чувствуешь? - прошептала Жанна. - Алиска, ты что?
   Отличать живое от мертвого -  на это даже заклинаний никаких не надо.
Элементарная работа  с  силой.  Та  тонкая  материя,  которую  некоторые
называют душой, чувствуется сразу... если она на месте.
   - Слишком много сил отдала!  -  поняла Ленка.  -  Ой, Алиса, да ты же
теперь пустышка!  Лет на пять -  пустышка. Вот как Юля Брянцева два года
назад выложилась на операции, так до сих пор в сумрак войти не может!
   - Не дождетесь,  -  только и  сказала я,  пытаясь сохранить спокойное
лицо. - Согласно инструкции, мне помогут восстановится.
   Прозвучало это жалко.
   - Брянцевой помогли? - спросила Лена.
   А Анна Тихоновна вздохнула:
   - Алиса,  год назад, когда ты Завулона ублажала, было бы все согласно
инструкции.
   Я  даже ответ не  успела придумать,  в  этот миг Ромашова истерически
взвизгнула:
   - Куда вы меня везете? Куда вы меня везете?
   И тут меня прорвало.  Я вскочила, и стала молотить ведьму-одиночку по
морде,  стараясь расцарапать лицо посильнее. Та была столь напугана, что
сопротивляться и не пробовала. Я месила ее минуты три, под одобрительные
возгласы братцев-вампиров, укоризненные упреки Лемешевой и подбадривания
Ленки и Жанны. Только мертвая Ольга, на которую я все время натыкалась в
тесноте микроавтобуса,  не могла ничего сказать.  Но я думаю, что она бы
меня поддержала.
   Потом  я  села,  и  перевела  дух.  Старая  ведьма  рыдала,  ощупывая
окровавленное лицо.
   Хоть бы погоня была за нами!  В глотку бы вцепилась этим Светлым,  не
хуже вампира! Без всякой магии уничтожила бы!
   Но даже погони за нами не было.

   Наше возвращение никто бы не назвал триумфальным.
   Вампиры вынесли тело Ольги,  и молча, словно даже им понятен был весь
трагизм ситуации, понесли в штаб. Впрочем, почему бы им не понимать? Они
сменили  жизнь  на  не-жизнь,  но  продолжали  мыслить,  чувствовать,  и
теоретически могли длить это существование вечно. А Ольга ушла навсегда.
   Дениска увел микроавтобус на  стоянку.  Эдгар,  крепко взяв спасенную
ведьму за руку, повел к зданию Дозора. Та не сопротивлялась. Мы замыкали
шествие.
   Переноска трупа по  людной улице в  центре Москвы,  рядом со  стенами
Кремля   -   не   самое   спокойное  занятие.   Несмотря   на   заклятие
незначительности,  снова  произнесенное Лемешевой.  Люди-то  на  нас  не
смотрели,  ускоряли шаги  и  старательно огибали процессию.  Зато сумрак
заволновался.
   Здесь слишком тонка ткань бытия.  Слишком много крови,  слишком много
эмоций,  слишком отчетливы следы прошлого.  Есть такие места,  где грань
между человеческим миром и сумраком почти неразличима,  и центр Москвы -
одно из них.
   Будь я  сейчас в форме,  я видела бы всплески силы,  идущие из глубин
иной реальности.  Вряд ли даже Завулон сможет точно объяснить, что стоит
за  ними.  Нам же остается лишь не реагировать,  не обращать внимания на
жадное  дыхание  сумрака,   почуявшего  ведьму  погибшую  в   магическом
поединке.
   - Быстрее!  -  сказала Лемешева,  и  вампиры ускорили шаг.  Наверное,
сумрак разволновался не на шутку.
   Впрочем, мне это уже не доступно...
