такси. Он шел очень медленно и ступал  не
очень уверенно.
     Джейн пока что не видела выражение его лица...


     Дело, конечно, замяли. Дети, знавшие гораздо больше, чем опекавшие их
взрослые, тщательно ограждались от  подробностей  случившегося.  Столь  же
тщательно дети пытались раньше защитить взрослых. Но  кроме  двух  старших
девочек, остальных это не слишком заботило. Игра  была  окончена,  бабушка
уехала в долгое путешествие, из которого ей не суждено было вернуться.
     С другой стороны, "неправильному" дяде тоже пришлось уехать, как было
им сказано, в большую больницу, где о нем станут всю жизнь заботиться.
     Это тоже не слишком их озадачило, ибо было  за  пределами  границ  их
понимания. Их представления о смерти были крайне  несовершенными,  но  все
остальное вообще являлось для них полной тайной. Сейчас, когда их  интерес
угас, они редко вспоминали о прошлом.  Лишь  Бобби  иногда  слушал  "Книгу
Джунглей" с необычным вниманием, ожидая, не уведут ли на  этот  раз  тигра
вместо того,  чтобы  убить  его  на  месте.  Конечно,  этого  ни  разу  не
произошло. Очевидно, в реальной жизни тигры были другими...
     Долгое время после этого в ночных кошмарах Джейн видела то,  что  она
всеми силами старалась забыть. Девочка  видела  бабушкину  спальню  такой,
какой  она  видела  ее  в  последний  раз:  залитую  солнечным  светом,  с
накрахмаленными   занавесками,   с   красным   китайским    башмачком    и
куколкой-булавочницей. Бабушка втирала кольд-крем  в  морщинистые  руки  и
выглядела все  более  нервной  по  мере  того,  как  алчные  волны  голода
наполняли дом, исходя от ужасного гнезда где-то внизу.
     Должно быть, оно жутко проголодалось.
     "Неправильный" дядя притворился, будто у него болит  лодыжка.  Должно
быть, он крутился и ворочался на кушетке,  эта  пустышка,  равнодушная  ко
всему, кроме потребности в пище, в кровавой еде, без  которой  он  не  мог
жить. Хищное существо внизу во тьме пульсировало от голода, жаждая еды...
     Бобби поступил умно, передав свое сообщение-приманку через окно.
     Запертая в комнате наверху бабушка, вероятно, уже обнаружила к  этому
времени, что не может выйти. Ее толстые, морщинистые пальцы, скользкие  от
кольд-крема, должно быть, тщетно пытались повернуть ручку.
     Джейн много раз слышала во сне звук шагов. Эти шаги, которые  она  на
самом деле не слышала никогда, были для нее более реальны, чем те, которые
ей приходилось слышать наяву. Она с уверенностью знала, какими они  должны
быть: топ-топ, топ-топ, две ступени за шаг,  и  бабушка  прислушивается  с
тревогой, зная, что дядя с его больной ногой не может так ходить. Тогда-то
она и вскочила с колотящимся сердцем, думая о ворах.
     Все это длилось недолго: одного  лишь  биения  сердца,  должно  быть,
хватило на то, чтобы шаги протопали через коридор.  К  тому  времени  весь
дом, должно быть, дрожал и пульсировал от  триумфального  голодного  рева.
Шаги, наверное, попадали в ритм этому биению.  С  ужасающей  нацеленностью
они приближались по коридору. А потом в замке повернулся ключ...
     А затем...
     А потом Джейн, как правило, просыпалась...


