ло некому.  Кое-кто,  вытягивая  шею,
озирался на перроне и тут же ежился на пронизывающем московском  ветру
В вагоне остались только те, кто пришел забирать неизменные передачи.
    Я подхватил сумку и  пошел к выходу,  по-прежнему не понимая,  что
буду делать в ближайшее время.
    Наверное, размышлял я, надо поменять деньги. У меня же ни  копейки
- российской. Только наши, "незалежные". Но  они тут, увы, не в  ходу.
Перед самой  Москвой я  предусмотрительно  распотрошил одну  пачку  из
пакета и часть банкнот рассовал по карманам.
    Я всегда ненавидел бумажники...
    Впрочем, что  это  я?  Всегда...  Мое  "всегда"  началось  прошлой
ночью.
    Машинально съежившись  в объятиях  зимы, я  зашагал по  перрону  к
спуску в  тоннель.  Не  может  же  быть,  чтобы  на  вокзале  не  было
обменника?
    Копаясь в неверной памяти, я сумел установить две вещи: во-первых,
я не помню,  когда последний раз  бывал в Москве,  но, во-вторых, я  в
общих чертах представляю себе, как выглядит вокзал изнутри, где искать
пункты обмена валюты и как попасть в метро.
    Тоннель, подвальный  зал  ожидания, короткий  эскалатор,  билетный
зал. Моя промежуточная цель - вон  там, на втором этаже, у еще  одного
эскалатора.
    Но этот обменник оказался давно  и надежно закрытым. Ни света,  ни
щелки, ни обязательной таблички с текущим курсом.
    Ладно. Тогда  к  выходу и  налево,  к пологому  спуску-пандусу  на
станцию "Чкаловская"... Только мне все равно не туда, а рядом,
    Беленький торговый  павильон,  лесенка  на  второй  этаж,  залитые
светом пустые торговые  зальчики, поворот... Охранник  поднял на  меня
быстрый взгляд и сразу расслабился, распознав приезжего.
    - Входите, свободно, - великодушно позволил он.
    Вместе с сумкой  я вошел  в крошечную  комнатушку, вся  обстановка
которой состояла из  урны в  углу и, разумеется,  крошечного окошка  с
выдвижным ящичком, который мне всегда напоминал вечно голодную пасть.
    "Эй, - напомнил я себе. - Не забывай о юности своего "всегда"..."
    Но все равно  - если я  мыслю как человек,  реально проживший  лет
тридцать пять, значит, этому есть причина?
    Ладно, потом.
    Пасть проглотила сразу  пять сотенных бумажек  и мой паспорт.  Кто
кроется там,  за  глухой перегородкой,  я  не  видел, да  и  не  очень
стремился  рассмотреть.   Заметил   только   пальцы   с   накрашенными
перламутром ноготками.  Значит женщина.  Неохотно выдвинувшаяся  пасть
отрыгнула приличную стопку сторублевок и несколько бумажек помельче. И
даже пару монеток. Деньги я, не считая, сунул в нагрудный карман,  под
свитер, только те самые  несколько бумажек помельче  - в карман  брюк.
Вместе  с  монетами.  Паепорт   -  в  другой  нагрудник.   Зеленоватый
прямоугольник квитанции - в урну.
    Все, теперь я  человек. Даже в  этом безумном городе,  едва ли  не
самом дорогом на планете.  Хотя... хотя нет. Пожалуй,  уже с год,  как
это сомнительное первенство Москва утратила.
    Зима вновь  встретила меня  льдистым  дыханием. Ветер  нес  редкую
мелкую крошку, похожую на манную крупу, эдакий град-недоросль.
    Метро - слева. Но мне не сюда. Мне к другому выходу.
    Я снова  продефилировал перед  зданием вокзала  и спустился  туда,
куда мне нужно, - на кольцевую.
