ерез мгновение
он сказал:
   - Наверное, это глупо - отворачиваться. Вам не нужно видеть
мое лицо, чтобы узнать, о чем я думаю.
   - Вы должны открыть мне дверь, чтобы я вошел, - сказал ему
Беркхальтер.
   - Я понимаю, я тоже так думаю. Но мне приходилось встречать
Болди, которые были... которые мне не нравились.
   - Да, таких много. Я знаю. Те, кто не носят парики.
   Куэйл сказал:
   - Они прочитают ваши мысли и ошеломят вас просто ради забавы.
Их следует... лучше учить.
   Беркхальтер заморгал от солнечного света.
   - Да, мистер Куэйл, это так. У Болди тоже свои проблемы.
Нужно уметь ориентироваться в мире, который не является
телепатическим; я думаю, что многие Болди считают, что их
возможности используются недостаточно. Существуют работы, для
которых подходят такие люди, как я...
   - "Люди!" - поймал он обрывок мысли Куэйла. Он проигнорировал
это, сохранив на лице обычное выражение, и продолжил.
   - Семантика всегда была проблемой, даже в странах, где
говорят на одном языке. Квалифицированный Болди - отличный
переводчик. И хотя Болди не служат в сыскной полиции, они часто
работают с полицией. Это все равно, что быть машиной, которая
может выполнять лишь несколько операций.
   - На несколько операций больше, чем может человек, - сказал
Куэйл.
   Конечно, подумал Беркхальтер, если бы мы могли соревноваться
на равных с нетелепатическим человечеством. Но поверит ли слепой
зрячему? Будет ли он играть с ним в покер? Неожиданная глубокая
горечь оставила неприятный привкус во рту Беркхальтера. Каков же
был ответ? Резервация для Болди? Изоляция? И будет ли нация
слепых доверять тем, кто обладает нормальным зрением? Или они
будут уничтожены - они, верное средство, система контроля,
сделавшая войну невозможной!
   Он вспомнил о том, как был уничтожен Рэд Бэнк: что ж,
возможно, это было оправдано. Город рос, и вместе с ним росло
личное достоинство; вы бы никогда не допустили потери лица, пока
у вас на поясе висит кинжал. И точно такая же картина в тысячах
и тысячах разбросанных по Америке маленьких городков, каждый со
своей специфической специализацией - производство вертолетов в
Гуроне и Мичигане, выращивание овощей в Коное и Диего, текстиль
и образование, искусство и машины - каждый маленький городок
подозрительно наблюдал за остальными. Научные и исследовательские
центры были немного несколько крупнее; никто не возражал против
этого, ведь ученые никогда не начинали войны, разве что их
заставляли; но очень немногие города населяли более чем несколько
сотен семей. Эта была самая эффективная система контроля: как
только город проявлял желание стать большим городом... потом
столицей, потом империалистической державой - он тут же
уничтожался. Хотя, подобного уже давно не случалось. И Рэд Бэнк,
возможно, был ошибкой.
   С точки зрения геополитики это было отличное устройство;
социология тоже не возражала, требуя, правда, необходимых
изменений. Существовала подсознательная тяга к хвастовству.
После децентрализации права личности стали цениться гораздо
выше. И люди учились.
   Они учились денежной системе, основанной на прямом
товарообмене. Они учились летать; никто больше не пользовался
наземными машинами. Они учились новому, но они не забыли Взрыв,
и в тайниках возле каждого города были спрятаны бомбы, которые
могли полностью и самым фантастическим образом истребить город,
как сделали это подобные бомбы при Взрыве.
   И каждый знал, как сделать эти бомбы. Они были невероятно
просты. Составные части можно было найти где угодно и легко их
изготовить. Потом можно было поднять свой вертолет над городом,
сбросить вниз гигантских размеров яйцо - и дело сделано.
   Недовольных (а такие есть в любой расе), ушедших на
неосвоенные территории никто не трогал. А кочевники, опасаясь
полного уничтожения, никогда не совершали набегов и не
объединялись.
   Люди искусства по-своему приспособились к этому, может быть,
не слишком хорошо, но обществу они не угрожали и поэтому жили
там, где хотели, и рисовали, писали, сочиняли музыку и уходили в
свои собственные миры. Ученые, столь же беспомощные в других
вещах, уходили в свои несколько более крупные города, замыкаясь
в маленькие мирки и полностью погрузившись в науку.
