тыней: ее полные груди тяжело колыхались, а весь вид являл собою негодование.
     - Так ты выгоняешь меня из своей постели? - Такого Молли еще никогда не видывала.
     - Я говорил тебе - спи, а ты не послушалась, - равнодушно произнес Колин и отвернулся.
     Ему почудилось под окнами какое-то движение. Он посмотрел вниз, но там никого не было. Может, кто-то подъехал к гостинице? Но где тогда почтовый дилижанс, лошади? Слабо хлопнула входная дверь, подтвердив подозрение Колина о прибытии нового постояльца. Наверное, одинокий путник, застигнутый непогодой. Колин мог бы его успокоить. Дождь уже пошел на убыль, гром и молния стали явно удаляться на юго-восток от гостиницы.
     Молли была готова вытолкнуть Колина в окно, но тут вспомнила, что он ей не заплатил.
     - Возьми на тумбочке, - сказал Колин.
     - Ты еще и мысли читаешь, проклятый!
     Молли взяла приготовленные для нее монеты и сползла с постели. Зажав деньги в кулаке, она стала одеваться.
     - Моя сестра рассказала мне, зачем вы с дружком прибыли сюда, - заявила она. - И я пришла к тебе... я думала, что должна ублажить человека, который вот-вот будет смотреть в глаза смерти. Ну и ладно! Мне теперь наплевать, куда его светлость загонит тебе пулю: в голову или в сердце.
     - Если сможет куда-нибудь попасть, - сухо сказал Колин.
     - Ты чертовски прав.
     Колин спрыгнул на пол. Идя к двери, он чувствовал на себе взгляд Молли. Он был уверен, что она злится на него, но, обернувшись, увидел на ее лице сожаление, а может, тоску. Его темные глаза пристально смотрели на симпатичное, сердечком, личико Молли. Видно, она вообразила, что влюблена в него.
     - Не льсти себя надеждой, - резко сказала она.
     Улыбка коснулась губ Колина.
     - Так кто же здесь, черт возьми, читает мысли?
     Молли от неожиданности поперхнулась. Он не имел никакого права так смотреть на нее и ловить ее на мысли, которую она не уяснила еще и сама для себя. И во всем виновата эта полуулыбка. А может быть, этот мгновенный интерес, пристальный взгляд темных и блестящих, как полированный оникс, глаз? И слава Богу, что он выгоняет ее! Если бы она осталась у него до утра, то влюбилась бы в него как последняя дура.
     - Самонадеянный ублюдок, - прошептала она себе под нос.
     Она наконец застегнула юбку и, подняв руки, стала надевать через голову блузку. Шнуровка болталась, но Молли и не собиралась ее затягивать. Пусть он на прощание полюбуется на то, что ему уже никогда не достанется, разве что он ее об этом очень попросит.
     Колин уже хотел идти открывать ей дверь, как вдруг в нее кто-то постучал. Это был очень осторожный стук, и Колин понял, что это не Обри. Второй человек на его корабле стучал в дверь кулаком, как молотом. Двери под его напором просто ходили ходуном.
     Колин не ответил на первый робкий стук, и тут же следом раздалось новое легкое стаккато. Он вопросительно посмотрел на Молли. Она с недоумением пожала плечами, удивленная не меньше его, и тогда он приложил палец к губам. Она понимающе кивнула.
     Добравшись до сапог, стоявших у двери, Колин осторожно, пальцами достал из правого нож в кожаных ножнах, потом сжал его покрепче, чтобы почувствовать силу и вес оружия. И только после этого осторожно приоткрыл дверь.
     За дверью стояла фигура в насквозь промокшей одеж-де. С накидки и с низко надвинутого на глаза капюшона на деревянный пол струйками стекала вода. Несмотря на шерстяной плащ, пришельца била дрожь.
     - Что вам угодно? - коротко спросил Колин. В темном коридоре было трудно рассмотреть незнакомца.
     - Хозяин гостиницы сказал, что я здесь смогу увидеть капитана Торна.
     Голос был хриплый, прерываемый клацаньев зубов, но можно было догадаться, что он принадлежал молодой женщине.
     Колин распахнул дверь, так чтобы его гостья смогла увидеть кинжал в его руке. Она явно вздрогнула, и он понял, что она не собирается ему ничем угрожать. Он впустил ее в комнату. А Молли он сказал:
     - Может быть, ты все-таки подогреешь воду?
