Г. Каттнер
		Сборник рассказов и повестей
    			СОДЕРЖАНИЕ:

Алмазная свинка
Двурукая машина
До скорого!
ЖИЛ-БЫЛ ГНОМ
Железный стандарт
Жилищный вопрос
Исполнение желаний
Котел с неприятностями
Лунный Голливуд
Лучшее время года
МУТАНТ (Mutant) /Сборник рассказов/
НАЗОВЕМ ЕГО ДЕМОНОМ
Недреманое око
ПРИЗРАК
ПРОХВЕССОР НАКРЫЛСЯ
ПЧХИ-ХОЛОГИЧЕСКАЯ ВОЙНА
Привет от автора
Работа по способностям
Робот-зазнайка
Сим удостоверяется...
Сплошные неприятности
ТВОНК
Тень на стене
Шок




 Г. Каттнер

   ПРОХВЕССОР НАКРЫЛСЯ


   Мы - Хогбены, других таких нет. Чудак прохвессор из большого
города мог бы это знать, но он разлетелся к нам незванный, так что
теперь, по-моему, пусть пеняет на себя. В кентукки вежливые люди
занимаются своими делами и не суют нос куда их не просят.
   Так вот, когда мы шугали братьев Хейли самодельным ружьем (до
сих пор не поймем, как оно стреляет), тогда все и началось - с
Рейфа Хейли, он крутился возле сарая да вынюхивал, чем там пахнет,
в оконце, - норовил поглядеть на крошку Сэма. После Рейф пустил
слух, будто у крошки Сэма три головы или еще кой-что похуже.
   Ни единому слову братьев Хейли верить нельзя. Три головы!
Слыханное ли дело, сами посудите? Когда у крошки Сэма всего-навсего
две головы, больше сроду не было.
   Вот мы с мамулей смастерили то ружье и задали перцу братьям
Хейли. Я же говорю, мы потом сами в толк не могли взять, как оно
стреляет. Соединили сухие батареи с какими - то катушками, проводами
и прочей дребеденью, и эта штука как нельзя лучше прошила
Рейфа с братьями насквозь.
   В вердикте Коронер записал, что смерть братьев Хейли наступила
мгновенно; приехал шериф Эбернати, выпил с нами маисовой водки
и сказал, что у него руки чешутся проучить меня так, чтобы родная
мама не узнала. Я пропустил это мимо ушей. Но, видно, какой-нибудь
чертов янки-репортеришка жареное учуял, потому как вскорости заявился
к нам высокий, толстый, серьезный дядька и ну выспрашивать
всю подноготную.
   Наш дядя Лес сидел на крыльце, надвинув шляпу чуть ли не до
самых зубов.
   - Убирались бы лучше подобру-поздорову обратно в свой цирк,
господин хороший, - только и сказал он. - Нас Барнум самолично
приглашал и то мы наотрез отказались. Верно, Сонк?
   - Точно, - подтвердил я. - Не доверял я финеасу. Он обозвал
крошку Сэма уродом, надо же!
   Высокий и важный дядька - прохвессор Томас Гэлбрейт - посмотрел
на меня.
   - Сколько тебе лет, сынок? - спросил он.
   - Я вам не сынок, - ответил я. - И лет своих не считал.
   - На вид тебе не больше восемнадцати, - сказал он, хоть ты и
рослый. Ты не можешь помнить Барнума.
   - А вот и помню. Будет вам трепаться. А то как дам в ухо.
   - Никакого отношения к цирку я не имею, - продолжал Гэлбрейт. - Я
биогенетик.
   Мы давай хохотать. Он вроде бы раскипятился и захотел узнать,
что тут смешного.
   - Такого слова и на свете-то нет, - сказала мамуля.
   Но тут крошка Сэм зашелся криком. Гэлбрейт побелел как мел и
весь затрясся. Прямо рухнул наземь. Когда мы его подняли, он спросил,
что случилось.
