ле ухода жены нервы у Марата стали сильно  пошаливать. Всякие ночные
звуки не давали ему спать и выводили из  себя.  Собственный  будильник он на
ночь заворачивал в одеяло  и уносил  в ванную. Жужжание мухи или писк комара
превращали ночь в адское испытание.
     А  тут еще как  назло была весна, и в пруду недалеко от дома Марата всю
ночь квакали лягушки. Они настолько ему мешали жить, что он каждый день стал
охотиться на  них с мелкокалиберной винтовкой,  решив  извести всех  лягушек
этого пруда.
     С неделю он стрелял лягушек, но потом этот, можно сказать, сизифов труд
был прерван  делегацией  чегемских  родственников,  которые подошли прямо  к
пруду,  и старейший  из  них  вежливо, но  твердо  взял из  рук  Марата  его
мелкокалиберку.
     Настоящий мужчина, было  сказано при этом Марату, охотится на оленя, на
волка,  на медведя и  на другую дичь.  В  крайнем случае,  если  из-под него
кто-то  выволакивает жену (выражаясь их языком),  он может стрелять  в этого
человека, но  никак не в  лягушек,  что  позорно для их  рода и  просто так,
по-человечески смехотворно.
     Больше Марат  этого не мог выдержать. Он собрал свои пожитки и, покинув
наш  край, уехал работать в Сибирь,  на родину  своей  лайки.  Я сознательно
(чегемские старцы!) не даю более точного адреса.
     Что  касается  его  бывшей  жены,  то  она благополучно живет  со своим
монтером, насколько благополучно можно жить с  человеком,  который  в пьяном
виде поколачивает  ее,  не без основания  утверждая,  что она  в  свое время
изменяла мужу. Во всяком случае, можно отдать голову на отсечение, что он ее
не называет своим маленьким оруженосцем.
     --  Меня Марат  содержал как  куколку, --  жалуется  она соседкам после
очередных побоев своего монтера.
     -- Ах, тебя, эфиопка, Марат содержал как  куколку, -- рассуждают  между
собой  возмущенные  мухусчанки,  -- а  чем ты  его  отблагодарила? Тем,  что
отдалась монтеру, даже не дав ему сложить стремянку?!
     Перед самым своим отъездом из Мухуса Марат показал мне ответ на письмо,
которое  он  отправлял в Москву  на всесоюзный конкурс  фотографий,  который
проводил  ТАСС. С ним  посылал свой знаменитый  снимок, сделанный когда-то в
московском  метро. Его  кровоточащему самолюбию сейчас, как  никогда,  нужно
было признание.
     Я прочел ответ конкурсной комиссии. В  нем говорилось,  что  присланный
снимок очень  интересен, но он не подходит по условиям  конкурса, потому что
их  интересуют ОРИГИНАЛЬНЫЕ фотоснимки, а  не фотомонтаж,  хотя и  остроумно
задуманный.
     Они  ему не  поверили. Что я  мог  сказать Марату? Что рок  никогда  не
останавливается на полпути,  а  всегда  до конца  доводит свой  безжалостный
замысел?!
     И все-таки я верю,  что Марат еще возродится во  всем своем  блеске. Но
сейчас я хочу спросить у богов Олимпа во главе с громовержцем Зевсом, я хочу
спросить  у  хитроумного Одиссея, у  бесстрашного Ахиллеса, у шлемоблещущего
Гектора,  у  всех у них,  умудренных опытом естественной борьбы за обладание
нежной,  лепокудрой  Еленой.  Пусть  они  мне  ответят:  как?  как? как? эта
приземистая тумба с головой совенка могла сломать нашего великого друга, чьи
неисчислимые  победы  совершались  почти  на  наших  глазах?  Или тайна  сия
нераскрытой пребудет  в  веках,  и нам  ничего  не  остается,  как  суеверно
воскликнуть:
     -- Прочь, богомерзкая тварь! Изыди, сатана!

--------
        Глава 24. Дороги

     Я сидел  с  дядей Сандро  в обществе  нескольких  мухусчан  в  кабинете
летнего ресторана "Нарты". По нынешним временам мы неплохо пообедали, слегка
выпили и ждали кофе по-турецки, чтобы довершить обед.
     Компания собралась неожиданная, люди разные, а  именно в таком обществе
и услышишь что-нибудь забавное.
     -- Что  вы, писатели, -- слегка грничая, обратился ко мне один из наших
застольцев, -- фантазируете  всякие там выдуманные  истории! Надо  описывать
жизненные случаи, то, что было на самом деле. Этому вас учат, учат, да никак
не научат. Вот я вам сейчас расскажу то, что было лично со мной.
