зищи  так и  зыркают, а зубы так стучат, что  сквозь грозу
слышно. Не женщина, а ведьма. Другой на моем месте от мандража растерялся бы
Но  я,  хоть  и  мандражу,  вперед иду. На всякий  случай прислоняю ружье  к
изголовью кровати  и, была  не  была, ныряю  в  постель. Одним  словом,  что
говорить, солдат свое дело  знает. Через полчаса она  откидывает все, что на
нее навалено:
     -- Жа-а-а-рка. Принеси мне из кухни воды...
     Я иду в кухню,  нахожу воду и, черпанув кружкой, приношу. Пьет. Смотрю,
опять  своими глазищами на меня  уставилась и хоть  зубами не стучит, а  все
равно начинаю волноваться.
     -- Хозяюшка, напилась? -- спрашиваю у нее.
     -- Нет, -- говорит и дает мне кружку, --  там на кухне в  кувшине айран
-- принеси мне!
     Ну нет, думаю, надо  рвать  когти, пока мужики меня не застукали в этом
доме. Беру  кружку, потихоньку прихватываю ружье и как будто на кухню, а сам
даю драпака. Слава богу, гроза кончилась, градины на земле так и сверкают, а
я радуюсь жизни и иду.
     Вот как иногда бывает. Лежит под одеялом, зыркает глазами, а зубы так и
стучат. Попробуй пойми, чего ей надо. Я-то быстро  ее раскусил, но другой на
моем месте чикался бы,  укрывая ее чем попало или подавая напитки,  а тут бы
подоспевшие  мужики прихлопнули его на месте. Шутка ли -- кругом чужое село,
град стучит о крышу,  а тут  женщина зыркает из-под одеяла, а у самой зуб на
зуб не попадает..

        ___

     Пока рок не занес над человеком свою карающую руку, человек может выйти
невредимым из самых опасных приключений.
     Вот  несколько  случаев  из жизни  Марата, подтверждающих  эту  древнюю
аксиому. Первый случай произошел по воле самого Марата.
     После окончания школы Марат поехал в Москву с твердой уверенностью, что
он  поступит в  институт  кинематографии  на операторский факультет.  Он уже
тогда увлекался фотографированием, а  для поступления на этот факультет надо
было представить образцы своих снимков.
     Марат был уверен,  что  его примут  хотя бы для  того, чтобы его снимки
остались в институте. Настолько он был уверен в успехе своих фотографий. Но,
увы, он не  прошел по конкурсу и  ему с  оскорбительным равнодушием  вернули
снимки вместе с документами.
     Что было делать?  Набранных баллов хватало  для поступления  в какой-то
совершенно  не интересовавший Марата, кажется, мясо-молочный,  институт.  По
инерции  Марат  туда  поступил,  но сильно  страдал  не  только  от  профиля
института,  но и от самого его названия. Девушки улыбались, когда он называл
свой институт,  и  легко  прерывали очередной сеанс романтического  гипноза,
которым он обволакивал их сознание.
     Через два года учебы в этом институте Марату пришла в голову  простая и
гениальная мысль. Он решил обратиться к товарищу  Берии как к земляку (Берия
в  самом деле был наш земляк) и попросить перевести Марата из мясо-молочного
института в  институт кинематографии. Марат правильно рассчитал, что у Берии
на это хватит сил и авторитета.
     Как человек действия,  Марат не стал долго мусолить свою мечту. Он  был
уверен в успехе  своего мероприятия,  если, конечно, ему удастся увидеться с
Берией.  Встречу с всесильным  министром  он  приурочил  к  очередному сбору
земляков в  ресторане  "Арагви". Чтобы  не  выглядеть в глазах Берии  полным
эгоистом,  он  решил   не   только   попросить   перевести  его  в  институт
кинематографии, но и пригласить его на дружеский ужин земляков.
     Марату не раз показывали на особняк  Берии возле  Садового кольца. Туда
он и  ринулся.  Ему повезло. Еще за  полквартала он  заметил,  что Лаврентий
Павлович  прогуливается возле  своего  особняка, а  два  полковника  с обеих
сторон тротуара ограждают маршрут его прогулок.
     Марат бесстрашно устремился к месту прогулки Берии.
     --  Вам  что?  --  спросил  полковник, останавливая Марата,  когда  тот
подошел к охраняемому тротуару.
