ла выпивку.
     -- Не строй из себя несчастного.  Пит,  --  сказала она. -- Фильм будет
иметь  успех,  принесет  достаточный  доход, чтобы удовлетворить шефа,  и не
повредит моей репутации.
     В этом она была права. У Энн в фильме была  большая роль, и она неплохо
с ней справилась.  А фильм  будет кассовым. Несколько  месяцев  назад студия
"Юниверсал"  выпустила "Ключи ночи" с  Карлофом,  и  публика уже созрела для
очередного ужастика.
     -- Знаю, -- ответил я, знаками прося бармена наполнить мой бокал. -- Но
мне  уже  надоела  эта  халтура. Боже  мой, как  бы  я  хотел сделать второй
"Кабинет доктора Калигари".
     -- Или вторую "Обезьяну Бога", -- добавила Энн.
     Я пожал плечами.
     --  Может,  и  так. Энн,  есть масса возможностей  показать  на  экране
нарастающий страх... но ни  один продюсер не  примет действительно  хорошего
фильма такого типа.  Скажут, что это, мол,  претенциозно  и что такой  фильм
непременно  провалится.  Если  бы  я  стал  независимым...  Впрочем, Хехт  и
Макартур пытались, а теперь снова работают в Голливуде.
     Появился какой-то знакомый Энн и заговорил с нею. Я заметил, что кто-то
машет мне, извинился  перед  девушкой  и подошел  к нему. Это был Энди Уорт,
самый  беспринципный  журналист  Голливуда.  Я  знал,  что  он   мошенник  и
чудовищный  трус,  но знал  и то, что у этого  типа  больше конфиденциальной
информации, чем  в  колонке  Винчелла.  Уорт  был  низеньким  и  толстым,  с
ухоженными  усами и черными  прилизанными волосами.  Он считался  бабником и
проводил   большую   часть   времени,   пытаясь   добиться   благосклонности
красавиц-актрис с помощью шантажа.
     Разумеется,  это  не  означало,  что он  был мерзавцем.  Я симпатизирую
любому, кто может в  течение  десяти минут  вести интеллигентный разговор, а
Уорт это умел. Погладив усы, он начал:
     --  Я   слышал,  как   вы  говорили  про  "Обезьяну  Бога".  Интересное
совпадение, Пит.
     -- Да-а? -- Я был осторожен -- с этой ходячей рубрикой скандалов  иначе
нельзя. -- А почему?
     Он глубоко вздохнул.
     --  Ты, конечно,  понимаешь,  что  у  меня нет доступа  к  коммерческой
информации и все  это просто  сплетни... но я открыл фильм, рядом с  которым
самые жуткие  ужастики  всех времен скучны, как...  -- он замялся,  подбирая
сравнение.
     Я заподозрил розыгрыш.
     -- И как он называется? "Мастер пыток"?
     -- Что? Нет... хотя сюжет  Блейка заслуживает лучшего, чем работа твоих
парней. Нет, Пит, тот, о котором я говорю, в прокате не будет... собственно,
он еще  не закончен. Я видел несколько отрывков. Называется он "Безымянный",
и сделал его всего один человек... Арнольд Кин.
     Уорт  уселся  поудобнее, наблюдая за моей  реакцией.  А я не мог скрыть
удивления,  потому  что  именно  Арнольд  Кин   был  режиссером  пресловутой
"Обезьяны Бога", которая прервала  его успешную карьеру  в кино. Публике эта
картина  совершенно  не  известна,  она  никогда не была  в  прокате. Студия
"Саммит" списала ее  в убытки,  и не без  причин, хотя это был один из самых
удивительных и утонченных фильмов  ужасов, которые я  когда-либо  видел. Кин
снимал  большинство сцен  в  Мексике,  где  имел  над  актерами  практически
неограниченную  власть.  Тогда  погибло   несколько  мексиканцев,  и  ходили
всевозможные слухи, но дело замяли. Я разговаривал с людьми, бывшими с Кином
в Такско, и все они говорили о нем с каким-то страхом. Кин готов был на  что
угодно, лишь бы сделать из "Обезьяны Бога" шедевр жанра.
     Несомненно, это  был  необыкновенный фильм. Существует только  оригинал
ленты, хранящийся в запертом подвале студии "Саммит", и видели его немногие.
Кин  совершил на экране то же самое,  что Мэйген сделал в литературе ужасов,
-- и это буквально ошеломляло.
     -- Значит, Арнольд Кин? -- обратился  я к  Уорту. -- А  я думал, что он
давно умер.