     "Маленькие мальчики не несут ответственности  за  свои  поступки",  -
много раз говорила себе Джейн тогда и позже.  После  этого  она  долго  не
видела Бобби, а когда увидела, он уже успел обо всем забыть, слишком много
было новых впечатлений. Он получил на Рождество игрушки и пошел  в  школу.
Когда он услышал о том, что "неправильный"  дядя  умер  в  психиатрической
лечебнице, то с трудом понял, о ком  идет  речь,  ибо  для  младших  детей
"неправильный" дядя никогда не был членом  семьи.  Он  был  только  частью
игры, в которую они играли и победили.
     Мало-помалу  непонятная  депрессия,  некогда  угнетавшая  домочадцев,
сошла на нет и вскоре окончательно пропала. После смерти  бабушки  она  на
какое-то время сделалась более сильной и отчаянной,  но  взрослые  решили,
что все дело в вызванном несчастьем шоке.  Когда  депрессия  исчезла,  это
только подтвердило их предположение.
     Странно, но холодная, ограниченная логика  Бобби,  оказалась  верной.
Руггедо поступил бы нечестно, если бы ввел в игру  нового  "неправильного"
дядю, а Бобби верил, что он будет соблюдать правила. Он и соблюдал их, ибо
они были законом, нарушить который он не мог.
     Руггедо и "неправильный" дядя составляли вместе единое целое в рамках
текущего цикла. Связь этих двух частей была неразрывна до конца цикла. Так
что в конце концов Руггедо остался беспомощным.
     В сумасшедшем доме "неправильный" дядя медленно умирал с  голоду.  Он
не желал притрагиваться к тому, что ему предлагали. Голова и тело Скудлера
умерли одновременно, и дом бабушки Китон снова стал тихой  заводью.  Никто
не знал, вспоминал ли  Бобби  когда-нибудь  о  случившемся.  Его  действия
направлялись железной логикой, отталкивающейся от его пока что  небольшого
опыта: если ты совершил что-либо  плохое,  придет  полицейский  и  заберет
тебя. Бобби устал от этой игры. Лишь тонкое чутье удерживало его от  того,
чтобы просто бросить ее и начать играть во что-то другое.
     Бобби хотел победить, и он победил.
     Ни один взрослый не сделал бы того, что сделал Бобби,  -  но  ребенок
принципиально иное существо. По стандартам взрослых ребенка нельзя назвать
здравомыслящим из-за путей, которыми движутся его мысли, а также из-за его
поступков и желаний...
     Назовем его демоном.




Генри Каттнер

ЖИЛ-БЫЛ ГНОМ

   Не следовало бы Тиму Крокетту лезть в шахту на Дорнсеф
Маунтин. То, что сходит с рук в Калифорнии, может выйти боком в
угольных шахтах Пенсильвании. Особенно, когда в дело встревают
гномы.
   По правде говоря, Тим Крокетт знать ничего не знал о гномах.
Он просто занимался исследованием условий жизни представителей
низших классов, время от времени пописывая статьи, усыпанные
весьма неудачными терминами собственного изобретения. Тим
Крокетт принадлежал к той южно-калифорнийской группе социологов,
члены которой пришли к заключению, что пролетариату без них не
обойтись. Они заблуждались. Это им нужен был пролетариат - по
меньшей мере, на восемь часов в день.
   Крокетт, подобно своим коллегам, считал рабочего помесью
гориллы и Человека-с-Мотыгой. Доблестный ученый произносил
пламенные речи о угнетенном меньшинстве, писал зажигательные
статьи для выпускаемой их группой газетенки "Земля" и всячески
увиливал от работы в качестве клерка в юридической конторе
своего отца. Он говорил, что на него возложена миссия. К
несчастью, к сему почтенному мужу не питали ни малейших симпатий
ни рабочие, ни предприниматели.
   Чтобы раскусить Крокетта, диплома психолога не требовалось.
Этот высокий, худой, неплохо разбирающийся в галстуках молодой
человек с пристальным взглядом крохотных паучьих глазок, достоин
был лишь одного - хорошего пинка под зад.
   Но уж, конечно, не от гномов!
   На деньги отца Крокетт рыскал по стране, исследуя жизнь
пролетариев, к великой досаде тех рабочих, к которым он лез с
расспросами. Как-то раз, одержимый исследовательским зудом, он
отправился в Айякские шахты, - или, по меньшей мере, в одну из
них, - переодевшись в шахтерскую робу и тщательно натерев лицо
угольной пылью. Спускаясь на лифте, он почувствовал себя не в
своей тарелке среди людей с чисто выбритыми лицами. Лица
шахтеров чернели лишь в конце рабочего дня.
   Дорнсеф Маунтин - настоящие медовые соты и без шахт Айякс
Компани. Гномы знают, как блокировать свои туннели, когда люди
подходят к ним слишком близко. Очутившись под землей, Крокетт
почувствовал себя совершенно сбитым с толку. Он долго брел
куда-то вместе с остальными, затем те принялись за работу.
Наполненные вагонетки, громыхая, покатились по рельсам. Крокетт
поколебался, потом обратился к рослому субъекту, на чьем лице,
казалось, навечно застыла маска великой печали.
   - Послушай, - сказал он, - я хотел бы поговорить с тобой!
   - Инглишкий? - вопросительно отозвался тот. - Вишки. Жин.
Вино. Ад.
   Продемонстрировав свой несколько неполный набор английских
слов, здоровяк разразился хриплым смехом и вернулся к работе, не
обращая больше внимания на сбитого с толку Крокетта. Тот
отправился на поиски другой жертвы. Но этот отрезок шахты
оказался пустынным. Еще одна нагруженная вагонетка, прогромыхала
мимо, и Крокетт решил посмотреть, откуда она выехала. Он нашел
это место после того, как пребольно стукнулся головой и
несколько раз шлепнулся, поскользнувшись на скользкой пыли.
   Рельсы уходили в дыру в стене. Стоило Крокетту ткнуться туда, как
его тут же кто-то окликнул хриплым голосом. Незнакомец приглашал
Крокетта подойти поближе.
   - Чтобы я мог свернуть твою цыплячью шейку, - пообещал он,
извергнув вдобавок поток непечатных выражений.
   - А ну-ка, убирайся отсюда!
   Крокетт бросил взгляд в сторону кричавшего и увидел маячившую
невдалеке гориллообразную фигуру. Он мгновенно пришел к выводу, что
владельцы Айякской шахты пронюхали о его миссии и подослали к нему
громилу, который придушит его или, по крайней мере, изобьет до потери
пульса. Страх наполнил силой ноги Крокетта. Он бросился бежать,
лихорадочно ища какой-нибудь боковой туннель, в который можно было
нырнуть. Несшийся ему вдогонку рык эхом отдавался от стен. Внезапно
Крокетт ухватил смысл последней фразы:
   - ...пока не взорвался динамит!
   В тот же миг динамит взорвался.

