идется  сдаться  еще кому-то. И кончится все тем,  что ты  будешь пасовать
перед каждым  мужчиной,  пожелавшим  доставить тебе  неприятности.  Нет  уж,
вариант с проклятием черного мага гораздо предпочтительнее".
   Кстати, в чем состояло это проклятие? В том, что ее преследовало жуткое
невезение.  Каждый  раз,  когда  она  пыталась  прокусить  горло  очередному
барашку, происходило  нечто скверное, да такое, что ей приходилось выбирать:
или глоток крови,  или немедленная смерть. Пока Хантер не убил черного мага,
пришлось ей попоститься. Да еще как!
   Ну а как только черный маг умер,  проклятие исчезло. Без следа... И без
последствий?
   Может  быть,  эта  необъяснимая  любовь  к Хантеру является всего  лишь
последствием проклятия  черного  мага? И осталось оно даже тогда. когда само
проклятие исчезло окончательно. Причем все сходится. Ее угораздило влюбиться
в мужчину, который занимается истреблением таких, как она. Он должен был, он
обязан был ее  убить. Однако не убил. Может быть, потому,  что  знает о том,
что с ней происходит? И ничего ей не сказал? Не предупредил?..
   А собственно  -- зачем? Да и когда  бы  он  мог это сделать?  Во  время
последних двух встреч им было вовсе не до разговоров. И все-таки? Так  ли уж
чист в этой истории Хантер?
   Лисандра почувствовала,  что устала. Устала от этой  неподвижности,  от
кружащихся в голове беспорядочным хороводом мыслей, образов, воспоминаний.
   Может быть, все эти мыслили внушает тот,  кто  ее пленил? Очень, знаете
ли, удобно. Пусть пленница копается  в  своем прошлом, пусть  пытается найти
ответ  на  вопросы, в данный момент не  имеющие  ответа,  пусть  делает  что
угодно.  Лишь бы  не  пыталась  освободиться.. Возможно  ли  такое?  Еще бы,
конечно,  возможно. Тот, кто сумел залезть к  ней в голову и запросто лишить
ее зрения, способен внушить и определенные мысли. И не только это...
   Может быть, тот самый кокон, в котором она якобы находится,  существует
лишь в ее воображении? И попытки его разорвать являются всего лишь попытками
разрушить барьеры, понаставленные в ее сознании пленившим ее уродцем?
   Стоп, но тогда получается, что  и ключ от этих барьеров находится здесь
же, в ее голове. Надо
   только его отыскать, а также суметь использовать. Тогда, может быть, ей
удастся освободиться.
   Ключ? Что он может собой представлять? И как  его  искать?  Собственная
голова,  она же  не сундук? С  ним  все  просто --  открыл крышку и шарь  на
здоровье. А  вот как  найти в собственной  голове  то, о  чем  не имеешь  ни
малейшего понятия?
   И  все-таки  она должна  попытаться. Тем  более что копаться  в памяти,
планировать будущие набеги на  барашков,  тщательно и неторопливо обдумывать
одну  мысль за  другой для нее дело  привычное.  Чем  еще  можно  заниматься
долгими днями, лежа в гробу? Особенно если учитывать, что вампиры никогда до
конца не засыпают  Глубокий сон для них является непозволительной, роскошью,
платой  за  которую  может  явиться  пробуждение  от  вонзившегося  в  грудь
осинового кола.
   Она решила начать с  воспоминаний. Это было легче  всего,  поскольку за
свою долгую жизнь Лисандра предавалась воспоминаниям бесчисленное количество
раз.
   Кстати, а почему бы, в самом деле, не использовать идею начет сундука?
   Она представила свою  память как  огромный,  битком набитый  сундук. На
самом верху, под крышкой, конечно, хранятся воспоминания о . самых последних
событиях. О  том, как она летела к этой  треклятой долине, о встрече с сыном
змеи, о разговоре с ним. Глубже, еще глубже...
   Она  устремилась  вниз. Мимо  проплывали  воспоминания  о  бесчисленных
охотах, удачных и не очень. Вот та  самая охота, когда она  так объелась,что
не смогла  до наступления  утра вернуться в дом-убежище.  Ей пришлось  тогда
спрятаться в подвале полуразрушенного  дома, в который она заползла в  самый
последний  момент, когда первые, еще очень слабые солнечные  лучи уже  стали
припекать ей кожу.
