ая невысокую силу, проблем не будет. Проблема в другом.
 Максим мог только надеяться и молиться, что это не будет происходить  так
часто.  День за днем уничтожать порождения Тьмы - тяжело не только физичес
ки.  Есть  еще  и  тот, самый страшный миг, когда кинжал  пронзает  сердце
врага.  Миг,  когда  все  вокруг начинает дрожать,  балансировать,  краски
тускнут, звуки меркнут, движения замедляются. Что он сделает, если однажды
ошибется?  Если не врага рода человеческого ликвидирует, а убьет  обычного
человека? Он не знал.
 Но  ведь нет выхода, раз только он в целом мире способен отличить  Темных
от  простых  людей.  Если  только в его руки  вложено  -  Богом,  судьбой,
случаем, оружие.
 Максим  достал деревянный кинжал. Посмотрел на игрушку с легкой тоской  и
смятением.  Не он выстругивал когда-то этот кинжал, не он дал ему  громкое
звучное имя "мизерикорд".
 Им  было  тогда по двенадцать лет, ему и Петьке, его лучшему и,  пожалуй,
единственному в детстве, да что уж скрывать, единственному в жизни, другу.
Они  играли  в какие-то рыцарские баталии, недолго, правда, в  их  детстве
было  много  развлечений  и без всяких компьютеров-дискотек.  Играли  всем
двором,  одно-единственное  недолгое лето,  выстругивая  мечи  и  кинжалы,
рубясь  вроде  бы в полную силу, но осторожно. Хватало ума понять,  что  и
деревяшкой  можно  выбить глаз или порезаться до крови. Странное  дело,  с
Петькой  они всегда оказывались в разных лагерях. Может быть, потому,  что
b.b  был  чуть младше и Максим слегка стеснялся юного друга, глядящего  на
него   восторженными  глазами  и  ходящего  следом  молчаливым  влюбленным
хвостиком.  И  это было совсем обыденно, когда в очередной баталии  Максим
выбил из рук Петьки деревянный меч - тот ведь почти не отбивался от него -
и закричал: "Ты пленен!"
 Только  потом случилось что-то странное. Петька молча протянул  ему  этот
кинжал и сказал, что доблестный рыцарь должен покончить с его жизнью  этим
"мизерикордом", а не унижать пленением. Это была игра, конечно  же,  игра,
вот  только  что-то  дрогнуло в Максиме, когда он ударил,  изобразил  удар
деревянным  кинжалом. И был нестерпимо короткий миг, когда Петька  смотрел
то  на  его  руку,  остановившую игрушечное  оружие  у  замызганной  белой
футболки, то ему в глаза. А потом вдруг буркнул: "Оставь, это тебе  трофей
будет".
 Максим  принял  деревянный кинжал с удовольствием, без колебаний.  И  как
трофей,  и  как подарок. Вот только почему-то никогда не брал  с  собой  в
игру.  Хранил дома, старался забыть, словно стеснялся неожиданного подарка
и  собственной слюнявости. Но помнил, всегда помнил. И даже  когда  вырос,
женился, когда стал подрастать собственный ребенок, - не забыл. Игрушечное
оружие  валялось вместе с детскими фотоальбомами, конвертиками с  прядками
волос,  прочей сентиментальной ерундой. До того дня, когда Максим  впервые
почувствовал присутствие в мире Тьмы.
 Тогда  деревянный кинжал будто позвал его. И обернулся подлинным оружием,
беспощадным, безжалостным, непобедимым.
 А  Петьки  уже  нет.  Их развела юность: разница в один  год  велика  для
детей, но для подростков это настоящая пропасть. Потом развела жизнь.  Они
улыбались  друг  другу  при встрече, жали руки, несколько  раз  хорошенько
выпили  вместе,  вспоминая детство. Потом Максим женился, переехал,  связь
почти  прервалась. А этой зимой, совершенно случайно, донеслось  известие.
Сказала мать, которой он регулярно, как положено хорошему сыну, звонил  по
вечерам.  "А  Петю помнишь? Вы с ним такими друзьями были  в  детстве,  не
разлей вода".
