не  можем  выявить  все  работоспособные  лазерные
спутники. Бактериологической гадости в городе полно... час назад  едва  не
прошла утечка в НИИ вирусологии.
  - Судьбу не обманешь, - осторожно сказал я.
   -  Именно. Мы  затыкаем  пробоины  в  днище  корабля.  А  корабль   уже
разламывается пополам.
   Я вдруг заметил, что все - и темный маг, и Ольга, и Лена, и  боевики, -
смотрят на меня. Стало неуютно.
  - Борис Игнатьевич?
  - Ты на нее завязан.
  - Что?
   Шеф  вздохнул, выпустил трубочку,  холодный  опиумный  дымок  потек   к
полу.
   -  Ты, Антон Городецкий, программист, холост,  способности  средние   -
завязан на девушку, над которой висит эта черная гадость.
  Темный маг в углу едва слышно вздохнул.
  Ничего лучшего, чем спросить "почему?" я не нашел.
   -  Не знаю. Мы направили к ней  Игната,  тот  сработал  чисто.  Ты   же
знаешь, он может обольстить кого угодно.
  - А с ней не вышло?
   -  Вышло. Вот  только  воронка  стала  расти.  Они  общались   полчаса,
воронка выросла с полутора метров до двадцати пяти.  Пришлось  отзывать...
срочно.
   Я  покосился на темного мага. Завулон вроде бы смотрел в пол,  но   тут
же приподнял голову. На этот раз защита не отреагировала - амулет  надежно
прикрывал меня.
   -  Нам это не нужно, - тихо сказал он. - Только дикарь способен   убить
слона, чтобы позавтракать кусочком мяса.
  Сравнение меня покоробило. Но, похоже, он не врал.
   -  Подобный размах разрушений бывает нужен нам  не  часто,  -   добавил
темный маг. - Сейчас у нас нет проектов, требующих выброса энергии  такого
масштаба.
   -  Очень  надеюсь...  -  чужим,  скрипучим  голосом  произнес  шеф.   -
Завулон, ты должен понимать, если  катастрофа  все-таки  произойдет...  мы
тоже выжмем из нее максимум.
  На лице темного мага появилась тень улыбки:
   -  Количество людей, которые ужаснутся произошедшему, прольют слезы   и
посочувствуют горю, будет велико. Но больше,  неизмеримо  больше  окажется
тех, кто жадно прильнет к экрану телевизора, кто будет наслаждаться  чужой
бедой, радоваться, что она миновала их город, сострит по  поводу  третьего
Рима, который постигло наказание... наказание свыше. Ты знаешь  это,  враг
мой.
   Он  не  злорадствовал, у темных высшего  ранга  нет  столь  примитивной
реакции. Он информировал.
  - И все же мы готовы, - сказал Борис Игнатьевич. - Ты знаешь.
   -  Знаю. Но мы в более выигрышном положении.  Если  ты  не  держишь   в
рукаве пару тузов, Борис.
  - Ты знаешь, у меня всегда каре.
  Шеф повернулся ко мне, будто утратив к темному магу малейший интерес:
   -  Антон,  воронку питает не Дневной Дозор. С  ней  работает  одиночный
автор. Неизвестный темный маг чудовищной силы. Он  почувствовал  Игната  и
стал форсировать события. Теперь вся надежда - на тебя.
  - Почему?
  - Я же говорю - вы связаны. Антон, в вероятностном поле три вилки.
   Шеф  повел рукой, и в воздухе  развернулось  белая  плоскость   экрана.
Завулон сморщился - наверное, его слегка задело выбросом энергии.
  - Первая линия развития событий, - сказал шеф.
   По  белому полотнищу,  висящему  посреди  комнаты  без  всякой   опоры,
прошла черная полоса. Расплылась безобразной кляксой, выходящей за пределы
экрана.