     -- Нет. Он купил себе  имение недалеко от  Туджунги и там отшельничает.
Знаешь,  после той историй у него было  маловато денег, и  прошло почти пять
лет, прежде  чем  он  набрал  достаточно  башлей,  чтобы  начать работу  над
"Безымянным".  Он  всегда говорил, что "Обезьяна Бога" была ошибкой и что он
собирается  создать  настоящий шедевр. И  он его создал.  Он  снял  фильм...
совершенно фантастический. Говорю тебе, у меня волосы дыбом стояли.
     -- А кто у него снимается? -- спросил я.
     -- Анонимы. Знаешь, старый русский трюк. А главную роль играет... тень.
     Я вытаращился на него.
     --  Правда-правда,  Пит. Тень чего-то такого, что никогда не появляется
на экране. Странно звучит, правда? Ты просто должен сам это увидеть!
     -- Очень бы хотел,  -- заверил я его. -- Честно говоря, именно это  я и
собираюсь сделать. Может, Кин пустит это через "Саммит".
     Уорт расхохотался.
     -- Никаких шансов. Ни одна  студия не примет этот фильм. Я даже не буду
писать о нем в своей колонке. Но это -- настоящее, Пит.
     -- У тебя есть адрес Кина? -- спросил я.
     Уорт дал мне его.
     -- Но  не езди до  вечера среды, --  предупредил он. --  К среде  будут
готовы первые позитивы, по  крайней  мере  большая  их часть. И, разумеется,
держи язык за зубами.
     Тут в  бар  ввалилась толпа  охотников за автографами,  и  нас с Уортом
разнесло в разные стороны. Впрочем, это уже не  имело значения -- я  получил
всю  потребную информацию.  Самые фантастические  домыслы  клубились в  моей
голове.  Кин был  одним из  гениев экрана, а  его талант проявился в области
ужасного.  Однако  в  отличие  от  издателей  книг  киностудии  обеспечивают
развлечение  не  маленькой  группе  привередливых  читателей,  фильм  должен
нравиться всем.
     Наконец я сумел вырваться и забрал Энн на танцы в Бел-Эйр. Но о  Кине я
не  забыл. К следующему вечеру  нетерпение мое так разыгралось, что я не мог
больше ждать. Я позвонил Уорту, но он куда-то  вышел. Странно, но я не сумел
найти  его  и в  следующие  несколько  дней;  даже в редакции мне  не смогли
помочь.  Разъяренный  издатель сказал,  что  Ассошиэйтед  Пресс что  ни  час
присылает ему  очередную  телеграмму, требуя  статью Уорта,  но  тот  словно
растворился в воздухе. У меня появились дурные предчувствия.
     Был вечер  вторника,  когда  я  выехал  из  студии  и  напрямую,  через
Гриффит-Парк, мимо Планетария, добрался до Глендейла. Оттуда я направился  в
Туджунгу -- по адресу, который дал мне Уорт. Раз или два мне показалось, что
за мной едет черное "купе", но уверенности у меня не было.
     Дом  Арнольда  Кина  стоял  в  небольшом  каньоне,  укрытом  среди  гор
Туджунги.  Чтобы  добраться  туда,  пришлось  проехать   несколько  миль  по
извилистой грязной дороге и переправиться  вброд через  два ручья. Дом стоял
вплотную к стене каньона. На крыльце стоял какой-то мужчина и смотрел, как я
парковал машину.
     Это был Арнольд Кин. Я узнал его сразу. Худощавый, ниже среднего роста,
с  коротко остриженными седыми волосами  и  холодным  суровым  лицом. Ходили
слухи, что, прежде чем  прибыть в Голливуд  и американизировать фамилию, Кин
был прусским  офицером, и  глядя на него,  я склонен был в это поверить. Его
глаза, совершенно лишенные глубины, напоминали два бледно-голубых  мраморных
шарика.
     --  Питер  Хэвиленд!  --  воскликнул  он.  --  Я  ждал  вас  не  раньше
завтрашнего вечера.
     Я протянул ему руку.
     --  Простите,  если  помешал.  Честно  говоря,  после  того,  что  Уорт
наговорил  о вашем фильме,  мне стало  просто  невтерпеж.  Его  случайно нет
здесь?
     Плоские глаза не выражали ничего особенного.
     -- Нет. Однако заходите. К счастью, работа заняла меньше времени, чем я
предполагал. Осталось еще несколько эпизодов -- и фильм готов.