 Он помнил. И сразу понял, к чему такое вступление.
 Разбился  насмерть. Упал с крыши какого-то высотного здания, и зачем  его
туда  понесло  посреди ночи? Может быть, хотел покончить  с  собой,  может
быть, напился, только врачи говорят, что трезвым был. А может быть, убили.
Работал-то в какой-то коммерческой организации, получал немало,  родителям
помогал, на хорошей машине ездил.
 "Наркотиков  обкурился", - жестко сказал тогда Максим.  Так  жестко,  что
мать даже не решилась спорить. "Обкурился, он всегда странноватый был".
 И  сердце  не  екнуло, не сжалось. Вот только вечером  он  сам  почему-то
напился.  А  потом  пошел  и  убил  женщину,  чья  Темная  сила  вынуждала
окружающих бросать любимых и возвращаться к законным женам, убил немолодую
ведьму,  сводницу и разлучницу, которую безрезультатно выслеживал уже  две
недели.
 Петьки  нет,  много лет нет того мальчика, с которым  он  дружил,  и  три
месяца, как нет Петра Нестерова, которого он видел раз в год, а то и реже.
А подаренный кинжал остался.
 Наверное, не зря она была, их неловкая детская дружба.
 Максим  поиграл в ладони деревянным кинжалом. Ну почему, почему он  один?
Почему нет рядом друга, способного снять хотя бы часть тяжести с плеч? Так
много Тьмы вокруг, и так мало Света.
 Почему-то  вспомнилась последняя, вдогонку выпаленная фраза Лены:  "Лучше
бы ты любил, чем берег".
 "А это не одно и тоже?" - мысленно отпарировал Максим.
 Да  нет,  наверное, не одно. Только вот что делать человеку, для которого
любовь  - сражение, который бьется против, а не за? Против Тьмы, а  не  за
Свет. Не за Свет, а против Тьмы.
 -  Я  страж,  -  сказал Максим. Самому себе, вполголоса, будто  стесняясь
говорить  вслух. Это шизики сами с собой разговаривают. А он  не  шиз,  он
нормальный, он более чем нормален, он видит древнее Зло, ползущее в мир.
 Ползущее  или давным-давно здесь поселившееся? Это сумасшествие.  Нельзя,
никак  нельзя сомневаться. Если он потеряет хотя бы часть своей  веры,  по
зволит  себе расслабиться или искать несуществующих союзников, ему  конец.
Деревянный кинжал не обернется светоносным клинком, изгоняющим  Тьму.  Оче
редной  маг  сожжет  его  колдовским  огнем,  ведьма  зачарует,  оборотень
` '.`"%b в клочки. Страж и судия! Он не должен колебаться.
 Клочок  Тьмы,  болтающийся  на девятом этаже вдруг  пополз  вниз.  Сердце
зачастило:  Темный  маг  шел навстречу своей судьбе.  Максим  выбрался  из
машины,  бегло  осмотрелся. Никого. Как обычно,  что-то,  скрытое  в  нем,
разгоняет  случайных  свидетелей, освобождает  поле  боя.  Поле  боя?  Или
эшафот? Страж и судия? Или палач?
 Да  какая  разница!  Он  служит  Свету!  Знакомая  сила  наполняла  тело,
будоражила.  Держа  руку  за отворотом пиджака,  Максим  шел  к  подъезду,
навстречу спускающемуся в лифте Темному магу.
 Быстро,  все  надо  сделать быстро. Все-таки еще не  совсем  ночь.  Могут
увидеть.  А  никто  и никогда не поверит в его рассказ,  в  лучшем  случае
светит  психушка.  Окликнуть.  Назваться.  Выхватить  оружие.  Мизерикорд.
Милосердие.  Он страж и судия. Рыцарь Света. Вовсе не палач! Этот  двор  -
поле  боя, а не эшафот! Максим остановился перед дверью подъезда.  Услышал
шаги. Щелкнул замок.