   А Болди - они находили работу там, где могли.
   Ни один обычный человек не увидел бы окружающий мир таким,
каким его видел Беркхальтер. Он был невероятно чувствителен ко
всему, что касалось нормальных людей, придавая большее и более
глубокое значение тем человеческим ценностям, которые он,
несомненно, видел в большем количестве измерений. Кроме того, в
какой-то степени - и это было неизбежно - он смотрел на людей
немного со стороны.
   И все же он был человеком. Барьер, воздвигнутый телепатией,
между ним и обычными людьми, заставлял их относиться к нему с
подозрением - даже большим, чем если бы у него было две головы -
тогда бы они его жалели. Как было...
   Он переключил экран, и перед ним замерцала новая страница
рукописи.
   - Скажите, когда, - обратился он к Куэйлу.
                            *  *  *
   Куэйл зачесал назад свои седые волосы.
   - Я чувствую себя сплошным комком нервов, - сказал он. - В
конце концов, пока я правлю материал, меня никогда не оставляет
напряжении.
   - Ладно, мы можем отложить публикацию, - небрежно предложил
Беркхальтер и был приятно удивлен, что Куэйл не клюнул на это.
Он, по крайней мере, не любил сдаваться.
   - Нет. Нет, я хочу закончить все сейчас.
   - Психическое очищение...
   - Ну, для психолога, возможно. Но не для...
   - ...Болди. Вы же знаете, что у многих психологов есть
помощники - Болди. И у них тоже неплохо получается.
   Куэйл взял кальян и сделал медленный вдох.
   - Я думаю... Я не много общался с Болди. Или слишком много -
без разбору. Я как-то видел нескольких в психиатрической
лечебнице. Я не обидел вас?
   - Нет, - ответил Беркхальтер. - Каждая мутация происходит
почти на грани разумного. Было множество неудач. Жесткая
радиация дала практически одну полезную мутацию: безволосых
телепатов, но и среди них нет абсолютно одинаковых. Мозг, как
вам известно, странное устройство. Фигурально выражаясь, это
коллоид, балансирующий на острие иглы. Если есть хоть какой-то
брак, телепатия обязательно выявит его. И окажется, что Взрыв
стал причиной дьявольского количества изменений психики. И не
только среди Болди, но и среди других мутаций, развившихся в то
время. Но у Болди это почти всегда паранойя.
   - И dementia praecox, - сказал Куэйл, довольный тем, что
ему удалось заставить Беркхальтера заговорить о самом себе.
   - И dementia praecox. Да. Когда помраченный ум приобретает
способность к телепатии - наследственный разум - он вообще не
может работать. Наступает дезориентация. Параноидальные группы
уходят в свой собственный мир, и dementia praecox просто не
подозревают, что существует этот мир. Возможны отклонения, но я
думаю, что основа такова.
   - Это звучит немного пугающе, - сказал Куэйл. - Я не могу
представить историческую параллель.
   - Ее нет.
   - И чем, по-вашему, это закончится?
   - Я не знаю, - задумчиво сказал Беркхальтер. - Я думаю, мы
ассимилируем. Ведь прошло не так уж много времени. Мы
специализируемся на определенных направлениях, и мы можем быть
полезны в некоторых работах.
   - Если вас устроит такое положение. Болди, которые не носят
парики...
   - Они настолько раздражительны, что, я думаю, в конце концов
их всех перебьют на дуэлях, - улыбнулся Беркхальтер. - Не велика
потеря. Остальные же получат то, что нам так необходимо:
понимание. У нас нет ни рогов, ни нимбов.
   Куэйл покачал головой.
   - Думаю, я рад тому, что не являюсь телепатом. Разум и без
того достаточно сложен и загадочен. Спасибо за то, что дали мне
высказаться. Во всяком случае, я кое в чем разубедился. Займемся
рукописью?
   - Конечно, - сказал Беркхальтер, и снова на экране над ними
замелькали страницы. Куэйл казался менее напряженным, мысли его
стали более ясными, и Беркхальтер смог понять истинный смысл
многих прежде туманных выражений. Работа пошла легко, телепат
диктовал новые формулировки в диктограф, и лишь дважды им
пришлось преодолевать эмоциональные конфликты. В полдень они
закончили работу, и Беркхальтер, дружески кивнув, отправился с
готовым материалом в свой кабинет, где обнаружил на экране
несколько сообщений. Он убрал повторы, и в его голубых глазах
отразилось волнение.
