р легко держит под контролем одного-двух человек. Высший может управиться и с парой десятков.
     Но Костя и впрямь стал Абсолютным Иным - весь отлаженный механизм огромного космодрома крутился сейчас вокруг него.
     Косте приносили какие-то распечатки. Что-то показывали на экранах. Он слушал, кивал - и даже не смотрел в нашу сторону.
     Умный парень. Хорошо образованный. Учился на физфаке, потом ушел на биологический, но физику с математикой, похоже, не разлюбил. Мне бы эти схемы и графики ничего не объяснили, а он готовился провесить магический портал на орбиту. Выйти в космос волшебными средствами - маленький шаг для Иного, огромный прыжок для всего человечества...
     Только бы он не затянул.
     Только бы не запаниковал Гесер.
     Только бы не нанесли ядерный удар - это не поможет, и это ненужно, ненужно, ненужно!
     Костя посмотрел на меня., лишь когда открыл призму портала. Посмотрел презрительно и обиженно. Губы за стеклом гермошлема шевельнулись и я понял: "прощай".
     - Прощай, - согласился я.
     С чемоданчиком системы жизнеобеспечения в одной руке и с чемоданчиком, хранящим "Фуаран" в другой - Костя шагнул в портал.
     Я поспешил себе снять шит - и чужая Сила, ухнула в пространство, растекаясь вокруг.
     "Как ты все это объяснишь?" - спросил Гесер.
     - Что именно? - я сел на подвернувшийся стул. Меня колотило. На сколько там хватает кислорода в легком полетном скафандре, вовсе не предназначенном для выхода в космос? На пару часов? Вряд ли больше.
     Косте Саушкину оставалось жить совсем немного.
     "Почему ты уверен..." - начал Гесер. Замолк. И мне даже показалось, что я слышу какой-то обмен репликами между ним и Завулоном. Что-то о приказах, которые надо отменить, о бомбардировщиках, которым требуется вернуться на аэродромы. О команде магов, которая станет заметать следы творившихся на Байконуре безобразий. Об официальной версии сорванного старта.
     - Что случилось-то? - спросил Лас, садясь рядом. Техник, которого он бесцеремонно согнал со стула, недоуменно озирался. Люди вокруг приходили в себя.
     - Все, - сказал я. - Все кончилось. Все почти кончилось.
     Но я знал, что это еще не конец. Потому что где-то высоко в небе, выше облаков, в холодном звездном свете, кувыркается в украденном скафандре Абсолютный Иной Костя Саушкин. Пытается - и не может открыть портал. Пытается - и не может достичь проплывающей мимо станции. Пытается - и не может вернуться на Землю.
     Потому что он - Абсолютный Нуль.
     Потому что все мы - вампиры.
     И там, за пределами теплой, живой Земли, вдали от людей и животных, растений и микробов, от всего того, что дышит, шевелится, спешит жить - мы все становимся абсолютными нулями. Лишенными дармовой Силы, что позволяет нам так красиво и ярко бросать друг в друга шаровые молнии, исцелять болезни и наводить порчу, превращать кленовый лист в банкноту, а прокисшее молоко - в выдержанный виски.
     Вся наша Сила - чужая.
     Вся наша Сила - слабость.
     И это то, чего не мог понять и не хотел принять хороший парень Костя Саушкин.
     Я услышал смех Завулона - далеко-далеко, в городе Саратове, стоя с бокалом пива под зонтиком летнего кафе, Завулон всматривался в вече реющее небо - искал в нем новую быструю звезду, чей полет будет ярок, но недолог.
     - Вроде как ты плачешь, - сказал Лас. - Только слез нет.
     - Верно, - ответил я. - Слез нет, сил нет. Обратный портал не открою. Придется лететь самолетом. Или подождать группу зачистки, может, помогут.
     - Кто вы такие? - спросил техник. - А? Что происходит?
