азине. Но,
заметь, люди, не покупают у него, если могут обойтись без этого.
Именно это я и имел в виду, когда говорил о постоянной
готовности к драке. У него она есть. Имеются Болди, подобные
Веннеру, Эл, но что бы он ответил тебе, если бы ты мог спросить
у него, счастлив ли он? К твоему сведению, я счастлив. Во всяком
случае, больше, чем Веннер. Понял?
   - Да, папа.
   Эл казался покорным, но не более того. Беркхальтер,
по-прежнему взволнованный, кивнул и пошел прочь. Проходя мимо
валуна, за которым сидела дочь Шейна, он уловил обрывок мысли:
...на вершине Стеклянной горы, скатывая на гномов обломки скал,
пока...
   Он мысленно отпрянул. То была бессознательная привычка прика-
саться к чувствительному разуму. Но с детьми это  было  в  высшей
степени нечестно. В общении со взрослыми Болди такой прием означал
обычное приветствие, как если бы ты прикасался к шляпе: другой
мог ответить, а мог и нет.
   И мог быть установлен барьер, и могла быть пустота, или же
навстречу посылалась сильная и ясная мысль.
   С юга появился вертолет с цепочкой грузовых планеров с
замороженными продуктами из Южной Америки, судя по маркировке
груза. Беркхальтер отметил для себя, что нужно заехать за
аргентинским мясом. Он получил новый рецепт и хотел его
опробовать - мясо, жареное на углях с особым соусом. Это должно
было быть приятным разнообразием после мяса из волновой печи,
которым они питались всю неделю. Помидоры, перец... м-м-м... что
же еще? Ах, да. Дуэль с Рейли. Беркхальтер рассеянно коснулся
рукоятки кинжала и насмешливо фыркнул. Наверное, он от природы
был пацифистом. Было довольно трудно всерьез думать о дуэли,
несмотря даже на то, что именно так о ней думают остальные,
когда в голове у него крутились мысли о мясе, которое жарится на
решетке над углями.
   Вот так оно и бывает. Потоки цивилизаций катили свои
волны-столетия через континенты, и каждая волна, невзирая на
свою долю в общем потоке, была озабочена мыслями о еде. Пусть
даже ваш рост равняется тысяче футов, пусть у вас разум бога и
такая же долгая жизнь - какая разница? Люди допускают много
промахов - люди, подобно Веннеру, у которого, конечно, не все
дома, однако не настолько, чтобы он мог сделаться пациентом
психиатрической лечебницы. Но потенциальным параноиком он,
несомненно, был. Отказ человека носить парик характеризовал его
не только как индивидуалиста, но и как эксгибициониста. Если он
не чувствовал стыда за свой голый череп, то с чего бы ему ее
демонстрировать? Кроме того, у этого человека плохой характер, и
если окружающие пинают его, то это потому, что он сам
напрашивается на пинки.
   Что касается Эла, то мальчик идет по пути начинающего
правонарушителя. Такое развитие не может быть нормальным для
ребенка, подумал Беркхальтер. Он не претендовал на роль
эксперта, однако был сам достаточно молод, чтобы помнить годы
своего взросления, и в его жизни было больше препятствий, чем в
жизни Эла. В те времена Болди были еще большей новостью и
казались еще уродливее. Не один и не два человека высказывались
за то, что мутантов следует изолировать, стерилизовать или даже
уничтожить.
   Беркхальтер вздохнул. Если бы он родился до Взрыва, все могло
бы быть иначе. Но можно ли об этом говорить? Можно читать об
истории, но пережить ее нельзя. В будущем, возможно, будут
созданы телепатические библиотеки, в которых подобное станет
возможным. Да, возможностей так много - но как мало таких,
которые мир уже готов воспринять! Конечно, со временем на Болди
перестанут смотреть, как на уродов, и тогда станет возможным
настоящий прогресс.
   Но люди не делают историю, подумал Беркхальтер. Ее делают
народы. Не личность.
   Он остановился у дома Рейли, и на этот раз тот был дома. Он
оказался кряжистым, веснушчатым, парнем со злым лицом, огромными
ручищами и, как отметил Беркхальтер, прекрасной мускульной
координацией. Не снимая руки с голландской дверки, он кивнул.
   - Кто вы, мистер?
   - Меня зовут Беркхальтер.
   В глазах Рейли отразилось понимание и осторожность.
   - А, понимаю. Вы получили мой вызов?