   -  Наиболее  вероятный путь. Воронка достигает максимума и  прорывается
инферно. Миллионы жертв. Глобальный катаклизм  -  ядерный,  биологический,
падение астероида, землетрясение в двенадцать баллов. Все, что угодно.
   -  А  прямой выход инферно? - осторожно спросил я. Покосился на темного
мага - его лицо осталось безучастным.
   -  Нет. Вряд ли. Порог еще далеко, - шеф покачал головой. -  Иначе,   я
полагаю, Дневной и Ночной Дозоры  уже  истребили  бы  друг  друга.  Второй
путь...
  Тонкая линия, отходящая от черной полосы. Оборванная.
   -   Уничтожение  цели.  Вихрь  рассосется,   если   цель    погибнет...
самостоятельно.
  Завулон шевельнулся. И любезно произнес:
   -  Я  готов помочь в  этой  маленькой  акции.  Ночной  Дозор  не  может
осуществить ее самостоятельно, не так ли? Мы к вашим услугам.
  Повисла тишина. Потом шеф засмеялся.
   -  Как  угодно,  -  Завулон  пожал  плечами.  -  Повторяю  -  пока   мы
предлагаем свои  услуги.  Нам  не  нужна  глобальная  катастрофа,  которая
единомоментно уничтожит миллионы людей. Пока не нужна.
  - Третий путь, - сказал шеф, глядя на меня. - Смотри внимательно.
   Еще  одна линия, ветвящаяся от общего корня.  Истончающаяся,   сходящая
на нет.
  - Это - если в игру вступаешь ты, Антон.
  - Что мне надо сделать? - спросил я.
   -  Не  знаю. Вероятностный прогноз никогда не  давал  точных  указаний.
Известно одно - ты можешь снять воронку.
   В   голове   пронеслась  нелепая  мысль,  что  проверка   продолжается.
Испытание в поле... вампира я убил, а теперь... Да нет. Не может быть.  Не
с такими ставками!
   -  Я  никогда не снимал черных воронок, - голос почему-то  стал  чужим,
не то чтобы испуганным, скорее удивленным. Темный маг  Завулон  захихикал,
противно, по-бабьи.
  Шеф кивнул:
  - Знаю, Антон.
   Он  поднялся, запахнул халат, подошел ко мне. Выглядел он  нелепо,   во
всяком случае в обстановке нормальной московской  квартиры  его  восточное
облачение казалось неудачной карикатурой.
   -  Таких воронок - еще никто и никогда не снимал.  Ты  будешь   первым,
кто попытается.
  Я молчал.
   -  И учти, Антон, если ты напортишь...  хоть  самую  малость,  хоть   в
чем-то... ты сгоришь первым. Ты даже не успеешь уйти в сумрак. Знаешь, что
бывает со светлыми, когда они попадают под прорыв инферно?
  В горле пересохло. Я кивнул.
   -  Простите, любезный враг мой, - насмешливо сказал Завулон. - А вы  не
даете своим сотрудникам права выбора? Даже на  войне  в  подобных  случаях
вызывали... желающих.
   -  Вызывали добровольцев, - не  оборачиваясь  бросил  шеф.  -  Мы   все
$.!`.".+lfk, давным-давно. И никакого выбора у нас нет.
  - А у нас - есть. Всегда, - темный маг опять хихикнул.
   -  Когда мы признаем право выбора за людьми, мы отнимаем его  у   себя.
Завулон, - Борис Игнатьевич покосился на темного  мага,  -  ты  стараешься
перед чужой аудиторией. Не мешай.
  - Молчу, - Завулон опустил голову, съежился.
   -  Попытайся, - сказал шеф. - Антон, не могу  дать  совета.   Попробуй.
Прошу тебя, попробуй. И... забудь все, чему тебя учили. Не верь тому,  что
говорил я, не верь тому, что ты писал в конспектах, не верь своим  глазам,
не верь чужим словам.
  - Чему тогда верить, Борис Игнатьевич?