     - Так, значит, ты выгоняешь меня? - взорвалась она. - Да еще и замену мне в постели нашел! Грей сам свою проклятую воду!
     - Мне ничего не нужно! - воскликнула незнакомка. Колину удалось придержать дверь, прежде чем Молли, уходя, хлопнула ею.
     - Я просил не для вас, - сказал он. - С самого приезда я пытаюсь искупаться.
     Он увидел, что гостья посмотрела на постель, и подумал, что она, несомненно, сразу сделала правильные выводы.
     - Да... в общем, вы не первая за сегодняшний вечер нарушаете мое одиночество.
     Колин подумал, что она могла бы и ответить ему что-нибудь или, еще лучше, хоть как-то объяснить цель своего прихода. Но гостья была словно загипнотизирована жутким клубком из простыней и одеял на его постели. Колин тупой стороной ножа прикоснулся к ее подбородку, чтобы она почувствовала холод металла и обратила бы на него внимание. Она медленно повернулась к нему.
     - Так-то лучше, - сказал он.
     Кончик ножа подрагивал: женщину продолжала бить лихорадка. Он прищурил глаза. Ее промокший капюшон слишком низко нависал надо лбом, мешая ему рассмотреть ее лицо.
     - Снимите капюшон!
     Его приказной тон вывел ее из оцепенения.
     - Спасибо, я не хочу.
     - Но это не совет, а приказ!
     Она вскинула руки к застежке под подбородком и снова застыла.
     Колин ловко разрезал атласную застежку. Широкий капюшон упал назад, открыв лицо незнакомки.
     - Делайте то, что я вам говорю, - сказал он сурово, - и тогда ваша одежда останется при вас.
     Она кивнула и отвела взгляд, чувствуя себя неловко оттого, что он так бесцеремонно ее рассматривает. Она не покраснела. А если бы покраснела, то не от этого беззастенчивого разглядывания. Его интерес был какой-то отвлеченный, почти клинический. На ее месте с тем же успехом могла бы находиться кукла или какой-нибудь образец для научного исследования.
     Колин опустил нож. Мгновенным движением запястья он отшвырнул его так, что нож, вращаясь, пролетел через всю комнату и врезался в переднюю спинку кровати. Она вздрогнула от внезапного броска, но не съежилась от страха. Уже одно это было удивительным.
     - Снимите пелерину!
     На этот раз она повиновалась и сняла пелерину с плеч. Насквозь промокшая пелерина была тяжелой, но держать ее было все же легче, чем отдать. Она лихорадочно стиснула ее пальцами.
     Колин подошел к креслу и взял со спинки свою рубашку. Он надел ее и заправил в брюки. При этом он заметил, что она все еще избегает смотреть на него.
     - Могу предположить, что вы не из сестричек Молли, - сказал он.
     - Кого? - удивилась она, но тут же поняла. - Нет, конечно, нет! Я никогда в жизни ее не видела.
     Колин перекинул остатки одежды с кресла на постель. Потом сел и вытянул перед собой ноги. Будто бы не зная, оставаться ей или уходить, незнакомка все еще не смотрела в его сторону. Он молча изучал ее стройный силуэт, пока она стояла в нерешительности. Пелерина все еще была у нее в руках, и он заметил, что она судорожно сжимает и разжимает пальцы. Плечи ее были сжаты от напряжения, но высоко поднятый подбородок свидетельствовал о том, что она не отказалась от намерения, приведшего ее сюда.
     Она уже перестала дрожать, и ему был виден ее чистый и мягкий профиль. Он не был уверен, но ему показалось, что девушка прикусила нижнюю губу, так как ее форма казалась как бы слегка втянутой.
     Он не торопил ее. Спать ему совсем не хотелось. Он и в обычной жизни никогда не страдал особой сонливостью, а в этот момент готов был держать пари, что, если Обри Джонс сейчас забавляется с сестрой Молли по крови и по ремеслу, а может, и с самой Молли, то его маленькое развлечение обещает быть не менее интересным.
     Колин увидел, как его непрошеная гостья глубоко вздохнула, видно, все еще не решаясь заговорить. Она повесила пелерину на крюк у двери, расправила ее и отжала воду из подола. Она явно решила остаться.
     - Давайте я согрею вам воду, - мягко сказала она.