   - Да, - ответил Беркхальтер. - Я хочу поговорить с вами об
этом. Могу ли я войти?
   - Конечно, - он отступил в сторону, давая гостю проход, и
через холл провел его в большую гостиную, где сквозь мозаичное
стекло пробивался рассеянный свет.
   - Хотите договориться о времени?
   - Я хочу сказать вам, что вы не правы.
   - Подождите-ка минутку, - прервал его Рейли, хлопнув в
ладоши. - Моей жены сейчас нет дома, но она мне все рассказала.
Мне не нравятся эти фокусы с влезанием в чужие мысли. Это
нечестно. Вам следовало бы сказать вашей жене, чтобы она
занималась своими делами - или держала язык за зубами.
   Беркхальтер терпеливо сказал:
   - Я даю вам слово, Рейли, что Этель не читала мыслей вашей
жены.
   - Она так говорит?
   - Я... видите ли, я не спрашивал ее об этом.
   - Ага, - с торжествующим видом сказал Рейли.
   - Мне это просто не нужно. Я достаточно хорошо ее знаю. И...
Ну, я и сам - Болди.
   - Я это знаю, - сказал Рейли. - Судя по тому, что мне
известно, вы можете сейчас читать мои мысли.
   Он поколебался.
   - Убирайтесь из моего дома. Я хочу, чтобы все мое оставалось
при мне. Встретимся завтра, на рассвете, если вас это
устраивает, а теперь уходите.
   Казалось, он вспомнил что-то, что-то очень давнее, чего он не
хотел.
   Беркхальтер благородно сопротивлялся соблазну.
   - Ни один Болди не станет читать...
   - Ладно, проваливай!
   - Послушайте! В дуэли со мной у вас не будет и шанса!
   - Ты знаешь, сколько раз я побеждал? - спросил Рейли.
   - Вы когда-нибудь дрались с Болди?
   - Завтра я продолжу свой счет. Убирайся, слышишь?!
                            *  *  *
   Беркхальтер прикусил губу.
   - Дружище, - сказал он, - неужели вы не понимаете, что во
время дуэли я могу читать ваши мысли?
   - Какая разница... что?
   - То, что я опередил бы любое ваше движение. Какими бы
ловкими ни были ваши действия, вы на долю секунды раньше
выполните их мысленно, и я узнаю обо всех ваших фокусах и
слабостях. Ваша техника боя будет для меня открытой книгой. О
чем бы вы не подумали...
   - Нет, - Рейли помотал головой. - О, нет. Ты умен, но этот
трюк не пройдет.
   Беркхальтер поколебался, принимая решение, потом отодвинул
мешавший им стул.
   - Берите свой кинжал, - сказал он. - Не расстегивайте ножны,
я покажу вам, что я имею в виду.
   Глаза Рейли расширились.
   - Если ты хочешь, чтобы это произошло сейчас...
   - Не хочу.
   Беркхальтер отпихнул в сторону другой стул. Он расстегнул
пояс, снял с него кинжал в ножнах, проверил, защелкнут ли
безопасный зажим.
   - Места здесь достаточно. Давайте.
   Нахмурившись, Рейли взял свой кинжал, неуклюже сжал его,
несколько сбитый с толку неснятыми ножнами, и внезапно сделал
выпад. Но Беркхальтера на прежнем месте уже не оказалось; он
предвидел удар, и его собственные кожаные ножны полоснули по
животу Рейли.
   - Вот так бы и кончилась схватка, - сказал Беркхальтер.
   Вместо ответа Рейли тяжело поднырнул под нож, в последний
момент нацелив удар в горло. Но свободная рука Беркхальтера уже
прикрыла его горло; другая его рука с зачехленным кинжалом
дважды ткнула Рейли в область сердца. Веснушки ярче выступили на
побледневшем лице этого большого человека. Но он еще не
собирался уступать. Он попробовал еще несколько приемов, умных,
хорошо отработанных приемов, но и они оказались бесполезными,
потому что Беркхальтер предвидел их. Его левая рука неизменно
прикрывала место, в которое целился Рейли, и куда он никак не
мог попасть.
   Рейли медленно опустил руки. Он облизнул губы и сглотнул.
Беркхальтер возился с кинжалом, одевая ножны на ремень.
   - Беркхальтер, - сказал Рейли, - ты дьявол.
   - Вовсе нет. Я просто боюсь пробовать. Вы действительно
думали, что быть Болди легко?