     Когда  Шеварднадзе  завинтил  гайки  и  перестал  из Грузии  пропускать
частные  мандарины  в Россию,  чего только  ни придумывали  люди,  чтобы  их
провезти. Говорят,  в Кенгурске  нашлись дельцы,  которые  наняли  подводную
лодку, и она сделала несколько рейсов из Кенгурска до Туапсе.
     Конечно, это не современная подводная  лодка, современную  кто им даст,
но дряхлую, довоенную им удалось зафрахтовать. Но они недолго  продержались.
Как говорят, жадность фраера сгубила.
     В один из рейсов кенгурские  дельцы перегрузили подводную  лодку, и она
села на мель. Бедный капитан, говорят, предупреждал.
     -- Ребята,  -- упрашивал он, -- не надо  перегружать  лодку, она у меня
старенькая.
     Но они его не послушались, потому  что капитан в долю вошел и через это
потерял  контроль над  загрузкой.  И вот лодка села на мель,  вынуждена была
выбросить сигнал бедствия, и  через это все они вынырнули в Сибири. Говорят,
был  закрытый   суд  ввиду  капиталистического  полуокружения  и  китайского
ехидства. Но сам я там не  был, от людей слыхал. Возможно, преувеличивают. У
нас вечно  все преувеличивают. Так что на подводной лодке не знаю как  было,
но на катерах  точно  провозили мандарины,  об  этом  даже в газетах писали.
Может,  какой-то  перегруженный катер затонул, а люди  решили,  что это была
подводная лодка.
     Но это слухи. Теперь я  расскажу  то, что видел своими глазами, то, что
было  лично со  мной.  А  ты  можешь  об  этом  написать,  только фамилий не
указывай, тем более, что я их все равно не назову.
     Наше АТК командировало меня на  Пицунду, где  я грузил гравий и отвозил
его  на границу между  Абхазией  и Краснодарским краем. Там укрепляли  опоры
железнодорожного моста  и  нужен  был  гравий.  Вот я и отвозил его  туда  с
Пицунды.  Я  переезжал  через   пограничную   речку   Псоу,   заворачивал  к
железнодорожному мосту, опрокидывал там кузов и возвращался на Пицунду.
     Работаю  уже дней десять.  Все идет  нормально. И  вот однажды  ко  мне
подходит один местный грузин и говорит:
     --  Слушай, кацо,  перевези  мне через границу  мандарины  --  получишь
тысячу.
     -- А если поймают? -- говорю.
     -- Да кто  тебя будет проверять,  -- отвечает этот тип,  -- гравий пока
еще никто не поверяет.
     -- А если проверят? -- говорю.
     -- Слушай, -- отвечает он,  -- если б совсем никакого риска не было,  я
бы тебе тысячу рублей не давал. Я за риск плачу.
     И вот я  крепко задумался.  С одной стороны,  я неплохо  зарабатываю. В
месяц триста имею чистыми.
     С  другой  стороны  --  за  полтора  часа тысяча рублей.  На  улице  не
валяются. С одной стороны  -- поймают, с работы снимут. С другой  стороны --
за полтора часа тысячу рублей. Мне три с лишним месяца надо вкалывать, чтобы
заработать такие  деньги.  Я, конечно,  калымил, а кто не  калымит! Попутно:
кому дровишки, кому стройматериалы,  но мандарины  -- нет. Мандарины  теперь
валюта. И вот я до того задумался, что даже вспотел. А этот тип ждет.
     -- Ну как? -- говорит.
     -- Я еще подумаю, -- говорю, -- приходи завтра.
     -- Ладно, -- говорит, -- в это же время приду.
     И  вот я работаю и целый день думаю, как перехитрить  милицейский пост.
Как  раз между Пицундой и рекой Псоу, где  граница Абхазии, был  пост. И там
один старший  лейтенант  всем заправлял.  Русак.  Но  местный парень,  здесь
родился, здесь вырос. Такой аферист, как рентген всех насквозь  видит: что в
машине, что  под  машиной  и  у какого водителя какие связи. И между прочим,
язык подвешен как  бритва.  Его  хохмы и в Гагре и в  Гудаутском районе  все
повторяют.  Одному  гагринскому  парню,  который в  ресторанах  среди  своих
дерзкие  речи говорил, а  среди чужих был большой мандражист,  он дал кличку
Кролик-людоед. До сих пор так его называют.
     Вот  такой автоинспектор там работал. Но  при этом хлебосольный парень.