     Он хотел сказать ей, что это совсем не к спеху, но она уже приступила к делу: из лохани стала ковшом наливать воду в котел на плите. Опустившись на колени на кирпичный пол перед камином, она положила горкой лучину для растопки. После нескольких неудачных манипуляций с кремнем и огнивом ей наконец удалось разжечь огонь под котлом.
     Он с интересом наблюдал за ней. Она была небольшого роста и очень изящная - с тонкими руками, хрупкими плечами и высокой тонкой талией. Волосы ее были цвета горького шоколада. Пока она не растопила камин, они казались ему совсем черными. Теперь же он увидел богатые и глубокие оттенки охры, сурика и кофе. Гладко зачесанные со лба, они были заплетены в свободную косу, спадающую вдоль спины. Такая прическа подходила скорее служанке, чем госпоже. Колин знал женщин, которые на ночь заплетали косу после обязательных ста взмахов гребнем. Ему нравился этот ритуал. Нравилось лежать в постели в ожидании, пока женщина расчесывала волосы, считая до ста, нравилось наблюдать, как гребень рассекал волнистые блестящие пряди.
     Ее волосы сияли в свете очага. Коричневой волной лежали они у ее нежной щеки. Причесывала ли она сегодня вечером свои волосы? И ждал ли ее кто-нибудь в постели?
     Она медленно поднялась с колен, отряхивая руки о платье, и нерешительно взглянула на Колина. Он все еще наблюдал за ней отчужденным прищуренным взглядом. Она откашлялась, прочищая горло.
     - Я думаю, вам интересно будет узнать, кто я, - сказала она.
     - Нет, - небрежно ответил он. - Мне кажется, я уже вычислил это, мисс Лейден.
     Ее удивленные глаза подтвердили правильность его догадки. Интересно, какие они - голубые или серые? При свете камина было трудно разобрать.
     - Наверное, я даже смогу сказать, почему вы здесь. Чего я не знаю, так это того, что вы можете предложить в обмен на его жалкую жизнь.
     Руки Мерседес Лейден бессильно повисли вдоль тела.
     - Как вы догадались?
     - Уэйборн-Парк ведь недалеко отсюда. Я знаю это, потому что собираюсь попасть туда утром. Это расстояние можно преодолеть пешком. Даже ночью это сделать нетрудно. А вы пришли пешком. Я случайно увидел, как вы вошли в гостиницу. Мне известно также, что у графа две дочери и два сына. Я считал, что обязательно должен был узнать хоть что-нибудь о человеке, который вызвал меня на дуэль. Поскольку вы, что совершенно очевидно, не являетесь ни одним из сыновей, а ваша одежда не позволяет предположить, что вы прислуга, то мне кажется, что вы одна из его дочерей.
     - На самом деле я его племянница.
     Колин задумался.
     - А-а-а, - протянул он, - я теперь вспомнил. Бедная родственница.
     Она вздрогнула от такого определения, но не стала ни отвергать его, ни протестовать. Мерседес приходилось слышать такое и раньше, но никто еще не заявлял ей об атом так дерзко и открыто.
     - Более вежливо с вашей стороны было бы вставить это в разговор, когда я повернусь к вам спиной. Тогда вы по крайней мере могли бы тешить себя обманом, что я просто не расслышала вашего замечания. Хотя я понимаю, что для американцев хорошие манеры ничего не значат.
     Удивленный Колин одобрительно поднял бровь. Рот скривился в едва заметной усмешке.
     - По крайней мере для этого американца, - сказал он. - Но вы должны быть довольны. Если бы я был англичанином, хорошие манеры не позволили бы мне впустить вас в свою комнату. Где бы вы тогда оказались?
     - В коридоре... - подыграла ему Мерседес, но отметила, что он не ответил улыбкой на ее замечание. Похоже, этого человека нелегко было заставить рассмеяться или улыбнуться. Она увидела разбегающиеся от уголков его глаз морщинки, иссеченные солнцем и солеными брызгами. Его молодость угадывалась по волосам яркого солнечного цвета. Они покрывали его голову золотистым шлемом и сверкали на затылке. Поразительный контраст с ними представляли его глаза настолько глубокого коричневого цвета, что казались почти черными, настолько блестящие и пронзительные, что в них можно было видеть лишь свое отражение, но никак не мысли их обладателя.
     Колин встал.