   Мы  вошли  в  невидимую людям дверь -  причем меня  и  Жанну пришлось
провести Лене.  Навстречу уже бежали сотрудники. Снова начавшую голосить
ведьму уволокли куда-то на десятый этаж,  в  камеру для допросов.  Ольгу
приняли с  рук  на  руки маги из  отдела исцелений.  Без  всякой надежды
помочь,  требовалось зафиксировать факт смерти. Один из дежурных лекарей
внимательно  осмотрел  нас.   Неодобрительно  покачал  головой,   оценив
состояние Жанны,  поморщился,  глянув на истерзанных вампиров.  А  потом
перевел взгляд на меня - и лицо его застыло.
   - Что, совсем плохо? - спросила я.
   - Не то слово,  -  без лишних сантиментов ответил он. - Алиса, ты чем
думала, когда силу отдавала?
   - Я  действовала по  инструкции,  -  опять ощущая подступающие слезы,
ответила я.  -  Эдгару конец  бы  пришел,  против него  стояли два  мага
второго уровня!
   Лекарь кивнул:
   - Достойное усердие, Алиса. Но и цена немалая.
   Эдгар,  уже торопящийся к лифту,  остановился, сочувственно посмотрел
на  меня.  Подошел,  и  поцеловал в  ладонь,  трепетно и  галантно.  Эти
прибалты - они вечно строят из себя викторианских джентльменов.
   - Алиса,  моя глубочайшая благодарность! Я чувствовал, что вы отдаете
последнее. Боялся, что и ты уйдешь вслед за Ольгой.
   Он повернулся к лекарю:
   - Карл Львович, что возможно сделать для отважной девушки?
   - Боюсь,  что ничего, - лекарь развел руками. - Алиса вытягивала силу
из собственной души. Это как с дистрофией, понимаете? Когда организму не
хватает  пищи,  он  начинает переваривать сам  себя.  Уничтожает печень,
мышцы,  желудок -  лишь бы  до  последнего сохранить мозг.  Наши девочки
попали в аналогичную ситуацию.  Жанна, похоже, вовремя потеряла сознание
и  перестала отдавать  последние резервы.  Алиса  и  Ольга  держались до
последнего.  У Ольги внутренних резервов оказалось меньше, и она умерла.
Алиса выдержала, но полностью истощилась ментально...
   Эдгар понимающе кивал, все остальные с любопытством прислушивались, а
лекарь продолжал витийствовать:
   - Способности Иного чем-то схожи с  любой энергетической реакцией,  к
примеру -  ядерной.  Мы поддерживаем свои способности,  извлекая силу из
окружающего мира, из людей и прочих низкоорганизованных объектов. Но для
того,  чтобы  начать  получать силу,  ее  вначале надо  вложить -  таков
жестокий закон природы.  И вот этой, начальной силы, у Алисы практически
не осталось.  Грубая подкачка здесь не поможет, как не спасет умирающего
от  голода кусок круто соленого свиного сала или прожаренного до  хруста
мяса.  Организм такую пищу не переварит, она убьет, а не спасет. Так и с
Алисой - влить ей энергию можно, но она захлебнется.
   - А можно не говорить обо мне в третьем лице? - спросила я. - И таким
тоном!
   - Извини, девочка, - Карл Львович вздохнул. - Но я говорю правду.
   Эдгар бережно отпустил мою руку. Сказал:
   - Алиса,   ты  не  переживай.   Может  быть,  руководство  что-нибудь
придумает. Кстати, о прожаренном мясе... я голоден как зверь.
   Лемешева кивнула:
   - Пойдем в какое-нибудь бистро.
   - Подождите меня, а? - попросила Жанна. - Душ приму, я вся в мыле...
   У  меня даже ужасаться сил  не  осталась.  Я  стояла,  тупо слушая их
разговор,  и  пытаясь ощутить хоть что-нибудь на  уровне Иного.  Увидеть
свою подлинную тень, вызвать сумрак, почувствовать эмоциональный фон...
   Пусто.
   А про меня словно уже и забыли...