   - Но если ты можешь читать мысли...
   - Как вы думаете, сколько бы я протянул, если бы соглашался
на любую дуэль? Это было бы слишком. Никто бы не стал терпеть
этого, и кончилось бы это моей смертью. Я не могу участвовать в
дуэлях, потому что это было бы убийством, и люди знали бы это.
Именно по этой причине я стерпел множество ударов, проглотил
множество оскорблений. Теперь, если вам угодно, я готов
проглотить еще одно и извиниться. Я соглашусь со всем, что вы
скажете, но драться с вами на дуэли, Рейли, я не могу.
   - Нет, теперь я это понимаю. И я рад, что вы пришли.
   Рейли все еще был смертельно бледен.
   - Я бы попал в такой переплет...
   - Не я это придумал, - сказал Беркхальтер. - Я бы не
устраивал дуэлей. Болди, да будет вам известно, не такие уж
счастливчики. У них полно запретов - вроде этого. Вот почему они
не могут испытывать судьбу и враждовать с людьми, и вот почему
мы никогда не читаем мысли, если только нас об этом не попросят.
   - Звучит более или менее разумно.
   Рейли колебался.
   - Послушайте, я заберу свой вызов назад. Ладно?
   - Спасибо, - сказал Беркхальтер, протягивая ему руку. Рука
была принята довольно неохотно.
   - Расстанемся на этом, так?
   - Хорошо.
   Рейли все еще хотелось поскорее отделаться от своего гостя.
   Немелодично насвистывая, Беркхальтер направился к
Издательскому Центру. Теперь он мог все рассказать Этель.
Собственно говоря, он должен был это сделать, потому что
возникавшие между ними недомолвки нарушали их телепатическую
близость. Дело было не в том, что их разумы должны были
раскрыться друг перед другом, нет, скорее, любой барьер
чувствовался другим и совершенное взаимопонимание не было бы
столь совершенным. Удивительно, но вопреки этой полной
близости мужу и жене удавалось уважать личные мысли друг
друга.
   Этель могла, конечно, немного расстроиться, но беда уже
миновала, и потом она ведь тоже была Болди. Ну, конечно, в
парике пушистых каштановых волос, с длинными загнутыми ресницами
она не казалась таковой. Но ее родители жили к востоку от Сиэтла
и во время Взрыва и после него, когда еще не было изучено
воздействие жесткой радиации.
   Ветер швырял на Модок пригоршни снега и уносился к югу по
долине Юта. Беркхальтер захотелось оказаться в своем вертолете,
одному в голубой пустоте неба. Там царило странное тихое
умиротворение, какого ни один Болди не мог достичь, не
погружаясь при этом в глубины хаоса. Сбившиеся с пути обрывки
мыслей всегда вились вокруг, но никогда не прекращались, подобно
шелесту иглы фонографа. Именно поэтому Болди любили летать и
были превосходными пилотами. Высотные пустыни воздушных
пространств были их голубыми хижинами отшельников.
   Но он по-прежнему был в Модоке и опаздывал на встречу с
Куэйлом. Беркхальтер ускорил шаги. В главном холле он встретил
Муна, кратко и загадочно сказал ему, что с дуэлью он все уладил,
и пошел дальше, оставив толстяка изумленно смотреть ему в спину.
Единственный вызов видеофона был от Этель, запись сообщила, что
она беспокоится за Эла и хочет, чтобы Беркхальтер зашел в школу.
Ладно, это он уже сделал - если только мальчуган с тех пор не
успел натворить чего-нибудь еще. Беркхальтер послал вызов и
немного успокоился. С Элом все пока было по-прежнему.
   Он нашел Куэйла в том же солярии, страдающим от жажды. Не
имея ничего против потери Куэйлом выдержки, Беркхальтер заказал
пару коктейлей. Седовласый автор был поглощен изучением
селекционного исторического глобуса, высвечивающим эпоху за
эпохой, по мере того, как он погружался в прошлое.
   - Посмотрите на это, - сказал он, пробегая пальцами по ряду
кнопок.
   - Видите, как изменяется граница Германии? И Португалии.
Заметили ее зону влияния? А теперь... - зона постоянно
отступала, начиная с 1600 года, в то время как другие страны
сверкали великолепием и наращивали морскую мощь.
   Беркхальтер отпил коктейль.
   - Немногое осталось от этого.
   - Нет, ведь... что случилось?
   - О чем вы?
   - Вы неважно выглядите.