   - Это крошка Сэм, - обьяснил я. - Мамуля его успокаивает. Он
уже перестал.
   - Это ультразвук, - буркнул прохвессор. - Что такое "крошка
Сэм" - коротковолновый передатчик?
   - Крошка Сэм - младенец, - ответил я коротко. - Не смейте его
обзывать всякими именами. А теперь, может, скажете, чего вам нужно?
   Он вынул блокнот и стал его перелистывать.
   - Я у-ученый, - сказал он. - Наш институт изучает евгенику, и
мы располагаем о вас кое-какими сведениями. Звучали они неправдоподобно.
По теории одного из наших сотрудников, в малокультурных
районах естественная мутация может остаться нераспознанной и... - Он
приостановился и в упор посмотрел на дядю Леса.
   - Вы действительно умеете летать? - спросил он.
   Ну, об этом-то мы не любим распространяться. Однажды проповедник
дал нам хороший нагоняй. Дядя Лес назюзюкался и взмыл над
горами - до одури напугал охотников на медведей. Да и в библии нет
такого, что людям положено летать. Обычно дядя Лес делает это исподтишка,
когда никто не видит.
   Как бы там ни было, дядя Лес надвинул шляпу еще ниже и промычал:
   - Это уж вовсе глупо. Человеку летать не дано. Взять хотя бы
эти новомодные выдумки, о которых мне все уши прожужжали: между
нами, они вообще не летают. Просто бредни, вот и все.
   Гэлбрейт хлопнул глазами и снова заглянул в блокнот.
   - Но тут с чужих слов есть свидетельства о массе необычных
качеств, присущих вашей семье. Умение летать только одно из них. Я
знаю, теоретически это невозможно, если не говорить о самолетах, - но...
   - Хватит трепаться!
   - В состав мази средневековых ведьм входил аконит, дающий иллюзию
полета, разумеется совершенно субьективную.
   - Перестанете вы нудить? - взбешенного дядю Леса прорвало, я
так понимаю - от смущения. Он вскочил, швырнул шляпу на крыльцо и
взлетел. Через минуту стремительно опустился, подхватил свою шляпу
и скорчил рожу прохвессору. Потом опять взлетел и скрылся за
ущельем, мы его долго не видели.
   Я тоже взбесился.
   - По какому праву вы к нам пристаете? - сказал я. - Дождетесь,
что дядя Лес возьмет пример с папули, а это будет чертовски
неприятно. Мы папулю в глаза не видели, с тех пор как тут крутился
один тип из города. Налоговый инспектор, кажется.
   Гэлбрейт ничего не сказал. Вид у него был какой-то растерянный.
Я дал ему выпить, и он спросил про папулю.
   - Да папуля где-то здесь, - ответил я. - Только его теперь не
увидишь. Он говорит, что так ему больше нравится.
   - Ага, - сказал Гэлбрейт и выпил еще рюмочку.
   - О господи. Сколько, говоришь, тебе лет?
   - А я про это ничего не говорю.
   - Ну, какое воспоминание у тебя самое первое?
   - Что толку запоминать? Только голову себе зря забиваешь?
   - Фантастика, - сказал Гэлбрейт. - Не ожидал, что отошлю в
институт такой отчет.
   - Не нужно нам, чтобы тут лезли всякие, - сказал я. - Уезжайте
отсюда и оставьте нас в покое.
   - Но помилуйте! - он выглянул за перила крыльца и заинтересовался
ружьем. - Это еще что?
   - Такая штука, - ответил я.
   - Что она делает?
   - Всякие штуки, - ответил я.
   - Угу. Посмотреть можно?
   - Пожалуйста, - ответил я. - Да я вам отдам эту хреновину,
только бы вы отсюда уехали.
   Он подошел и осмотрел ружье. Папуля встал (он сидел рядом со
мной), велел мне избавиться от чертового янки и вошел в дом. Вернулся
прохвессор.
   - Потрясающе! - говорит. - Я кое-что смыслю в электронике, и,
по моему мнению, это нечто выдающееся. Каков принцип действия?