   Будь на моем месте Жанна или Ленка -  я бы тоже себя так вела.  Ну не
вешаться же,  в конце концов,  из-за чужого ротозейства? Кто меня просил
отдавать все, до донца? Так нет... захотелось геройствовать!
   Это все из-за Семена и Тигренка. Когда я поняла, с кем мы столкнулись
- решила взять реванш. Доказать что-то... кому-то... зачем-то...
   Ну и что теперь? Доказала.
   И стала калекой. Куда большей, чем после схватки с Тигренком...
   - Жанка,  только быстро,  -  сказала Лемешева.  -  Алиса,  ты с  нами
пойдешь?
   Я повернулась к Анне Тихоновне - но сказать ничего не успела.
   - Уже никто никуда не идет,  -  послышалось из-за спины.  У Лемешевой
округлились глаза, а я, узнав голос, вздрогнула.
   У лифта стоял Завулон.
   Сейчас он был в своем человеческом облике:  худощавый,  печальный,  с
немного отсутствующим взглядом.  Многие из  наших его  только и  знают -
спокойного, неторопливого, даже скучноватого.
   А я знаю и другого Завулона.  Не сдержанного шефа Дневного Дозора, не
могучего бойца,  принимающего демонический облик,  не  темного мага  вне
классификаций,  а веселого и неистощимого в выдумках Иного. Просто Иного
- без всяких следов разделяющей нас пропасти,  будто и не было разницы в
возрасте, опыте, силе.
   Было так когда-то. Было...
   - Все в мой кабинет, - велел Завулон. - Немедленно.
   Он исчез -  нырнул в сумрак, наверное. Но перед этим на миг остановил
взгляд на мне.  Его глаза ничего не выражали. Ни насмешки, ни сожаления,
ни приязни.
   Но  все-таки он  посмотрел на меня,  и  сердце екнуло.  Последний год
Завулон вообще словно бы не замечал неудачливую ведьму Алису Донникову.
   - И  покушали,  и  помылись,  -  хмуро  сказала  Лемешева.  -  Пошли,
девчонки.

   То, что я села в сторонке, получилось случайно.
   Ноги сами понесли меня в  кресло у  камина -  широкое кожаное кресло,
где  я  так  привыкла  сворачиваться клубочком и  полусидеть-полулежать,
глядя  на  работающего  Завулона,   на  бездымное  пламя  в  очаге,   на
фотографии, которыми увешаны стены...
   И  когда я  сообразила,  что  невольно отдалилась от  всех,  занявших
подобающие места на диванах у  стены -  было уже поздно что-либо менять.
Только глупо бы выглядела.
   Тогда  я  скинула  босоножки,  подобрала  под  себя  ноги  и  уселась
поудобнее.
   Лемешева удивленно глянула на меня,  прежде чем приступить к  отчету,
остальные даже взгляда себе не позволили - ели глазами шефа. Лизоблюды!
   Завулон, откинувшийся в кресле за своим необъятным столом, тоже никак
на меня не отреагировал. Внешне, по крайней мере.
   Ну и не надо...
   Я слушала ровный голос Лемешевой -  докладывала она хорошо, коротко и
четко,  ничего  лишнего не  сказано,  и  ничего  важного не  упущено.  И
смотрела на фотографию, что висела над рабочим столом. Старая-престарая,
ей сто сорок лет,  она сделана еще коллоидальным способом - когда-то шеф
мне  подробно объяснял различия между  "сухим" и  "мокрым" методами.  На
фотографии - Завулон в старомодной одежде оксфордского студента, на фоне
башни колледжа Крайст-Черч.  Это подлинник работы Льюиса Кэрролла, и шеф
как-то  заметил,  что  очень  трудно  было  уговорить  "этого  чопорного
поэтического сухаря"  потратить время  не  на  маленькую девочку,  а  на
собственного студента.  Но фотография очень удачная, наверное, Кэрролл и
впрямь был мастером.  Завулон на ней серьезен,  но в  глазах живет тихая
ирония,  и еще он кажется гораздо моложе... хотя что для него полтораста
лет...