   - Я не знал, что это заметно, - скривившись сказал
Беркхальтер. - Я только что ускользнул от дуэли.
   - Никогда не видел смысла в этом обычае, - сказал Куэйл. -
Что случилось? С каких это пор можно от этого отвертеться?
   Беркхальтер объяснил, и писатель, взяв бокал, фыркнул:
   - Какая неприятность для вас. Если так, мне кажется, быть
Болди - не такое уж большое преимущество.
   - Временами в этом есть определенные недостатки.
   Повинуясь импульсу, Беркхальтер рассказал о своем сыне.
   - Вы понимаете мое положение, да? Я на самом деле не знаю,
какой стандарт применим к юному Болди. В конце концов он продукт
мутации, а мутация телепатов еще не завершилась. Подопытные
животные нас не спасут, потому что у морских свинок и кроликов
телепатия не передается по наследству. Вы же знаете, что это уже
пробовали. И... дело в том, что дети Болди нуждаются в особом
обучении, чтобы они могли сами справляться с собой, когда
достигнут зрелости.
   - Вы, похоже, приспособились довольно хорошо.
   - Я - учился. Все наиболее чувствительные Болди должны это
делать. Вот почему я не богат и не занимаюсь политикой. В
действительности мы покупаем для своих соплеменников
безопасность тем, что забываем о некоторых из своих преимуществ.
Заложники судьбы и - судьба щадит нас. Но мы тоже платим -
по-своему. Мы участвуем в создании благ будущего - негативных
благ, собственно говоря, ибо мы просим только о том, чтобы нас
пожалели и приняли такими, как мы есть. Поэтому мы вынуждены
отказываться от многих благ, которые предлагает нам настоящее.
Пусть судьба примет от нас эту дань и принесет нам
умиротворение.
   - Вы несете расходы, - кивнул Куэйл.
   - Мы все несем расходы. Болди, как группа, я имею в виду. И
наши дети. Вот таким образом все и балансируется: мы, по сути
дела, платим сами себе. Если бы я хотел воспользоваться
злосчастным преимуществом моей телепатической мощи, мой сын не
прожил бы долго. Болди были бы уничтожены. Эл должен это знать,
а он становится удивительно антисоциальным.
   - Все дети антисоциальны, - заметил Куэйл. - Они
индивидуалисты в высшей степени. Я думаю, что единственная
причина, достойная беспокойства - это если отклонения от нормы у
мальчика связаны с его телепатическим чувством.
   - В этом что-то есть... - Беркхальтер осторожно коснулся
сознания Куэйла и обнаружил, что сопротивление значительно
ослабилось. Он улыбнулся про себя и продолжал говорить о
собственных сложностях. - Точно так же, как у его отца с людьми.
А взрослый Болди должен быть очень хорошо приспособлен к
окружающему, иначе он погибнет.
   - Окружение столь же важно, как и наследственность. Одно
дополняет другое. Если ребенок правильно воспитан, у него не
будет крупных неприятностей - если не вмешается
наследственность.
   - А это может случиться. О телепатической мутации известно
очень мало. Если для второго поколения характерно отсутствие
волос, то, может быть, в третьем или четвертом поколении
проявятся еще какие-либо черты. Я удивлюсь, если телепатия
действительно полезна для сознания.
                            *  *  *
   - Хм, между нами - меня это тревожит... - сказал Куэйл.
   - Рейли тоже.
   - Да, - сказал Куэйл, но сравнение его не слишком
заинтересовало. - Во всяком случае, если мутация является
ошибкой, она умрет. Она не даст значительного потомства.
   - А как насчет гемофилии?
   - Какое количество людей страдает гемофилией? - спросил
Куэйл. - Я пытаюсь смотреть на это с позиции психоисторика. Если
бы в прошлом были телепаты, все могло бы пойти по-другому.
   - Откуда вы знаете, что их не было? - спросил Беркхальтер.
   Куэйл моргнул.
   - О-о. Ну да. Это тоже верно. В средние века их называли бы
колдунами - или святыми. Эксперименты герцога Рейнского... но
такие случаи были обречены на неудачу. Природа ходит вокруг да
около, пытаясь... э-э... вытянуть выигрышный билет, но с первой
попытки ей не всегда это удается.
   - Может быть, у нее и на этот раз не получилось. - Разговор
привычно держался в рамках укоренившейся скромной
предусмотрительности. - Возможно, телепатия лишь ступень к
чему-то совершенно невероятному. Например, к чему-нибудь вроде
четырехмерного сенсора.