     --  У  меня  просьба к  товарищу  Берии,  --  сказал  Марат  и сам себя
поправил: -- Вернее, две просьбы как к земляку...
     --  Какие  просьбы?  --  спросил  полковник.  Марат  видел,  что  Берия
приближается к ним, но ждать было неудобно.
     --  Я  земляк  Лаврентия  Павловича,  --  сказал  Марат,  --  учусь   в
мясо-молочном институте и хотел бы попросить, чтобы меня перевели в институт
кинематографии.
     Кстати, снимки, которые  он представлял  в  институт,  лежали у него  в
кармане наготове. А вдруг товарищ Берия заинтересуется...
     -- Товарищ Берия такими пустяками  не занимается, -- отвечал  полковник
холодно, но не враждебно.
     К этому времени к ним подошел Лаврентий Павлович.
     -- В чем дело? -- спросил он.
     Теперь Марату стало неудобно за свою первую  просьбу и он,  не повторяя
ее, приступил ко второй.
     --   Лаврентий  Павлович,  --  сказал   Марат,  --  мы,  ваши  земляки,
закавказские студенты, хотим вас пригласить  на  дружеский ужин в  "Арагви",
который состоится завтра в восемь часов вечера.
     Лаврентий Павлович и полковник переглянулись.
     -- Хорошо,  -- сказал Лаврентий Павлович, -- я приеду,  если охрана мне
разрешит.
     Окрыленный встречей  и простотой обращения,  Марат ушел в общежитие. Он
решил, что  завтра во время встречи в  "Арагви" он найдет минутку и попросит
Берию относительно перевода в институт кинематографии.
     К  сожалению, охрана не разрешила  Берии приехать  на следующий день  в
ресторан "Арагви", и Марату пришлось, оставив мясо-молочный институт, уехать
к себе в Мухус.
     Второй раз  обращаться к Берии  со  своей просьбой  он не  решился, тем
более что  все, кому он рассказывал об этой встрече, говорили, что он должен
благодарить бога, что встреча эта так благополучно для него кончилась.
     ...Марат уже работал на  прибрежном  бульваре,  когда в один прекрасный
осенний  день  заметил  очаровательную молодую  женщину,  прогуливающуюся по
набережной.
     Марат был поражен, что  никто из местных пижонов ее еще не подцепил или
не  пытается  подцепить. Выбрав  удобное  мгновение,  когда  молодая женщина
приблизилась к  стенду, он,  издали  показав  на  него  рукой,  пригласил ее
фотографироваться.
     Она улыбнулась и, к  его великому  удивлению,  подошла. Марат  попросил
попозировать  ему  и  сделал с  нее несколько  снимков.  Судя по  всему,  он
произвел на нее впечатление, и она сказала, что придет за снимками, но чтобы
он, если увидит ее с другими людьми, не обращал на нее внимания и не пытался
с ней заговорить.
     В  следующие два дня  Марат видел  ее в обществе,  как он говорил, двух
высоких голубоглазых блондинов и честно никак  не показывал, что он знаком с
этой женщиной. Потом  она неожиданно пришла сама, и Марат вручил  ей снимки,
которые ей очень понравились.
     Он  сделал с нее еще несколько снимков  и стал просить ее  попозировать
ему на пляже. Она сказала, что это совершенно невозможно, потому что здесь у
нее высокий покровитель  и он  ничего не должен знать об  этих даже невинных
встречах.
     Марат сказал, что не боится высокого покровителя, лишь бы он, Марат, ей
понравился. Она сказала, что Марат очень храбрый человек, но она не хочет им
рисковать.
     --  Мадам, -- сказал Марат, стараясь чаще показывать ей свой энергичный
профиль, -- в любви я Наполеон!
     --  О!  --  сказала   очаровательная  незнакомка   и   многозначительно
улыбнулась.
     Через несколько дней Марат уговорил ее покататься с ним на лодке. Она с
большим  трудом согласилась,  но сказала, чтобы он  один садился в лодку  на
причале, а потом в условленном месте подошел к берегу и забрал ее. Марат так
и сделал.
     Далеко  в море она ожила и под нежно-могучим  натиском Марата позволила
ему гораздо больше, чем он ожидал. Но главное было впереди. Она сказала, что
высокий покровитель  вскоре должен уехать в Сочи, и  тогда  у Марата будет с
ней  достаточно долгое свидание. Она  дала ему адрес, взяв с него слово, что
он  без  ее  знака  не  попытается  с  ней  встретиться.  Она  сказала,  что
покровитель  редко  ее посещает, но  окружил ее шпионами, которые  ничего не
должны знать об их встречах.