     Он  проводил  меня  в  дом,  современный  и  богато  обставленный.  Под
воздействием  хорошего  коньяка  мои подозрения  постепенно развеивались.  Я
сказал Кину, что всегда восхищался "Обезьяной Бога".
     Он покривился.
     -- Дилетантизм, мистер Хэвиленд. В этом фильме я слишком педалировал на
избитые  формулы. Обычный  культ  Дьявола, перевоплощение  Жиля  де  Реца  и
садизм. Это не настоящий хоррор.
     Я заинтересовался.
     -- Может быть. Но фильм настолько выразителен...
     -- В  психике человека  нет места невероятному. Только  намек на  нечто
совершенно  нечеловеческое  и  ненормальное  может  вызвать  у  нас  чувство
подлинного  страха.  Только  это  плюс   человеческая   реакция   на   такие
сверхъестественные явления.  Возьмем какой-нибудь  известный фильм  ужаса...
Скажем, "Хорла", рассказывающий о реакции человека на совершенно  чуждое ему
существо.  "Вербы"  Блеквуда,   "Черная   печать"  Мэйгена,  "Сияние  извне"
Лавкрафта -- повсюду мы имеем дело с чем-то абсолютно чуждым, вторгающимся в
нормальную  жизнь.  Садизм и смерть, конечно, помогают,  но сами по себе  не
создадут атмосферу ужаса настоящего.
     Я читал все эти рассказы.
     -- Однако нельзя снять то,  чего даже невозможно описать. Каким образом
вы показали бы невидимых существ в "Вербах"?
     Кин помешкал.
     -- Думаю, на этот вопрос ответит мой  фильм. У  меня внизу просмотровый
зал...
     У двери  резко прозвенел звонок, и я отметил  быстрый взгляд, брошенный
на меня  Кином.  Извинившись, он  вышел и  вскоре  вернулся в  обществе  Энн
Говард. Она смущенно улыбалась.
     -- Ты забыл о нашем свидании, Пит? -- спросила она меня.
     Только теперь я  вспомнил,  что две недели  назад обещал взять  Энн  на
прием  в Лагуна-Бич. Но меня настолько  заинтриговал новый  фильм  Кина, что
свидание просто вылетело у меня из головы. Я пробормотал извинения.
     --  О, все  в  порядке, --  прервала  она  меня. -- Мне куда интереснее
здесь... если, конечно, мистер Кин не против. Его фильм...
     -- Ты тоже знаешь о нем?
     -- Я ей сказал, -- вставил Кин. -- Когда она объяснила, зачем приехала,
я  позволил  себе пригласить ее на просмотр. Мне не хотелось, чтобы она  вас
отсюда вытащила,  -- с улыбкой закончил он. -- Немного коньяку  для  мисс...
э-э?
     Я быстро представил их друг другу.
     -- ...для мисс Говард, а потом -- "Безымянный".
     После этих слов в моей голове словно звякнул тревожный звонок. Я вертел
в руках тяжелее металлическое пресс-папье и, когда Кин на секунду отвернулся
к буфету, под влиянием импульса сунул его в карман. Впрочем, это не могло бы
противостоять  пистолету.  Я никак  не  мог  понять, что  со  мной творится.
Атмосфера страха и подозрительности нарастала, казалось, безо всяких причин.
Когда Кин  повел нас вниз, в просмотровый зал, я чувствовал, что  у  меня по
спине бегают мурашки. Это было непонятно, но решительно неприятно.
     Кин повозился в аппаратной, потом присоединился к нам.
     -- Современная техника -- это истинное благословение, -- сообщил он. --
Мне незачем мучиться,  и я  не нуждаюсь  ни в какой помощи при съемках с тех
пор, как установил автоматические камеры. Проектор тоже автоматический.
     Я почувствовал, как Энн прижимается ко мне.
     Обняв ее, я сказал:
     -- Да, это помогает. А как с распространением фильма, мистер Кин?
     В его голосе появилась жесткая нотка.
     --  Он  не  будет  распространяться.  Мир  еще  не  готов принять  его.
Возможно, лет  через сто он пожнет славу, которую заслуживает.  Я делаю  его
для потомков и потому хочу создать шедевр хоррора.
     С  приглушенным  щелчком  включился  проектор,  и  на экране  появилось
название -- "Безымянный".
     -- Это немой фильм, -- звучал в темноте голос Кина,  --  за исключением
одного эпизода в самом  начале. Звук  ничего не добавляет к атмосфере ужаса,
он лишь помогает усилить иллюзию реальности. Потом будет наложена подходящая
музыка.