     - Мы - инспекция министерства здравоохранения, - сказал Лас. - И лучше бы вы объяснили, кто додумался сжигать скошенную коноплю у воздухозаборников системы вентиляции;
     - К-какую коноплю? - начал заикаться техник.
     - Древовидную! - отрезал я. - Пошли, Лас. Мне еще положено дать тебе необходимые объяснения.
     Мы вышли из зала - навстречу бежали какие-то сотрудники, какие-то солдаты с автоматами. Бардак был такой, что на нас внимания не обращали - а может быть, нас прикрывали остатки магического щита. В конце коридора мелькнула розовая задница немецкого туриста - он бежал вприпрыжку, так и не вынув палец изо рта. За ним спешили двое в белых халатах.
     - Слушай сюда, - сказал я Ласу. - Кроме обычного, человеческого мира, который доступен глазу, существует еще и сумеречный мир. Попасть в Сумрак могут только те...
     Я сглотнул и запнулся - мне снова представился Костя. Совсем давнишний Костя, еще ничего не умеющий пацан-вампир...
     "Смотри, я трансформируюсь! Я - ужасная летучая мышь! Я лечу! Я лечу!"
     Прощай. У тебя и впрямь получилось.
     Ты летишь.
     - Попасть в Сумрак могут только те, кто обладает... - продолжил я.

ЭПИЛОГ

     Семен вошел в кабинет вместе с Ласом - подталкивая того перед собой, будто пойманного с поличным мелкого Темного колдуна. Лас вертел в руках туго свернутую бумажную трубочку и все старался спрятать ее за спину.
     Семен плюхнулся в кресло и буркнул:
     - Твой протеже.. Антон: Ты и разбирайся.
     - Что случилось? - насторожился я.
     Лас вовсе не выглядел виноватым. Так, слегка смущенным.
     - Второй день стажировки, - сказал Семен. - Простейшие, элементарные поручения. Даже не связанные с магией...
     - Ну? - подбодрил я.
     - Попросил его встретить в аэропорту господина Сисукэ Сасаки из токийского Дозора...
     Я хмыкнул. Семен побагровел:
     - Это обычное японское имя! Не смешнее, чем Антон Сергеевич!
     - Да я понимаю, - согласился я. - Это тот самый Сасаки, что вел дело девочек-оборотней в девяносто четвертом?
     - Тог самый, - Семен заерзал в кресле. Лас продолжал стоять у дверей. - Он проездом в Европу, но что-то собирался обсудить с Гесером. - Это я уже понял, - сказал я. - Я другое хочу узнать - зачем ты все это пишешь?
     - И что случилось?
     Семен возмущенно посмотрел на Ласа. Откашлялся и сказал:
     - Господин стажер очень интересовался у меня, знает ли уважаемый Сасаки русский. Я объяснил, что не знает. Тогда господин стажер отпечатал на принтере плакатик и отправился встречать японца в Шереметьево... Да покажи ты плакат!
     Лас со вздохом развернул рулончик.
     Очень крупным шрифтом были напечатаны иероглифы японского имени. Не поленился Лас, поставил японские драйвера.
     А повыше - шрифтом чуть поменьше - было напечатано:
     "Второй московский конгресс жертв насильственного заражения холерой".
     Сохранить каменное лицо стоило мне огромных усилий.
     - Зачем ты это написал? - спросил я.
     - Я всегда так иностранцев встречаю, - обиженно сказал Лас. - И своих деловых партнеров, и родственников - у меня за рубежом родня есть... Если они по-русски ни слова - я крупно печатаю имя на их родном языке, а поменьше - что-нибудь смешное на русском. Например: "Конференция транссексуалов нетрадиционных ориентации", "Европейский фестиваль глухонемых музыкантов и исполнителей", "Форум активистов всемирного движения за полное половое воздержание"... И стою с плакатиком вот так... поворачиваюсь во все стороны, чтобы все встречающие увидели...