     Марат,   сам  человек   романтический,  считал   ее   слова   некоторым
преувеличением.  Он верил в существование  высокого покровителя и думал, что
это один из местных подпольных миллионеров. Марат знал,  что  это достаточно
опасные люди, и, при всех преувеличениях, считал, что осторожность  здесь не
излишня.
     Наконец наступил долгожданный день. Освободившись на несколько минут от
своих  высоких  голубоглазых блондинов, молодая  женщина  подбежала к  месту
работы Марата и шепнула ему, чтобы  он  приходил  к ней домой в десять часов
вечера.
     Весь день Марат не находил себе места.  Ему казалось, что все городские
часы   остановились,  чтобы  он  корчился  в   адских  муках.  Он  сходил  в
ботанический  сад  и  через  знакомого  агронома,  работавшего  там,  достал
великолепный букет  из  красных, пурпурных,  желтых и белых роз, которые  он
отнес домой и поставил в ведро с водой.
     На  одной  из старинных  улиц в верхней части города в  тот вечер Марат
нашел особнячок, где жила  эта женщина. Просунув руку сквозь железные прутья
калитки, он открыл засов, вошел  в маленький  дворик и поднялся по лестнице,
перила которой тонули  в зарослях глициний. Еще одно усилие, и он с открытой
веранды стучит в дверь.
     Ему  отворяет  дверь его  очаровательная  незнакомка,  и он вручает  ей
букет, в который она сейчас же окунает свою хорошенькую головку. Марат видит
за  ее спиной  со  вкусом  накрытый  стол  с ужином  на  двоих, он чувствует
необычайной  силы  любовный  порыв  и  начинает  обнимать  и  целовать  свою
таинственную незнакомку.
     Она едва его уговорила взять себя в  руки, напомнив, что  впереди у них
целая ночь. Марат кое-как успокоился, букет был разделен на  две части, одна
из них украшала стол для  ужина, а другая была поставлена в  другой  комнате
возле кровати, достаточно просторной для самых изысканных любовных фантазий.
     Дружеский  ужин с  "хванчкарой" был  в разгаре,  когда вдруг  лицо  его
прекрасной незнакомки побледнело, и она проговорила:
     -- Тише! Кажется, машина остановилась...
     Тут они оба услышали скрип железной калитки.
     --  В ту  комнату,  и  не  выходи  оттуда, --  шепнула  ему  хозяйка  и
решительно вытолкнула его в  спальню. Марат  слышал,  как кто-то постучал  в
дверь.
     -- Кто там? -- спросила молодая хозяйка.
     Ей что-то ответили, но Марат не расслышал ответа.
     -- Передайте ему, что я больна, -- сказала молодая женщина.
     Опять ей  что-то ответили, но  Марат не расслышал  ответа. Ему  страшно
было  интересно -- что это  за  люди. Он подозревал, что  в  дверь  стучится
человек одного из подпольных миллионеров, но от кого именно -- он не знал.
     --  Нет,  доктора  не  надо,  --  отвечала  хозяйка  и,  как  бы слегка
стесняясь, добавила, --  это  обыкновенная болезнь, которая бывает у  каждой
женщины.
     Марат больше не слушал. Он увидел  дверь в другую комнату и, открыв ее,
вошел туда.  Оттуда он увидел еще одну дверь,  открыл  ее  и  вышел  в конец
веранды, которая имела здесь еще одну лестницу, ведущую в зеленый дворик.
     Марат спустился вниз  и стал под верандой,  пол которой  сейчас нависал
над  ним.  Вдруг  он  услышал  мужские  шаги,  топающие  по   веранде.  Шаги
остановились.  Потом снова  пошли.  Снова остановились. Марат догадался, что
человек  останавливается,  чтобы  заглянуть  в окна  спальни,  которая  была
освещена.  Марат  с  волнением  подумал,  что его  легко  могли  обнаружить,
останься он в спальне, куда его толкнула молодая хозяйка.
     Любопытство так и жгло Марата, и он под верандой обогнул дом и выглянул
из-за зарослей глицинии, буйно разросшейся возле главного входа.
     Марат увидел легковую машину ЗИС  и в жидковатом свете  уличного фонаря
разглядел энергичный, гораздо более энергичный, чем у него, профиль человека
в пенсне, сидящего на переднем  сиденье машины. Не узнать его  Марат не мог,
даже если бы не виделся с ним два года тому назад.