   -  Если бы я знал, Антон, то вышел бы из штаба... и сам  вошел  в   тот
подъезд.
   Мы  синхронно посмотрели в окно. Черный вихрь кружился, покачиваясь  из
стороны в сторону. Какой-то человек, идущий по тротуару, вдруг свернул  на
снег, и стал огибать черенок вихря по широкой  дуге.  Я  заметил,  что  по
обочине уже протоптана тропинка - люди не могли видеть рвущееся  на  землю
зло, но они чувствовали его приближение.
   - Я буду прикрывать Антона, - вдруг сказала белая сова. -  Прикрывать и
обеспечивать связь.
   -  Снаружи, - согласился шеф. - Только  снаружи...  Антон...  иди.   Мы
постараемся максимально закрыть тебя от любого наблюдения.
  Ольга взлетела с кровати, села мне на плечо.
   Бросив взгляд на друзей, на темного мага - тот словно в спячку  впал, я
вышел из комнаты. И сразу почувствовал, как стихает шум в квартире.
   Меня  провожали в полной тишине, без ненужных слов,  без   похлопываний
по плечам и советов. Ведь на самом деле, я  не  делал  ничего  особенного.
Просто шел умирать.

  Тихо было.
   Как-то неправильно тихо, даже для спального московского  района   и   в
этот поздний час. Будто все забились по домам, погасили свет,  укрылись  с
головой одеялами и молчат. Именно молчат, а не спят. Лишь синевато-красные
пятна дрожали на окнах - всюду  работали  телевизоры.  Это  привычка  уже,
когда страшно, когда тягостно - включать  телевизор  и  смотреть  все  что
угодно, от телешопа до новостей. Люди не видят сумеречного  мира.  Но  они
способны чувствовать его приближение.
  - Ольга, что скажешь об этой воронке? - спросил я.
  - Непреодолимо.
  Сказала, как отрезала.
   Я  стоял перед подъездом,  глядя  на  гибкий,  будто  слоновий   хобот,
черенок вихря. Заходить пока не хотелось.
  - Когда... при каком размере воронки ты сможешь ее погасить?
  Ольга подумала:
  - Метров пять в высоту. Еще есть шанс. При трех метрах - наверняка.
  - А девчонка при этом спасется?
  - Возможно.
   Что-то  не давало мне покоя. В этой ненормальной  тишине,  когда   даже
машины старались огибать обреченный район стороной, какие-то звуки все  же
оставались...
   Потом  я понял. Скулили собаки.  По  всем  квартирам,  во  всех   домах
вокруг - тихо, жалобно, бестолково жаловались  своим  хозяевам  несчастные
псы. Они видели близящееся инферно.
  - Ольга, информацию о девушке. Всю.
   -  Светлана Назарова. Двадцать пять  лет.  Врач-терапевт,  работает   в
поликлинике  номер  семнадцать.  В  поле  наблюдения  Ночного  Дозора   не
попадала. В  поле  наблюдения  Дневного  Дозора  не  попадала.  Магические
способности не  выявлены.  Родители  и  младший  брат  живут  в  Братеево,
контакты с ними эпизодические,  в  основном  телефонные.  Четыре  подруги,
проверяются, пока  все  чисто.  Отношения  с  окружающими  ровные,  резкой
неприязни не замечено.
   -   Врач,   -  задумчиво  сказал  я.  -  Ольга,  а  ведь  это  ниточка.
Какой-нибудь старик или старуха... недовольные лечением. В последние  годы
жизни обычно происходит всплеск латентных магических способностей...
  - Проверяется, - ответила Ольга. - Пока таких данных нет.
   Да  уж. Глупо бросаться в догадки - полдня с  девушкой  работали   люди
поумнее меня.
  - Что еще?