    Кажется, я начинал  понимать, куда  мне нужно.  Что ж,  порадуемся
прогрессу,  если   не   получается  радоваться   неопределенности.   И
понадеемся, что  в  Москву  меня привели  исключительно  добрые  дела.
Потому что служить Злу - я не чувствовал в себе силы.
    Только коренные москвичи  разъезжаются с вокзалов  на такси.  Если
позволяют финансы, конечно. Любой провинциал,  даже если у него  денег
не меньше моего,  поедет на  метро. Есть что-то  гипнотическое в  этой
системе тоннелей и лабиринте переходов. В гуле проносящихся поездов, в
то замирающем, то вновь оживающем  потоке воздуха. В вечном  движении.
Здесь бурлит под сводами залов нерастраченная дармовая энергия: бери -
не хочу.
    И еще - здесь  есть защита. Кажется, это  как-то связано с  толщей
земли над головой... и с тем, что в этой земле погребли минувшие годы.
Даже не годы - века.
    Я шагнул в разъехавшиеся двери поезда. Противно и назойливо гудело
из динамиков,  а потом  хорошо  поставленный мужской  голос  произнес:
"Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - "Комсомольская"".
    Я еду по кольцу. Против часовой. Причем на "Комсомольской" я точно
не выйду. А вот после нее... После  нее - пожалуй, выйду, И это  будет
"Проспект Мира". И, кстати, стоило пройти по перрону дальше, к  голове
поезда. Тогда ближе на переход.
    Значит, мне на рыжую ветку.  Причем скорее всего на север,  потому
что иначе  я  поехал  бы  по  кольцу  в  противоположную  сторону,  до
"Октябрьской".
    Вагон трясся  на ходу,  от нечего  делать я  разглядывал  обильную
рекламу. Длинноволосый мужик,  стоя на цыпочках,  но при этом  присев,
почему-то  рекламировал   женские  колготки,   и  чья-то   вооруженная
фломастером рука не преминула дорисовать горе-волосатику  внушительных
размеров фаллос. Соседняя нашлепка предлагала погоняться по городу  за
разноцветным джипом, но смысла этой  погони я как-то не уловил.  Приз,
наверное. Чудодейственные таблетки от большей части недугов - и все  в
одном флаконе, конторы по торговле недвижимостью, самый-самый из самых
йогурт,  подлинный   "Боржоми"  с   бараном   на  бутылке...   Вот   и
"Комсомольская".
    Реклама мне надоела, и я, бросив  сумку у выхода, подошел к  плану
метро. Не  знаю почему,  но взгляд  мой с  первой попытки  прикипел  к
рыжему кругляшу и к надписи рядом с ним - "ВДНХ".
    Мне  -  сюда.  Точно.  Здоровенное,  изогнутое  подковой,  здание.
Гостиница "Космос".
    Что ни говори, а жить как-то  легче, когда цель уже известна. Я  с
облегчением вздохнул,  вернулся  к  сумке  и  даже  улыбнулся  мутному
отражению в  дверном  стекле.  Стекло  тоже  носило  следы  чрезмерной
активности городских  питекантропов  - от  надписи  "не  прислоняться"
осталось лишь загадочное утверждение "не слон я".
    Наверняка ведь не  слон. Животное, но  не слон -  те являют  собой
воплощение спокойствия  и мудрости,  на мой  взгляд. А  неведомый  мне
автор утверждения  - скорее  всего обезьяна,  грязная и  самодовольная
обезьяна. Слишком  похожая на  человека, и  именно поэтому  грязная  и
тупая...
    Хорошо, что я - Иной, а не человек.
    Вот и  "Проспект Мира";  лесенка,  поворот направо,  эскалатор,  и
поезд как раз подходит. "Рижская". "Алексеевская". "ВДНХ". Из вагона -
направо, это я всегда знал.
    Длинный-длинный эскалатор,  на  котором  почему-то  ни  о  чем  не
думается. Опять назойливая  реклама. Подземный  переход. И  гостиница.