                               *  *  *

   Однако Крокетт этого не понял. Он лишь как-то вдруг обнаружил, что
летит. После этого доблестный исследователь вообще перестал что-либо
соображать, а когда эта способность вернулась к нему, он обнаружил,
что на него пристально смотрит чья-то голова.
   Вид этой головы не принес ему особого утешения - вряд ли вы
решились бы взять себе в друзья ее владельца. Голова была странная,
если не сказать - отталкивающая. Крокетт был настолько увлечен ее
видом, что даже не сообразил, что обрел способность видеть в
кромешной тьме.
   Как долго он находился без сознания? Интуитивно Крокетт понимал,
что не час и не два. Взрыв...
   ...Похоронил его под грудой обломков? Крокетт вряд ли почувствовал
бы себя намного лучше, знай он, что находится в выработанной шахте,
теперь бесполезной и давно уже заброшенной. Шахтеры, которые взрывом
открыли проход к новой шахте, понимали, что проход к старой будет
завален, но их это не беспокоило.
   Другое дело - Тима Крокетта.
   Он мигнул и, когда снова открыл глаза, обнаружил, что голова
исчезла. Это позволило ему вздохнуть с облегчением. Крокетт тут же
решил, что неприятное видение было галлюцинацией. Он даже не мог
толком вспомнить, как, собственно, выглядела та голова. Осталось лишь
смутное воспоминание об ее очертаниях, смахивающих на карманные часы
в форме луковицы, больших, блестящих глазах и неправдоподобно широкой
щели рта.
   Крокетт, застонав, сел. Откуда исходило это странное, серебристое
сияние? Оно напоминало дневной свет в туманный день, не имело
определенного источника и не давало тени. "Радий", - подумал ничего
не смыслящий в минералогии Крокетт.
   Он находился в шахте, уходившей в полумрак впереди до тех пор,
пока футов через пятьдесят она не делала резкий поворот, а за ним...
за ним проход был забит обломками рухнувшего свода. Крокетту
мгновенно стало трудно дышать. Он кинулся к завалу и принялся
лихорадочно разбрасывать обломки, задыхаясь и издавая хриплые,
нечленораздельные звуки.
   Тут взгляд его скользнул по собственным рукам. Движения Крокетта
мало-помалу начали замедляться, пока он, наконец, не застыл, как
истукан, будучи не в силах оторвать глаз от тех удивительных широких
и шишковатых предметов, что росли из его кистей. А не мог ли он в
период своего беспамятства натянуть рукавицы? Но стоило этой мысли
мелькнуть в его голове, как Крокетт тут же осознал, что никакими
рукавицами не объяснить то, что случилось с его руками. Они едва
сгибались в запястьях.
   Быть может, они вываляны в грязи? Нет! Дело совсем не в том. Его
руки... изменены. Они превратились в два массивных шишковатых
коричневых отростка, похожих на узловатые корни дуба. Их покрывала
густая черная шерсть. Ногти явно нуждались в маникюре - причем, в
качестве инструмента лучше всего подошло бы зубило.
   Крокетт оглядел себя и из груди у него вырвался слабый цыплячий
писк. Он не верил собственным глазам. У него были короткие кривые
ноги, толстые и сильные, с крохотными, едва ли двухфутовыми,
ступнями. Все еще не веря, Крокетт изучил свое тело. Оно тоже
изменилось - и явно не в лучшую сторону.
   Рост его уменьшился до четырех с небольшим футов, грудь выпирала
колесом, а шеи не было и в помине. Одет он был в красные сандалии,
голубые шорты и красную тунику, оставляющую голыми его худые, но
сильные руки. Его голова...
   Она имела форму луковицы. А рот... Ой! Крокетт инстинктивно поднес
к нему руку, но тут же отдернул ее, огляделся и рухнул на землю.
Невозможно. Это все галлюцинация! Он умирает от кислородной
недостаточности, и перед смертью его посещают галлюцинации.