     В   это   время   над   головой   Марата   раздались   шаги   человека,
разговаривавшего с хозяйкой. Он спустился по  лестнице, открыл калитку и, не
забыв  ее запереть  на задвижку, подошел  к машине, на миг  заслонив  Берию,
стал, по-видимому, что-то ему рассказывать. Через минуту  он сел в машину, и
она тихо скользнула мимо дома.
     Через  заднюю лестницу,  едва живой от  сковавшего  его  страха,  Марат
поднялся в дом. Вся эта  история ему  очень сильно не понравилась. Когда  он
вошел в комнату, где они ужинали с  прекрасной незнакомкой, та бросилась ему
на грудь, и, давясь от беззвучного хохота, пыталась  что-то ему  сказать, но
Марат не понимал причины ее смеха и не разделял ее веселого настроения.
     -- Когда он пошел вдоль веранды,  -- наконец сказала она, -- я  решила,
что все пропало...  А потом захожу в ту комнату -- тебя нет. Захожу в другую
-- тебя  нет... Я  уже решила,  что он испепелил тебя  своим взглядом, а тут
являешься ты с кислой физиономией.
     Но  Марат  был  слишком  напуган  случившимся. Соперничать  с  местными
подпольными миллионерами он еще кое-как мог себе позволить, но соперничать с
самим  Берией -- это  было  страшно.  Попытка продолжить ужин ни к  чему  не
привела, но, что  еще хуже, попытка приступить к  любовным  утехам кончилась
еще более плачевно. Какая-то вялая меланхолия омертвила тело Марата. Профиль
первого чекиста страны так и стоял перед его глазами.
     Он пытался вернуть себе то настроение, с каким целовал ее в лодке, но у
него  ничего  не  получалось. Энергичный  профиль человека в  пенсне  так  и
всплывал перед его глазами. Прекрасная незнакомка приготовила турецкий кофе,
говоря, что обязательно приведет его в норму, но  Марат, и  выпив две  чашки
кофе, никак не  приходил  в себя. Блуждающая рассеянная улыбка не сходила  с
его лица, и его вялые искусственные порывы ни к чему не приводили.
     --  А  еще  говорил, что  в  любви Наполеон,  -- наконец  упрекнула его
прекрасная незнакомка.
     -- Мадам, --  тихо ответил  ей Марат, улыбаясь блуждающей улыбкой, -- у
всякого Наполеона есть свой Ватерлоу...
     Поздно ночью, покинув дом любовницы Берии (бывшей незнакомки), Марат не
стал выходить в калитку, а перелез через забор в самом  глухом уголке сада и
оказался на другой улице.
     Марат сильно  надвинул кепи на глаза и завернул на  улицу, с которой он
входил  в калитку.  Не глядя по сторонам, он прошел мимо ее  дома  в сторону
центра города.  Насколько  мог  заметить его  косящий взгляд, на той стороне
улицы  стоял какой-то  подозрительный  человек, смахивающий  на  ее  дневных
провожатых. "Хорошо, что я не вышел из калитки", -- подумал Марат, благодаря
бога за собственную осторожность.
     Через  два дня незнакомка  снова прогуливалась  по набережной со своими
высокими  голубоглазыми блондинами. Потом она гуляла  одна  и, проходя  мимо
места работы Марата, бросила в его сторону взгляд, но, как сказал  поэт, они
не узнали друг друга.
     Этот случай,  по словам Марата, еще долго  мешал ему в  любви. В  самые
решительные часы  чувственного восторга перед  его  глазами всплывал профиль
человека в пенсне, и Марат  впадал в вялую меланхолию, хотя иногда почему-то
не впадал.
     Он заметил такую закономерность. Чем более  комфортабельным  было место
свидания,  тем сильнее  мешало ему  видение  страшного  профиля  человека  в
пенсне. И наоборот, чем проще,  грубее и неудобнее для любви была окружающая
обстановка, тем свободней и независимей от профиля он чувствовал себя.