   Лисандра мысленно усмехнулась. Это было то еще приключение.  Она сидела
в  подвале  весь  тот  бесконечно долгий день.  К  обеду  какие-то мальчишки
устроили в подвале  свою глупую игру в  войну. Они ушли целыми и невредимыми
лишь  потому, что  далеко в глубь  подвала забежать никто из них не решился.
Лисандра  сидела,  забившись в  самый  темный  угол  подвала,  слушала,  как
маленькие поганцы спорят о  том,  кому  из  них быть главным волшебником,  и
кляла собственную жадность на чем свет стоит.
   Да, именно  тогда  она  поклялась  никогда больше  не переедать. И свое
обещание  сдержала...  если, конечно,  не  считать двух-трех  незначительных
случаев.
   Она опускалась все глубже и  глубже. Мимо воспоминаний о других охотах,
о погонях за  добычей, о поспешном бегстве от дэвов, о росянке, оставшейся в
горящем доме, о глупцах,  пытавшихся ее  убить и в результате расставшихся с
собственной
   кровью...
   Сейчас это  все ее не интересовало. Она  стремилась к самому дну, туда,
где хранились воспоминания о времени, когда она  еще не была вампиром. У нее
было ощущение,  что  искать  надо именно там, в  очень светлом и  неимоверно
глупом прошлом, отдаленном от настоящего на три сотни лет.
   Она опускалась. Совсем забыв  о том,  что  раньше  ее свидания с тенями
прошлого проходили совсем по-другому, и  тот порядок, которому она следовала
сейчас,  является для  нее чуждым,  неестественным.  Словно бы  кто  ей  его
навязал, заставил ее вспоминать именно таким образом.
   Хотя, собственно, какое это сейчас имело значение?
   Она спускалась...
   А  потом  остановилась, вдруг натолкнувшись  на непреодолимую  стену  у
самого  дна  сундука,  уже  почти  коснувшись воспоминаний,  к  которым  так
стремилась.  Стена эта казалась  такой несокрушимой,  что  Лисандра  едва не
впала в отчаяние. Но отступить она не могла, потому  что  отступить для  нее
сейчас означало сломаться, сдаться окончательно,  потому  что  на карту было
поставлено нечто большее, чем попытка удрать из плена. Ее самоуважение. Ради
него Лисандра была готова на многое.
   Она  еще  раз обследовала  вставшую на ее  пути стену, пробуя  один  за
другим  каждый подозрительный  участок. И нашла-таки трещину, едва заметную,
узенькую. Но все-таки она была, а значит, теперь вампирше оставалось  только
сквозь эту трещину просочиться на другую сторону.
   Что может быть легче? Это для нее-то?
   С  радостным  хихиканьем Лисандра  проскользнула  в трещину...  и вдруг
оторопела.
   На  той стороне  стены было  что угодно,  только  не  ее  воспоминания.
Никакого  столь  вожделенного дна  сундука,  на котором  должны были  лежать
аккуратно упакованные в дымку  прошедших столетий  воспоминания,  не было. А
была всего лишь пыльная комната, в которой  сидел старый, худой лис в ветхом
халате и  высокой квадратной шапочке, полностью закрывавшей уши. Склонившись
над здоровенной книгой, он что-то записывал в нее большим гусиным пером.
   Лисандра  кашлянула.  Лис неторопливо поднял голову, поглядел на нее и,
удовлетворенно кивнув, сказал:
   -- Ага, стало быть, пришли. Вам -- вниз...
   -- Что? -- удивилась Лисандра.
   --  Что сказал, то и будет, -- пробурчал лис и. наклонившись, дернул за
торчащее  из  пола  массивное  бронзовое,  позеленевшее  от времени  кольцо.
Почему-то  Лисандра  рассмотрела это кольцо  очень хорошо, хотя и видела его
всего какое-то мгновение.
   Вслед за этим  послышалось низкое, утробное рычание, и вампирша куда-то
провалилась.  Уже  в падении  она успела подумать, что,  наверное.  все-таки
смогла освободиться от пут.  Иначе как можно  было бы объяснить то,  что она
вдруг обзавелась телом, а также вновь научилась видеть?
   Впрочем,  эта мысль  почти сразу же забылась, поскольку рычание звучало
все громче. Вампирша откуда-то совершенно точно знала,  что  оно возвещает о
близящейся опасности. И конечно, от нее надо было каким-то неведомым образом
уклониться.
   "Знать бы еще. как это сделать", -- подумала
   Лисандра.
   Она  проваливалась...  проваливалась...  пока  наконец  не  провалилась
окончательно. И кто-то
   там,  наверху, воспринял  это,  как нечто небывалое. И конечно,  принял
соответствующие меры.
