тал, поправил очки. Внимательно посмотрел на вампиршу -  та
взвыла, понимая,  что  спасения  нет.  Во  взгляде  мага  не  было  ни
ненависти, ни радости. Ничего, кроме  собранности. Он протянул руку  и
коснулся сквозь сумрак регистрационной печати на груди вампирши.
    Через мгновение  Виктория  осела  на  пол.  Она  не  истлела,  как
случилось бы с  более старой вампиршей,  ее тело еще  не прожило  свой
срок. Но  то, что  заменяет вампирам  жизненную силу,  то, что  годами
отбиралось у людей, бесследно растворилось в сумраке. В комнате  стало
чуть-чуть холоднее. Илья поморщился и еще одним скупым жестом отправил
тело в сумрак.
    Навсегда.
    Так вершится суд Иных.
    - Дело  второе. Убийство  неинициированного Иного  Иной-оборотнем,
Темной. Введите виновную...
    Вопросы. Ответы. Короткое совещание Инквизиторов.
    - Оксана Дацюк, Иная, Темная, зарегистрирована в Москве.  Признана
невиновной  в  умышленном  убийстве;  действия  классифицируются   как
самозащита.  Признана  виновной  в  превышении  пределов   необходимой
обороны; подлежит лишению охотничьей лицензии сроком на десять лет.  В
случае  рецидива   или  любого   нарушения  до   пятого  уровня   силы
включительно подлежит немедленному развоплощению. Есть ли возражения и
дополнения со стороны Дозоров?
    Илья посмотрел на Гесера и снова поднялся:
    - У нас есть возражения. Жизни Иной ничто не угрожало. В  убийстве
человека необходимости  не было.  Мы  требуем увеличить  срок  лишения
лицензии до пятидесяти лет.
    - До  тридцати,  - ответил  Максим,  будто заранее  ожидал  такого
требования. Впрочем, он его и ожидал...
    - До сорока, -  холодно сказал Гесер,  не вставая. -  Предоставить
все необходимые обоснования?
    - До сорока, -  согласился Максим. Посмотрел на  Темных, но те  не
вмешивались, справедливо полагая, что судьба оборотня не стоит спора.
    - Освободить подсудимую из-под стражи... Перед бледной  испуганной
девчонкой распахнули дверь. Она бросилась  прочь, счастливая и еще  не
понимающая, что  в сущности  ее все-таки  казнили. Сорок  лет -  очень
большой срок для оборотня, берущего силу лишь из человеческих  жизней.
Она успеет  одряхлеть,  а возможно,  и  умереть, не  имея  возможности
противостоять надвигающейся старости.
    - Дело третье. Нападение  на Иного, Темного, сотрудниками  Ночного
Дозора. Ввиду отсутствия  потерпевшего суд  считает уместным  провести
перекрестный допрос уцелевших виновных  и руководства Ночного  Дозора,
допустившего  несанкционированное   применение  силы   против   Иного,
Темного. Все протесты со стороны Светлых заранее отклоняются.
    Гесер поморщился; Завулон позволил себе сдержанно улыбнуться.
    Светлана Назарова, Светлая  волшебница, обеспокоенно взглянула  на
часики. Она нервничала  из-за опоздания  Антона Городецкого,  Светлого
мага.
    - Может быть, целесообразнее  установить причину отсутствия  троих
приглашенных?  -   осторожно  спросил   Гесер,  невольно   подхватывая
официальность речи у судей.  - Поверьте, я  вовсе не пытаюсь  выиграть