   - Чего-чего? - отвечаю. - Она дырки делает.
   - Стрелять патронами она никак не может. В казенной части у
нее две линзы вместо... Как, говоришь, она действует?
   - Откуда я знаю.
   - Это ты сделал?
   - Мы с мамулей.
   Он давай сыпать вопросами.
   - Откуда я знаю, - говорю. - Беда с ружьями в том, что их надо
каждый раз перезаряжать. Вот мы и подумали: смастерим ружье
по-своему, чтобы его никогда не заряжать. И верно, не приходится.
   - А ты серьезно обещал мне его подарить?
   - Если отстанете.
   - Послушай, - сказал он, - просто чудо, что вы, Хогбены, так
долго оставались в тени.
   - На том стоим.
   - Должно быть, теория мутации верна! Вас надо обследовать.
Это же одно из крупнейших открытий после... - И пошел чесать в том
же духе. Я мало что понял.
   В конце концов я решил, что есть только два выхода, а после
слов шерифа Эбернати мне не хотелось убивать, пока шерифов гнев не
остынет. Не люблю скандалов.
   - Допустим, я поеду с вами в Нью-Йорк, раз уж вам так хочется, - сказал
я. - Оставите вы мою семью в покое?
   Он вроде бы пообещал, правда нехотя. Но все же уступил и забожился:
я пригрозил, что иначе разбужу крошку Сэма. Он-то, конечно,
хотел повидать крошку Сэма, но я обьяснил, что это все равно
без толку. Как ни верти, не может крошка Сэм поехать в Нью-Йорк.
Он лежит в цистерне, без нее ему становится худо.
   Вообще, прохвессор остался мною доволен и уехал, когда я пообещал
встретится с ним на утро в городке. Но все же на душе у меня,
по правде сказать, было паскудно. Мне не доводилось еще ночевать
под чужой крышей после той заварушки в старом свете, когда
нам пришлось в темпе уносить ноги.
   Мы тогда, помню, переехали в Голландию. Мамуля всегда была
неравнодушна к человеку, который помог нам выбраться из лондона. В
его честь дала имя крошке Сэму. А фамилию того человека я уж позабыл.
Не то Гвинн, не то Стюард, не то Пипин - у меня в голове все
путается, когда я вспоминаю то, что было до войны севера с югом.
   Вечер прошел, как всегда, нудно. Папуля, конечно, сидел невидимый,
и мамуля все злилась, подозревая, что он тянет маисовой
больше, чем положено. Но потом сменила гнев на милость и налила
ему настоящего виски. Все наказывали мне вести себя прилично.
   - Этот прохвессор ужас до чего умный, - сказала мамуля. - Все
прохвессора такие. Не морочь ему голову. Будь паинькой, а не то я
тебе покажу, где раки зимуют.
   - Буду паинькой, мамуля, - ответил я.
   Папуля дал мне затрещину, что с его стороны было нечестно:
ведь я то его не мог видеть!
   - Это чтобы ты лучше запомнил, - сказал он.
   - Мы люди простые, - ворчал дядя Лес. - И нечего прыгать выше
головы, никогда это к добру не приводит.
   - Я не пробовал, честно! - сказал я. - Только я так считаю...
   - Не наделай бед! - пригрозила мамуля, и тут мы услышали, как
в мезонине дедуля заворочался. Порой дедуля не двигался неделями,
но в тот вечер он был прямо-таки живчик.
   Мы, само собой поднялись узнать, чего он хочет. Он заговорил
о прохвессоре.
   - Чужак-то, а? - сказал дедуля. - Продувная бестия! Редкостные
губошлепы собрались у моего ложа, когда я сам от старости слабею
разумом! Один Сонк не без хитрости, да и то, прости меня, господи,
дурак дураком.