     - Почему вы не садитесь, мисс Лейден? Я сам посмотрю, как там греется моя вода. Но сначала вы должны поуютней устроиться у огня.
     Но она не могла чувствовать себя уютно, пока находилась в этой комнате, а может быть, и потом, за ее пределами. Она вздрогнула, когда он, проходя, слегка коснулся ее.
     - Возьмите с постели одеяло и закутайтесь.
     Мерседес расценила это как приказ. Она глянула на кинжал, торчащий в спинке кровати. Ему ведь не составит никакого труда опять схватиться за него. Она взяла одеяло и закуталась.
     Колин мешал кочергой в камине. Дождь прекратился, но по комнате все еще гулял легкий сквознячок. На поленьях весело плясали, то вспыхивая, то исчезая, трепетные язычки пламени. По голым стенам метались призрачные тени. Колин прислонил кочергу к камину и закрыл окно. Занавески перестали колыхаться. Скрестив на груди руки, он прислонился спиной к стеклу.
     - Это Уэйборн прислал вас сюда? - спросил он.
     Она повернулась в кресле, чтобы увидеть его лицо. При этом подол ее платья приподнялся, обнажив ноги. Ее кожаные башмаки были насквозь мокрые, и от них струйками поднимался пар.
     - Господи Боже мой! - пробормотал Колин. Он кинулся от окна и опустился перед ней на колени. - Давайте сюда ваши ноги!
     От удивления она не сразу сообразила, что ему нужно, но он уже сам нашел ее лодыжки. Сняв оба башмака и чулки, он стал быстро растирать ее голые ноги ладонями.
     - Так это Уэйборн прислал вас сюда? - снова спросил он.
     Унижение. Именно это слово пришло Мерседес на ум. Но она спрашивала себя, почему же она его не испытывает. За все ее двадцать четыре года никто ни разу, ни мужчина, ни женщина, не прикасался к ней столь откровенно. И все же она не испытывала сейчас никакого смущения. Напротив, она ощущала какое-то необыкновенное облегчение. И только когда он выпустил ее ступни, Мерседес поняла, что он ждет от нее ответа на свой вопрос.
     Она поджала ноги, закрыла их платьем и только после этого смогла выговорить:
     - Мой дядя не знает, что я здесь.
     Колин засомневался, можно ли ей верить. Граф Уэйборн - отвратительный тип.
     - Это правда? - скептически спросил он. - Тогда, признаюсь, я удивлен, что же побудило вас прийти в гостиницу и разыскать меня.
     Мерседес смотрела, как он легко поднялся и подошел к камину. У этого человека все безошибочно работает в его пользу: касается ли это его улыбки или прямой линии носа. Он не просто стоит - он принимает позу. Глаза его - загадка для собеседника, а взгляд гипнотизирует. У него хорошо очерченный, чисто выбритый подбородок, а голову держит так, что сразу ясно - он не просто слушает, он начеку и постоянно готов к действию.
     - Я знаю, что вы собираетесь завтра утром встретиться с моим дядей.
     Не глядя на карманные часы, Колин сразу понял, что она плохо себе представляет, сколько сейчас времени.
     - Уже далеко за полночь, - сказал он. - Вы, наверное, имели в виду - сегодня утром.
     Мерседес сложила руки на коленях. Она делала невероятные усилия, чтобы пальцы не дрожали.
     - Да, вы, конечно, правы. Сегодня утром. В Уэйборн-Парке у пруда. Я думаю, это вы выбрали пистолеты.
     - Я думаю, были соблюдены все... - он замолчал, подыскивая слова, -...правила хорошего тона. Это ведь ваш дядя вызвал меня на дуэль.
     - Он был... навеселе.
     - Простите, - сказал Колин, но тон его выражал не сожаление, а сарказм, - но я что-то не видел вас в Лондоне в клубе во вторник на прошлой неделе.
     - Вы прекрасно знаете, что меня там не было. Женщин туда не пускают.
     - Ну да. Именно это я и хотел сказать. Я бы удивился, если бы вы там были.
     Он опустил палец в котел. Вода чуть нагрелась.
     - А почему вы решили, что он был пьян?
     - Он сказал мне.
     - А вы ему поверили, - ровным голосом сказал Колин. - Интересно - почему?