     У меня  брезжит смутная догадка, что  его головокружительные свидания с
крановщицей ночью в кабине портального крана, или дневные свидания в глубине
сталактитовой  пещеры,   или   другие   не  менее   рискованные  встречи   с
возлюбленными, не  объясняются ли  они,  может быть,  неосознанной  попыткой
вытеснить  видение  проклятого  профиля?  Сам  Марат мне  этого  никогда  не
говорил,  и  я не пытался  у него об  этом  спрашивать Правда,  у меня  есть
косвенное подтверждение  этой догадки. И что  особенно  ценно  -- сам  Марат
подтвердил  ее  Он  сказал,  что  видение  зловещего  профиля  почти  совсем
перестало  его посещать  после  его  романа  со  знаменитой  укротительницей
удавов, приезжавшей к нам вместе с цирком шапито.
     Это произошло  через  два  года  после его  неудачного и вместе  с  тем
счастливого (остался жив) свидания с любовницей Берии.
     Роман этот, выражаясь современным языком, возник на фрейдистской почве,
хотя  мы  можем  воспользоваться  и  древнерусской  пословицей,   ничуть  не
уступающей Фрейду, а именно: клин клином вышибают.
     Я думаю, сам того  не  подозревая,  Марат  потянулся  к укротительнице,
чтобы   зримым   видом   живого   удава  вытеснить   из   сознания   профиль
метафизического  удава. Так мне кажется, хотя сам Марат этого мне никогда не
говорил.
     Он сказал, что, когда увидел, как юную полуголую женщину под знаменитую
в то время мелодию  Дюка Эллингтона "Караван" опоясывает своими смертельными
витками удав, он почувствовал к ней неостановимое влечение.
     Со свойственной ему энергией и прямотой  он решил покорить эту женщину.
На следующий день он пришел в цирк  с букетом роз, которые, по-видимому, для
него старательно выращивали  работники ботанического  сада. После  окончания
номера, когда весь цвет  мухусчан рукоплескал отважной женщине,  он выскочил
на арену и,  храбро пройдя мимо корзины,  куда был водворен удав,  подошел к
укротительнице и  вручил ей  букет. В тот же вечер, провожая ее в гостиницу,
он  втаскивал в машину и  вытаскивал из  нее тяжелый  чемодан с  удавом.  По
словам Марата, прекрасная Зейнаб,  так звали укротительницу, быстро ответила
любовью на его  любовь. Потом уже, после близости,  она сама  ему объяснила,
что  мужчины, увлекавшиеся ею и знавшие о ее работе, все-таки не выдерживали
и давали  задний ход,  узнав,  что  она живет с удавом в  одном  гостиничном
номере.
     Обычно удав  располагался в  углу комнаты, где была поставлена на пол и
круглосуточно горела настольная  лампа с сильной лампочкой. Это давало удаву
дополнительное тепло, хотя в номере, по  словам  Марата,  и  без того всегда
было душновато.
     Иногда Зейнаб покрывала своего удава  большой персидской шалью,  и если
он приподымал  под нею голову,  то становился похожим на  злобную старуху из
восточных сказок.
     Во время любовной  близости Марат, по его словам,  старался  смотреть в
сторону  удава, который, лежа возле настольной лампы, приподняв голову, тоже
нередко смотрел в его сторону.
     В первое время Марат из естественной  бдительности следил за удавом, не
зная,  как  тот будет  реагировать на  его,  Марата,  отношения  с  хозяйкой
Султана. Так звали удава.
     И только потом он  заметил,  что,  когда  он глядит на  удава,  видение
профиля страшного палача не возникает. Это открытие  каждый раз так радовало
Марата,  что  он каждый раз  находил в себе силы для дополнительных любовных
неистовств.
     Марат  был  рад восстановлению своих былых сил, рад был  славе, которая
распространялась среди мухусчан, и дни его были счастливы. Во всяком случае,
в первое время.
     Но  постепенно  жизнь   его   осложнилась.  Дней  через  десять   Марат
почувствовал,  что удав его ненавидит. Если Марат проходил слишком близко от
места,  где  возлегал Султан,  он слышал злобное  шипение. Даже когда  Марат
подымал чемодан с  удавом, он изнутри слышал злобное  шипение, показывающее,
что Султан чувствует, кто держит чемодан. Несколько раз удав, шипя, дергался
головой в его сторону, словно хотел его укусить.
     Напрасно  бедняжка Зейнаб пыталась их  примирить. Они  ненавидели  друг
друга и даже ревновали ее друг к другу. Марат,  разумеется, не называл этого
слова  (надо полагать,  что  удав тоже),  но,  когда Марат  видел,  что утро
начинается с того, что Зейнаб протирает вымоченны