евали...
   - Я вас предупредил, - сказал дьявол.
   - Давайте ее сюда!
   Дьявол пожал плечами. Потом он засунул лапу себе в
грудь, пошарил там, приговаривая: "Я эту штуку спрятал,
чтоб не испортилась", вынул плотно сжатый кулак.
   - Повернитесь, - приказал дьявол.
   Фенвик повернулся. Он почувствовал, будто прохладный
ветерок повеял от затылка через голову...
   - Стойте спокойно! - прикрикнул дьявол у него за спиной.
- Это займет минуту- другую. Знаете, Фенвик, вы дурак. Я
рассчитывал на лучшее развлечение, а то ни за что не стал бы
тратить время на этот фарс. Мой бедный глупенький друг, не
душу я у вас забрал, а, как и говорил вам, лишь некоторые
подсознательные воспоминания...
   - Тогда почему же, - спросил раздраженно Фенвик, - я не в
состоянии наслаждаться своим бессмертием? Что же это за
капкан, останавливающий меня на пороге всего, что бы я ни
задумал? Мне надоело быть божеством, если бессмертие
остается единственным моим достоянием, если я не получаю
настоящего от него удовольствия...
   - Да не шевелитесь вы! - сказал дьявол. - Ну, так вот.
Дорогой мой Фенвик, никакой вы не бог. Вы самый
обыкновенный ограниченный человек. Собственная
ограниченность - вот и все, что стоит у вас на пути. Да вы
и за миллион лет не стали бы ни великим музыкантом, ни
великим политиком и никаким другим великим из ваших грез!
Нету в вас этого, просто нет, и бессмертие тут совершенно ни
при чем. Как ни странно... - Дьявол сокрушенно вздохнул.
- Как ни странно, те, кто заключает сделки со мной, никогда
не способны воспользоваться тем, что я им даю. Наверное,
все дело в том, что это свойство посредственности -
надеяться получить что-нибудь за так, задаром. Вы, дорогой
мой, совершеннейшая посредственность...
   Прохладный ветерок прекратился.
   - Ну вот и все, - заметил дьявол. - Вот я и вернул вам
все, что взял. По фрейдистской терминологии, это всего лишь
ваше супер-эго, ваше "сверх-я"...
   - Мое "сверх-я"? - откликнулся Фенвик, оборачиваясь. -
Я что-то не...
   - Не понимаю? - закончил за него дьявол и вдруг широко
осклабился. - Еще поймете. Это структура раннего познания,
встроенная в ваше подсознание. Она направляет ваши импульсы
по каналам, приемлемым для общества. Другими словами, мой
бедный Фенвик, я только что вернул вам вашу совесть. Отчего
же, как вы считаете, вам было так легко и беспечно все эти
годы?.. Фенвик сделал вдох, собирался ответить - и не
успел. Дьявол испарился. Он, Фенвик, был в комнате один.
Впрочем, нет, не совсем один. Над камином висело зеркало, и
в этом зеркале он увидел свои испуганные глаза. Какое-то
мгновение - и "сверх-я" возобновило в его сознании
прерванную на многие годы работу.
   Подобно карающей деснице, на Фенвика обрушилась, потрясая
и сокрушая, память обо всем, что он совершил. Он вспомнил
все свои преступления. Все до единого. Каждый свой
непростительный шаг, каждый бесчеловечный поступок за
последние двадцать лет.
   Ноги под ним подкосились. Мир померк с заунывным воем.
Вина свалилась ему на плечи грузом, под которым он еле мог
устоять. Все, что он наблюдал, все, что совершил за годы,
когда беззаботно сеял зло, собралось в жуткие образы,
сокрушало мозг громами, испепеляло молниями. Нестерпимые
муки совести клокотали в душе, разрывали ее на части. Он
поднял руки к глазам, чтобы отогнать видения, но не мог, не
мог отогнать память...
   Он повернулся и, шатаясь, ринулся к дверям спальни.
Рванул их на себя. Чуть не падая, вбежал в комнату, сунул
руку в ящик. Вытащил пистолет. Поднял к виску... И за его
спиной вырос дьявол.



   Генри Каттнер.
   Привет от автора


     Перевод с английского Н.Гузинова, 1993 г
     НПП "Параллель"
     OCR and Spellcheck Афанасьев Владимир


     --  Если ты  не  враг  себе, -- сказал кот,  -- то  уберешься отсюда. И
быстро.
     Сэм  Трейси  задумчиво  похлопал по бутылке,  лежавшей в кармане плаща.