     Я  не ответил, потому что на сером прямоугольнике перед  нашими глазами
появилась книга -- "Цирк  доктора Лао".  Чья-то рука  открыла книгу, длинный
палец заскользил по строкам, а бесстрастный голос читал:
     "Вот капризы природы -- потомство не видов, но  Вселенной; вот страшные
существа, рожденные от вожделения сфер. Мистицизм  объясняет то, чего  наука
объяснить не в  силах. Послушай: когда великая сила плодовитости, заселившая
миры  по приказу  богов, создала  их,  когда ушли  небесные  акушеры и жизнь
распространилась  во  Вселенной,  первичное лоно было  еще  не вычерпано  до
конца. И  тогда  страшная творящая  сила  содрогнулась на  ложе  в последней
родовой  судороге и  дала жизнь  этим кошмарным существам, этим недоношенным
плодам Мира".
     Голос  умолк,  книга  исчезла,  и   на  экране   появилось  изображение
рассыпающихся от старости руин. Столетия покрыли шрамами и трещинами  камни,
некогда  украшенные  человеком;  следы   рельефа  были  едва   заметны.  Это
напоминало мне руины, которые я видел на Юкатане.
     Камера спустилась  вниз  -- казалось, руины растут, а в земле открылась
пропасть.
     -- Район разрушенных святилищ, -- сообщил Кин. -- Теперь -- смотрите...
     Впечатление было  такое,  словно зритель  нырнул в шахту.  Мгновение на
экране  царила  тьма,  потом  луч  солнечного света  осветил  статую  божка,
стоявшего,  вероятно, в подземной  пещере.  В потолке виднелась узкая  яркая
щель. Божок был на редкость отвратителен.
     Я  видел  его  всего мгновение, но у меня  осталось впечатление чего-то
массивного, яйцеобразного, а если  точнее -- похожего на  шишку  или ананас.
Существо имело  какие-то  неопределенные  черты,  придававшие  ему совсем уж
гадкий  вид;  впрочем,  оно  тут  же  исчезло, смененное  изображением  ярко
освещенного салона, наполненного веселыми парами.
     Собственно сюжет начинался с этого момента. Я не знал никого из актеров
и актрис; видимо, Кин нанимал их в массовках и тайно работал у себя  дома. У
меня  создалось впечатление, что большинство съемок в помещении и  несколько
кадров на природе сделаны в этом самом каньоне. Режиссер использовал трюк  с
"подгонкой", который сберегает киностудиям немалые деньги. Я и сам частенько
делаю  то  же  самое.  Говоря по-простому,  это  означает,  что действие  по
возможности  тесно увязывается с  действительностью. Например, когда прошлой
зимой  мы  работали с группой  актеров у  озера Арроухед и  неожиданно выпал
снег, я  велел  переделать сценарий так,  чтобы можно  было продолжать  и на
снегу. То же делал и Кин, порой даже слишком реалистично.
     "Безымянный"  рассказывал о человеке,  которого  все  порицали  за  его
фанатический интерес ко всему  невероятному и странному,  человеке, решившем
создать произведение искусства --  подлинный  шедевр чистого ужаса. Поначалу
он   экспериментировал,   снимая  довольно   необычные  фильмы,   вызывавшие
возмущение  общественности.  Однако  этого  ему не  хватало. Это  была  лишь
актерская игра,  а  он  хотел чего-то большего.  Актер не может  убедительно
изображать ужас,  решил он,  даже самый талантливый. Настоящие эмоции должны
быть пережиты, чтобы их стоило переносить на экран.
     В этом месте "Безымянный" перестал повторять историю Кина  и свернул  в
сторону чистой фантазии. Главного героя играл сам  Кин, в чем не было ничего
необычайного  --  режиссеры  нередко  снимаются  в своих  фильмах.  Из ловко
смонтированных эпизодов  зритель узнавал, что Кин в  своих  поисках  попал в
Мексику,  где с помощью древней карты нашел  развалины  святилища ацтеков. В
этом месте, как я уже говорил, фильм уходил от действительности, вторгаясь в
область событий странных и непонятных.
     Под разрушенным алтарем  скрывался бог --  давно  забытый бог, которому
поклонялись еще до того,  как из лона веков родились ацтеки. По крайней мере
местные жители считали его богом и возвели в его честь храм, но Кин намекал,
что  на  самом  деле существо  это было одним  из  "капризов природы" -- тех
диковин,  которые  просуществовали  целые  эпохи,   ведя  жизнь,  совершенно
отличную  от  человеческой.  Существо ни  разу не  появилось  на экране,  за
исключением нескольких  кадров в темном подземелье. Оно  было десяти футов в
высоту и имело вид бочки, ощетинившейся странными остроконечными  наростами.
