богов,  которые  к
тому же покровительствовали всем желающим, не глядя на  магический  дар,
что храмы в скором времени сравнялись с Ковеном по влиянию.  Обычно  два
этих   достойных   учреждения   сотрудничали,   дополняя   друг   друга;
поговаривали, будто нынешний  Всерадетель  колдует  не  хуже  Верховного
Архимага,  но   выдает   этот   дар   за   божий.   Прочих   "одаренных"
священнослужители всячески порицали и при случае пытались  наставить  на
путь истинный, то есть переманить конкурентов на свою сторону.
   - И как именно я должна утешать душевно скорбящего зайца? - осторожно
уточнила я.
   - А у нас тута пенек на  опушке  имеется:  ежели  возложить  на  него
хлебца малость, с полковриги, аль яиц пяток,  заяц  утешится  и  обратно
дорогу перебежит. Тем и спасаемся.
   - И часто он так бегает? - поинтересовалась я.
   -  Грехи  наши  тяжкие...  -  неопределенно   вздохнул   мужик.   Его
односельчане  наперебой  стали  живописать  мне  происки   злокозненного
русака, чья тяжелая лапа беспощадно карала грешников, отнимая  молоко  у
коров и насылая золотуху с почесухой. Возмездия не избежал даже проезжий
купец - его лошади внезапно понесли,  разметав  полный  возок  добра  по
лужам вдоль дороги.
   К почесухе я отнеслась крайне скептически, а возка у  меня  не  было,
как и причин задабривать совершенно незнакомого зайца, переводя на  него
диетический продукт. Поблагодарив за информацию и вежливо  попрощавшись,
я кое-как вскарабкалась на лошадь,  но  сразу  уехать  не  удалось  -  у
околицы ко мне привязалась дряхлая бабка в черном платке и слезно начала
умолять о полюбовном договоре с зайцем,  "дабы  меня,  такую  молодую  и
красивую, не пришлось хоронить за счет  деревни".  Она  даже  попыталась
всучить мне жертвенный пяток яиц, полагая, что это обойдется ей дешевле.
Но тут моему терпению пришел конец, и я популярно объяснила старухе, что
не верю ни в  богов,  ни  в  зайцев,  и  если  насчет  первых  еще  могу
передумать после какого-нибудь особо впечатляющего знамения, то у вторых
нет ни малейшего шанса. Даже с бесплатными яйцами. И  со  злостью  пнула
лошадь каблуками.
   Заяц, естественно, тоже не подумал бегать даром. Но в  полуверсте  от
деревни Смолка резко  остановилась,  с  подозрением  разглядывая  пустую
тропку. Долго размышляла, насторожив  уши  и  помахивая  хвостом,  затем
решительно свернула к обочине, сделала небольшой крюк и вышла на  дорогу
двадцатью локтями дальше.
   Мне стало интересно. Я спешилась, намотала  повод  на  руку  и  пошла
обратно. Смолка неохотно  переставляла  ноги,  но  в  центре  чем-то  не
угодившего ей пятачка разочарованно всхрапнула и успокоилась. Присев  на
корточки, я поворошила пыль и сразу  наткнулась  на  сухонький  травяной
стебелек, вырванный с корнем и аккуратно уложенный макушкой к деревне.
   - Пожалуй, Смолка, мы и  впрямь  недооценили  зайчишку,  -  задумчиво
сказала я поднимаясь. - Давай-ка вернемся в село и исправим это досадное
упущение.
   Смолка сообразительно подставила бок, я  привычно  не  допрыгнула  и,
тихо ругаясь, повела кобылу к ближайшему пеньку.