   Я только поерзал на месте и что-то пробормотал, лишь бы не
смотреть дедуле в глаза - я этого не выношу. Но он на меня не обратил
внимания. Все бушевал:
   - Значит, ты собрался в этот Нью-Йорк? Кровь Христова, да
разве ты запамятовал, что мы как огня стережемся лондона и Амстердама - да
и Нью-Амстердама - из боязни дознания? Уж не хочешь ли
ты попасть в ярмарочные уроды? Хоть это и не самое страшное.
   Дедуля у нас старейший и иногда вставляет в разговор какие-то
допотопные словечки. Наверное, жаргон, к которому привыкнешь в
юности, прилипает на всю жизнь. Одного у дедули не отнимешь: ругается
он лучше всех, кого мне довелось послушать.
   - Ерунда, - сказал я. - Я ведь хотел как лучше!
   - Так он еще речет супротив, паршивый неслух! - возмутился
дедуля. - Во всем виноват ты, ты и твоя родительница. Это вы пресечению
рода Хейли споспешествовали. Когда б не вы, ученый бы сюда
и не пожаловал.
   - Он прохвессор, - сообщил я. - Звать его Томас Гэлбрейт.
   - Знаю. Я прочитал его мысли через мозг крошки сэма. Опасный
человек. Все мудрецы опасны. Кроме разве Роджера Бэкона, и того
мне пришлось подкупить, дабы... Не важно. Роджер был незаурядный
человек. Внимайте же: никто из вас да не едет в Нью-Йорк. Стоит
нам только покинуть сию тихую заводь, стоит кому-то нами заинтересоваться - и
мы пропали. Вся их волчья стая вцепится и разорвет
нас в клочья. А твои безрассудные полеты, Лестер, помогут тебе как
мертвому припарки - ты внемлешь?
   - Но что же нам делать? - спросила мамуля.
   - Да чего там, - сказал папуля. - Я этого прохвессора угомоню.
Спущу в цистерну, и дело с концом.
   - И испортишь воду? - взвилась мамуля. - Попробуй только!
   - Что за порочное племя вышло из моих чресел? - сказал дедуля, - рассвирепев
окончательно. - Ужли не обещали вы шерифу, что
убийства прекратятся... Хотя бы на ближайшее время? Ужли и слово
Хогбена - ничто? Две святыни пронесли мы сквозь века - нашу тайну
и честь Хогбенов! Посмейте только умертвить этого Гэлбрейта - вы
мне ответите!
   Мы все побледнели. Крошка сэм опять проснулся и захныкал.
   - Что же теперь делать? - спросил дядя Лес.
   - Наша великая тайна должна остаться нерушимой, сказал дедуля. - Поступайте
как знаете, только без убийств. Я тоже обмозгую
сию головоломку.
   Тут он, казалось, заснул, хотя точно про него никогда ничего
не знаешь.
   На другой день мы встретились с Гэлбрейтом в городке, как и
договорились, но еще раньше я столкнулся на улице с шерифом Эбернати,
который, завидев меня, зло сверкнул глазами.
   - Лучше не нарывайся, Сонк, - сказал он. - Помни, я тебя предупреждал.
   Очень неудобно получилось.
   Как бы там ни было, я увидел Гэлбрейта и рассказал ему, что
дедуля не пускает меня в Нбю-Йорк. Гэлбрейт не очень-то обрадовался,
но понял, что тут уж ничего не поделаешь.
   Его номер в отеле был забит научной дребеденью и мог напугать
всякого. Ружье стояло тут же, и Гэлбрейт как будто ничего в нем не
менял. Он стал меня переубеждать.
   - Ничего не выйдет, - отрезал я. - Нас от этих гор не оттащишь.
Вчера я брякнул сдуру, никого не спросясь, вот и все.
   - Послушай, Сонк, - сказал он. - Я расспрашивал в городке о
Хогбенах, но почти ничего не узнал. Люди здесь скрытные. Но все
равно, их свидетельство было бы только лишним подтверждением. Я не
сомневаюсь, что наши теории верны. Ты и вся твоя семья - мутанты,
вас надо обследовать!