время. Меня тревожит отсутствие сотрудника Ночного Дозора и одного  из
главных возмутителей спокойствия последних недель.
    Инквизиторы  переглянулись,   словно  беззвучно   принимая   общее
решение.
    -  Инквизиция  не  возражает,  -  бесстрастно  сказал  Максим.   -
Разрешается необходимое магическое воздействие.
    Наблюдатели от Инквизиции  качнули балахонами, перемещая  охранные
амулеты. Может быть, поэтому они и носят балахоны, чтобы никто не  мог
видеть, как они работают  с амулетами и с  какими именно амулетами?  У
Инквизиции свои методы, свои законы и свое оружие...
    В воздухе развернулся наблюдательный шар. Серая мгла,  пронизанная
извилистыми линиями. Большая часть из них исчезла, остались лишь три.
    Три нити  судеб,  сошедшиеся  недавно в  одной  точке.  Одна  нить
поблекшая, еле тлеет. Иной ранен...
    - Это Шагрон, - выдохнул  сложивший с себя полномочия  заместителя
шефа Темный маг Эдгар. - Это же Шагрон!
    Две другие нити  разошлись, но вот-вот  должны были встретиться  -
прямо перед зданием Университета.
    Стычка. Снова стычка Темных и Светлых, и снова жертва. Пока еще не
смертельная.
    - Ночной Дозор  просит Инквизицию  вмешаться! -  рявкнул Гесер.  -
Максим, Оскар, Рауль, они же поубивают один другого!
    Сказать "друг друга" Гесер, конечно же, не решился.
    Рядом с шефом Ночного Дозора встала женщина - Иная, Ольга, недавно
вновь обретшая способности волшебницы,  причем очень сильной,  поэтому
утратившая право на фамилию, но еще не получившая право на  сумеречное
имя. Она коснулась локтя Гесера и вопросительно посмотрела на судей.
    Светлана побледнела - казалось, ее лицо стало восковым.
    Темные молчали. Завулон задумчиво почесывал кончик носа.
    - Трибунал запрещает вмешательство, - сухо объявил один из судей.
    - Почему? - бессильно спросила Светлана. Она попыталась  подняться
из легкого плетеного  креслица, но  у нее не  хватило сил.  Физических
сил.  Настоящая  сила,  магическая,  сила  Иной,  Светлой  волшебницы,
непроизвольно начала закручиваться  вокруг Светланы  в тугую  объемную
спираль.
    Иные в  гневе и  вообще  в экстремальных  ситуациях, как  и  люди,
зачастую сильнее самих себя спокойных.
    - Почему? -  Голос Светланы  звенел. - Везде,  где появлялся  этот
Темный, потом  умирали Иные  или  люди. Он  убийца! Вы  позволите  ему
убивать и дальше?
    Судья оставался невозмутимым.
    - Виталий Рогоза, Иной,  Темный, за время  пребывания в Москве  ни
разу не нарушил  ни единого уложения  Договора и ни  разу не  превысил
пределов допустимой обороны.  Он чист перед  Инквизицией. Мы не  имеем
никакого основания вмешиваться.
    - Когда  основания  появятся, будет  уже  поздно! -  резко  сказал
Гесер.
    Инквизитор лишь пожал плечами.
    - Он будет мстить за Шагрона, - негромко сказал кто-то из  Светлых
и закашлялся.
    Двое магов -  Светлый и Темный  - приближались ко  входу в  здание
МГУ,  и  по  мере  того  как  между  ними  таяло  расстояние,  у  всех
присутствующих  на  Трибунале  крепла   уверенность,  что  в   башенку
поднимется только один из них.
    Вот только кто?