Подковообразный монстр  французской  архитектуры.  Впрочем,  гостиница
изменилась, и заметно. Добавилось  подсвеченных вывесок, ярких  огней;
опять же -  казино, призовая иномарка  на постаменте. Девки  какие-то,
несмотря на  мороз,  в  стороне  курят.  И  внутри  -  швейцар,  разом
сглотнувший ладонью  сотенную бумажку.  Зато  мгновенно отнял  у  меня
сумку и препроводил к стойке.
    Время было не  особо позднее,  поэтому в фойе  все еще  оставалось
людно. Кто-то  говорил  по мобильнику,  громко,  на весь  холл  чеканя
арабские фразы, сразу с нескольких сторон доносилась музыка.
    - Люкс, - сказал я  небрежно. - Одноместный. И, пожалуйста,  пусть
не звонят и не предлагают девок. Я работать приехал.
    Деньги - великая вещь. И номер мгновенно нашелся, и ужин мне сразу
же посулили с  доставкой в номер,  и пообещали, что  звонить никто  не
будет, хотя  в  это  мало  верилось.  И  зарегистрироваться  сразу  же
предложили,   потому   что   паспорт-то    у   меня   украинский.    Я
зарегистрировался. Но вместо  того чтобы  мирно отбыть  к лифту,  куда
меня заботливо направили,  я устремился  к неприметной  двери в  самом
темном и пустом углу фойе.
    Табличек на этой двери не было. Никаких.
    Портье  посмотрел  мне  в   спину  с  неподдельным  уважением.   А
остальные, по-моему, вообще перестали замечать.
    За дверью обнаружился замызганный кабинет - наверное, единственное
помещение в  гостинице,  которое  не приобрело  европейского  вида,  а
словно шагнуло сюда из дремучего совка семидесятых.
    Обычный стол  - не  облезлый,  но видавший  виды, обычный  стул  и
престарелый польский  телефонный аппарат  "Aster" в  центре стола.  На
стуле восседал щуплый  мужичок в  форме сержанта милиции.  На меня  он
поднял вопросительный взгляд.
    Сержант был Иным. Причем Светлым - это я понял сразу.
    Светлым... Хм.  А  я  какой?  Кажется,  я-не  Светлый.  Точно,  не
Светлый.
    Ну, тогда вопрос снят.
    - Здравствуйте, - поздоровался я. - Я бы хотел  зарегистрироваться
в Москве.
    Милиционер со смесью недоумения и раздражения в голосе процедил:
    - Регистрация у портье... При поселении. Без поселения - нельзя.
    И  пошуршал  газетой,  которую  до  моего  прихода  штудировал   с
карандашом в  руке, -  кажется, он  отмечал интересные  объявления  из
совершенно необъятного списка.
    - Обычную регистрацию я уже прошел, - пояснил я. - Мне нужна  иная
регистрация. Кстати, я не представился. Виталий Рогоза, Иной.
    Милиционер сразу подобрался и посмотрел на меня по-новому.  Теперь
- растерянно. Кажется, он не сумел распознать во мне Иного. Поэтому  я
ему помог.
    - Темный, - пробурчал  он несколько позже,  мне показалось, что  с
некоторым облегчением, и тоже  представился: - Захар Зелинский,  Иной.
Вольнонаемный Ночного Дозора. Пройдемте-ка...
    В его  тоне  явственно  читалось  стандартное  "п'наехали  в  нашу
Ма-аскву..." Иные невольно тащили в свои отношения человеческие модели
и стереотипы.  Наверняка  ведь  этот Светлый  недоволен  каким-то  там
приезжим провинциалом  и  тем,  что  возникла  необходимость  отрывать
задницу от  стула,  а  взгляд  -  от  газеты  и  тащиться  к  рабочему
компьютеру, возиться с регистрацией...