   Сразу за  поворотом  нам  встретился  деревенский  пьянчуга,  томимый
жестоким похмельем. При виде меня он разочарованно скомкал пустой  мешок
и побрел обратно, не желая отвечать на провокационные  вопросы:  что  из
моего добра приглянулось ему больше всего и какую  долю  потребует  себе
заяц. Проехав мимо, я обнаружила, что вся  деревня  с  жадным  интересом
ожидает исхода  поединка  "заяц  -  ведьма",  не  думая  возвращаться  к
повседневным хлопотам. Увидев меня целой и невредимой, селяне  огорченно
завздыхали, но тут же воспряли духом: я поинтересовалась, не продаст  ли
кто с полдюжины яиц.
   Раздобыв искомый деликатес, я торжественно возложила его на  пенек  у
опушки, несколько издевательски повинилась перед зайцем за  маловерие  и
вернулась  в  деревню.  Выждал  а  часок  для  верности,  заодно  купила
потрошеную курицу себе на ужин и вторично выехала за околицу.
   Как  только  деревня  скрылась  за  деревьями,  из  кустов  показался
давешний заяц - второго такого наглого и здоровенного свет не  видал.  Я
благоговейно придержала лошадь. Длинноухий  шантажист  неспешно,  словно
оказывая мне одолжение, пересек дорогу, оглянулся и, кажется,  с  трудом
удержался от глумливого жеста в нашу сторону
   - Смолка... - Я мстительно  выдержала  паузу,  потом  резко  тряхнула
поводьями. - Ату его!!!
   Заяц припал к земле, но быстро  опомнился  и  рванул  во  всю  прыть,
высоко подбрасывая куцый зад. Вокруг расстилалось кочковатое редколесье,
абсолютно непригодное для конной погони - если, конечно, ваша лошадь  не
выросла на болоте и не боится сломать  ногу  в  барсучьей  норе.  Из-под
копыт полетели клочья травы, в  ушах  засвистел  ветер.  Кобыла  скакала
размашисто и мягко, как кошка, без  труда  огибая  деревья.  Задачу  она
уяснила четко, мне оставалось только цепляться за ее шею и уворачиваться
от веток.
   Изрядно  струхнувший  заяц  начал  петлять,  метаться  из  стороны  в
сторону, но Смолка вошла во вкус и с легкостью повторяла его  выкрутасы.
Зверек мелькал то слева, то  справа,  безуспешно  пытаясь  прорваться  к
заваленному буреломом  оврагу.  Наконец  кобыле  удалось  наподдать  ему
копытом, заяц кубарем покатился по  траве,  да  так  и  остался  лежать,
закрыв морду лапками. Смолка услужливо присела, я наклонилась и  подняла
зайца за теплые упругие  уши.  Он  обреченно  брыкнулся  и  затих,  сопя
подвижным треугольничком носа.
   - О камень и на щи, -  проникновенно  сказала  я.  -  Ведьмам  дорогу
перебегаем? Мороками балуемся? Травку-граюн посреди дороги раскладываем,
а лошадям потом волки мерещатся? Или медведи?
   Заяц содрогнулся, исхудал и сменил цвет на  зеленоватый  с  проседью.
Из-под заострившегося рыльца блеснули мелкие игольчатые зубки.
   - Разберешь вас тут, что ни баба - то  ведьма,  -  раскатистым  басом
прогудел леший. - Уши-то отпусти, не казенные!
   Я разжала пальцы. "Заяц" покачнулся и сел, не удержавшись на ногах.
   - Сиротинушке неимущему яиц пожалела, - буркнул  он,  ощупывая  разом
укоротившиеся уши. - И несвежие они у тебя, между прочим. Такие  по  два
за одно считать надо бы!
   - Сиротинушки не привередничают, - огрызнулась я.