     А как ей было не верить? Он пил постоянно. Уоллас Лейден, шестой граф Уэйборн, часто напивался вдрызг, не выходя из своей спальни. И ей казалось невероятным, что он может провести вечер в клубе без графина коньяка.
     - У меня есть на то свои причины, - коротко ответила она.
     - О-о, я не сомневаюсь, что он бывает пьян как свинья большую часть недели и большее время суток, но в прошлый вторник он был трезв. Вам нужны доказательства?
     - Нет.
     Мерседес покачала головой. Она верила ему. Было очень естественно, что она поверила словам незнакомца - пусть и американца, - сказанным в адрес ее дядюшки. Но она хорошо знала графа Уэйборна - знала, не хуже его собственных детей, а может, и лучше. И считала ложь одним из его самых мелких грехов.
     - Он, конечно, мог быть трезвым, - сказала она. - Но он не мог здраво мыслить.
     - Вполне допускаю такой случай. Но при этом немало людей, среди которых были, кажется, и его друзья, пытались отговорить его от того, что он задумал. Но он настоял на своем.
     - Но он ведь все потерял, - умоляюще сказала она.
     - Он потерял только материальные ценности, - сказал Колин. - Пока он не вызвал меня на дуэль, его жизни ничто не угрожало.
     Мерседес побледнела. Напряжение последней недели читалось в ее чистых серых глазах. Ярко-синее кобальтовое кольцо вокруг радужной оболочки потемнело, и она снова начала терзать зубами нижнюю губу. Помолчав, она сказала:
     - Тогда все правильно. Вы собираетесь убить его. Она внимательно смотрела на него, выжидая и пытаясь понять, станет ли он это отрицать, и если да, то можно ли ему на этот раз верить. Ей не пришлось раздумывать. Он не стал ее разубеждать.
     - Если он сам меня не убьет.
     Она на мгновение закрыла глаза, пытаясь представить себе свою жизнь за пределами поместья Уэйборн. Куда она пойдет? И что будет делать? Хлоя по крайней мере уже просватана, а Сильвия сможет удачно выйти замуж и без приданого. Но близнецы останутся на Мерседес, на ней, и у них не будет никакого наследства. Как же она сможет обеспечить им пропитание и крышу над головой?
     Мерседес почувствовала, как у нее от этих лихорадочных мыслей заныло все тело. Не в ее правилах было идти на риск. Она была неизменно практичной, чувствовала себя ответственной за всю семью Лейден, как и положено наследнице таких добродетелей, как честь и честность, преданность и чувство долга. И что это ей дало? Право, лучше было бы прибегнуть к воровству и обману! И сегодняшнее ночное приключение может послужить неплохим началом на этом пути. Поддавшись этой кощунственной мысли, Мерседес вдруг обнаружила, что улыбается.
     Наблюдая за ее лицом, подметив, как губы ее сложились в легкую умиротворенную улыбку, Колин сказал:
     - Вас забавляет мысль о том, что ваш дядя убьёт меня?
     Сначала она не поняла, о чем идет речь. Потом, вспомнив его предыдущие слова, она горячо возразила:
     - Нет-нет, что вы! Я думала совсем не о том... Я думала...
     - О чем же?
     Она покачала головой:
     - Ни о чем.
     Как объяснить ему, что она не совсем тот человек, с которым ему пришлось сегодня встретиться? Что при других обстоятельствах она ни за что не покинула бы Уэйборн-Парк после полуночи, а если бы и покинула, то по крайней мере не одна и ни в коем случае не пешком. Она не пересекла бы порог такой гостиницы, как "Случайный каприз", и даже не допустила бы мысли о том, чтобы войти к мужчине в комнату.
     Колин опять попробовал воду в котле. Наконец-то нагрелась. Он взял с постели простыню и одним ее концом обмотал ручку котла, чтобы не обжечь руки. Ловким решительным движением он вылил горячую воду в деревянную лохань с остатками холодной воды. Теперь можно и искупаться! Поставив котел на пол, он стал вытягивать полы рубашки из брюк.
     - Вы сейчас будете мыться? - спросила она.
     - Не буду же я ждать, пока остынет вода.
     - Но ведь я еще здесь!
     - А разве вы не собираетесь уходить?
     - До тех пор, пока не поговорю с вами!
     - Я так и думал.
     Он выпростал наконец рубашку и взялся пальцами за пояс брюк.
     И тут Мерседес сделала нечто удивительное. Она н