   - Никакие мы не мутанты, - ответил я. - Вечно ученые обзывают
нас какими-то кличками. Роджер Бэкон окрестил нас гомункулами,
но...
   - Ч т о?! - вскрикнул Гэлбрейт. - Что ты сказал?
   - Э... Издольщик один из соседнего графства, - тут же опомнился
я, но видно было, что прохвессора не проведешь он стал расхаживать
по номеру.
   - Бесполезно, - сказал он. - Если ты не поедешь в Нью-Йорк, я
попрошу, чтобы институт выслал сюда комиссию. Тебя надо обследовать
во славу науки и ради прогресса человечества.
   - Этого еще не хватало, - ответил я. - Воображаю, что получится.
Выставите нас, как уродов, всем на потеху. Крошку Сэма это
убьет. Уезжайте-ка отсюда и оставьте нас в покое.
   - Оставить вас в покое? Когда вы умеете создавать такие приборы? - он
махнул рукой в сторону ружья. - Как же оно работает? - спросил
он ни с того ни с сего.
   - Да не знаю я... Смастерили, и дело с концом. Послушайте,
прохвессор. Если на нас глазеть понаедут, быть беде. Большой беде.
Так говорит дедуля.
   Гэлбрейт стал теребить собственный нос.
   - Что ж, допустим... А ответишь мне на кое-какие вопросы,
Сонк?
   - Не будет комиссии?
   - Посмотрим.
   - Нет, сэр. Не стану...
   Гэлбрейт набрал побольше воздуху.
   - Если ты расскажешь все, что мне нужно, я сохраню ваше местопребывание
в тайне.
   - А я-то думал, у вас в институте знают, куда вы поехали.
   - А-а, да, - спохватился Гэлбрейт. - Естественно, знают. Но
про вас там ничего не известно.
   Он подал мне мысль. Убить его ничего не стоило, но тогда дедуля
стер бы меня в порошек, да и с шерифом приходилось считаться.
Поэтому я сказал: "ладно уж" - и кивнул.
   Господи, о чем только этот тип не спрашивал! У меня аж круги
поплыли перед глазами. А он распалялся все больше и больше.
   - Сколько лет твоему дедушке?
   - Понятия не имею.
   - Гомункулы, км... Говоришь, он когда-то был рудокопом?
   - Да не он, его отец, - сказал я. - На оловянных копях в Англии.
Только дедуля говорит, что в то время она называлась британия.
На них тогда еще навели колдовскую чуму. Пришлось звать лекарей...
Друнов? Друдов?
   - Друидов?
   - Во-во. Эти Друиды, дедуля говорит, были лекарями. В общем,
рудокопы мерли как мухи по всему Корнуэллу, и копи пришлось закрыть.
   - А что за чума?
   Я обьяснил ему, как запомнил из рассказов дедули, и прохвессор
страшно разволновался, пробормотал что-то, насколько я понял,
о радиоактивном излучении. Ужас какую окоЛесицу он нес.
   - Искусственная мутация, обусловленная радиоактивностью! - говорит,
а у самого глаза и зубы разгорелись. Твой дед родился мутантом!
Гены и хромосомы перестроились в новую комбинацию. Да ведь
вы, наверно, сверхлюди!
   - Нет уж, - возразил я. - Мы Хогбены. Только и всего.
   - Доминанта, типичная доминанта. А у тебя вся семья... Э-э...
Со странностями?
   - Эй, легче на поворотах! - пригрозил я.
   - В смысле - все ли умеют летать?
   - Сам-то я еще не умею. Наверно, мы какие-то уроды. Дедуля у
нас - золотая голова. Всегда учил, что нельзя высовываться.
   - Защитная маскировка, - подхватил Гэлбрейт. - На фоне косной
социальной культуры отклонения от нормы маскируются легче. В современном
цивилизованном обществе вам было бы так же трудно утаиться,
как шилу в мешке. А здесь, в глуши, вы практически невидимы.
   - Только папуля, - уточнил я.