   Именем лешего  ругались  от  Винессы  до  Волмении.  Сей  фольклорный
элемент якобы знал все на свете и регулярно принимал отправленных к нему
гостей; навещать лешего добровольно никто не  желал,  поэтому  посланные
обычно обижались и предлагали сходить вместо них. На деле  лешие  любили
поизмываться над заплутавшим человеком, кругами водя по чащобе, но также
не гнушались выпить  с  ним  медовухи,  подъехать  на  телеге,  а  то  и
соблазнить девку, прикинувшись  добрым  молодцем  (о  чем  иные  молодки
нисколько не сожалели, бегая в лес по пять раз на дню).  На  эти  мелкие
хулиганства маги смотрели сквозь  пальцы,  тем  более  лешие  худо-бедно
сдерживали прочую нежить и приглядывали за лесом.
   - Скажи спасибо, что лошадка у меня не из пугливых, если  бы  понесла
или сбросила, я бы с тобой и разговаривать не стала - сразу на воротник,
неимущего. С чего бы это, кстати, неимущего? Вон лес какой, за неделю не
объехать.
   - Не мой он, -  неохотно  признался  леший,  -  у  него  свой  хозяин
имеется, меня дальше опушки не пускает. Хорошо хоть вообще  терпит,  мог
бы и взашей вытолкать.
   - Что ж тебе в родном лесу не сиделось? Тамошний народ  разочаровался
в зайцах? - ехидно предположила я.
   Леший негодующе фыркнул:
   - Кабы не нужда, стал бы я из-за десятка яиц мараться! В том лесу все
птицы мне дань платили, чтобы я деревья с  гнездами  не  тряс  да  котов
шкодливых гонял. Выжили меня, наползла с гор нечисть  всякая,  самого  -
страшно сказать! - чуть не съела. Пришлось уйти, ведьму им в печенки...
   - Ну спасибо, - хмыкнула я,  хоть  и  не  ожидала,  что  леший  будет
ругаться самим собой. - Впрочем, от хищной нежити в  последнее  время  и
впрямь плюнуть негде. С какой горы ползет-то?
   - А то я знаю, как она по-вашему прозывается? Гора и гора. До середки
лес, а выше камень. Солнце из-за нее подымается, маковки так и горят.
   На юге Белории гор хватало,  Элгарский  хребет  тянулся  вдоль  всего
побережья. Но солнце всходит на востоке, так что речь скорее всего шла о
Гребенчатых горах, на стыке Белории, Урсинии и  Ясневого  Града,  страны
эльфов. Опять они, последний оплот жмырей! Ох, что-то там нечисто...
   Я порылась в сумке, оторвала кусок пергамента и накарябала  несколько
строк.
   - Отнесешь это письмо в Чернотравную Кущу, отдашь  старому  магу  или
его ученику, скажешь - от Вольхи Редкой. На их болоте как  раз  вакансия
живоглота освободилась. Поскольку свято место  пусто  не  бывает,  пусть
лучше яйца пропадают. Заодно и за порядком приглядишь, чуть что неладное
- доложишь Травнику.
   - По болоту мы  не  спецы,  -  смущенно  признался  леший,  скребя  в
затылке. - А ну как с кикиморами не сработаюсь?  Засмеют  -  куда  тебе,
пенек лесной, на старости лет  профессию  менять..,  да  и  ревматизм  у
меня...
   - Ничего, приспособишься. Кикиморы там скромные, мужским вниманием не
избалованные, будешь у них первым парнем на болоте. Живо  от  ревматизма
излечат.
   - Эх, была не была! - решился  леший,  залихватски  махнув  лапой.  -
Давай свою бумажонку,  отнесу.  А  за  яйца-то  не  серчай,  обживусь  -
орлиными отдам!
   - Все вы так говорите, - вздохнула я, - а  потом  и  жабьей  икры  не
допросишься. Лучше клюквы лукошко какое собери.
   - Целую бочку прикачу!  -  торжественно  пообещал  леший,  и  я  живо
представила  полчища  недовольных  кикимор,  получивших  разнарядку   на
клюкву, к священному ужасу встречных баб.