   - Донникова?
   Я посмотрела на Лемешеву и кивнула:
   - Совершенно согласна.  Если  целью  нашей  миссии  было  непременное
освобождение  задержанной  -   то   образование  круга  силы  и   угроза
жертвоприношения являлись наилучшим решением.
   Помолчав, я скептически добавила:
   - Конечно, если эта дура стоила таких усилий.
   - Алиса!  -  в  голосе Лемешевой зазвенел металл.  -  Как  ты  смеешь
обсуждать приказы  руководства?  Шеф,  приношу извинения за  Алису,  она
переволновалась и несколько... несколько не в себе.
   - Разумеется, - сказал Завулон. - Алиса, фактически, обеспечила успех
операции.  Пожертвовала всей своей силой.  Неудивительно, что ей хочется
задавать вопросы.
   Я вскинула голову.
   Завулон был очень серьезен. Ни тени насмешки или иронии.
   - Но... - начала Лемешева.
   - Кто-то только что говорил о субординации?  -  прервал ее Завулон. -
Помолчите.
   Лемешева осеклась.
   Завулон поднялся из-за  стола.  Неторопливо подошел ко  мне -  я,  не
отрываясь, смотрела на него, но вставать не стала.
   - Та дура,  - сказал Завулон, - ни стоила таких усилий. Разумеется. А
вот  сама операция против Ночного Дозора была крайне важна.  И  все ваши
боевые раны вполне оправданны.
   Мне словно шило в одно место вставили...
   - Спасибо,  Завулон,  - ответила я. - Мне будет легче прожить все эти
годы, зная, что я выкладывалась не зря.
   - Какие годы, Алиса? - спросил Завулон.
   Странное дело...  мы  целый год  вообще не  разговаривали...  я  даже
приказов от него лично не получала...  а  вот сейчас он заговорил -  и в
груди снова холодный колючий комок...
   - Лекарь сказал, что я восстановлюсь очень нескоро.
   Завулон усмехнулся.  И -  вдруг -  протянул руку!  И потрепал меня по
щеке. Ласково... и так знакомо...
   - Мало ли,  что сказал лекарь...  -  миролюбиво произнес Завулон. - У
лекаря свое мнение... а у меня свое.
   Он убрал руку,  и я с трудом удержалась, чтобы не потянуться щекой за
ней следом...
   - Думаю,  никто не  спорит,  что Алиса Донникова в  значительной мере
обеспечила успех сегодняшней операции? - спросил Завулон.
   Ага...  хотела бы я посмотреть на того,  кто возразит!  Лишь Лемешева
осторожно добавила:
   - Мы все приложили значительные усилия...
   - По вашему состоянию легко понять, кто и что приложил.
   Завулон вернулся к  столу.  Но  садиться не стал,  лишь облокотился о
столешницу,  и  замер,  глядя на  меня.  Кажется -  он  внимательно меня
прощупывал сквозь сумрак.
   Но я не могла этого ощутить...
   - Все согласны,  что Дневной Дозор должен помочь Алисе? - осведомился
Завулон.
   В  глазах Лемешевой появилась ярость.  Когда-то старая ведьма и  сама
была  подругой Завулона.  Поэтому она  ненавидела меня,  когда я  была в
фаворе... поэтому сменила гнев на милость, едва шеф от меня отвернулся.
   - Если речь идет о помощи,  -  начала она,  -  то Карл Львович провел
хорошую параллель.  Мы  готовы поделиться с  Алисой силой,  но  это  все
равно,  что давать умирающему кусок сала вместо бульончика.  Впрочем,  я
готова попробовать...
   Завулон повернул голову, и Лемешева заткнулась.
   - Нужен бульончик -  будет бульончик,  -  очень мирным голосом сказал
он. - Все свободны.