 И  ему  захотелось взвыть от обиды и ужаса, закричать, проклиная  небеса,
судьбу  и  свой  небывалый дар. Темный маг оказался  ребенком.  Тоненький,
темноволосый  мальчишка. Самый обычный внешне -  вот  только  Максиму  был
виден дрожащий вокруг ореол Тьмы.
 Ну  почему? Еще никогда такого не случалось. Он убивал женщин  и  мужчин,
молодых и старых, но никогда еще не попадались дети, продавшие душу  Тьме.
Максим  даже.  не  задумывался об этом, то ли  не  желая  признавать  саму
возможность подобного, то ли заранее отказываясь принимать решение.  Может
быть,  он  остался бы дома, зная, что его будущей жертве всего  двенадцать
лет.
 Мальчик  стоял в дверях подъезда, недоуменно глядя на Максима. На  какой-
то  миг  ему  показалось, что пацан сейчас развернется и  бросится  назад,
захлопнув тяжелую кодовую дверь: ну беги же, беги!
 Мальчик  сделал  шаг вперед, придержал дверь, чтобы не  хлопнула  слишком
сильно.  Посмотрел  в  глаза Максиму - чуть насупившись,  но  без  всякого
страха. Совсем непонятно. Он не принял Максима за случайного прохожего, он
понял, что его поджидали. И сам идет навстречу. Не боится? Уверен в  своей
Темной силе?
 - Вы Светлый, я вижу, - сказал мальчишка. Негромко, но уверенно.
 -  Да  -  слово  далось с трудом, вылезло из горла неохотно,  упираясь  и
отводя  глаза.  Проклиная  себя за слабость, Максим  протянул  руку,  взял
мальчишку за плечо: - Я судия. Он все равно не испугался.
 - Я видел сегодня Антона.
 Какого Антона? Максим промолчал, недоумение отразилось в глазах.
 - Вы из-за него ко мне пришли?
 - Нет. Из-за тебя.
 - Зачем?
 Мальчишка  держался чуть вызывающе, будто у него был когда-то с  Максимом
долгий спор, будто Максим в чем-то виноват и обязан сознавать свою вину.
 - Я судия, - повторил Максим.
 Ему  захотелось  повернуться  и убежать.  Все  складывалось  не  так,  не
правильно!  Темный не мог оказаться ребенком, ровесником  его  собственной
дочери. Темный маг должен был обороняться, нападать, убегать, но не стоять
с обиженным видом, будто он имеет на это право. Будто что-то может служить
ему защитой.
 - Как тебя зовут? - спросил Максим.
 - Егор.
 -  Мне крайне неприятно, что так получилось, - Максим говорил искренне. И
никакого садистского удовольствия от оттягивания убийства не испытывал.  -
Черт возьми. У меня дочка твоих лет! - Почему-то это обижало больше всего.
- Но если не я, так кто же?
 - О чем вы? - мальчик попытался сбросить его руку.
 Это придало решимости.
 Мальчик-девочка, взрослый-ребенок. Какая разница! Тьма и Свет -  вот  все
различие.
 -  Я  должен спасти тебя, - сказал Максим. Свободной рукой он  достал  из
кармана кинжал. - Должен - и спасу.

                                                                   ГЛАВА 7

 Вначале я узнал машину. Потом - вышедшего из нее Дикаря. Накатила  тоска,
тяжелая,  беспросветная. Это был мужчина, спасший  меня,  когда  в  облике
Ольги я бежал из "Магараджи".
 Должен  я  был  догадаться? Наверное, будь больше опыта, больше  времени,
больше  хладнокровия. Женщина, что ехала с ним, всего-то -  посмотреть  ее
ауру,  Светлана  ведь описала ее очень подробно. Я мог узнать  женщину,  а
значит  -  и  Дикаря. Мог закончить все еще в машине.  Вот  только  -  как
закончить?  Я  нырнул  в  сумрак, когда Дикарь посмотрел  и  мою  сторону.