   Мы распрощались. Заяц ускакал лесом, напрямки,  я  поехала  дальше  и
спустя два часа обнаружила еще одно селение, покрупнее и  побогаче.  Там
даже имелась своя ведьма,  годная  "кровь  заговорить,  девку  негодящую
замуж выдать, мруна отвадить". Делиться опытом по  части  девок  она  не
пожелала и в дом меня не пустила, скрипуче бранясь из-за двери. Судя  по
наивности  угроз,  о  настоящей   магии   она   имела   весьма   смутное
представление и опасалась, что я выведу ее на чистую воду.
   Кой-какая работа все-таки нашлась - исцелить корову  от  мастита.  Не
доверяя пришлой ведьме, владелица маячила  в  дверях  хлева,  безуспешно
укачивая двух спеленатых младенцев, которые орали по очереди,  не  давая
ни минуты покоя. Нервное "баю-баюш-ки-баю" временами принимало  зловещий
оттенок, пугающий даже меня.  Корова  дичилась  и  брыкалась,  не  давая
коснуться воспаленного вымени, а  в  благодарность  так  приложила  меня
хвостом по глазам, что взревели все четверо: я, младенцы  и  скотина,  в
сердцах огретая по крестцу.
   Ночевать пришлось в лесу: следующую деревеньку я по карте не нашла, а
возвращаться было далеко и поздно. Разложив костер, остаток вечера и  до
первой звезды я варила  курицу.  Похоже,  эти  скорбные  жилы  вышли  из
цыплячьего возраста задолго до моего рождения. Пришлось довольствоваться
бульоном. Уваренная курица обернулась  желтым  костлявым  монолитом,  не
поддающимся  ни  разрыванию,   ни   подпиливанию   ножом   в   суставах.
Осчастливленная Смолка жевала ее добрый час,  как  ребенок  -  сливочную
тянучку.
   Ночь выдалась теплая и звездная. Пахло мхом и хвоей, над головой,  на
фоне серого неба, с гудением проносились толстые рыжие жуки.
   Уже засыпая, я подумала, что у  свободного  распределения  есть  свои
прелести.
 
Глава 8 
 
   За три последующих дня я посетила еще четыре  деревеньки.  На  куртку
скопить не удалось, но монетки в кармане позвякивали, так  что  голодная
смерть нам со Смолкой не грозила.
   Работа ведьмы нравилась мне все больше и больше. Льстило неподдельное
уважение в глазах селян и восторг детей.  Смешил  боязливый  шепоток  за
спиной, уверяющий собеседников в моем безграничном могуществе. Никому  и
в голову не пришло ограбить меня,  безмятежно  спящую  у  самой  дороги,
более того: полудюжинная банда  лесных  грабителей  терпеливо  дождалась
моего пробуждения и очень  вежливо  попросила  исцелить  их  главаря  от
весьма  распространенной  среди  татей  болезни  -  стрелы  в  заду,  за
извлечение которой я нахально стребовала пять кладней,  пообещав  скидки
при повторном и оптовом обращении.
   На широкий тракт я выехала вблизи Камнедержца, миновав  его  северные
ворота вскоре после полудня. В городе, на булыжной мостовой, я запоздало
спохватилась, что моя лошадка не  подкована.  Смолку  это  нисколько  не
беспокоило, она знай себе топала по камням, глухо и  уверенно.  Уговорив
лошадь поднять ногу, я осмотрела копыто и сначала испугалась  -  роговую
подошву натрое рассекали две глубокие трещины. Но тут Смолка нетерпеливо
двинула бабкой и копыто разложилось на три  длинных  крючковатых  когтя,
коими лошадь весьма неласково щелкнула у  меня  перед  носом.  Вопрос  о
подковах отпал сам собой. Я вспомнила, как  Вольт  таинственным  образом
перебирался из стойла в стойло.., ничего таинственного, он бы и на крышу
без труда влез, жди его там очаровательная белокурая кобыла.