Во время дежурства сам же  тебя обчистит, а после дежурства твои же деньги с
тобой пропьет. Такой хлебосольный, остроумный аферист.
     Когда я уезжал в командировку,  наши ребята предупредили меня, чтобы  я
обязательно посмотрел,  как он  патронит машину какого-нибудь спекуля. Он из
этого такой театр устраивает, говорили они, что Аркадия Райкина  не захочешь
после него смотреть.
     И я несколько раз останавливался возле  его поста, вроде напиться воды,
там колонка была.  Но  как-то не  совпадало.  А  потом  наконец  совпало.  Я
напился, стою и курю, а он совсем рядом.
     И вот  проезжают "Жигули". Он  подымает руку и останавливает машину. На
переднем сиденье  муж и жена, а на заднем, как  потом  выяснилось, теща. Все
трое армяне.
     ...Интересно, между прочим, когда у  нас на Кавказе о каком-то человеке
что-то  рассказывают,  обязательно  называют национальность.  Один  армянин,
говорят,  один грузин, один абхаз, один мингрел. Я  сам такой.  Конечно, все
люди  делают  одно и то же,  но каждый  делает немножко  по-своему, согласно
своей национальности. И потому мы называем нацию, чтобы картина была ясней.
     И   вот,  значит,  этот  хохмач-автоинспектор  останавливает  машину  и
подходит к ней. Я в пяти шагах и все слышу.
     -- Это кто у тебя сзади сидит? -- спрашивает он у водителя.
     -- Это теща, -- отвечает водитель, -- хочу город Сочи показать теще.
     -- Она что у тебя, американка? -- спрашивает хохмач.
     -- Зачем американка, -- удивляется водитель, -- моя теща армянка.
     Ну, думаю, начинается театр и подхожу ближе.
     -- Нет, -- говорит хохмач, снова посмотрев на тещу, -- она чистокровная
американка.
     --  Слушай, --  немного нервничает  водитель,  -- вы  что  думаете,  мы
репатрианты? Мы местные, гульрипшские, армяне и теща у меня местная армянка.
     -- Тогда почему она так высоко колени задирает? -- говорит этот хохмач.
-- Это даже неприлично, чтобы армянская старуха так высоко колени задирала.
     Я заглядываю в машину. В самом деле старуха сидит странно. Колени почти
у подбородка.  Неужели, думаю,  такая длинная  старуха. Тем  более  армянка.
Армянки такими длинными не бывают.
     -- Слушай, -- уже  сердится  водитель,  -- моя  машина,  моя  теща, как
хотим, так и сидим. Если нарушения не сделали -- отпусти.
     А хохмач его даже не слушает. Все на старушку смотрит.
     -- Бабушка, -- говорит он ей и показывает руками, -- колени ниже, ниже.
     Старуха молчит, не  смотрит, колени не  убирает,  но голову приподняла,
чтобы голова была подальше от колен.
     --  Бабушка,  --  умоляет ее  хохмач, --  ниже колени  опустите. Вы  же
армянка, а не американка! Старуха молчит. На него даже не смотрит.
     --  Она  что у  тебя, глухая?  --  спрашивает  хохмач  у водителя.  Уже
издевается, но тот еще не понимает, вернее, понимает в свою пользу.
     -- Да, -- говорит, -- она глухонемая и по-русски тоже не знает.
     -- Глухонемая теща, -- говорит хохмач, -- это подарок  судьбы. Но я так
прикидываю на глазок, что она вообще не теща.
     -- Что вы,  издеваетесь?  -- наконец психанул водитель. -- То  моя теща
американка. То она совсем не теща! Тогда кто она?
     -- Кащей бессмертный, -- говорит хохмач,  -- который сидит на золоте, и
мы это сейчас проверим.
     С этими  словами он поворачивается и  заходит к себе в будку.  Водитель
размяк. Про Кащея,  он, конечно,  не понял, но про  золото понял.  Тут  и  я
допетрил,  в чем  дело, а до  этого  не мог  понять,  зачем он разыграл  эту
комедию. Так и есть, хохмач выходит из будки с ломиком.
     Подходит и показывает рукой, чтобы  все очистили машину. Водитель и его
жена выходят, а теща продолжает сидеть на заднем сиденье. Делает вид, что не
слышит, и колени у нее торчат возле самого подбородка. Но я уже понимаю, что
она дефективная американка.
     Хохмач несколько раз ей кричит, но она даже не смотрит на  него.  Тогда
он сам открыл  дверцу и  только потянул ее за  руку,  как она не выдержала и
закричала. Ругается, но уже сама выходит из машины.
     --  Оказывается,  я  второй  Христос,  --  говорит  хохмач,  --  только
дотронулся до глухонемой, как она заговорила.