     - Когда человек из таможни выходит - уже всему залу интересно узнать, кто он такой, - невозмутимо пояснил Лас. - При его появлении все улыбаются, многие аплодируют, свистят, машут руками. Человек-то все равно не понимает, почему такая реакция! Он видит только то, что все ему радуются, замечает свое имя - и ко мне. А я плакат быстро свертываю, веду его в машину. Человек потом всем рассказывает - какие замечательные, дружелюбные люди в России! Его все встречали улыбками!
     - Балда, - с чувством сказал я. - Это человек. А Сасаки - Иной. Высший Иной, между прочим! Он русского не знает, но смысл надписей воспринимает на понятийном уровне!
     Лас вздохнул и потупился:
     - Да понял уже... Ну, если виноват - гоните в шею!
     - Господин Сасаки обиделся? - спросил я. Семен пожал плечами.
     - Когда я все объяснил, то господин Сасаки изволил долго смеяться, - сообщил Лас.
     - Пожалуйста, - попросил я. - Не делай так больше.
     - Вообще?
     - Хотя бы с Иными!
     - Конечно не стану! - пообещал Лас. - Смысл шутки теряется.
     Я развел руками. Посмотрел на Семена.
     - Подожди меня в коридоре, - велел Семен. - Плакат оставь!
     - Вообще-то я коллекцию... - начал было Лас, но плакат оставил и вышел,
     Когда дверь закрылась, Семен усмехнулся, взял плакат и снова свернул. Сообщил:
     - Пройдусь по отделам, повеселю народ... Ты как?
     - Ничего, - я откинулся в кресле. - Обживаюсь.
     - Высший... - протянул Семен. - Ха... А говорили - выше головы не прыгнешь. Высший маг... Какую карьеру сделал, Городецкий!
     - Семен... я-то тут ни при чем. Так получилось.
     - Да знаю, знаю... - Семян встал, прошелся по кабинету. Маленький конечно кабинет, но все-таки... - Заместитель по кадрам... ха. Темные теперь станут мутить воду. С тобой и Светланой у нас четверо высших. А у Дневного, без Саушкина, остался один Завулон...
     - Пусть рекрутируют к себе кого-нибудь из провинции, - сказал я. - Я не против. А то дождемся нового визита Зеркала.
     - Мы теперь ученые, - кивнул Семен. - Мы на ошибках всегда учимся.
     Он двинулся к двери, почесывая живот сквозь линялую футболку - мудрый, добрый, усталый Светлый маг. Мы все становимся мудрыми и добрыми, когда устаем. У двери остановился, задумчиво посмотрел на меня:
     - Жалко Саушкина. Хороший был парень, насколько это возможно... для Темного. Ты сам-то сильно переживаешь?
     - У меня не было выбора, - сказал я. - И у него не было... и у меня. Жаль.
     Семен кивнул:
     - И "Фуаран" жалко...
     Костя сгорел в атмосфере через сутки после своего прыжка на орбиту. Все-таки это оказалась не слишком точная орбита.
     И дипломат сгорел вместе с ним. Их держали в лучах локаторов до последней минуты. Инквизиция требовала организовать запуск шаттла, подобрать книгу, но для этого не хватило времени.
     Что по мне - так и замечательно, что не хватило.
     Возможно он даже был жив, когда на высоте сотни километров его скафандр начал гореть под огненными поцелуями атмосферы. Все-таки он был вампир, и кислород для него не так важен, как для обычного Иного - как и перегрев, и переохлаждение, и прочие прелести космоса, поджидающие космонавта в легком полетном скафандре. Я не знаю и не стану рыться в справочниках. Хотя бы потому, что никому не дано узнать, что страшнее - смерть от удушья, или смерть в огне. Ведь никто не умирает дважды - даже вампиры.
     "Смотри, я страшный бессмертный вампир! Я умею превращаться в волков и летучих мышей! Я летаю!"
     Семен вышел, не сказав больше ни слова, а я долго сидел и смотрел в окно - на чистое безоблачное небо. Небо не для нас.
     Нам не дано летать.
     И все что мы можем - это постараться не падать.

Конец

     Июль 2002 - июль 2003 гг