   Отыскав самое роскошное здание, я уверенно  прошла  мимо  стражи,  на
ходу отвернув ворот, под которым блеснул цеховой знак магов-практиков  -
стальная бляха в форме щита с чеканным  мечом  острием  вверх.  Середину
лезвия  перекрывал  восьмиконечный  пульсар,   полыхая   на   солнце   и
фосфоресцируя в тени.
   Я не ошиблась  -  здание  принадлежало  городской  администрации.  На
мраморном полу лежали вытертые ковры, у запертых дверей  с  безнадежными
лицами  переминались  с  ноги  на  ногу  просители,  от  нечего   делать
перечитывая свои жалобные и  кляузные  грамотки.  Простой  люд  сюда  не
пускали, только начиная с десятников городской  стражи,  купцов  и  глав
ремесленных гильдий. Второй  этаж  охранялся  еще  бдительнее,  пришлось
представиться, назвать цель визита и несколько минут  ждать,  пока  меня
примут.
   Городской маг мне  не  понравился.  Камнедержцу  вообще  не  везло  с
дипломированными специалистами, близость  Догевы  заметно  охлаждала  их
трудовой  энтузиазм.  Они  менялись  каждые  два  года,   по   окончании
стажировки. Прошлого так и вовсе загрызли - правда, не вампиры,  а  свой
же коллега-маг, но популярности вакансии это не прибавило.
   На недавнего выпускника нынешний маг не походил, разве что  сидел  на
каждом курсе по три года. Скорее всего,  успел  сменить  несколько  мест
работы, успеха нигде не добился  и  предпочел  стать  большой  рыбкой  в
маленьком пруду, пусть и не слишком чистом.
   С коллегой он общался подчеркнуто вежливо, но без  малейшей  приязни.
"Что ты, девчонка, можешь знать такого, чего не знаю я сам?" -  сквозило
во взгляде мага. Я тоже не сочла его достойным симпатии -  светлоглазый,
безликий, неопределенного возраста, с тусклыми редеющими волосами  цвета
пыльной мыши. Бесценная находка для тайной службы короля, да он,  скорее
всего, на нее и работал.
   Я коротко сообщила о подозрительном разгуле нежити возле  Гребенчатых
гор и предложила коллеге связаться с Ковеном Магов, но он выслушал  меня
со скучающим видом.
   - Вы опоздали, Ковен давно оповещен. Два  месяца  назад  в  одной  из
горных пещер был найден и интереса  ради  активирован  Ведьмин  Круг.  К
сожалению,  молодой  неопытный  маг,  -  он  едва  удержался,  чтобы  не
добавить: "Вроде вас",  -  поплатился  своим  любопытством  и  погиб,  а
несколько тварей  вырвались  на  свободу.  Не  спорю,  они  представляют
некоторую опасность  для  местных  жителей,  и  я  должен  выразить  вам
благодарность за ликвидацию жмыря, однако  повода  для  беспокойства  не
вижу. Круг разобран, а десяток-другой нежити не окажет заметного влияния
на местную экологию.
   Маг встал и официально пожал мне руку, но садиться не спешил, намекая
на скорое прощание.
   - Приятно было познакомиться, - вынужденно буркнула я.
   Интересно, назвал бы маг влияние жмыря "незаметным",  окажись  тот  у
него за стулом? Ладно, сообщила и выбросила из головы.
   В коридоре меня поймал  градоправитель,  толстенький,  благодушный  и
успевший закрепить хорошее настроение бутылочкой вина,  а  то  и  двумя.
Ссылаясь на занятость городского мага, он подкинул мне небольшую халтуру
- вурдалака средней упитанности,  загнездившегося  в  развалинах  старой
тюрьмы. Уговорившись с градоправителем об оплате, я оставила  кобылу  на
постоялом дворе, расспросила местных жителей и  отправилась  в  гости  к
жертве.