   - О боже, - вздохнул он. - Скрывать такие невероятные природные
способности... Представляете, что вы могли бы совершить?
   Вдруг он распалился пуще прежнего, и мне не очень-то понравился
его взгляд.
   - Чудеса, - повторял он. - Все равно что лампу алладина найти.
   - Хорошо бы вы от нас отвязались, - говорю. - Вы и ваша комиссия.
   - Да забудь ты о комиссии. Я решил пока что заняться этим самостоятельно.
При условии, если ты будешь содействовать. В смысле - поможешь
мне. Согласен?
   - Не-а, - ответил я.
   - Тогда я приглашу сюда комиссию из Нбю-Йорка, сказал он злорадно.
   Я призадумался.
   - Ну, сказал я наконец, - чего вы хотите?
   - Еще не знаю, - медленно проговорил он. - Я еще не полностью
охватил перспективы.
   Но он готов был ухватить все в охапку. Сразу было видать.
Знаю я такое выражение лица.
   Я стоял у окна, смотрел на улицу, и тут меня вдруг осенило. Я
рассудил, что, как ни кинь, чересчур доверять прохвессору - вовсе
глупо. Вот я и подобрался, будто ненароком к ружью и кое-что там
подправил.
   Я прекрасно знал, чего хочу, но, если бы Гэлбрейт спросил,
почему я скручиваю проволочку тут и сгибаю какую - то чертовщину
там, я бы не мог ответить. В школах не обучался. Но твердо знал
одно: теперь эта штучка сработает как надо.
   Прохвессор строчил что-то в блокноте. Он поднял глаза и заметил
меня.
   - Что ты делаешь? - спросил он.
   - Тут было что-то неладно, - соврал я. - Не иначе как вы тут
мудрили с батарейками. Вот сейчас испытайте.
   - Здесь? - возмутился он. - Я не хочу возмещать убытки. Испытывать
надо в безопасных условиях.
   - Видите вон там на крыше, флюгер? - я показал пальцем. - Никто
не пострадает, если мы в него прицелимся. Можете испытывать
не отходя от окна.
   - Это... Это не опасно? - ясно было, что у него руки чешутся
испытать ружье. Я сказал, что все останутся в живых, он глубоко
вздохнул, подошел к окну и неумело взялся за приклад.
   Я отодвинулся в сторонку. Не хотел, чтобы шериф меня увидел.
Я-то его давно приметил-он сидел на скамье возле продуктовой лавки
через дорогу.
   Все вышло, как я и рассчитывал. Гэлбрейт спустил курок, целясь
в флюгер на крыше, и из дула вылетели кольца света. Раздался
ужасающий грохот. Гэлбрейт повалился навзничь, и тут началось такое
столпотворение, что передать невозможно. Вопль стоял по всему
городку.
   Ну, чувствую, самое время сейчас превратиться в невидимку.
Так я и сделал.
   Гэлбрейт осматривал ружье, когда в номер ворвался шериф Эбернати.
А с шерифом шутки плохи. У него был пистолет в руке и наручники
наготове; он отвел душу, изругав прохвессора последними словами.
   - Я вас видел! - орал он. - Вы, столичные, думаете, что вам
здесь все сойдет с рук. Так вот, вы ошибаетесь!
   - Сонк! - вскричал Гэлбрейт, озираясь по сторонам. Но меня
он, конечно, увидеть не мог.
   Тут они сцепились. Шериф Эбернати видел, как Гэлбрейт стрелял
из ружья, а шерифу палец в рот не клади. Он поволок Гэлбрейта по
улице, а я, неслышно ступая, двинулся следом. Люди метались как
угорелые. Почти все прижимали руки к щекам.
   Прохвессор продолжал ныть, что ничего не понимает.
   - Я все видел! - оборвал его Эбернати. - Вы прицелились из
окна - и тут же у всего города разболелись зубы! Посмейте только
еще раз сказать, будто вы не понимаете!
   Шериф у нас умница. Он с нами, Хогбенами, давно знаком и не
удивляется, если иной раз творятся