                            *  *  *
   За завтраком он переговорил с доктором Муном. Беседа так
затянулась, что только индукционные чашки сохраняли кофе
горячим, но Беркхальтеру нужно было обсудить не один вопрос. И
он уже давно знал Муна. Толстяк был одним из немногих, у кого,
он думал, даже подсознательно не вызывал отвращения тот факт,
что Беркхальтер был Болди.
   - Я никогда в жизни не дрался на дуэлях, Док. Я не могу
допустить этого.
   - Ты не можешь допустить обратного. Ты не можешь отклонить
вызов, Эд. Нужно ответить на вызов.
   - Но этот парень, Рейли - я его даже не знаю.
   - Я слышал о нем, - сказал Мун. - У него дурной характер. Он
много дрался на дуэлях.
   Беркхальтер хлопнул ладонью по столу.
   - Это нелепо. Я не стану этого делать!
   - Ладно, - деловито сказал Мун. - Твоя жена с ним драться не
может. И если Этель читала мысли миссис Рейли и разболтала об
этом, то Рейли имеет полное право...
   - Неужели ты думаешь, что мы не понимаем опасности подобных
поступков? - тихо спросил Беркхальтер. - Этель не имеет привычки
читать мысли, так же как и я. Это бы плохо кончилось - для нас.
И для любого другого Болди.
   - Не для безволосых. Для тех, кто носит парики. Они...
   - Они дураки, и из-за них все Болди пользуются дурной славой.
Во-первых, Этель не читает мысли, и не читала их у миссис Рейли.
Во-вторых, она не болтает.
   - Миссис Рейли - истеричка, в этом сомнений нет, - сказал
Мун. - Об этом скандале начали говорить, и в чем бы там ни было
дело, миссис Рейли вспомнила, что потом встретила Этель. Во
всяком случае, она из тех, кто ищет козла отпущения. Я скорее
готов предположить, что она сама проболталась, и теперь боится,
чтобы муж ее не заподозрил.
   - Я не собираюсь принимать вызов Рейли, - упрямо сказал
Беркхальтер.
   - Тебе придется это сделать.
   - Слушай, Док, может быть...
   - Что?
   - Ничего. Есть идея. Она может сработать. Забудь об этом; мне
кажется, я нашел нужное решение. Во всяком случае, оно
единственное. Я не могу допустить дуэли, это уж точно.
   - Ты не трус.
   - Есть одна вещь, которой боятся все Болди, - сказал
Беркхальтер, - и это - общественное мнение. Я просто знаю, что
убью Рейли. Вот по этой причине я никогда в жизни не дрался на
дуэли.
   Мун отпил кофе.
   - Хм-м. Я думаю...
   - Не стоит. Есть еще кое-что. Я не удивлюсь, если мне
придется отослать Эла в специальную школу.
   - С мальчиком что-то не так?
   - Он превращается в великолепного правонарушителя. Его
учитель вызывал меня сегодня утром. Запись было интересно
послушать. Он говорит странно и странно себя ведет. Он позволяет
себе мерзкие выходки по отношению к своим друзьям, если только
они у него еще остались.
   - Все дети жестоки.
   - Дети не знают, что значит жестокость. Именно поэтому они
жестоки; им неведомо сочувствие. Но Эл превращается... -
Беркхальтер безнадежно махнул рукой. - Он превращается в юного
тирана. Учителю кажется, что его ничто не беспокоит.
   - Но все же это нельзя еще считать ненормальным.
   - Я не сказал тебе самого худшего. Он становится очень
эгоистичным. Слишком эгоистичным. Я не хочу, чтобы он
превратился в одного из тех Болди без париков, о которых ты
упоминал. - Беркхальтер не сказал о другой возможности -
паранойе, безумии.
   - Должно быть, он где-то набрался этих вещей. Дома? Едва ли,
Эд. Где он еще бывает?
   - Там же, где все. У него нормальное окружение.
   - Я думаю, - сказал Мун, - что у Болди необычные возможности
в деле обучения молодежи. Мысленная связь... а?