Кажется, это сработало, он двинулся дальше, к подъезду, в котором я когда-
то сидел у мусоропровода и мрачно беседовал с белой совой.
 Дикарь  шел  убивать  Егора.  Все, как я и думал.  Все,  как  рассчитывал
Завулон.   Капкан  был  передо  мной,  туго  растянутая  пружина  начинала
сжиматься.  Оставалось  сделать шаг и порадовать  Дневной  Дозор  успешным
завершением операции. Где же ты сам, Завулон?
 Сумрак  давал  мне  время.  Дикарь все шел  и  шел  к  дому,  неторопливо
переставляя ноги, а я озирался, выискивал вокруг Тьму. Хотя бы след,  хотя
бы дыхание, хотя бы тень...
 Напряжение   магии   вокруг  было  чудовищное.   Здесь   сходились   нити
реальностей, рвущихся в будущее. Перекресток ста дорог, точка,  в  которой
мир  решает,  куда  он пойдет. Не из-за меня, не из-за  Дикаря,  не  из-за
мальчика.  Все мы - часть капкана. Все мы статисты, одному ведено  сказать
"кушать подано", другому - изобразить падение, третьему - с гордо поднятой
головой  ступить  на эшафот. Вторично эта точка Москвы становилась  ареной
незримой битвы. Но я не видел Иных - ни Темных, ни Светлых. Только Дикарь,
но  он  даже  сейчас  не воспринимался Иным, лишь на  груди  его  искрился
сгусток Силы. Вначале я подумал, что вижу сердце. Потом понял, что это ору
жие, то самое, которым он убивает Темных.
 Да  что  же такое, Завулон? Меня охватила обида, нелепая обида. Я пришел!
Я ступаю в твою ловушку, смотри, нога уже занесена, сейчас все произойдет,
где же ты?
 Или  Темный  маг  прятался так искусно, что мне  не  по  силам  было  его
обнаружить, или его здесь вообще не было!
 Я  проигрывал.  Проигрывал  еще до развязки, потому  что  не  мог  понять
замысел  врага.  Здесь  должна быть засада. Темным  ведь  надо  уничтожить
Дикаря, едва тот убьет Егора. Как убьет?
 Ведь  я  уже  здесь. Я объясню ему все происходящее, расскажу о  Дозорах,
которые  следят  друг  за другом, о Договоре, что заставляет  нас  хранить
нейтралитет,  о  людях  и Иных, о мире и сумраке. Расскажу  ему  все,  как
рассказывал Светлане, и он поймет. Поймет ли?
 Если  он  и  и  самом деле не умеет видеть Свет! Мир  для  него  -  серая
безмозглая  овечья  отара. Темные - волки, что кружат  вокруг,  выхватывая
барашков  пожирнее.  А  он  сам - сторожевой  пес.  Не  способный  увидеть
пастухов, ослепленный страхом и яростью, кидающийся из стороны в  сторону,
один против всех.
 Он  не  поверит, не позволит себе поверить. Я бросился вперед, к  Дикарю.
Дверь  подъезда  уже была открыта, и Дикарь говорил с  Егором.  Почему  он
вышел  так поздно, в ночь, этот глупый пацан, уже прекрасно знающий, какие
силы правят нашим миром? Неужели Дикарь способен подманивать свои жертвы?
 Говорить  бесполезно.  Напасть  из  сумрака.  Скрутить.  И  только  потом
объяснять!
 Сумрак  взвизгнул на тысячу раненых голосов, когда на бегу я  врезался  в
невидимый  барьер. В трех шагах от Дикаря, уже занося руку  для  удара,  я
ударился  о  прозрачную стену, распластался на ней  и  медленно  сполз  на
землю, тряся звенящей головой.
 Плохо.  Ой  как  плохо!  Он не понимает сути Силы.  Он  маг-самоучка,  он
психопат  от  Добра.  Но  когда  идет на  дело  -  закрывается  магическим
барьером. Непроизвольно, но мне от этого не легче.
 Дикарь что-то сказал Егору. И вытащил руку из-за отворота пиджака.