Жест этот был  всего лишь  мимолетным  признанием своей слабости,  поскольку
репортер "Джорнела" не был пьян.  У  него имелось несколько  пороков; в  том
числе  любил он довольно  доходный  шантаж,  но пьянством  не  грешил.  Нет,
существовало более простое объяснение этого факта -- чревовещание.
     Взгляд Трейси скользнул  поверх кота,  туда,  где  возвышалась  мрачная
усадьба Болдуина Гвинна -- большой старый дом, расположенный в дальней части
Лаурел-Кэньон. На подъездной дороге  не  было  никаких  машин.  Это  хорошо.
Трейси предпочитал разговор без свидетелей. Гвинн заплатит, куда он денется.
Улики против него были сокрушительны. А  поскольку  Трейси  был единственным
человеком, обладавшим ими, сама  собой напрашивалась попытка  заработать.  В
подобном поведении  не  было ничего нового, ни  для  Голливуда, ни для  Сэма
Трейси.  Он был худым  и смуглым сорокалетним мужчиной с циничным выражением
на орлином  лице,  и  искренне  верил, что  способен  добиться  чего угодно.
Правда, до  сегодняшнего вечера ему не приходилось сталкиваться с чародеями,
но  это  не  имело особого значения: Гвинн совершил  ошибку,  и  это  должно
означать деньги на  счету Трейси. А  он всегда  нуждаются в  деньгах.  Серия
привлекательных блондинок, к которым  у него была врожденная слабость, шоссе
Санта Анита  и  казино  на  Сансет-стрит очень быстро  опустошали  его счет.
Впрочем, у  Трейси  были влиятельные друзья, и  он  всегда соглашался замять
скандал... при условии оплаты  наличными.  При  этом он никогда не  тревожил
вдов и сирот -- у них редко водились деньги.
     Сейчас  в  одном  его  кармане  лежала  бутылка  виски,   в  другом  --
многозначительные   фотографии,   а  в   третьем  --   необычайно   полезный
автоматический  пистолет,  помогавший  выходить из трудных  положений.  Была
глубокая ночь. Дом  Гвинна  стоял на  окраине Голливуд-Хиллз  в одиночестве,
хотя пара огоньков и сверкала на далеких склонах. Звезды и луна ярко светили
над  головой  журналиста,  а его  темное  "купе",  стоявшее  под деревом, не
бросалось в  глаза.  Толстый  черный  кот с  белыми митенками лап  присел на
бордюре и уставился на Сэма Трейси.
     -- Чревовещание, мистер Гвинн, -- мягко сказал репортер, -- годится для
простачков. Не стоит проверять на мне ваши способности.
     -- Чревовещание, как же, -- кот угрюмо таращился на него.  -- Приживала
не узнаешь?  Болди знает,  что  ты придешь, и очень  волнуется.  Мне  бы  не
хотелось  потерять его.  Если ты,  гнида, что-нибудь  ему сделаешь,  я лично
тобой займусь.
     Трейси попытался его пнуть, но кот ловко увернулся, яростно выругался и
скрылся  за кустом, из-за которого еще какое-то  время  доносились тихие, но
изощренные ругательства. Репортер поднялся на крыльцо и позвонил.
     -- Дверь открыта, -- сообщил ему кот. -- Тебя ждут.
     Трейси  пожал  плечами,  но  послушал  совета.  Комната,  в  которой он
оказался,  была большой, со вкусом обставленной и нисколько  не  походила на
нору  практикующего волшебника. На  стенах  висели изящные офорты,  на  полу
лежал бухарский ковер. За большим столом у окна  сидел полный мужчина,  один
глаз у  него косил.  С несчастным видом он вглядывался  в лежавшую перед ним
открытую книгу.
     -- Привет, Гвинн, -- сказал журналист.
     Гвинн вздохнул и поднял голову.
     -- Привет, Трейси. Садись. Хочешь сигару?
     -- Нет, спасибо. Ты меня знаешь?
     Гвинн указал на хрустальный шар, что покоился на треножнике в углу.
     --  Я  видел  тебя  в нем.  Ты,  конечно, не  поверишь,  но я и вправду
волшебник.
     --  Разумеется, -- усмехнулся Трейси.  -- Я верю. И многие другие тоже.
Ина Фэйрсон, например.
     Гвинн даже не дрогнул.
     -- В моей профессии такие вещи неизбежны.
     --  Это очень неприятно для Ины  Фэйрсон.  И в газетах  будет выглядеть
неважно. Я бы даже сказал -- фатально.
     --  Знаю. Для  меня это означало бы газовую камеру, в лучшем  случае --
многолетнее заключение. К сожалению, я ничего не могу с этим поделать.