Самой удивительной деталью его был камень в закругленной  верхней части тела
--  отполированный кристалл  размером  с  детскую  голову. Вероятно,  в этом
кристалле и сосредоточивалась жизнь существа.
     Создание это не было мертвым, но не было и  живым в общепринятом смысле
этого слова.  Когда ацтеки  наполняли храм горячими испарениями человеческой
крови, существо  оживало, а камень испускал неземное сияние. Но  co временем
жертвоприношения прекратились, и существо погрузилось в спячку, напоминающую
анабиоз. В фильме Кин возвращал его к жизни.
     Он тайно привез его к  себе домой  и  поселил бога-чудовище  в подвале.
Помещение  было  оборудовано  специально:  он установил  там  автоматические
камеры и  тщательно продуманное освещение,  чтобы  съемку  можно было  вести
одновременно  из нескольких мест, а затем монтировать отснятые  кадры. И вот
тут я заметил проблеск гения.
     Я  всегда  знал, что  Кин --  настоящий профессионал, однако  в сценах,
которые мы увидели позднее, меня не столько восхитили технические  трюки  --
достаточно  мне знакомые,  --  а небывалая ловкость, с  которой он  придавал
правдоподобной актерской игре реальность. Его герои не играли -- они жили.
     Точнее  --  умирали,  потому  что в  фильме  их  бросали  в  подвал  на
мучительную смерть, подобно жертвам, приносимым  чудовищному  богу ацтеками.
Жертва  пробуждала это  существо  к жизни,  заставляла  фантастически  сиять
камень, в котором заключалась его жизнь. По-моему, первая жертва  была самой
эффектной.
     Подвал,  где  находился бог,  был большой,  но  совершенно  пустой,  за
исключением закрытой  ниши, в которой стояла статуя. Зарешеченный проход вел
в комнаты наверху. На экране появился Кин с  револьвером, он гнал по проходу
какого-то мужчину,  одетого в  комбинезон и  с черной щетиной на неподвижном
лице. Кин рывком открыл  дверь и  втолкнул жертву в подвал.  Потом он закрыл
решетку и склонился над пультом.
     Вспыхнул  свет.  Мужчина остановился  у  решетки,  а  потом,  повинуясь
приказу Кина,  медленно  отошел  к противоположной  стене. Там он  и  стоял,
оглядываясь по сторонам с тупым выражением лица. Свет очерчивал на стене его
отчетливую тень.
     А потом рядом с ним появилась вторая тень.
     Она была огромной, округлой, с торчащими во все стороны толстыми шипами
и темным  наростом наверху  -- камнем жизни.  Тень чудовищного бога! Мужчина
заметил ее и повернулся.
     Безумный  ужас исказил его лицо. При  виде этой  чудовищной, невероятно
реалистической  гримасы я почувствовал, как мурашки снова побежали у меня по
спине. Это было слишком убедительно.  Невозможно, чтобы этот  человек просто
играл!
     А если-играл, значит --  был гениальным  актером,  так же  как  Кин  --
великолепным режиссером. Тень на стене  дрогнула, принялась раскачиваться  и
несколько поднялась, держась на дюжине  отростков, выдвинувшихся снизу. Шипы
изменились -- они вытягивались, отвратительно извивались, напоминая червей.
     Однако не  метаморфоза тени заставила  меня застыть  на стуле, а скорее
неподдельный ужас на лице  мужчины. Он стоял,  вытаращив  глаза,  а  тень на
стене  раскачивалась, делаясь все  больше и больше. Наконец  человек с немым
воплем бросился  бежать.  Тень  заколебалась,  словно в  нерешительности,  и
медленно ушла за пределы кадра.
     Но были  и  другие камеры, а  Кин  умело  пользовался монтажом. Мужчина
метался по подвалу, то  и дело сверкали ослепительные вспышки, и по-прежнему
страшная тень ползла по стене. Ни разу не было показано, что же бросало  эту
тень -- только  сама тень, --  и это оказалось блистательным трюком.  Я знал
слишком много режиссеров, которые не могли устоять перед соблазном  показать
в фильме чудовище, уничтожая тем самым иллюзию: резина и папье-маше,  как бы
умело их ни использовали, никогда никого не убедят.
     Наконец тени  слились  в одну  --  гигантская,  раскачивающаяся тварь с
вьющимися