 Деревянный кинжал. Что-то я слышал про эту магию, одновременно наивную  и
могучую, но сейчас не время вспоминать.
 Я  выскользнул  из  своей тени, вошел в человеческий  мир  и  прыгнул  на
Дикаря со спины.

 Максима  сбили  с  ног, когда он занес кинжал. Мир вокруг  уже  окрасился
серым,  движения  мальчишки стали замедленными, он видел, как  неторопливо
./ca* nbao ресницы, в последний раз перед тем, как широко распахнуться  от
боли.  Ночь превратилась в сумрачный подиум, где он привык вершить  суд  и
выносить приговор, который ничто не могло остановить.
 Его  остановили. Сбили, швырнули на асфальт. В последний миг Максим успел
подставить руку, перекатился, вскочил.
 На  сцене  появился третий персонаж. Как Максим его не заметил?  Как  тот
подкрался к нему, занятому важной работой, всегда огражденному от зрителей
и лишних участников самой Светлой в мире силой, что вела его в бой?
 Мужчина  -  молодой, чуть младше Максима, пожалуй. В джинсах, свитере,  с
сумкой  через плечо - сейчас он небрежно ее сбросил, шевельнув  плечом.  С
пистолетом в руке! Как нехорошо.
 -  Остановись, - сказал мужчина, словно Максим собирался куда-то  бежать.
- Выслушай меня.
 Случайный  прохожий, принявший его за банального маньяка? А  пистолет,  а
та  ловкость, с которой он подкрался незамеченным? Спецназовец в штатском?
Такой стрелял бы или добил, не дал подняться с земли.
 Максим вгляделся в незнакомца, обмирая от страшной догадки. Если это  еще
один Темный, ему никогда не доводилось сталкиваться сразу с двумя. Тьмы не
было. Вот не было, и все, вовсе!
 -  Кто ты? - спросил Максим, почти забывая о мальчишке-маге. Тот медленно
отступал к неожиданному спасителю.
 - Дозорный. Антон Городецкий, Ночной Дозор. Выслушай меня.
 Свободной  рукой  Антон  поймал пацана и задвинул  за  спину.  Намек  был
вполне прозрачен.
 -  Ночной Дозор? - Максим все пытался уловить в незнакомце дыхание  Тьмы.
Не находил, и это пугало еще больше. - Ты из Тьмы?

 Он  ничего  не  понимал.  Пытался зондировать  меня:  я  чувствовал  этот
свирепый,  неукротимый  и  в то же время неумелый  поиск.  Даже  не  знаю,
возможно  ли  было закрыться. В этом человеке, или Ином, тут годились  оба
понятия,  чувствовалась  какая-то первобытная сила,  безумный,  фанатичный
напор. Я и не закрывался.
 - Ночной Дозор? Ты из Тьмы?
 - Нет. Как тебя зовут?
 -   Максим,   -  Дикарь  медленно  подходил  ближе.  Вглядывался,   будто
чувствовал, что мы уже встречались, вот только я имел другой облик. -  Кто
ты?
 -  Работник  Ночного Дозора. Я все объясню, выслушай меня. Ты  -  Светлый
маг.  Лицо Максима дрогнуло, окаменело. - Ты убиваешь Темных. Я знаю  это.
Сегодня  утром  ты убил женщину-оборотня. Вечером, в ресторане,  прикончил
Темного мага.
 - Ты тоже?
 Может  быть, мне показалось. Может быть, в его голосе и вправду  дрогнула
надежда. Я демонстративно засунул пистолет в кобуру.
 -  Я  Светлый маг. Не очень сильный, правда. Один из сотен в Москве.  Нас
много, Максим.
 У  него  даже глаза расширились, и я понял, что попал в цель. Он  не  был
безумцем, вообразившим себя Суперменом и гордящимся этим. Наверное, ничего
он так сильно не хотел в жизни, как встретить соратника.