                               *  *  *

   Крокетт закрыл глаза, убежденный, что его легкие судорожно
сокращаются, добывая себе воздух.
   - Я умираю, - прохрипел он. - Я не могу дышать.
   Чей-то голос презрительно произнес:
   - Надеюсь, ты не воображаешь, будто дышишь воздухом.
   - Я не... - начал Крокетт.
   Он не закончил предложения. Его глаза снова округлились. Значит,
теперь и слух изменил ему.
   - До чего же вшивый образчик гнома, - сказал голос. - Но, согласно
закону Нида, выбирать не приходится. Все равно добывать твердые
металлы тебе не позволят, уж я-то об этом позабочусь. А антрацит тебе
по плечу. Но что ты уставился? Ты куда уродливее, чем я.
   Крокетт, собиравшийся облизать пересохшие губы, с ужасом
обнаружил, что кончик его влажного языка достает по меньшей мере до
середины лба. Он быстро убрал язык, громко причмокнув при этом, с
трудом принял сидячее положение и застыл как истукан, тупо пялясь в
пространство.
   Снова появилась голова. На этот раз вместе с телом.
   - Я Гру Магру, - продолжала болтать голова. - Тебе, конечно,
дадут гномье имя, если только твое собственное не окажется
удобоваримым. Как оно звучит?
   - Крокетт, - выдавил из себя человек.
   - А?
   - Крокетт.
   - Да перестань ты квакать как лягушка и... Ага, теперь понял.
Крокетт. Прекрасно. А теперь вставай и следуй за мной, а не то я дам
тебе хорошего пинка.
   Но Крокетт встал не сразу. Он не мог оторвать глаз от Гру Магру.
Тот явно был гномом. Короткий, приземистый и плотный, он напоминал
маленький бочонок, увенчанный огромной луковицей. Волосы росли лишь
на макушке, что придавало им сходство с зелеными побегами лука. Лицо
было широким, с огромной щелью рта, пуговицей носа и двумя очень
большими глазами.
   - Вставай! - рявкнул Гру Магру.
   На сей раз Крокетт повиновался, но это усилие полностью вымотало
его. Если он сделает хотя бы шаг, подумал Крокетт, он просто
сойдет с ума. Возможно, это будет лучший выход из положения. Гномы...
   Гру Магру привычно размахнулся большой косолапой ногой, и Крокетт,
описав дугу, врезался в массивный валун.
   - Вставай! - рявкнул гном уже с большей угрозой в голосе. - Иначе
я снова тебе наподдам. Мне и так в печенках сидит это патрулирование,
когда я в любой момент могу набрести на человека без... Вставай!
Или...
   Крокетт встал. Гру Магру взял его за руку и увлек в глубину
туннеля.
   - Ну вот, теперь ты гном, - сказал он. - Таков закон Нида. Иногда
я спрашиваю себя, стоит ли овчинка выделки. Думаю, стоит, потому что
у гномов отсутствует способность к воспроизводству, а численность
населения следует поддерживать.
   - Я хочу умереть, - с яростью бросил Крокетт.
   Гру Магру рассмеялся.
   - Гномы не могут умереть. Хочешь-не хочешь, но ты будешь жить,
пока не наступит День. Судный День, я имею в виду.
   - Вы нелогичны, - сказал Крокетт, как будто, опровергнув одно
утверждение, он автоматически выкарабкивался изо всей этой передряги.
- Или же вы состоите из плоти и крови и можете умереть в любой
момент, или же у вас их нет, и тогда вы нереальны.
   - У нас есть и плоть, и кровь, это верно, - сказал Гру Магру. - Но
мы бессмертны. В этом различие. Не могу сказать, чтобы я имел
что-нибудь против некоторых смертных, - поторопился объяснить он. -
Летучие мыши и совы - с ними все в порядке. Но человек!
   Он содрогнулся.
   - Ни один гном не может вынести вида человека.
   Крокетт ухватился за соломинку.
   - Я - человек.
   - Был, ты хочешь сказать, - возразил Гру. - Да и то, по-моему, не
слишком хорошим образчиком. Но теперь ты гном. Таков закон Нида.
   - Ты все время твердишь о законе Нида, - пожаловался Крокетт.
   - Конечно, ты не понимаешь, - с покровительственным видом заметил
Гру Магру. - Дело вот в чем. Еще в древние времена было оговорено,
что десятую часть всех людей, потерявшихся под землей, превращают в
гномов. Так постановил первый Император Гномов Подгран Третий. Он
знал, что гномы частенько похищают человеческих детей и считал, что
это нечестно. Он обсудил проблему со старейшинами, и они решили, что
когда шахтеры и тому подобные теряются под землей, десятая часть их
превращается в гномов и присоединяется к нам. Так получилось и с
тобой. Понятно?
   - Нет, - слабым голосом ответил Крокетт. - Послушай. Ты сказал,
что Подгран был первым Императором Гномов. Почему же его тогда
назвали Подграном Третьим?
   - Нет времени для вопросов, - отрезал Гру Магру. - Поторопись.
   Теперь он почти бежал, таща за собой упавшего духом Крокетта.
Новоиспеченный гном не научился еще управлять своими весьма необычными
конечностями. Сандалии его были на удивление широки, а руки очень
мешали. Но через некоторое время он научился держать их согнутыми и
прижатыми к бокам. Стены, освещенные странным серебристым светом,
проплывали мимо них.
   - Что это за свет? - удалось выдавить из себя Крокетту. - Откуда
он исходит?
   - Свет? - переспросил Гру Магру. - Это не свет.
   - Но ведь не темно...
   - Конечно же здесь темно, - фыркнул гном. - Как бы могли мы
видеть, если бы здесь не было темно?
   В ответ на это можно лишь завопить во всю глотку, подумал Крокетт.
Он едва успевал переводить дыхание, так быстро они двигались. Теперь
они петляли по бесконечным тоннелям какого-то лабиринта, и Крокетт
понимал, что ему никогда не удастся найти обратный путь. Он жалел,
что ушел из пещеры. Но что он мог поделать?
   - Торопись! - подгонял его Гру Магру.
   - Почему? - задыхаясь, прошептал Крокетт.
   - Битва продолжается! - крикнул в ответ гном.