   -  Группа крови - первая. Серьезных заболеваний нет, временами   легкие
кардиалгии. Первый сексуальный контакт в семнадцать лет,  со  сверстником,
из любопытства. Четыре месяца была замужем,  два  года  как  разведена,  с
бывшим мужем отношения остались ровными. Детей нет.
  - Способности мужа?
  - Нулевые. У его новой жены - тоже. Проверено в первую очередь.
  - Враги?
   -  Две недоброжелательницы на работе. Два  отвергнутых  поклонника   по
месту работы. Школьный товарищ, полгода назад пытался  получить  фальшивый
больничный лист.
  - И?
  - Отказала.
  - Надо же. Как у них с магией?
   -   Практически  никак.  Уровень   недоброжелательности   -    бытовой.
Магические способности у всех слабые. На такой вихрь они не способны.
  - Смерть пациентов? За последнее время?
  - Не было.
   -  Так откуда же взялось проклятие? - задал я риторический вопрос.  Да,
теперь  понятно,  почему  Дозор  попал   в   тупик.   Светлана   оказалась
просто-напросто паинькой. Пять врагов в двадцать пять  лет  -  можно  лишь
гордиться.
  Ольга промолчала.
   -  Надо  идти, - сказал я. Обернулся - на окно, где  виднелись  силуэты
ребят. Кто-то из охраны помахал мне рукой. - Оля, а как работал Игнат?
   -   Стандартно.  Знакомство  на  улице,   по   варианту    "неуверенный
интеллигент". Кофе в баре.  Разговоры.  Уровень  симпатии  объекта  быстро
повышался, Игнат перешел к форсированному знакомству. Купил  шампанское  и
ликер, они пришли сюда.
  - Дальше.
  - Вихрь стал расти.
  - Повод?
   -  Никакого. Игнат ей  нравился,  более  того,  она  стала   испытывать
сильное влечение. Но в этот момент  пошел  рост  воронки,  катастрофически
быстрый.  Игнат  сменил  три   стиля   поведения,   добился   однозначного
предложения  остаться  на  ночь,  после  чего  воронка  перешла  в  стадию
взрывного роста. Был отозван. Воронка стабилизировалась.
  - Как его отозвали?
   Я уже замерз, и в ботинках чувствовалась противная сырость. И все  же я
еще не готов был действовать.
   -  "Больная мама". Звонок по сотовому, разговор,  извинения,   обещание
позвонить завтра. Все было чисто, подозрений у объекта не возникло.
  - И воронка стабилизировалась?
  Ольга помолчала, видимо, связывалась с аналитиками.
   -  Даже несколько присела.  На  три  сантиметра.  Но  это  может   быть
обычным откатом после прекращения подпитки.
   Что-то  во  всем этом было. Вот только я никак  не  мог  сформулировать
невнятные подозрения.
  - Где ее участок, Ольга?
   -  Здесь, вокруг. Включая этот самый  дом.  К  ней  частенько   заходят
больные.
  - Прекрасно. Тогда я пойду как пациент.
  - Тебе требуется помощь с наложением ложной памяти?
  - Справлюсь.
   -  Шеф одобряет, - через паузу ответила Ольга. - Работай. Твоя маска  -
Антон Городецкий, программист, холост, наблюдается  три  года,  диагноз  -
язвенная болезнь желудка, проживает в этом же  доме,  квартира  шестьдесят
четыре. Она сейчас пустая, в случае необходимости обеспечим тыл.
  - Три года я не потяну, - признался я. - Год. Максимум год.
  - Хорошо.
   Я  посмотрел  на  Ольгу,  она  на  меня  -  своим  немигающим   птичьим
взглядом, в которым все же было  что-то  от  той  грязной  аристократичной
женщины, пившей коньяк у меня на кухне.
   -  Удачи, - пожелала Ольга.  -  Попытайся  снизить  воронку.  Хотя   бы
десяток метров... тогда я рискну.
   Птица  взлетела, и мгновенно ушла в сумрак, куда-то в  самые   глубокие
слои.