 -  Максим,  мы  не  заметили тебя вовремя, - сказал  я.  Неужели  удастся
решить  все  миром,  без кровопролития, без безумной  схватки  двух  белых
магов?  - Это наша вина. Ты принялся воевать в одиночку, ты наломал  дров.
Максим, все еще исправимо. Ты ведь не знал о Договоре?
 Он  не слушал меня, ему плевать было на неведомый Договор. То, что он  не
один, было для него главным.
 - Вы боретесь с Тьмой?
 - Да.
 - Вас много?
 - Да.
 Максим  опять  посмотрел на меня, и вновь пронизывающее  дыхание  сумрака
сверкнуло  в  его глазах. Он пытался увидеть ложь, увидеть  Тьму,  увидеть
злобу и ненависть - то, что только и дано было ему видеть,
 -  Ты ведь не Темный, - почти жалобно сказал он. - Я вижу. Я не ошибался,
никогда!
 -  Я дозорный, - повторил я. Оглянулся - никого. Что-то отпугивало людей.
Mаверное, это тоже было частью способностей Дикаря. - Этот мальчик...
 -  Тоже Иной, - быстро ответил я. - Еще не определившийся, либо он станет
Светлым, либо...
 Максим покачал головой:
 - Он Темный.
 Я взглянул на Егора. Мальчишка медленно поднял глаза.
 - Нет, - сказал я.
 Аура  была видна отчетливо - яркая чистая радуга, переливающаяся, обычная
для  совсем  маленьких детей, но не для подростков. Своя судьба,  несформи
рованное будущее.
 -  Темный,  -  Максим  покачал головой. - Ты не видишь?  Я  не  ошибаюсь,
никогда. Ты остановил меня и не дал уничтожить посланника Тьмы.
 Наверное,  он  не  врал. Ему дано немногое - зато в полной  мере.  Максим
умеет  видеть  Тьму, выискивать самые крошечные ее пятна  в  чужих  душах.
Более того, как раз такую, зарождающуюся Тьму он видит лучше всего.
 - Мы не убиваем всех Темных подряд.
 - Почему?
 - У нас перемирие, Максим.
 - Как может быть перемирие с Тьмой?
 Меня пробил озноб: в его голосе не было ни тени сомнения.
 - Любая война хуже мира.
 -  Только не эта, - Максим поднял руку с кинжалом. - Видишь? Это  подарок
моего  друга.  Он погиб, и, может быть, - из-за таких, как  этот  мальчик.
Тьма коварна!
 - Ты мне это говоришь?
 -  Конечно.  Может  быть, ты и Светлый, - его лицо скривилось  в  горькой
усмешке.  - Только тогда Свет ваш давно потускнел. Нет прощения  Злу.  Нет
перемирия с Тьмой.
 -  Нет  прощения Злу? - теперь и я был зол. И еще как. - Когда ты заколол
в  туалете  Темного мага, почему бы тебе было не остаться  еще  на  десять
минут? Не посмотреть, как будут кричать его дети, как будет плакать  жена?
Они  -  не Темные, Максим! Они обычные люди, у которых нет наших  сил!  Ты
выхватил из-под пуль девушку...
 Он вздрогнул, но лицо его все равно не утратило каменного спокойствия.
 -  Молодец!  А  то,  что ее готовы были убить из-за  тебя,  из-за  твоего
преступления? Этого ты не знаешь?
 - Это война!
 -  Ты  сам породил свою войну, - прошептал я. - Ты сам ребенок, со  своим
детским  кинжалом.  Лес рубят - щепки летят, да? Все дозволено  в  великой
борьбе за Свет?
 -  Я  борюсь не за Свет, - он тоже понизил голос. -Не за Свет,  а  против
Тьмы.  Но  это все, что Мне дано. Понимаешь? И не думай, для меня  это  не
лес, и не щепки. Я не просил этой силы, я не мечтал о ней. Но если уж  она
пришла, я не могу иначе.
 Да кто же его упустил?
 Почему мы не нашли Максима сразу, как только он стал Иным?
 Из   него  вышел  бы  прекрасный  оперативник.  После