                               *  *  *

   Завернув за угол, они едва не врезались в самую гущу схватки.
Туннель кишмя кишел гномами, и все они яростно лупили друг друга.
Красные и голубые шорты и накидки быстро сновали туда-сюда.
Луковичные головы то выныривали из толпы, то исчезали в ней.
Запрещенных приемов здесь явно не существовало.
   - Видишь! - ликующе крикнул Гру. - Битва! Я учуял ее за шесть
туннелей! Как прекрасно!
   Он пригнулся, потому что маленький гном весьма злобного вида
поднял над его головой камень и что-то угрожающе завопил. Камень
улетел в темноту, и Гру, бросив своего пленника, немедленно
устремился к маленькому гному, повалил его на пол пещеры и принялся
колотить головой о пол. Оба орали во все горло. Впрочем, их голоса
терялись в общем реве, от которого дрожали стены.
   - О, Господи, - слабым голосом сказал Крокетт.
   Он стоял как столб, наблюдая за схваткой, и это было его ошибкой.
Огромный гном выскочил из-за груды камней, схватил Крокетта за ноги и
отшвырнул его прочь. Через туннель прокатился какой-то жуткий клубок
и ударился о стену с гулким "Бу-ум!" В воздухе замелькали руки и
ноги.
   Вставая, Крокетт обнаружил, что подмял под себя злобного вида
гнома с огненно-рыжими волосами и четырьмя большими бриллиантовыми
пуговицами на тунике. Отталкивающего вида существо лежало неподвижно,
распластавшись