   Вздохнув,  я  пошел  к  подъезду.  Хобот  вихря  заколебался,   пытаясь
коснуться меня. Я протянул навстречу ладони, сложив их  в  Ксамади,  знаке
отрицания.
   Вихрь  дрогнул и откатился. Без страха, скорее принимая правила   игры.
При таких размерах рвущееся инферно уже должно  обрести  разум,  стать  не
тупой самонаводящейся ракетой, а  скорее  свирепым  и  опытным  камикадзе.
Смешно звучит -  опытный  камикадзе,  но  в  отношении  Тьмы  этот  термин
оправдан. Вломившись в человеческий мир, вихрь инферно обречен  погибнуть,
но это не более, чем гибель одной осы из огромного роя.
   -  Твой  час еще не настал, - сказал я. Инферно все равно  не  ответит,
но мне хотелось это сказать.
   Я  прошел  мимо черенка.  Вихрь  казался  сделанным  из  иссиня-черного
стекла, обретшего резиновую гибкость. Внешняя поверхность его  была  почти
неподвижна, а вот в глубине, где темная синева переходила  в  непроглядную
тьму, угадывалось бешенное вращение.
  Может быть я и не прав. Может быть, час как раз-таки настал...
   Подъезд оказался даже без кодового замка,  точнее  -  замок   был,   но
разломанный и выпотрошенный. Нормально. Маленький привет от  Тьмы.  Я  уже
разучился обращать внимание на ее  мелкие  пятнышки,  замечать  надписи  и
следы грязных подошв на стенах, битые  лампочки  и  загаженные  лифты.  Но
сейчас я был на взводе.
   Узнавать адрес нужды не было. Я чувствовал девушку, - вряд   ли   стоит
отказывать ей в праве называться девушкой на  основании  замужества,  это,
скорее, категория возраста, - я знал, куда идти, я уже видел ее  квартиру,
точнее не видел, а воспринимал всю целиком.
  Единственное, чего я не понимал  -  как  мне  убирать  эту  проклятую
 воронку...
   Я  остановился перед дверью, обычной, не стальной, что  очень   странно
на первом этаже, да еще с выломанным в подъезде замком. Глубоко  вздохнул,
и позвонил. Одиннадцать. Поздновато, конечно.
  Послышались шаги. Никакой звукоизоляции...

                                                             ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  Она открыла дверь сразу.
   Никакого  вопроса, и в глазок не посмотрела, и  цепочку  не   накинула.
Это в Москве! Ночью! Одна в квартире! Вихрь пожирал последние  остатки  ее
осторожности, той самой,  что  позволила  девушке  продержаться  несколько
дней.  Вот  так  обычно  они  и  погибают,  люди,  на   которых   наложено
проклятие...
   А  внешне Светлана пока оставалась  нормальной.  Разве  что  тени   под
глазами, но мало ли, как она  ночь  провела.  И  одета...  юбка,  нарядная
кофточка, туфельки, словно ждала кого-то, или почти собралась уходить.
   -  Добрый вечер, Светлана, - сказал я, уже замечая в глазах  намек   на
узнавание. Конечно, она смутно запомнила меня со вчерашнего  дня.  И  этот
миг, когда она уже поняла, что мы знакомы, но еще не вспомнила, как,  надо
было использовать.
   Я  потянулся сквозь сумрак. Бережно, потому что вихрь как   приклеенный
висел над головой девушки, и реакция могла последовать  в  любую  секунду.
Бережно, потому что мне не хотелось обманывать.
  Даже желая ей только добра.
   Это  интересно  и  смешно  только  в  первый  раз.  Потому,  что   если
интересно будет и дальше, тебе не место  в  Ночном  Дозоре.  Одно  дело  -
менять моральные императивы, причем  всегда  в  сторону  добра.  Другое  -
вмешиваться в память. Это неизбежно,  это  приходится  делать,  это  часть
Договора, и сам процесс нашего входа-выхода в сумрак вызывает у окружающих
секундную амнезию.