     Трейси вынул  из кармана фотографии и положил на столе. Он не сказал не
слова. Гвинн, качая головой, просмотрел документы.
     -- Я вижу, у тебя есть все доказательства. Но вся проблема в том, что я
не могу платить шантажистам. Это мне запрещено.
     --  Шантаж  -- нехорошее  слово,  --  заметил  Трейси. --  Назовем  это
дивидендами. Пять тысяч зеленых -- и улики идут в канализацию. Завтра  будет
дороже.
     -- Ты не понял, --  объяснил Гвинн. -- Несколько  лет назад я  подписал
договор с дьяволом,  и в контракте были определенные условия. Одно из них --
запрет платить шантажистам.
     -- Как  хочешь, -- Трейси пожал плечами.  -- Можешь  оставить  себе эти
фотки. Негативы,  разумеется,  у  меня.  В завтрашнем  "Джорнеле" ты найдешь
статью на эту тему.
     --  Нет...  нет.  Этого бы  я не  хотел. -- Гвинн печально  взглянул на
лежавшую перед ним книгу и с треском захлопнул ее.
     Выражение лица Трейси не изменилось, но в  глазах его вспыхнул интерес.
Небольшой  томик походил на дневник  или на книгу для расчетов. Неплохо было
бы взглянуть в нее. Там могли  оказаться фамилии, факты и цифры, из  которых
он мог бы извлечь выгоду.
     У  книжечки был  гладкий  переплет  из  коричневой материи, на  которой
выделялся  белый  овал. Золотые буквы образовывали надпись: "Болдуин Гвинн".
Трейси видел ее вверх ногами.
     -- Я не собираюсь торчать здесь всю  ночь,  -- заявил он. --  Мне нужен
ответ, все равно какой. В зависимости от него я и буду действовать.
     Гвинн коснулся пальцем нижней губы.
     -- Это, конечно, ничего не даст, -- буркнул он. -- Однако...
     Он  бросил в камин  горсть пустоты, и пламя окрасилось в голубой  цвет.
Волшебник вынул из воздуха восковую фигурку и внимательно пригляделся к ней.
Она имела шесть дюймов росту и была точной копией Трейси.
     Гвинн бросил ее в огонь.
     -- Я слышал об этом, -- заявил репортер. -- Но не верю.
     --  Значит, не подействует,  --  буркнул  Гвинн,  но  все-таки подождал
немного. На мгновение  Трейси почувствовал неприятный жар, но не подал виду.
Он с иронией улыбнулся, и ощущение прошло.
     А потом  безо всякого  предупреждения в комнате появился кто-то третий.
Его звали  Эйди Монк. Два  года назад  он  был  казнен,  а процесс начался с
подачи  Трейси. Монк не  хотел платить. Трейси всегда боялся этого человека:
уж больно  ловко он обращался  с  ножом. Несколько  месяцев, пока  Монка  не
схватили, Трейси шарахался от собственной тени.
     Монк  тоже  был  лишь тенью, и  Трейси  знал  об этом. Гипноз -- старый
фокус. И все-таки, ненависть, горевшая в глазах пришельца, беспокоила его.
     Монк поднял пистолет и выстрелил. Пули, разумеется, были не настоящими.
Трейси скорчился, ожидая удара, и с удивлением отметил,  что дрожит. Гипноз,
а все-таки...
     Монк отбросил пистолет и вынул длинный нож. Трейси всегда  боялся этого
ножа. Он пытался  смотреть сквозь фантом,  однако  тот  был довольно плотен,
хотя, конечно же, нематериален. Одно  дело пули. Нематериальные пули. А нож,
каким-то образом -- совсем другое. Голубоватая искра горела на лезвии.
     Трейси не  хотел, чтобы нож, пусть  даже нематериальный, перерезал  ему
горло. Он был испуган, сердце учащенно колотилось. Он торопливо потянулся за
оружием.
     -- Убери его, Гвинн, -- хрипло приказал он. -- Быстрее!
     В  комнате  было темно, и он  не  видел  волшебника. Монк подходил  все
ближе,  смеясь  и поигрывая  ножом. Трейси закусил  губу,  отступил на шаг и
выстрелил. И тут же пожалел об этом.
     Впрочем,  он  пожалел  еще  больше,  когда   Монк  исчез,   и  появился
скорчившийся  на стуле Гвинн с простреленной головой.  Широко открытые глаза
чародея  уже  ничего  не видели.  Несколько минут  Трейси  стоял неподвижно,
тяжело  дыша.  Потом  сунул  пистолет в  карман,  подошел  к  столу  и  взял
коричневую книжечку.  Он не коснулся тела, а выходя,  вытер  платком дверные
ручки. Когда его  окружила темнота ночи,  Трейси нашел  в кармане бутылку  и
сделал большой глоток. Полегчало.