    Не знаю уж зачем, но из машины я вышел метров за триста до входа в
университетский корпус. Я видел над зданием мельтешение цветных пятен,
лучей и объемных фигур;  я чувствовал, что  некая непонятная мне  сила
сдерживает обычную высшую  магию, не позволяет  ею воспользоваться.  И
еще чувствовал, что  там, на  самой верхотуре,  откуда начинает  расти
острый шпиль  московского  небоскреба, набухает  светло-серое  облако,
ассоциирующееся у меня с бомбой замедленного действия.
    Оглядевшись,  я  зашагал  по  тротуару.  По  идее  мне   следовало
торопиться, но шел я в среднем темпе. Так, наверное, было нужно.
    Только не спрашивайте - кому?
    Плейер сочился очередной мелодией; она мне не понравилась, и я  на
ощупь коснулся скип-сенсора. Что на этот раз?

    Мое имя - стершийся иероглиф,
    Мои одежды - залатаны ветром...
    Что несу я в зажатых ладонях,
    Никто не спросит, и я не отвечу...

    "Пикник". "Иероглиф". Это годится - неторопливая мелодия для того,
кто все равно  уже опоздал  и кому остается  только сосредоточиться  и
обрести всеобъемлющую невозмутимость восточных мудрецов.
    Интересно, среди восточных мудрецов  встречались Иные? Или  вопрос
следует задавать не так - встречались ли среди них люди?
    Интересно было бы узнать...
    Заморочить  вахту  мне  удалось  -  видимо,  простейшие  "бытовые"
заклинания разрешались даже во время работы Трибунала.
    Я подошел к лифтам -  вестибюль был странно безлюден. Может  быть,
подсознательно люди чувствовали присутствие рядом всех сильнейших Иных
Москвы и старались не  появляться здесь? Нажал на  кнопку, и сразу  же
открылась дверь одного  из лифтов. Я  вошел, машинально оглянулся:  не
спешит ли все-таки кто-нибудь к лифту...
    И увидел Антона. Только что прошедшего мимо все еще бездействующей
охраны.
    Интересно,  как  он  меня  нагнал?  Тоже  реквизировал  мокик  или
мотоцикл?
    Я стоял, ожидая. Антон смотрел  на меня, будто раздумывая, и  тоже
ждал.
    После некоторой заминки я нажал на кнопку, и двери лифта  сошлись.
Я начал подниматься наверх. Но не  сразу на самый верх, а примерно  на
две трети высоты  здания. Оказалось, что  еще выше возможно  подняться
только на  другом лифте,  который действует  исключительно на  верхних
этажах. А  туда,  куда мне  было  нужно,  и вовсе  вела  лишь  широкая
мраморная лестница со старыми  пятнами известки на ступенях.  Лестница
приводила к  двери,  открытой  в  сумраке,  но,  естественно,  наглухо
запертой в обычном мире.
    Перед  лестницей  как   раз  подошло   к  концу   священнодействие
"Пикника", и плейер случайным образом выбрал очередную песню:

    Мне снятся собаки, мне снятся звери,
    Мне снится, что твари, с глазами как лампы,
    Вцепились мне в крылья у самого неба,
    И я рухнул нелепо, как падший ангел...

    Раньше я слышал эту песню "Наутилуса" лишь мельком, но теперь  она
вдруг отозвалась в самой душе. Поднимаясь  к запертой двери и ныряя  в
сумрак, я напевал ее вместе с Бутусовым.

    Я не помню паденья, я помню только
    Глухой удар о холодные камни.
    Неужели я мог залететь так высоко
    И сорваться жестоко, как падший ангел?
    Прямо вниз, туда, откуда мы
    Вышли в надежде на новую жизнь.
    Прямо вниз, туда, откуда мы
    Жадно смотрели на синюю высь.
    Прямо вниз...

    Бутусова и  меня  мог слышать  любой  Иной, невзирая  на  то,  что
реальный звук рождался лишь  в крохотных бусинах  наушников и таял  до
полной неразличимости уже в шаге от меня.
    Мы вошли в помещение, где вершился Трибунал, вместе. Я - и  падший
ангел.

    Я пытался быть справедливым и добрым,
    И мне не казалось ни страшным, ни странным,
    Что внизу на Земле собираются толпы
    Пришедших смотреть, как падает ангел...