   Первыми повскакивали братья-вампиры,  потом повставали ведьмы. Я тоже
зашарила ногами в поисках босоножек.
   - Алиса, останься, если не сложно, - попросил Завулон.
   Глаза Лемешевой вспыхнули -  и погасли.  Она поняла то,  во что я все
еще боялась поверить.
   Через несколько мгновений мы с  Завулоном остались одни.  Молча глядя
друг на друга.
   Горло пересохло,  и  язык  отказывался повиноваться.  Нет,  не  может
такого быть... не стоит даже и обманываться...
   - Как ты, Аля? - спросил Завулон.
   Алей меня зовет только мама.
   И Завулон - раньше звал...
   - Как выжатый лимон,  - сказала я. - Скажи, я и впрямь страшная дура?
Истратила себя на никому не нужную работу?
   - Ты умница, Аля, - сказал Завулон.
   И улыбнулся.
   Так же как раньше. Совсем так же.
   - Но я теперь...
   Я  замолчала,  потому что Завулон шагнул ко  мне -  и  слова стали не
нужны.  Я даже встать с кресла не смогла: обхватила его за ноги, обняла,
прижалась - и разревелась.
   - Сегодня ты положила начало одной из лучших наших операций, - сказал
Завулон.  Его  рука трепала мне  волосы,  но  все-таки казалось,  что он
сейчас  далеко-далеко.  Конечно,  такой  маг  как  он  никогда не  может
позволить себе расслабиться: на нем весь Дневной Дозор Москвы и области,
на  нем судьбы простых Темных,  живущих мирной и  спокойной жизнью,  ему
приходится бороться с  интригами Светлых и  уделять внимание людям...  -
Алиса, после твоей глупой выходки с призмой силы я решил, что ты вряд ли
заслуживаешь моего внимания.
   - Завулон...  я была самонадеянной дурой...  -  прошептала я,  глотая
слезы. - Прости. Я подвела тебя...
   - Сегодня ты полностью реабилитировалась.
   Одним движением Завулон поднял меня с кресла. Я привстала на цыпочки,
иначе пришлось бы болтаться в его руках, и почему-то вспомнила, как меня
это поразило в  первый раз -  чудовищная сила его худощавого тела.  Даже
когда он в человеческом обличье...
   - Алиса,  я тобой доволен,  -  он улыбнулся.  -  И не переживай,  что
выложилась. У нас еще есть кое-какие резервы.
   - Вроде права на жертвоприношение? - я попыталась улыбнуться.
   - Да,  -  Завулон кивнул.  -  Поедешь в отпуск, сегодня же. Вернешься
лучше чем была.
   У меня предательски задрожали губы. Ну что такое, реву как истеричка,
тушь небось вся потекла, силы ни капельки не осталось...
   - Хочу тебя, - прошептала я. - Завулон, мне было так одиноко...
   Он мягко отстранил мои руки.
   - Потом,  Аля.  Когда ты  вернешься.  Иначе это  будет...  -  Завулон
улыбнулся, - использованием служебного положения в личных целях.
   - Кто посмеет тебе такое сказать?
   Завулон долго смотрел мне в глаза.
   - Найдутся,  Аля.  Прошлый год был очень тяжелым для Дозора, и многие
не прочь увидеть меня униженным.
   - Тогда  не  надо,   -   быстро  сказала  я.  -  Не  надо  рисковать,
восстановлюсь сама потихоньку...
   - Надо. Не беспокойся, девочка моя.
   Меня всю перевернуло от его голоса. От спокойной, уверенной силы.
   - Ну  зачем ты  так рискуешь ради меня?  -  прошептала я.  Не  ожидая
ответа, но Завулон все-таки ответил:
   - Потому,  что любовь -  это тоже сила.  Большая сила,  и ей не стоит
пренебрегать.

                                Глава 3.

   Странная вещь - жизнь.
   Еще  сутки назад я  выходила из  своей квартиры:  молодая,  здоровая,
полная силы - и при этом несчастная ведьма.