     С  этими словами  он  поддевает ломиком фальшивое  дно  этой  машины  и
выворачивает  его. А  я никак  не могу  сдержать  смех,  хоть  и жалко этого
водителя. Он, наверное, целый месяц трудился, пока не сделал это второе дно.
А  хохмач  уже  вытаскивает  из-под  фальшивого  дна  мешки  с  мандаринами.
Складывает на тротуаре и при этом продолжает издеваться.
     -- В следующий  раз,  -- говорит,  -- если  будешь провозить подпольные
мандарины, подруби  топором  ноги  своей  теще,  чтобы  она  не  сидела  как
американская миллионерша.
     Бедный водитель молчит,  а теща ругается. Теща ругает автоинспектора, а
он, не обращая на нее внимания, подначивает зятя.
     -- Прямо, -- говорит,  -- не знаю, как с тобой быть. Если бы Франко был
жив,  тогда  другое  дело.  Мы бы  устроили тебя  провозить  в  Испанию  под
фальшивым дном  марксистскую литературу. Но Франко умер, и я теперь не знаю,
где тебя использовать для пролетарского дела.
     Я корчусь,  потому что  сдерживаю  смех,  теща  ругается,  а  водитель,
бедный, молчит, оборотку дать не может, не знает, что дальше будет.
     Наконец хохмач вынул все мешки  и дает команду садиться в машину. И они
садятся, и теща теперь  замолчала, и колени у нее уже больше не торчат как у
американки. Сидит как приличная советская старуха.
     Только водитель включил мотор  и уже хотел ехать, как этот хохмач снова
его остановил.
     -- Выключи мотор! -- громко  кричит он  ему. Водитель выключает. Хохмач
подходит спереди и открывает капот.
     --  А, -- говорит, -- я так  и думал!  Звук у мотора не тот  Через этот
звук я и остановил твою  машину, а потом загляделся на коленки  твоей тещи и
все на свете забыл.
     И тут  он вытаскивает  из-под капота два мешка с мандаринами, вытянутые
как змеи. Как только бедный хозяин уложил их между цилиндрами, не знаю.
     -- Слушай, -- продолжает  издеваться этот хохмач, перекладывая мешки на
тротуар, -- неужели ты не понимаешь, что пока мандарины в капоте довезешь до
России,  они сварятся. Ты  думаешь в России едят  вареные мандарины? Нет!  В
России едят вареную картошку, а мандарины едят в  сыром виде. Иногда даже со
шкуркой. Витамины уважают. А теперь езжай и показывай Сочи своей теще.
     Хозяин  мандаринов,  конечно, не собирался ехать в  Сочи,  он собирался
ехать  во глубину сибирских руд, как нас учили в школе,  чтобы там мандарины
продать.  Теперь  ему надо  сворачивать  назад  и  ехать  домой.  Но  он  из
самолюбия, армяне  же упрямые, решил ехать дальше, как  будто у  него  так и
было  запланировано: сначала теще показать Сочи, а  потом  попутно продать в
Свердловске мандарины.
     И  вот этого хохмача, который как рентген все насквозь  видит, мне надо
перехитрить.  Конечно,  и  деньги хочу  заработать, но  и перехитрить  этого
афериста интерес имею.
     И вот  я целый  день  еду с гравием  туда и обратно и  думаю,  как  его
перехитрить.  Наконец  придумал. Узнал  номер  телефона  этого  милицейского
поста. На следующий день опять приходит тот грузин.
     -- Ну как, -- говорит, -- решил?
     --  Да, --  говорю, --  вот сейчас отвезу гравий,  а  следующим  рейсом
подъеду к твоему дому и заберу мандарины.
     -- Почему следующим, кацо? -- удивляется он. -- Давай сразу!
     -- Это, -- говорю, -- тайна моей фирмы. Жди.
     И вот, значит, я еду, загруженный гравием. Доехал до Гагры, остановился
возле телефонной будки и набрал номер поста.
     -- Слушаю вас, -- говорит хохмач на том конце провода.
     И я таким противным голосом стукача-пенсионера  говорю, что сейчас мимо
его  поста проедет  грузовик с таким-то  номером,  в гравий  которого зарыты
ящики с мандаринами. И сразу кладу трубку.
     Доезжаю  до  поста.  Вижу, он уже  стоит и так небрежно  подымает руку.
Торможу.
     Он  подходит  к  кабине, ставит  сапог  на подножку  и, качая  головой,
смотрит на меня.