    Посреди стены  нашлась  еще  одна дверь,  но  увидеть  ее  простой
человек ни за что не смог бы. А  открывать ее и вовсе не было нужды  -
мы прошли сквозь стену  и сквозь серый  сумрак, враз заполонивший  все
вокруг. Движения  стали  мягкими  и замедленными,  и  даже  лампа  под
потолком стала заметно мерцать.
    Вторая комната  выглядела  куда  презентабельнее  первой.  Сержант
сразу  уселся  за  ладный  столик,  к  компьютеру,  а  мне   предложил
устроиться на пухлом диване.
    - Надолго в Москву?
    - Еще не знаю. Думаю, не меньше чем на месяц.
    -  Предъявите,  пожалуйста,  постоянную  регистрацию.  Он  мог  бы
увидеть ее  и  так, зрением  Иных,  но, похоже,  правила  обязывали  к
простейшему методу.
    Куртка и так уже была распахнута, поэтому я только задрал  свитер,
рубашку и футболку. На груди у меня засияла синеватая метка украинской
постоянной регистрации. Сержант считал  ее пассом ладони и  немедленно
зашуршал клавиатурой. Некоторое время сверялся с данными, потом  снова
зашуршал, отомкнул  массивный сейф,  запертый,  кстати, не  только  на
замки,  извлек  что-то  оттуда,  сотворил  необходимые  процедуры   и,
наконец, метнул в  меня сгустком синеватого  света. Вся верхняя  часть
тела на  миг  залилась  огнем,  а  секундой  позже  у  меня  на  груди
красовались уже две печати. Вторая - временная московская регистрация.

    - Регистрация  временная,  но  в принципе  бессрочная,  -  пояснил
сержант без особого энтузиазма. - Поскольку вы в нашей базе  значитесь
как исключительно законопослушный Темный, мы можем пойти вам навстречу
и позволить  бессрочную. Надеюсь,  Ночному Дозору  не придется  менять
мнение  относительно  вас.  Печать  самоуничтожится,  как  только   вы
пробудете за пределами  Москвы сутки. Если  придется выезжать на  срок
более  суток  -  уж  не  обессудьте,  надо  будет   зарегистрироваться
повторно.
    - Понял, - сказал я. - Спасибо. Я могу идти?
    - Идите... Темный.
    Сержант несколько мгновений помолчал, потом запер сейф (не  только
на замки),  компьютер оставил  как есть  и приглашающе  повел рукой  в
сторону выхода.
    Уже в замызганной комнатенке он нерешительно уточнил:
    - Простите,  а кто  вы?  Не вампир,  не  оборотень, не  инкуб,  не
ведьмак, это я и так вижу. И не маг, по-моему. Не пойму я что-то...
    Сам сержант был Светлым магом приблизительно четвертого уровня. Не
много, но и не мало в общем-то.
    А действительно - кто я?
    - Это сложный вопрос, - уклончиво ответил я. - Скорее, все же маг.
Прощайте.
    Я подхватил сумку  и вернулся в  фойе. А через  пяток минут я  уже
обживал номер. Правильно я  поступил, что не  поверил портье -  первый
звонок с предложением  организовать отдых  застиг меня  за бритьем.  Я
мрачно, но  вежливо попросил  больше сюда  не звонить.  Во второй  раз
вежливости в голосе у меня поубавилось, а в третий я просто влил в  ни
в чем не повинную трубку столько вязкой и тягучей силы, что собеседник
поперхнулся и умолк на полуслове. Зато больше мне не звонили.
    "Учусь, - подумал я. - Маг я в конце концов или нет?"
    Если честно, меня совершенно  не удивили слова  сержанта-Светлого.