   Благодаря  этому  небо  поменялось местами с  землей,  и  те,  кто  был
командиром  в  степени минус,  переквалифицировались в командиров мнимых,  а
верховные тени, на секунду проявившись, растворились  окончательно  в мутной
воде, где, как известно, так хорошо ловятся инакомыслящие. И их ловили. Пока
не поймали  великих и ужасных Гама,  Срама и Хама. А они уж, в свою очередь,
так  взялись  за дело, что в скором  времени  возникло  многочисленное племя
людей  с квадратными головами,  все время  падающими  из  карманов  зелеными
листьями  и кривыми пальцами.  Предназначением  этого  племени было  хапать,
лопать и давить, а потом набивать и забивать,  приобретать и прикарманивать,
а также создавать резиновых големов.
   А Лисандра тем  временем погружалась  все глубже в провал, и  кто-то  в
кожаной, разрисованной  голубыми незабудками маске нашептывал ей на ухо, что
все в  мире  относительно.  И  тут  же доказывал  это,  утверждая, что любая
найденная  вещь  обязательно  куда-то  относится, а  всякая  отнесенная хоть
куда-то вещь в конечном результат те оказывается кем-то найденной.
   Это длилось до тех пор, пока не появились два мрачных,  небритых мужика
и не схватили  типа в маске за руки. После этого они его  сноровисто сложили
вчетверо, упаковали  в  большой  картонный конверт и  с  радостными  воплями
куда-то унесли.
   Лисандра осталась одна, и, конечно,  ею попыталась овладеть меланхолия.
Делала она это  грубо, поспешно и неумело, отпуская сальные шуточки и дыша в
лицо  водочным перегаром.  Для  того  чтобы  она  развеялась,  хватило  пары
пощечин.
   Когда  с меланхолией  было покончено,  Лисандра сноровисто  вскочила на
ноги и бросилась прочь. Она понимала, что времени осталось не очень много.
   Вот только ей в  очередной раз не повезло, поскольку она почти сразу же
натолкнулась на чей-то  взгляд. Тот радостно хихикнул и, состроив загадочную
мину,  шмыгнул  в туман.  Мина  была  состроена  плохо  и,  несмотря  на все
заложенные в нее загадки, вместо того чтобы взорваться, тотчас развалилась.
   Правда,  перед этим  она успела своим существованием напугать туман,  и
тот  рассеялся,   уступив  место  далекому  горизонту,  вместившему  в  себя
бесчисленные плантации цветов всеобщей
   радости.  Цветы  были  большими, красивыми, пахли  просто  одуряюще  и,
конечно, являлись всеобщими, а стало быть,  обещали со временем превратиться
в плоды просвещения. Делали они это  так  настойчиво и  в таких высокопарных
выражениях, что у Лисандры, собиравшейся нанести визит вежливости горизонту,
отчаянно  заболела  голова. Да и горизонт ни  на какие визиты не соглашался,
мотивируя отказ тем, что занят.
   Вампирша даже слегка обиделась, поскольку занят он  был не сильно. Так,
маячил на нем какой--
   то уходящий в бесконечность  туннель, да и тот заворачивался  наподобие
раковины. Куда именно он  ведет, было понятно из  большой, прикрепленной над
входом таблички, на  которой  жуткими каракулями было выведено "В конечность
без... тернии через... звездам ".
   Между  тем Лисандре надо было спешить. Она прекрасно понимала,  что  ей
нужно убежать как можно дальше. Только в этом случае побег будет  удачным. И
была еще одна вещь, которую она сообразила только сейчас.
   Лисандра подпрыгнула и полетела. Причем для того чтобы это  сделать, ей
не пришлось превращаться в летучую мышь. Почему? Да за ненадобностью.
   Все очень просто  и  логично.  Где она находится?  Правильно,  в  мире,
которого  не существует и не может  существовать. В воображаемом мире. Здесь
действуют  совсем другие законы. В  частности, здесь, для того чтобы  что-то
случилось,  этого   нужно  сильно  захотеть.  Нет,  не  просто  приказать  в
пространство:  "Я  хочу, чтобы случилось  то-то и  то-то...",  а  достаточно
реально представить себе, как это происходит.
   Значит, для того чтобы  освободиться от наложенных на нее пут, ей нужно
поверить, что это возможно. Всего лишь поверить...  Так,  как  она поверила,
что может летать не только в виде летучей мыши.