   Но  если однажды ты получишь удовольствие от игры с  чужой  памятью   -
тебе пора уходить.
   -  Добрый вечер, Антон, - ее голос слегка поплыл, когда я заставил   ее
вспомнить то, чего никогда не было. - У тебя что-то стряслось?
  Я, кисло улыбнувшись, похлопал себя по животу.
   В  памяти Светланы сейчас бушевал ураган. Не  такой  я  мастер,   чтобы
наложить ей сконструированную ложную память. К  счастью,  тут  можно  было
дать лишь два-три намека, а дальше она обманывала себя сама. Она  собирала
мой образ из какого-то давнего знакомого, с которым мы были похожи внешне,
другого, еще более давнего и недолгого, но симпатичного ей характером,  из
двух десятков пациентов моего возраста, из каких-то  соседей  по  дому.  Я
лишь легонько подталкивал процесс, подводя Светлану к  целостному  образу.
Хороший  человек...  неврастеник...  и  впрямь  часто   болеет...   слегка
флиртует, но только слегка - очень неуверен в  себе...  живет  в  соседнем
подъезде.
   -  Боли? - она чуть собралась. Действительно, хороший  врач.  Врач   по
призванию.
  - Немного. Выпил вчера, - всем своим видом я выражал раскаяние.
  - Антон, я же вас предупреждала... проходите...
   Я  вошел,  закрыл дверь - девушка этим даже не озаботилась. Раздеваясь,
быстренько огляделся - и в обычном мире, и в сумраке.
   Дешевые  обои, истрепанный коврик под ногами,  старые  сапожки,   лампа
под потолком - в простом  стеклянном  абажуре,  радиотелефон  на  стене  -
паршивая китайская трубка. Небогато. Чисто. Обычно. И дело тут даже  не  в
том, что профессия участкового врача много денег не приносит. Скорее  -  в
ней самой нет потребности в уюте. Плохо... очень плохо.
   В  сумрачном   мире,  квартира  производила  чуть  лучшее  впечатление.
Никакой гнусной флоры, никаких следов тьмы. Кроме черной воронки, конечно.
Она царила... я видел ее всю, от черенка, крутящегося над головой девушки,
до раскинувшегося на тридцатиметровой высоте соцветия.
   Вслед  за Светланой я прошел в единственную комнату. Тут все-таки  было
уютнее. Теплым оранжевым пятном светился диван, причем не весь - а  уголок
у  старомодного  торшера.  Две  стены  были  закрыты   книжными   полками,
поставленными одна на другую, семь полок в высоту... Понятно.
   Я  начинал ее понимать. Уже не как объект  работы,  не  как   возможную
жертву неведомого темного мага, не как невольную причину катастрофы, а как
человека. Книжный ребенок, замкнутая и закомплексованная, с кучей  смешных
идеалов и детской верой в прекрасного принца, который ее ищет и непременно
найдет. Работа врачом, несколько подруг, несколько друзей,  и  очень-очень
много одиночества.  Добросовестный  труд,  напоминающий  кодекс  строителя
коммунизма, редкие походы в кафе и редкие влюбленности. И вечера,  похожие
один на другой, на  диване,  с  книжкой,  с  валяющимся  рядом  телефоном,
бормочущим что-нибудь мыльно-успокоительное телевизором.
   Как  много   вас  до  сих  пор,  девочек  и  мальчиков  неопределенного
возраста,  воспитанных   родителями-шестидесятниками.   Как   много   вас,
несчастных, и не умеющих быть счастливыми. Как хочется вас  пожалеть,  как
хочется вам помочь. Коснуться сквозь сумрак -  чуточку,  совсем  несильно.
Добавить немножко уверенности в  себе,  капельку  оптимизма,  грамм  воли,
зернышко иронии. Помочь