    Гесер. Завулон. Инквизитор  Максим. Темные -  с кем мне  последние
дни приходилось и пить кофе, и  вести беседы; Эдгар, Юрий, Коля,  Анна
Тихоновна... Светлые  -  с  кем  мне  последнее  время  приходилось  и
драться,  и   пикироваться  на   грани  фола:   Илья,  Гарик,   Толик,
оборотень-медведь. Незнакомые  Иные,  тоже Темные  и  Светлые,  причем
кое-кто явно не имеет отношения к Дозорам. Двое в балахонах - кажется.
Инквизиторы.
    И - Светлая  волшебница с  искаженным лицом. Такие  лица бывают  у
людей и у Иных, когда у них отнимают близких.

    И в открытые рты наметает ветром
    То ли белый снег, то ли сладкую манну,
    То ли просто перья, летящие следом,
    За сорвавшимся вниз, словно падший ангел...

    А затем меня неудержимо поволокло вверх по призрачным  ступенькам,
на вершину неведомой пирамиды, по которой я все это время взбирался; и
практически одновременно  с  этим двое  в  балахонах сняли  запрет  на
высшую магию. А  Светлая обрушила на  меня то самое,  готовое в  любой
момент лопнуть  и  взорваться  облако.  Сгусток  силы,  перед  которым
меркнут и кажутся сущим пустячком мегатонные заряды.
    Время остановилось.
    А я понял все. Все, что происходило, все, что происходит сейчас, и
все, чему  суждено  произойти  в ближайшее  время.  Понял  и  сглотнул
судорожный ком, враз народившийся в горле.
    Я стал самым сильным магом на Земле. Магом вне категорий.  Халифом
на час... да  нет, на  миг... Единственным в  этой обветшалой  круглой
зале, у кого не было будущего.
    У некоторых Иных не бывает будущего...
    Зеркало! Я  всего лишь  зеркало. Зеркало  мира. Гирька,  бросаемая
сумраком на подвешенное блюдце  весов, когда нарушается равенство  сил
Света и сил Тьмы.
    У Света появилась  Великая волшебница.  У Тьмы  столь же  сильного
адепта не  появилось. Свет  получил шанс  расправиться с  Тьмой раз  и
навсегда.
    Но Света без Тьмы не бывает. И поэтому сумрак породил меня.  Нашел
странного Иного, так и не склонившегося ни к одной из сторон. Иного  с
девственно чистой аурой, и окрасил  ко Тьме. Отобрал прежнюю память  и
наделил способностью отражать и впитывать чужую силу. Чем сильнее меня
бьют, тем сильнее я становлюсь. Прыгаю на очередную ступеньку. А когда
прыгать становится некуда - вершина, а выше только вечность и сумрак в
Зеркале пропадает нужда.  Потому что Зеркало  становится способным,  в
свою очередь, нарушить равновесие.
    Меня ждет  сумрак. Сумрак  навсегда. Не  знаю, что  будет с  телом
Виталия Рогозы, до недавнего прошлого - Иного без судьбы. Не знаю, что
будет  с  его  памятью  и  личностью,  в  каждый  приход  Зеркала  все
складывается по-разному. Я знаю только то, что тот я, который  осознал
себя в стылом николаевском парке по пути к поезду на Москву,  исчезнет
навсегда, обратится  в бесплотную  и беспомощную  тень, в  призрачного
обитателя сумрака.
    Или просто в часть сумрака... не такого уж инертного сумрака,  как
все привыкли считать...
    Я понял все  это в  краткий миг перед  тем, как  впитать всю,  без
остатка, мощь Светланы, вообразившей, что потеряла Антона Городецкого.
Вообразившей из-за  странного каприза  реальности, из-за  того, что  я
вошел в  зал Трибунала  с точно  таким же  плейером, как  у Антона,  с
копией его диска  в плейере и  с любимой  песней Антона на  устах и  в
душе. А  еще  я  понял,  что Инквизиция  знает  правду.  Но  никто  из
Инквизиторов не  произносит ни  слова,  чтобы успокоить  Иных  Москвы,
поверивших в мою гипотетическую схватку с самим Антоном и в то, что  в
этой схватке Антон погиб.
    Светлые знали его любимые песни...
    - Умри!
    Я не умру,  Светлана. Вернее,  умру, но  не сейчас.  Я -  Зеркало.