   - Да. Но... я не знаю. Беда в том, - едва слышно продолжал
Беркхальтер, - что я молюсь Богу, чтобы я не был не таким, как
все. Мы не просили, чтобы нас сделали телепатами. Может быть, со
стороны это кажется странным, но я просто личность - и у меня
свой собственный микрокосмос. Люди, имеющие дело с социологией,
склонны забывать об этом. Они умеют отвечать на общие вопросы,
но ведь каждый конкретный человек - или Болди - пока он живет,
должен вести свою собственную войну сам. И это даже не совсем
война. Это хуже; это необходимость наблюдать за собой каждую
секунду, постоянно приспосабливаться к миру, который не хочет
твоего присутствия.
   Мун, по-видимому, чувствовал себя неловко.
   - Тебе немного жаль себя, Эд?
   Беркхальтер покачал головой.
   - Да, Док. Но я с этим справлюсь.
   - Мы оба справимся, - сказал Мун, но Беркхальтер не ожидал от
него особой помощи. Мун с радостью оказал бы ее, но обычному
человеку слишком трудно понять, что Болди - такой же человек.
Существовало различие, которое люди искали и находили.
   Во всяком случае, ему нужно было уладить все раньше, чем он
увидится с Этель. Он мог легко скрыть то, что знал, но Этель
почувствует мысленный барьер и удивится. Их брак был почти
совершенным благодаря дополнительному взаимопониманию, и именно
оно компенсировало неизбежную и часто ощущаемую отчужденность от
остального мира.
   - Как продвигается "Психоистория"? - помолчав, спросил Мун.
   - Лучше, чем я ожидал. Я нашел к Куэйлу новый подход. Если я
говорю о себе, это, похоже, вызывает его на разговор. Это
придает ему достаточную уверенность, чтобы раскрыть мне свое
сознание. Как бы то ни было, мы можем подготовить для Олдфилда
те первые главы.
   - Хорошо. Все равно подгонять нас он не может. Если нас
заставить так быстро выпускать книги, то мы можем вернуться ко
временам семантической неразберихи. А на это мы не пойдем!
   - Ладно, - сказал Беркхальтер, поднимаясь. - Я его успокою.
Увидимся.
   - Насчет Рейли...
   - Не будем об этом, - Беркхальтер вышел, направившись по
адресу, который высветил ему экран видеофона. Он потрогал
висевший на поясе кинжал. Дуэль не пойдет на пользу Болди, но...
                            *  *  *
   Приветственная мысль проникла в его сознание, и под аркой,
ведущей на школьный двор, он остановился, чтобы улыбнуться Сэму
Шейну, Болди из Нью-Орлеана, предпочитавшему ярко-рыжие парики.
Они не утруждали себя разговором.
   Личный вопрос, касающийся психического, морального и
физического благополучия.
   Отблеск согласия. А ты, Беркхальтер?
   На мгновение Беркхальтер увидел символ, которым Шейн
обозначал его имя.
   Тень беды.
   Теплое дружеское желание помочь.
   Между Болди возникла связь.
   Беркхальтер подумал: "Куда бы я ни пошел, всюду будет та же
подозрительность. Мы уроды".
   "Где-то еще хуже, - подумал Шейн. - В Модоке нас много. Люди
по-прежнему более подозрительны там, где им не приходится
общаться с нами каждый день".
   "Мальчик..."
   "У меня тоже проблема, - подумал Шейн. - Это беспокоит меня.
Две мои девочки..."
   "Хулиганят?"
   "Да".
   "Обычное неподчинение?"
   "Не знаю. У многих из нас подобные осложнения со своими
детьми".
   "Побочный эффект мутации? Крайность второго поколения?"
   "Сомнительно, - подумал Шейн, мысленно нахмурившись, пряча
свою мысль под нерешительностью. - Мы обдумаем это позже. Пора
идти".
   Беркхальтер вздохнул и пошел дальше. Дома в Модоке тянулись
вокруг индустриального центра, и он прошел через парк, чтобы
сократить себе путь к месту назначения. В неуклюже изогнутом
здании никого не оказалось, поэтому Беркхальтер отложил разговор
с Рейли на потом и, взглянув на часы, повернул по склону холма к
школе. Как он и ожидал, было время перемены, и он увидел Эла
лежащим под деревом в стороне от одноклассников, занятых
увлекательно-кровожадной игрой во Взрыв.
   Он послал свою мысль вперед.
   Зеленый Человек уже почти достиг вершины горы. Мохнатые гномы
мчались за ним по пятам, тщетно стараясь поразить его
сверкающими огненными вспышками, но Зеленый Человек ловко
уворачивался от них. Скалы наклонялись...