     -- Что  мне оставалось?..  --  сказал он вслух и  умолк, оглядевшись по
сторонам. Ничто не шевелилось.
     Кроме  кота.  Он  появился  из мрака и  посмотрел иа Трейси сверкающими
зелеными глазами.
     -- Остается еще месть, -- сообщил он, хлеща себя по бокам хвостом. -- А
я не простой приживал. Болди был хорошим человеком. Беги, Сэм Трейси. У тебя
не будет  неприятностей  с полицией. Зато я их тебе  обещаю. Я и мои друзья.
Будет нелегко, потому что у тебя есть книга, но я справлюсь.
     И он зевнул, показав журналисту розовый язычок.
     Трейси подумал  о постгипнотических  явлениях и  опустил  пистолет. Кот
исчез, с  магической грацией всех котов. Человек покачал головой и спустился
с крыльца. Он сел в машину и запустил двигатель.
     Нелегко  было  развернуться  на  узкой  извилистой  дороге,  но  Трейси
справился без особого труда. Проезжая на второй скорости вдоль края каньона,
он вглядывался в черную линию посреди мостовой и думал. Убийство. К тому же,
первой степени. К счастью, он не оставил следов.
     Трейси  закусил  губу.  Он  становился  нервным  и стрелял  по теням. К
сожалению, за этой тенью оказался Гвинн. Однако...
     Однако с этим  уже ничего  не  поделаешь, а перебирать все это в памяти
было наихудшим из возможных занятий. Лучше всего просто забыть об этом. Черт
побери,  когда-то  в  Чикаго   убийство  не  представляло  из   себя  ничего
особенного. Так почему сейчас должно быть по-другому?
     И все-таки ему было  не по  себе. Трейси всегда старался сохранить руки
чистыми. Благодаря природной флегматичности, он давно оправдал для себя свое
ремесло   шантажиста.   В  этом  мире   награду  выигрывал  самый   быстрый.
Медлительная лошадь проигрывала,  разве что  получала допинг.  И если кто-то
бывал  достаточно  хитер,  чтобы использовать искусственный стимулятор,  это
вовсе не значило,  что он  мерзавец. Разве что по  искусственным нормам,  на
которые Трейси привык не обращать внимания.
     Если ты  достаточно  хитер, чтобы наложить  лапу  на левые деньги,  это
хорошо. И лучше, гораздо лучше, чем жить на одну зарплату журналиста.
     И все-таки Трейси был потрясен.
     --  Самооборона, --  буркнул он  себе  под  нос  и закурил, что  строго
запрещалось  на  этих  пожароопасных землях.  Впрочем,  он  тут  же  затушил
сигарету, чтобы не нарываться на неприятности.
     В свете  фар внезапно появился великан, узловатый, страшный, и Трейси в
панике крутанул руль. Это был просто дуб, но впечатление было жуткое.
     На  мгновение перед глазами мелькнуло огромное лицо ведьмы, шевелящиеся
отвислые губы, горящие зеленые глаза.
     Видение исчезло, но он по-прежнему чувствовал на губах горький  привкус
страха. Трейси  свернул  на  боковую дорогу  и  остановился,  вглядываясь  в
темноту.  Плохо  дело.  Он никак  не мог  позволить себе  сейчас ударяться в
истерику.
     Глотнув  виски, он встряхнулся  и  вытер губы  тыльной стороной ладони.
Усевшись поудобнее, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Через минуту  все будет
в  порядке.  Дорога  по  каньону была извилиста и крута, и  Трейси решил  не
рисковать, пока не перестанут дрожать руки.
     Ему  вдруг  вспомнился  дневник Гвинна,  лежавший  рядом  на сиденье --
коричневый  томик,  чуть меньше in octavo.  Трейси  взял его в руки  и зажег
плафон.
     Странно, но теперь на обложке золотыми буквами было  написано: "Сэмюэль
Трейси".
     Трейси  долго  смотрел  на  надпись, потом  осторожно коснулся  пальцем
белого овала -- он был гладкий и стеклянистый, возможно, пергаментный. Потом
открыл  книгу. Номер  страницы --17-- был  отпечатан  в правом  верхнем углу
большими цифрами, а под ним находилась всего одна фраза, написанная неровно,
видимо, от руки. Она гласила:
     "Оборотни не взбираются на дубы".
     Трейси перечитал ее еще и еще -- фраза не  изменилась. Нахмурившись, он
перевернул несколько страниц.
     "Он блефует".