Пытаясь меня уничтожить, ты слабеешь,  а я лишь становлюсь сильнее.  Я
уже  вижу,   что   ждет   тебя  -   медленное,   растянутое   лет   на
тридцать-пятьдесят восстановление  так бездумно  растраченных сил.  По
крохам, по крупицам предстоит  тебе собирать потерянное.  Три, а то  и
больше  десятка  лет  -   время,  вполне  устраивающее  Тьму,   время,
позволяющее подготовиться  к  следующей попытке  равновесие  нарушить,
неясно пока -  какой стороной. Тебя  ждут годы, за  которые ты  можешь
обрести счастье с Антоном, а можешь и не обрести.
    Но, во всяком случае, эти годы вы будете равными.
    Пусть ты лишаешься сил, но я даю тебе шанс... шанс, которого нет у
меня.
    Затихла музыка -  плейер не выдержал  магического удара -  техника
вообще  плохо  реагирует  на  сильную   магию  -  и  брызнул   мелкими
пластмассовыми осколками.  Шапка улетела  куда-то к  выходу, а  куртка
лопнула сразу в нескольких местах.
    Я еле устоял на ногах, но все-таки устоял.
    - Зеркало! - воскликнул Гесер с целой гаммой непередаваемых чувств
и интонаций в голосе. - Третий раз, и третий роз к Темным!
    -  А  мы  не   устраиваем  глобальных  социальных   экспериментов,
коллега!
    Завулон. Шеф Дневного Дозора, не скрывающий торжества.
    Сегодня он  среди  победителей.  А  Светлые  -  среди  потерпевших
поражение.
    Впрочем, сколько раз случалось и так же, и совсем наоборот?
    А  Светлана,   опустошенная   и  ошеломленная,   еще   миг   назад
раздавленная горем, а теперь не умеющая скрыть радость, закричала:
    - Антон!
    Он  стоял  у  входа.  Антон  Городецкий.  Светлый  маг.  Живой   и
невредимый. Он пришел следом за мной.
    - Спасибо,  Антон!  -  обратился  к  нему  невообразимо  довольный
Завулон. - Ты как нельзя  лучше выполнил мое поручение. Надеюсь,  тебя
устраивает награда?
    - Поручение? - воскликнул Гесер. - Антон?
    Завулон мелко рассмеялся, вставая. Шеф Ночного Дозора лишь мельком
посмотрел на  упивающегося  победой  противника и  вновь  взглянул  на
Антона.
    А тот  подошел  к Светлане,  счастливой  и ничего  не  понимающей,
обнял, прошептал: "Сейчас" и приблизился ко мне.
    Несколько секунд мы глядели друг  другу в глаза. Друг другу.  Враг
врагу. Иной не-Иному.  Даже не  знаю, как сказать,  чтобы это  звучало
правдиво. Ведь правд всегда как минимум две.
    - Возьми, - сказал Антон.
    И протянул мне свой плейер взамен погибшего.
    - Спасибо, - прошептал я. Снял с пояса остатки собственного. Молча
вынул свой диск и  вставил в подаренный плейер,  будто это было  самым
важным сейчас. И подумал:
    "Сейчас поднимется Инквизитор и скажет, что я могу идти".
    Конечно же, я угадал. Маги  такого уровня не ошибаются, даже  если
они и не-Иные.
    - Именем Договора, - как всегда сухо и бесстрастно объявил Максим.
- Поскольку достоверно  выяснено, что Виталий  Рогоза не являет  собой
Иного в обыденном  понимании этого  слова, действия  Ночного Дозора  в
отношении  Виталия  Рогозы   не  являются  предметом   разбирательства
Инквизиции. Виталий Рогоза также не попадает под действие Договора. Он
предоставлен своей судьбе.
    Можно подумать,  что  она у  меня  когда-нибудь была!  У  меня,  у
Зеркал, приходивших  прежде,  у  мальчишки Егора,  чье  время  еще  не
настало...
    - Инквизиция завершила рассмотрение  дел. - Максим обвел  взглядом
магов. - Есть ли у Дозоров замечания или предложения?
    Нажав на "Play", я развернулся и побрел прочь. Разорванная  куртка
делала меня похожим не то на бомжа, не то на заурядное пугало. Но кого
это заботит?
    Подаренный плейер  работал в  режиме  случайного выбора.  И  снова
вычленил из десятков треков нужный. Кипелов и Маврин. "Смутное время".
Все, что мне остается, - это петь.
    И я запел.