Вампиры, оборотни, инкубы... Они есть.  Действительно есть. Но -  лишь
для своих, для Иных.  Для обычных людей они  не существуют. Зато  люди
для Иных - источник существования. Корни и пища. И для Светлых, и  для
Темных, что бы  там ни  трезвонили Светлые  на каждом  углу. Они  тоже
черпают свою энергию из людских жизней. А цели... Цели у нас все равно
одни и те же. Просто и  мы, и Светлые пытаемся обогнать конкурентов  и
поспеть к цели первыми.
    От нахлынувших  откровений меня  отвлек стук  в дверь  -  принесли
ужин. Скормив  прислуге  сторублевку  (и откуда  у  меня  эта  барская
привычка   к   непомерно   щедрым   чаевым?),   я   попытался    снова
сосредоточиться, но, видимо, сошел с настроя. Жаль.
    Но очередную ступеньку я все-таки одолел. По крайней мере я теперь
знаю, что Иные бывают разные. Светлые и Темные. Я - Темный. Светлых  я
недолюбливаю, но не могу  сказать, что ненавижу.  Они ведь тоже  Иные,
хотя и руководствуются несколько отличными от наших принципами.
    И еще стало слегка понятно,  что кроется за моей угрозой  оборотню
из парка, за обтекаемым и веским названием "Ночной Дозор". Сие есть не
что иное, как наблюдение за Темными  ночью, потому что время Темных  -
именно ночь. Естественно, существует и Дневной Дозор. Это - свои, но с
ними тоже надо считаться,  ибо сделай что-нибудь не  то, свои тоже  по
головке не погладят. И вся эта система пребывает в шатком  равновесии,
поскольку каждая  из  сторон постоянно  ищет  пути и  методы  разгрома
конкурентов,  дабы   воцариться  над   миром  людей   окончательно   и
безраздельно.
    Такое  вот  веселье.  С  этой  ступеньки  пока  больше  ничего  не
разглядеть в окружающем сумраке...
    Зов я услыхал, когда заканчивал ужинать.
    Не тихий и  не громкий, не  жалобный и не  властный. Тот, кому  он
предназначался, тоже слышал. И не умел противостоять.
    Зов предназначался не  мне. Странно, что  я слышу... Значит,  надо
действовать.
    Неумолимое нечто во мне уже  отдавало команды. Одеться! Сумку -  в
шкаф! Окна  и двери  - запереть!  Да  не только  на замки  и  защелки,
дубина!
    Черпая силу отовсюду, куда  я мог дотянуться,  я делал так,  чтобы
люди не интересовались моим номером. А Иным тут и так делать нечего.
    В соседнем  номере  неожиданно протрезвел  вдрызг  пьяный  сириец.
Этажом ниже наконец-то проблевался маявшийся животом чех и  облегченно
затих в  обнимку с  унитазом. В  номере напротив  пожилой бизнесмен  с
Урала впервые в  жизни хлестнул по  щеке жену, чем  завершил старую  и
затяжную ссору  - спустя  час чете  предстояло отмечать  примирение  в
ресторане на втором этаже.  Если вблизи окажется Светлый  - то стол  я
ему накрыл...
    Но меня это  интересовало мало. Я  шел по Зову.  По Зову,  который
предназначался не мне.
    Вечер плавно  перетекал в  ночь. Шумел  проспект, протяжно  выл  в
троллейбусных проводах  ветер.  Почему-то  природные  звуки  вытесняли
голоса цивилизации - может быть, потому что я прислушивался?
    Направо, вдоль  проспекта. Точно.  Нахлобучив поплотнее  шапку,  я
зашагал по тротуару. Когда я почти дошел до длинного дома, первый этаж
которого  занимали   магазинные   витрины  с   нелепыми   бутафорскими
самоварами. Зов прекратился. Но я все равно уже знал, куда идти.
    Следующий дом, и  вон там,  чуть не доходя  до перекрестка,  узкая
мрачная подворотня-тоннельчик.  На этот  раз наполненная  неподдельным
густым мраком.
