленных неровными рядами перед фасадом здания, и
остановился перед незанятой. Несколько мужчин и женщин
склонились над тумбами, вглядываясь в окуляры. Таких было
немного. Было слишком жарко, даже в тени.
   Коуди наклонился над окуляром своего аппарата, нашел в
кармане монету и бросил ее в щель. Тьма перед его глазами
сменилась заставкой со светящимися буквами: Радио-кобальт.
Потом, одна за другой, появились серии цифровых диапазонов.
Коуди произвольно ткнул кнопку, обозначившую его выбор. Теперь
механизм был запущен. Сейчас он наблюдал за увеличенной паровой
камерой Вилсона, пересекаемую светящимися следами радиоактивных
частиц. Над этой картинкой мигал счетчик, подсчитывающий
количество столкновений электронов. Если бы он угадал их точное
количество, то мог бы сорвать куш и получить удовольствие.
   Ничего. Совершенно ничего. Но когда мысль Коуди стала
расширяться, он ощутил страсть, напряженное ожидание в умах
окружающих, и понял, что для них всех выигрыш значил бы очень
многое.
   Ведь по сути, в этих сознаниях не было уверенности в себе.
Над всеми ними висела тяжелая угроза, тень которой висела над
миром со времен Взрыва и вкладывала в руку каждого неотразимое
оружие - запас бомб был у каждого города. Вместо национальных
барьеров стена теперь окружала каждый город - и каждого
человека. Выживание все еще зависело от удачи и слепого случая.
   И поэтому игровые города вроде Америкэн Гана процветали.
Здесь, в казино, за слот-машинами, за рулеткой, игрой в кости,
орлянку и фараон, люди могли доказать, что слепая удача
покровительствует им, и они по-прежнему в безопасности.
Социальная неопределенность здесь подменялась механической
неопределенностью бросаемых костей или вращающейся рулетки, и
личная ответственность попадала в руки богини, которую греки
называли Туше, а римляне - Фортуной.
   Коуди чувствовал, как позади него двигаются люди, входя и
выходя из казино. Для его чувствительного сознания это было
похоже на мерцание горячего воздуха. Возможно, это происходило
из-за постоянно растущего напряжения, источник которого не мог
ни определить, ни заметить ни один человек. Но Коуди знал этот
источник. Джаспер Хорн не зря провел столько времени в Америкэн
Гане.
   Если погрому суждено начаться, то он начнется здесь.
   И здесь, в Америкэн Гане, находилась сила, которая безвыходно
ставила Коуди перед дилеммой, безжалостно подталкивающей его к
выбору, который не смог бы выдерживать долго ни один человек, не
пытаясь найти более легкий путь. Отсюда исходило давление,
которое вложило нож в его руку и поднесшее его к шее. И на нем к
тому же лежала огромная ответственность.
   Джаспер Хорн, - думал Коуди, пока горящие проблески паровой
камеры вспыхивали перед его глазами. Его мысль со смертоносной
целеустремленностью сосредоточилась на цели. Там, в пещерах,
Алленби был прав. Убить Хорна, а не самого себя, было истинной
целью Коуди - ведь при этом он будет рисковать только
собственной жизнью, и это не будет означать предательство своего
народа - он на сбросит ответственности, которую несет за всех
них. Параноики с самого начала были врагами. Они всегда
стремились разрушить доверие к Болди со стороны остального
человечества. Именно они были виноваты в гибели Секвойи и в
необходимости держать людей в Пещерах. Не будь этого, он, скорее
всего, никогда бы не встретил Люси, и тогда бы она была бы
теперь счастливее, да и он сам тоже. Сейчас же, каких бы трудных
шагов они не предпринимали, не было никакого реального ответа ни
для них, ни для их ребенка. Выхода не было. Что бы ни случилось,
незаживляющиеся раны уже были нанесены.
   Сама земля была и врагом и другом. Но параноики все были
врагами, и худший из них, Джаспер Хорн, был где-то здесь, в
Америкэн Гане, недалеко от Джеффа Коуди - человек, которого нужно
было убить хотя бы за то, что он и его сородичи-параноики
превратили Болди в убийц.
   Мерцающие проблески света в паровой камере угасли. Окуляр
потемнел, Коуди ничего не выиграл. Он бросил в щель новую монету
и снова наблюдал за электронным обстрелом, пока его блуждающая
мысль отыскивала жертву.
   Суматоха мыслей внутри византийского здания крутилась едва ли
не быстрее, чем колесо рулетки. Это был центр слухов Америкэн
Гана. Здесь то и дело возникали образы, в которых он узнавал
Хорна. Он постепенно проверял эти мысли как направленной
антенной, пока не стала проясняться картина привычек Хорна. Но
прояснялись и кое-что еще - растущее давление событий в городе,
которое ни один обыкновенный человек не связывал с присутствием
параноиков.
   В Америкэн Гане последние двадцать четыре часа никто не
брился. Исключения, конечно, были, но их было немного. Болди в
бритье не нуждались, кроме того, находились достаточно отважные
люди, которые не боялись вызвать подозрения. В ближайших научных
лабораториях движение отказа от бритья не получило поддержки.
Были и другие, хотя и очень немногие, кто с гладким подбородком
двигался в кольце подозрительных взглядов и оставлял за собой
шлейф враждебного ропота.
   Так что убить Хорна могло оказаться вдвойне сложно. Насилие
могло спровоцировать погром - а именно этого Коуди хотел
избежать, убив параноика. Значит, Хорна нужно убить тайно, во
всяком случае, подальше от потенциальных предводителей толпы,
которые могли разжечь мятеж. (В Америкэн Гане были такие люди;
Хорн уже разыскал их. Они должны были повести толпу, когда
придет время.)
   Он в "Последнем Шансе".
   Коуди поднял голову, на мгновение ослепленный глубокой синей
тенью и белым солнечным светом. Его мозг составил из уже
собранных им сведений карту Америкэн Гана. "Последний Шанс"
должен находиться на северной окраине города, неподалеку от
исследовательских лабораторий. Хорна там уже могло не оказаться,
но будет легко отыскать его след.
   Коуди обогнул пруд с золотыми рыбками, прошел мимо крохотных
мигающих огоньков маленьких полусонных сознаний и вышел на