    Смутное время!
    Призрак свободы на коне.
    Кровь по колено,
    Словно в каком-то диком сне
    Тешится люд,
    Бьют Старых богов,
    Молится люд,
    Ждут Праведных слов!
    В небе комета -
    Близких несчастий верный знак.
    Воины Света
    Павших сжигают на кострах.
    Воины Тьмы
    Мир взяли в кольцо.
    Тысячи птиц
    Вниз рухнут дождем.

    Смутное время,  тот,  кто  не вправе  более  именоваться  Виталием
Рогозой. Для  того,  кто  поднялся, лишь  чтобы  упасть.  Для  падшего
ангела... темного ангела.  Смутное время  для тебя и  для Иных.  Конец
тысячелетия. Время, когда невозможно отличить Свет от Тьмы, а Тьму  от
Света. Время смертей и схваток. Смутное время.

    Мы не знаем, кто мы -
    Дети красной звезды,
    Дети черной звезды
    Или новых могил...
    Танец Смерти прост и страшен,
    Но пока не пробил час
    За грехи всех жизней наших
    Время смут карает нас!

    Я тоже не знаю -  чье я дитя. Я знаю  только одно: за чужие  грехи
время смут чаще карает тех, кто  грехов не совершал. Или совершал,  но
совсем не те, за которые карают. Но мне не позволили выбирать. Мне  не
дали судьбы.

    Мы еще живы.
    Кто-то спасется, кто-то нет.
    Диким порывом
    В крепости нашей гасят свет,
    Сорванный флаг -
    Знак
    Сдачи врагам,
    Но не возьмешь,
    Врешь -
    Мы живы пока!

    Я пока жив. И я пою. Я  пою, хотя наверняка знаю, что в  следующей
песне Кипелова и Маврина есть и такие строки:

    Не проси - не возьму тебя с собой.
    Не смотри - смысла жизни я не знаю.
    Не желай тайны выведать чужой.
    Вот и все - я лишь дух, я исчезаю!

    Я лишь дух. Я лишь Зеркало. Зеркало, отразившее все, для чего было
призвано. Но  я  не  могу не  просить  и  не верить.  Я  ухожу,  чтобы
исчезнуть, но я  прошу, я  надеюсь, я хочу  верить -  возьмите меня  с
собой! Возьмите!
    Я верю.
    Я надеюсь.
    Я верю.
    Я наде...




                             ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
                              ИНАЯ СИЛА

    ПРОЛОГ

    Машину поймал Юха Мустайоки - он сейчас был старшим в их маленькой
группе. Яри  Куусинен  и  Райво Никкиля  молча  втиснулись  на  заднее
сиденье старенького "жигуленка", Юха устроился впереди.
    - Везите нас  в Ше-рье-мье-тье-во, -  тщательно выговорил он.  Для
Мустайоки,  каыни  странно,  это  был   язык  его  детства,  пусть   и
основательно  подзабытый   впоследствии.   Но  он   всегда