     И это  все. Два слова.  Мягко  говоря, таинственно.  Это  явно  не было
дневником Гвинна. Книга, скорее, напоминала "Finnegan's Wake"[1].
     Трейси листал дальше. Страница 25 предлагала:
     "Попробуй через ветровое стекло".
     А страница 26:
     "Говори правду и никого не бойся".
     Через несколько страниц Трейси нашел прямо противоположную  фразу: "Все
отрицай".
     Были и  другие  непонятные  указания:  "Не тревожься о  плохих сборах",
"Целься  ему в  глаз", "Ничего  не  говори, пока не вернешься  на  Землю"  и
"Попытайся еще раз". Для  сборника  афоризмов книга была куда как загадочна.
Трейси испытывал смутное ощущение, что оказался на  краю  тайны...  и  очень
важной. Вот только не мог понять ее смысла.
     К черту все это. Гвинн просто спятил, а книга ничего не значила. Или...
     Холодало. Трейси скривился, бросил  томик на сиденье и завел двигатель.
Единственным невыясненным вопросом оставалась его фамилия на обложке. Раньше
там  была  фамилия  Гвинна...  или все-таки  нет? Теперь Трейси  уже не  был
уверен, так ли это. И это успокаивало.
     Он  вновь выбрался  на дорогу и двинулся вдоль каньона, спеша выбраться
на основное шоссе. Как обычно,  движение  было весьма оживленным,  поскольку
трасса напрямую соединяла Голливуд и Долину.
     Катастрофа  не явилась совершенно неожиданной.  Слева от шоссе  тянулся
ров, справа росло дерево. Внезапно фары высветили во мраке  нечто  абсолютно
иное. Второй раз за ночь Трейси увидел серое, сморщенное,  перекошенное лицо
ведьмы,  приоткрывшийся  в  улыбке  беззубый  рот,  лохматую  голову, словно
кивающую ему. Он был уверен,  что видел чудовищную фигуру женщины,  каким-то
образом  вплетенную  в  ствол  и  ветви. Дерево обрело  человеческий  облик,
изогнулось, раздвинуло широкие плечи, а потом наклонилось к дороге...
     ... и рухнуло. Трейси затаил дыхание и вдавил акселератор, одновременно
выкручивая руль  влево.  Холодный двигатель укоризненно закашлял,  не  давая
дополнительной  мощности. Это и решило дело. Дерево повалилось,  толстый сук
оказался  под  колесами.  С  неприятным  звуком  лопнули покрышки,  слабость
парализовала репортера, а его "купе" перевалил  через край рва, перевернулся
через крышу, соскользнул вниз и замер на боку.
     У Трейси гудело в  голове, словно  он  оказался  внутри  колокола, тело
пронзали острые вспышки боли.  Он оказался зажат рулевым колесом,  которое к
счастью, не расплющило ему грудную клетку. На ощупь потянулся он к стартеру,
чтобы выключить зажигание, но искра сказала ему, что уже слишком поздно.
     Машина горела.
     Трейси с трудом попытался выпрямиться.  Закаленные стекла не разбились,
поэтому он потянулся к дверям. Они были заблокированы. Репортер видел звезды
и  частично  закрывающий  их  столб  дыма.  Красные  язычки  становились все
настойчивее. Когда огонь доберется до бензобака...
     Издалека доносились крики: это шла помощь, но она наверняка опоздает. С
тихим стоном  он  вновь навалился  на дверь.  Бесполезно  -- он  не мог даже
шевельнуть ее. Если бы удалось выбить стекло...
     Трейси  взглядом поискал  что-нибудь  тяжелое, но  не  заметил  ничего.
Бардачок  заклинило, а в  своем  неудобном  положении  он не мог  даже снять
башмак. Резкий запах бензина становился все сильнее.
     Что-то острое впилось ему в бок, и Трейси потянулся рукой, надеясь, что
сумеет оторвать какой-нибудь кусок металла.  Это оказалась книга. Белый овал
на обложке сиял, в нем чернели две арабские цифры: 25.
     Инстинкт  самосохранения обострил его чувства. Память подсказала фразу,
прочитанную на двадцать пятой странице. Тайна книги внезапно раскрылась.
     "Попробуй через ветровое стекло".
     Трейси  толкнул  ладонью  стеклянную  плиту,  стекло  вывалилось, и  он
почувствовал дуновение  холодного воздуха на потном лице. Треск пламени стал
громче.
     Крепко  сжимая  книгу,  он  выбрался  через  отверстие, сдирая  кожу  с
голеней. Потом, тяжело дыша,  побежал по дну рва, пока отблеск огня не исчез
из  виду. С грохотом взорвался бензобак, и только