   К слову  сказать, это-то ей было сделать легко, а вот насчет пут... Как
она может  представить,  будто они исчезли, если  понятия  не имеет, что они
собой представляют?
   Однако попытаться  стоило.  И  она попыталась.  Причем,  как  прикинула
вампирша,  для  начала  нужно  было  вернуться  в первоначальное  состояние,
распроститься с воображаемым миром.
   Вернуться. Эта мысль ей не понравилась. Однако есть вещи, которые нужно
делать независимо от того, нравятся они или нет.
   Она  вернулась  и,   конечно,  снова  утратила  зрение,   снова  обрела
неподвижность.
   Ничего, это  ненадолго. Если, конечно, у  нее  все  получится  так, как
нужно.
   Она  попробовала  внушить себе,  что  снова  может видеть,  что свобода
здесь, рядом, и обрести ее совсем несложно. Достаточно лишь протянуть руку и
взять, достаточно лишь поверить.
   И конечно,  с первого раза у нее ничего не вышло. Тогда она попробовала
снова и  снова.  На  третий  раз у нее что-то получилось.  По крайней  мере,
вампирше  показалось,  что  она  что-то  видит.  Некое  белесое,  светящееся
облачко.
   Показалось? Как бы не так. Она видела, она ясно видела какой-то свет. И
он становился все ярче, приобретал очертания.
   Свобода.  Вампирша  чувствовала, что до  освобождения  осталось  совсем
немного. Чуть-чуть. Еще мгновение...
   Она не успела.
   В ее сознании возник низкий, нечеловечески спокойный голос. Хозяин его,
казалось,  не испытывал  никаких  чувств, не мог  их испытывать.  Он  просто
констатировал факт.
   -- Нет, этим путем от меня не скрыться. И вообще пора тебя приспособить
к делу. Настало время.
   Хантер качнулся вправо, потом влево, ловко уклонился от лопаты, которой
здоровенный, с пышными усами мужик пытался снести ему голову, и крикнул:
   -- А ведь они мертвые!
   -- Ну конечно, -- сказал Ион. -- По нитям судьбы видно. Причем, судя по
всему, убили их совсем недавно.
   -- Точно, зомби, -- согласился Алвис и  сильным  ударом сабли  отхватил
руку пожилому толстяку, двигавшемуся для своего возраста чрезвычайно прытко.
Впрочем, потеря руки ничуть не  уменьшила энтузиазма, с которым  тот пытался
ухватить Алвиса за горло.
   --  Ими кто-то  управляет, -- промолвил Хантер.  -- А значит, драться с
ними смысла нет никакого. Управляют ими с помощью нитей  судьбы. Стало быть,
надо их перерезать.
   -- Точно! Именно это и нужно сделать! -- крикнул Христиан.
   В очередной раз уклонившись от лопаты, Хантер вдруг отпрыгнул в сторону
и кинулся со всех ног к юноше.
   Вот  уж  кому  в  этой  схватке  участвовать  не  стоит  Только   зазря
подвергаться  опасности.  Помочь  ничем  не сможет,  поскольку еще не  умеет
толком  даже  основного,  что  обязан знать настоящий охотник.  а по  голове
получить может запросто.
   -- А ну-ка, брысь отсюда! -- рявкнул  Хантер, подбегая к Христиану.  --
Бегом назад по дороге и не смей подходить ближе ста шагов.
   Воспользовавшись   подвернувшимся  случаем.   он   полоснул  магическим
кинжалом  по одной  из  нитей  судьбы  мертвеца, с которым  сражался  юноша.
Мертвец сейчас же повалился на дорогу, словно большая кукла.
   Не сразу сообразив,  что с противником покончено, Христиан еще пару раз
махнул кинжалом и лишь потом, остановившись, спросил:
   -- Что это с ним? Неужели это я его?
   -- Кишка еще тонка с зомби драться! -- рявкнул Хантер. -- Ну-ка, прочь,
говорю, отсюда!
   -- Ага, с черными магами, стало быть,  мне сражаться можно?! -- крикнул
в ответ  Христиан.  -- На это у меня силенок хватит? Нет  уж,  если  взяли с
собой,  то все должно быть по-честному. Я такой же, как вы, и имею право  на
эту драку.
   Хантер  саданул  плечом  налетевшего  на него  худого  дядьку в богатой
купеческой одежде. Тот отлетел в сторону, упал, неестественно раскинув ноги,
потом, не сделав ни единого лишнего движения, стал подниматься.