     -- Быстро же  тебя,  --  говорит,  --  испортили  наши спекули. По моим
расчетам, ты еще целую неделю должен был  продержаться. Вечно я переоцениваю
людей и через это сам же страдаю.
     -- В чем дело? -- говорю. -- Я вас не понимаю?
     -- Давай, давай выгружай ящики, -- говорит,  -- до  чего же испортились
современные люди. Значит, теперь не только машины с гравием, но и  машины  с
цементом придется проверять? Значит, я должен дышать  в респираторную маску?
А кто за вредность будет  платить?  Не  жалеете вы  нашего  брата,  нет,  не
жалеете!
     -- В чем дело, -- говорю, -- я вас совсем даже не понимаю?
     -- Хватит, -- говорит, -- мозги мне пудрить!  У  меня, учти, везде своя
разведка. Выгружай ящики, а то сейчас акт составлю, тогда хуже будет.
     --  О чем вы говорите, --  продолжаю  я удивляться,  --  какие ящики? Я
ничего не понимаю.
     Тут он, показывая, что злится, убирает сапог с подножки.
     -- Слушай,  -- говорит, -- если будешь играть в несознанку, я  заставлю
тебя опрокинуть кузов, и ты будешь отвечать за порчу конфискованного товара.
     Я про себя смеюсь, но внешне крепко держу себя в руках.
     --  Вы  что-то спутали, --  говорю,  -- у меня никаких ящиков не было и
нет!
     И тут он окончательно рассифонился и, вытянув руку вперед, приказывает:
     -- Отъезжай туда и выгружай гравий на тротуар!
     Я отъезжаю метров на двадцать, разворачиваюсь,  даю задний ход, въезжаю
на  тротуар,  включаю  гидравлику, кузов подымается, и  гравий грохается  на
тротуар.  Пыль, и сквозь пыль -- он. Лицо вытянулось. Никогда я его таким не
видел.
     Минуты две рот не мог раскрыть.
     -- Оказывается, меня разыграли, --  говорит он наконец, -- то-то же мне
голос показался фальшивым. Ну ничего. Я этого человека из-под земли вытащу.
     -- А что мне теперь делать с  гравием, -- говорю,  -- кто мне его будет
загружать?
     -- Езжай, -- говорит, -- это не твоя забота.
     Я выехал, развернулся и чешу назад. Пока я выезжал и разворачивался, он
так и стоял на месте. Видно, старался угадать, кто его разыграл.
     И вот я приезжаю на Пицунду, экскаваторщик загружает  мне кузов, и я на
обратном  пути  останавливаюсь  возле  дома этого  человека. Десять  больших
ящиков  с  мандаринами мы зарываем  в гравий,  и  я  уезжаю. Мы договорились
встретиться за рекой Псоу.
     Проезжаю   мимо   поста.   Хохмач  стоит   на   своем   месте.  Нарочно
притормаживаю, показываю: мол, не хочешь ли проверить мой  гравий. Он махнул
рукой и даже отвернулся от меня.  Наверное,  все еще думал:  кто посмел  его
разыграть.
     Одним  словом,  все получилось чин чинарем. Мы встретились с этим типом
за рекой  Псоу, он заплатил  мне  деньги и взял свои ящики.  А я  повернул к
железной дороге и скинул там гравий.
     Дней через десять моя командировка кончилась. И  вот я,  последний  раз
проезжая мимо этого поста,  остановился. Настроение имею рассказать хохмачу,
как я его  употребил.  Если  начнет  на пушку брать, свидетелей нет,  скажу,
пошутил, а на самом деле ничего не было.
     -- Чего стал? -- говорит он мне.
     -- Нашел, -- спрашиваю, -- человека, что разыграл тебя?
     -- Пока не засек, -- говорит, -- но он от меня никуда не уйдет.
     Тут я не выдерживаю и подымаю хохот.
     -- Он от тебя сейчас навсегда уедет! -- говорю.
     -- Как так? --  спрашивает он и  лицо  у  него  балдеет, как в тот раз,
когда увидел, что в гравии нет ящиков.
     Я  ему открыл  свой марафет. И вдруг вижу --  не обиделся, оборотку  не
дает. Он даже сверкнул глазами на меня и протянул руку в кабину.
     -- Молодец, -- говорит, --  дай руку! Ты  первый шоферюга, который меня
перехитрил. Но дело  не в  этом. Ты чужак. Приехал -- уехал. Я  думал -- это
наши  ребята  меня  разыграли.  Езжай!  Только  дай  слово,  что  до  Гудаут
включительно  никому   ничего  не   расскажешь!  А  дальше  --  кому  хочешь
рассказывай!
     Я д