   - Для меня все это звучит слишком абстрактно.
   Куэйл был заинтересован и почти забыл о собственных
колебаниях. Приняв Беркхальтера как телепата, он молчаливо
отбрасывал свое предубеждение к телепатии, как таковой.
   - Древние германцы вечно тешили себя тем, что они не такие
как все. То же самое происходило с японцами. Они твердо знали,
что являются высшей расой, потому что они - потомки богов. Они
были невелики ростом - наследственность сделала их застенчивыми
в обращении с представителями более крупных рас. Но китайцы тоже
были невысокие, особенно южные китайцы, а для них подобного
барьера не существовало.
   - Значит, окружение?
   - Окружение, вызвавшее пропаганду. Японцы взяли буддизм и
полностью переделали его в синто, приспособив к собственным
нуждам. Самураи, воины-рыцари, были идеалом, кодекс чести был
завораживающе бестолковым. Принципом синто было почитание
старших и порабощение младших по званию. Вы видели когда-нибудь
японские деревья из драгоценных камней?
   - Не помню. Как они выглядят?
   - Миниатюрные копии - шпалеры деревьев из драгоценных камней,
с безделушками, свисающими с ветвей. И непременно зеркальце.
Первое дерево из драгоценностей было сделано для того, чтобы
выманивать богиню Луны из пещеры, где она пряталась, будучи в
дурном настроении. Похоже, леди была так заинтригована видом
безделушки и своим лицом, отражавшимся в зеркальце, что вышла из
своего укрытия. Вся японская мораль была обряжена в прелестные
одеяния - это тоже была приманка. Древние германцы во многом
делали то же самое. Последний диктатор Германии, Гитлер,
возродил древнюю легенду о Зигфриде. Это была расовая паранойя.
Немцы поклонялись своему доморощенному тирану, не матери, а у
них чрезвычайно сильные семейные узы. Это перешло и на
государство. Они стали воспринимать Гитлера как их Всеобщего
Отца, и вот так мы в конце концов и пришли к Взрыву. А затем к
мутациям.
   - И ко мне, - пробормотал Беркхальтер, допивая коктейль.
Куэйл смотрел куда-то невидящим взглядом.
   - Забавно, - сказал он через некоторое время. - Эта история с
Всеобщим Отцом...
   - Да?
   - Интересно, знаете ли вы, насколько сильно это может влиять
на человека?
   Беркхальтер ничего не ответил. Куэйл виновато взглянул на
него.
   - Да, - тихо сказал писатель. - В конце концов, вы человек,
и, знаете, я должен извиниться перед вами.
   Беркхальтер улыбнулся.
   - Можете забыть об этом.
   - Я предпочел бы не забывать, - возразил Куэйл. - Я вдруг
совершенно неожиданно обнаружил, что телепатическое чувство не
столь уж необходимо. Я имею в виду, что оно не делает вас другим.
Я говорил с вами...
   - Иногда людям нужны годы на то, чтобы понять ваше открытие,
- заметил Беркхальтер. - Годы жизни и работы с существом,
которого они именуют Болди.
   - А вы знаете, что я скрывал в своем сознании? - спросил
Куэйл.
   - Нет, я не знаю.
   - Вы лжете как джентльмен. Спасибо. Ладно, пусть так, но я
хочу поговорить с вами, таков мой собственный выбор. Меня не
волнует, извлекли ли вы уже эту информацию из моего сознания.
Мой отец... мне кажется, я его ненавидел... был тираном, и я
помню случай, когда я был совсем ребенком, и мы были в горах, он
бил меня на глазах у других людей. Я долго пытался забыть это.
Сейчас, - Куэйл пожал плечами, - это уже не кажется столь
важным.
   - Я не психолог, - сказал Беркхальтер. - Если вас интересует
моя первая реакция, то я лишь скажу, что это не важно. Вы больше
не маленький мальчик. Человек, с которым я говорю и работаю -
это взрослый Куэйл.
   - Хм-м-м. Да-а. Мне кажется, я и раньше это чувствовал...
насколько на самом деле это неважно. Это просто подавляло мою
личность. Что же, теперь я узнал вас лучше, Беркхальтер. Вы
можете... войти...
   - Мы будем работать вместе, - сказал, улыбаясь, Беркхальтер.
- Особенно с Дарием.
   Куэйл проговорил:
   - Я постараюсь не создавать