   "А ведь парень не так уж и не прав, -- подумал Хантер. -- Взяли с собой
на серьезное дело, так нечего теперь нянькаться, как с малым дитем".
   -- Ладно, черт с тобой, -- бросил он Христиану -- Только учти, кинжалом
этих  субчиков  не возьмешь.  Мертвые  боли  не  чувствуют.  Поэтому  просто
старайся подрезать им сухожилия на руках и ногах. Будут не такими прыткими.
   -- Понял, -- крикнул юноша и кинулся к ближайшему мертвецу.
   --  Вот  так-то  лучше, --  улыбнулся  Хантер.  Он  поднырнул под  руку
старичка  в неописуемо грязных лохмотьях и,  определив нужную нить, полоснул
по ней острием магического кинжала. Старичок упал на землю.
   Кинувшись  к следующему противнику, Хантер подумал, что, наверное, было
бы лучше настоять на своем и удалить Христиана с поля боя.
   Вот только как  это сделать? Парень рвется в драку И по-своему он прав.
Если  его  приняли как  равноправного  члена  отряда,  он должен  он  обязан
участвовать и  в сражениях. А если при этом он потеряет голову?  Значит, так
ему суждено.
   И все-таки... Судьба судьбой, но за парнем  все-таки стоит присмотреть.
Какой он,  к  черту,  учитель, если позволит своему  ученику  погибнуть. как
последнему идиоту?
   Собственно,  а какая разница? Этой ночью охотники  либо погибнут все, и
он  в том  числе  либо  уничтожат гнездо черных магов, место,  в котором  из
собранных по приютам или просто украденных детей делают черных магов.
   Будет ли это окончательной победой? Конечно нет. Останется еще довольно
много черных магов в городах. Их надо будет  уничтожить.  Одного за  другим.
Всех. И конечно, это будет трудно, очень
   Вот  уж  кому  в  этой  схватке  участвовать  не  стоит   Только  зазря
подвергаться  опасности. Помочь  ничем  не  сможет,  поскольку  еще не умеет
толком даже основного,  что  обязан знать настоящий  охотник,  а  по  голове
получить может запросто.
   -- А ну-ка,  брысь отсюда! --  рявкнул Хантер, подбегая к Христиану. --
Бегом назад по дороге и не смей подходить ближе ста шагов.
   Воспользовавшись  подвернувшимся   случаем,   он  полоснул   магическим
кинжалом  по одной  из  нитей  судьбы  мертвеца, с  которым  сражался юноша.
Мертвец сейчас же повалился на дорогу, словно большая кукла.
   Не сразу сообразив, что с  противником покончено, Христиан еще пару раз
махнул кинжалом и лишь потом, остановившись, спросил:
   -- Что это с ним? Неужели это я его?
   -- Кишка еще тонка с зомби драться! -- рявкнул Хантер. -- Ну-ка, прочь,
говорю, отсюда!
   -- Ага, с черными магами, стало быть, мне сражаться можно?! --  крикнул
в ответ Христиан.  -- На это у  меня силенок хватит?  Нет  уж,  если взяли с
собой, то все должно быть по-честному. Я такой  же, как вы, и имею  право на
эту драку.
   Хантер саданул плечом  налетевшего  на  него  худого  дядьку  в богатой
купеческой одежде. Тот отлетел в сторону, упал, неестественно раскинув ноги,
потом, не сделав ни единого лишнего движения, стал подниматься.
   "А ведь парень не так уж и не прав, -- подумал Хантер. -- Взяли с собой
на серьезное дело, так нечего теперь нянькаться, как с малым дитем".
   -- Ладно,  черт  с тобой, --  бросил  он  Христиану.  --  Только  учти,
кинжалом  этих субчиков  не возьмешь.  Мертвые  боли не  чувствуют.  Поэтому
просто  старайся  подрезать им сухожилия на руках и  ногах. Будут  не такими
прыткими.
   -- Понял, -- крикнул юноша и кинулся к ближайшему мертвецу.
   -- Вот так-то лучше, -- улыбнулся Хантер.
   Он  поднырнул под  руку старичка  в  неописуемо  грязных  лохмотьях  и,
определив нужную нить, полоснул по ней острием магического кинжала. Старичок
упал на землю.
   Кинувшись к следующему противнику, Хантер  подумал, что, наверное, было
бы лучше настоять на своем и удалить Христиана с поля боя.
   Вот только как это сделать? Парень рвется в драку. И по-своему он прав.
Если  его  приняли  как  равноправного члена от