   Тюрьма была разрушена гораздо сильнее, чем  мне  описывали.  Вдобавок
она просела - видимо, из-за многочисленных подкопов постояльцев. Еще три
года назад в ней содержали разбойников и  убийц,  осужденных  на  вечное
заточение, так что времени у них было предостаточно. Одно время вурдалак
питался заключенными, потом нашел, что тюремщики куда нежнее на вкус,  и
тюрьму пришлось перебазировать. Вурдалак выразил свое возмущение  акцией
протеста, в ходе которой был изрядно погрызен целовальник, ночной  порой
возвращавшийся со свадьбы племянницы. Следующим оказался градоправитель,
предшественник   моего   работодателя.    Несмотря    на    безграничную
благодарность,  испытываемую  последним  по   отношению   к   вурдалаку,
обещанная мне сумма несколько превышала обычный гонорар мага-практика.
   Пристроившись на ополовиненной статуе богини правосудия,  серый  бюст
которой интригующе выглядывал из кущи лопухов  и  лебеды,  я  развернула
свиток с планом. Итак, вурдалак приватизировал подвальный  этаж  тюрьмы,
состоявший из коридора и ряда пыточных камер.  Туда  вело  три  входа  -
одним  пользовались  палачи  и  тюремщики,  второй  предназначался   для
заключенных, а по третьему выносили тела - он был прорублен  в  стене  с
видом на унылое кладбище, поросшее люпинами. Третий вход с некоторых пор
стал  для  вурдалака  парадным  выходом  -  первые  два  были   завалены
фрагментами стен и перекрытий: года  три  назад  некий  алхимик-самоучка
попытался ликвидировать вурдалака, ликвидировав тюрьму. Рвануло так, что
стены  распустились  пионом.  Вурдалак  пересидел  опыт  в  подвале,   а
окрестные селяне еще месяц собирали обломки кирпича с возделанных  полей
и латали соломенные крыши, кроя алхимика последними  словами.  Теперь  к
развалинам было  не  подступиться.  В  одном  месте  мне  даже  пришлось
раскрыть небольшой телепорт, чтобы перебраться через нагромождение  глыб
с вмурованными железными крючьями, в которые превратились прутья оконных
решеток.
   Я решила не тянуть. Как говорится, раньше зайдешь - раньше выйдешь, а
если вурдалак днем спит, то это его проблемы.
   Дверь, ведущая в подземелье, была  приоткрыта  и  заботливо  подперта
кирпичом.
   "Какой гостеприимный вурдалак" - подумала я, с опаской  спускаясь  по
влажным каменным ступеням. Двух нижних не хватало, их словно выдолбили и
куда-то унесли, не оставив ни кусочка.  Приглушив  шаги  заклинанием,  я
соскочила на усыпанный щебнем пол. Прямо мне  в  глаза  смотрел  скелет,
распятый на дыбе. В прекрасно сохранившемся камине лежали  на  обрешетке
щипцы, большие и  маленькие,  крючки  мерзопакостного  вида  и  погнутый
железный  сапог.  На  стене  висел  припорошенный  известкой  гобелен  -
грешники в преисподней, с энтузиазмом  лижущие  раскаленные  сковородки.
Подивившись фантазии ткача, я осмотрела  комнатушку,  но  не  обнаружила
ничего интересного и  на  цыпочках  вышла  в  коридор.  Щебень  хрустел,
несмотря на заклинание. Тихо ругнувшись, я  остановилась,  за  неимением
метлы сняла со спины меч в ножнах, оседлала его, ухватившись  руками  за
крестовину, подпрыгнула и зависла в  воздухе  (разумеется,  левитировать
можно и без подручных средств, но  это  психологически  сложнее,  а  так
возникает хотя бы иллюзия опоры).
   Беззвучно расхохотавшись, как и положено отпетой ведьме,  я  полетела
вдоль коридора. Черные проемы распахнутых камер мелькали справа и слева.
Я