   - Эл!
   ...внутрь, подталкиваемые гномами, готовые...
   - Эл! - Беркхальтер послал свою мысль вместе со словом,
встряхнувшим сознание мальчика. К такому методу он прибегал
очень редко, потому что ребенок практически беззащитен перед
таким вторжением.
   - Привет, папа, - сказал Эл. Он был ничуть не обеспокоен. -
Что случилось?
   - Сообщение от твоего учителя.
   - Я ничего не делал.
   - Он мне все объяснил. Послушай, малыш. Не забивай себе
голову всяческими нелепостями.
   - Я не забиваю.
   - Не думаешь ли ты, что Болди лучше или хуже, чем все
остальные?
   Эл неловко пошевелил ногами. Он молчал.
   - Ладно, - сказал Беркхальтер, - ответ таков: и то, и другое,
и ничего. И вот почему. Болди может общаться мысленно, но он
живет в мире, где большинство людей этого не могут.
   - Они немые, - высказал свое мнение Эл.
   - Не такие уж немые, если сумели приспособиться к своему миру
лучше, чем ты. Ты с таким же успехом мог сказать, что лягушка
лучше рыба, потому что она амфибия. - Беркхальтер перевел
сказанное на лаконичный язык телепатии и усилил понятия.
   - Ладно, я понял... все в порядке.
   - Возможно, - тихо сказал Беркхальтер, - тебе просто нужен
хороший шлепок. А та мысль была не нова. Что же это все-таки
было?
   Эл попытался скрыть это, очищая сознание. Беркхальтер начал
было поднимать барьер, что было для него совсем несложно, но
внезапно остановился. Эл воспринимал своего отца совсем не
по-сыновнему - фактически, что-то вроде лишенной костей рыбы.
Это было очевидно.
   - Если ты настолько эгоист, - заметил Беркхальтер, - то,
может быть, тебе следует посмотреть на дело вот с какой стороны.
Как ты думаешь, почему Болди не занимают ключевых постов?
   - Конечно, я это знаю, - выпалил Эл, - потому что они боятся.
   - Если так, то чего же?
   - Не... - картина была настолько любопытной, смесь чего-то
смутно знакомого Беркхальтеру. - Не-Болди...
   - Да, если мы займем положение, где сможем воспользоваться
преимуществом наших телепатических способностей, обычные люди
будут нам страшно завидовать - особенно, если мы добьемся
успеха. Если бы Болди даже просто изобрел лучшую мышеловку, то
люди сказали бы, что он украл идею из сознания какого-нибудь
человека. Тебе понятна мысль?
   - Да, папа.
   Но это было не так. Беркхальтер вздохнул и отвел взгляд. Он
узнал одну из дочерей Шейна, одиноко сидящую на ближнем склоне
возле валуна. Там виднелись и другие одинокие фигуры. Далеко на
востоке покрытые снегом гряды Скалистых гор прочерчивали голубое
небо неровными штрихами.
   - Эл, - сказал Беркхальтер, - я не хочу, чтобы ты всегда был
готов к драке. Это чудесный, превосходный мир, и люди, живущие в
нем, в общем-то довольно милые. Существует закон среднего. И с
нашей стороны слишком неразумно стремиться к большему богатству
или власти, потому что настроит людей против нас, что нам совсем
не нужно. Никто из нас не беден. Мы находим себе работу, мы
выполняем ее, мы довольно счастливы. У нас есть преимущества,
которых нет у обычных людей; возьми например, брак. Психическая
близость почти столь же важна, как и физическая. Но я не хочу,
чтобы ты считал, будто то, что ты Болди, делает тебя богом. Это
не так. Я могу, - задумчиво добавил он, - просто выбить это из
тебя, в случае если ты сейчас надеешься развить в своем сознании
эту мысль.
   Эл сглотнул и поспешно отступил:
   - Прости. Я больше не буду этого делать.
   - И, кстати, носи парик. Не снимай его в классе. Пользуйся
клеем в туалете.
   - Да, но... мистер Веннер не носит парик.
   - Напомни мне, мы вместе с тобой изучили историю носителей
длинных пиджаков и узких брюк, - сказал Беркхальтер. - То, что
мистер Веннер не носит парик, возможно, его единственное
достоинство, если ты это таковым считаешь.
   - Он делает деньги.
   - Любой бы делал их в таком универсальном маг