    Ветер, как назло,  усилился, хлестал в  лицо, пихался, как  умелый
регбист,  и  приходилось   наклоняться  вперед,   чтобы  хоть   как-то
двигаться.
    Вот  и   подворотня.  Кажется,   я   опоздал.  На   фоне   еле-еле
обозначенного пятна -  противоположного входа  в подворотню  - на  миг
застыл неясный силуэт; я различил только бледное, явно  нечеловеческое
лицо и два тусклых отблеска в глазах. И, по-моему, зубы.
    И все.  Тот, кто  здесь  был, исчез,  а  тот, кто  здесь  остался,
перестал быть.
    Я  присмотрелся,  склонившись   над  недвижимым  телом.   Девушка,
молоденькая совсем, лет шестнадцать.  Со странной смесью блаженства  и
муки в остекленевших  глазах. Рядом валяется  пушистый вязаный шарф  и
такая же шапочка. Куртка расстегнута, шея обнажена. И четыре приметных
точки на шее.
    Тому, что я вижу практически в полной темноте, я даже удивиться не
успел.
    Я присел над девушкой. Вместе с кровью - небольшим, надо  сказать,
количеством, не больше четверти литра  - у нее выпили жизнь.  Высосали
энергию - всю, до последней капли. Паршиво.
    И тут, одновременно  с двух сторон,  в подворотню ворвались  люди.
Точнее, не люди - Иные.
    - Стоять! Ночной Дозор! Выйти из сумрака!
    Я выпрямился,  не сразу  поняв, чего  от меня  требуют, и  тут  же
получил  чувствительный   удар  -   не  кулаком,   не  ногой.   Чем-то
белым-белым, как халат хирурга. Было не больно, просто обидно. Один из
дозорных направлял на меня короткий стержень с красным камнем на конце
и, кажется, намеревался ударить вторично.
    И тут меня  разом бросило  на очередную  ступеньку. И  даже не  на
следующую, а наверняка через одну-две.
    Я вышел из  сумрака. Теперь я  понимал, что это  такое, когда  все
вокруг замедляется и появляется  способность видеть в кромешной  тьме.
Это  -  мир  Иных.  А  мне  приказывали  -  не  предлагали,  а  именно
приказывали - вернуться в мир людей.
    И я вернулся, послушно и безропотно. Потому что так было надо.
    - Назовись! - потребовали от меня. Я не видел - кто, потому что  в
лицо мне светили фонариком. Мог разглядеть, но пока это было просто не
нужно.
    - Виталий Рогоза, Иной.
    - Андрей Тюнников,  Иной, сотрудник  Ночного Дозора,  - с  видимым
удовольствием представился тот, кто бил меня при помощи боевого жезла.

    Теперь я  чувствовал,  что  били  меня  не  в  полную  силу,  лишь
профилактически. Но  если надо,  могли  долбануть и  посильнее,  заряд
жезла позволял.
    - Итак,  Темный,  что мы  имеем?  Свежий труп,  и  тебя  рядышком.
Объяснения будут? Или, может быть, у тебя найдется лицензия? А?
    - Андрюха, не гони, - одернули его из темноты. Но Андрюха не внял,
лишь досадливо отмахнулся:
    - Погоди! И снова мне:
    - Ну, что? Молчишь, Темный? Сказать нечего?
    Я действительно молчал.
    Андрюха Тюнников  был  магом;  естественно,  Светлым  и  едва-едва
перевалившим через пятую ступень... Таким я был вчера.
    Амулет заряжал явно не он  - чувствовалась работа мага  поматђрее.
Да и те  двое, что стояли  у него за  спиной, мне показались  ребятами
посильнее. С противоположной  стороны подворотню перекрывала  одинокая
девчонка, невысокая и молоденькая, но именно она была самой опытной  и
опасной во  всей группе.  Она  была боевым  магом-трансформом.  Кем-то
вроде светлого оборотня.
    - Ну так что, Темный? - настаивал Андрюха. - Все мол