   А  полдня назад  я  стояла в  офисе Дозора:  изуродованная,  лишенная
надежды и веры в будущее...
   Как все изменилось!
   - Хочешь еще  вина,  Алиса?  -  Павел,  мой  провожатый,  заискивающи
заглянул в глаза.
   - Немножко,  -  не  отрываясь от иллюминатора сказала я.  Самолет уже
начал снижение на  посадку в  аэропорту Симферополя.  Старенькая "Тушка"
поскрипывала,  медленно заваливаясь на  крыло,  и  лица  пассажиров были
скорбно-напряженными.  Только мы  с  Павлом сидели совершенно спокойно -
безопасность полета проверил лично Завулон.
   Павел  подал  мне  хрустальный бокал.  Разумеется,  бокал был  не  из
реквизита  стюардесс,  как  и  наполнявший  его  южноафриканский сотерн.
Похоже,  к  своей миссии немолодой оборотень отнесся более чем серьезно.
Он  летел отдыхать на  юг к  кому-то из своих знакомых,  но в  последнюю
минуту его  сняли  с  рейса на  Херсон и  поручили сопровождать меня  до
Симферополя.  Слухи о  том,  что  мои отношения с  Завулоном вернулись в
прежнее русло, явно успели до него дойти.
   - Давай  за  шефа,   Алиса?  -  спросил  Павел.  Он  так  старательно
заискивал, что это даже становилось неприятно.
   - Давай,   -   согласилась  я.  Мы  чокнулись,  выпили.  Прошла  мимо
стюардесса, проверяя в последний раз застегнуты ли ремни, но на нас даже
не посмотрела.  Заклятие незначительности,  наложенное Павлом,  все-таки
работало. Даже этот убогий оборотень сейчас был способнее меня...
   - Все-таки нельзя не  признать,  -  отпив вина сообщил Павел,  -  что
отношение руководства к сотрудникам у нас на высоте!
   Я кивнула.
   - А Светлые...  - он вложил в слово столько презрения, сколько было в
его силах, - куда большие индивидуалисты, чем мы!
   - Не передергивай, - сказала я. - Вот это, все-таки, неправда.
   - Да брось,  Алиса!  - от вина он сделался словоохотливым. - Помнишь,
как год назад в оцеплении стояли? Перед ураганом?
   Пожалуй,  только  по  этому  оцеплению  я  его  и  помнила.  Оборотни
выполняют черновую работу,  и  пересекаемся мы  редко.  Либо на  силовых
акциях, либо в тех редких случаях, когда созывают весь персонал Дозора.
   - Помню.
   - Ну вот, этот... Городецкий. Светоч, блин!
   - Он очень сильный маг, - вновь возразила я. - Очень.
   - Ну да!  Силы нахапался,  выжал из людишек последнее, и что? Куда он
ее употребил?
   - На собственную реморализацию.
   Я прикрыла глаза, вспоминая, как это выглядело.
   Фонтан  света,  бьющий в  небо.  Потоки энергии,  собранные Антоном у
людей.  Он поставил все на карту,  рискнув прибегнуть к заемной силе, на
краткий миг обрел силы,  соизмеримые,  а  то и превосходящие возможности
Завулона и Гесера.
   И обрушил всю силу на себя.
   Реморализация.  Поиск  этически оптимального выхода.  Самая  страшная
проблема Светлых -  не  причинить вреда,  не  сделать поступка,  который
повлечет за собой зло для людишек.
   - Он же теперь суперэгоист!  -  со вкусом сказал Павел. - Мог он свою
подругу защитить?  Мог. Мог с нами схватиться? Еще как! А он что сделал?
Взял себе все собранное!  Даже ураган остановить не  захотел...  а  ведь
мог, мог!
   - Кто знает, к чему бы привел любой иной поступок? - спросила я.
   - Да ведь он поступил, как любой из нас! Как самый настоящий Темн