а. Три дня пировал  он
в открытых ветрам чертогах Гормала и право обрел избирать оружие в битве.
     В целом Лохлинском крае не нашлось героя, что не сдался бы Тренмору.  И
ходила по кругу чаша веселья под  песни  хвалы  королю  Морвена,  тому,  кто
пришел по волнам, первому из мужей могучих.
     Когда же настало хмурое утро четвертое, герой  спустил  ладью  свою  на
воду и, бродя по безмолвному берегу, ожидал шумливого ветра. Ибо  он  слышал
громкий ропот его порывов в дальней дубраве.
     Облеченный в стальные доспехи, явился ему сын лесистого Гормала.  Алели
ланиты его, золотились кудри. Кожа бела,  словно  Морвена  снег.  С  кроткой
улыбкой он обращал голубые очи, говоря королю мечей:
     "Останься, Тренмор, останься, ты, из мужей первый, не  победил  ты  еще
сына Лонвала. Меч мой часто встречал отважных.  И  стережется  благоразумный
мощи моего лука".
     "Златокудрый юноша, - Тренмор ответил, - я  не  стану  биться  с  сыном
Лонвала.  Слаба  еще  десница  твоя,  солнечный  луч  красоты.   Удались   к
темно-бурым ланям Гормала".
     "Но я удалюсь, - ответствовал юный, - только с оружием Тренмора, звуком
славы своей  упиваясь.  Девы,  улыбки  даря,  соберутся  вокруг  того,  кому
покорился Тренмор. Они начнут испускать вздохи любви  и  восхищаться  длиной
твоего копья, когда пронесу я его среди тысяч, вздымая  к  солнцу  блестящее
острие".
     "Вовеки тебе не носить копья моего, - молвил в гневе король Морщена.  -
Твоя мать найдет побелевшее тело твое на  берегу  гулкозвучного  Гормала  и,
взор устремив над синеющей глубью, узрит паруса того, кто убил ее сына ".
     "Я не стану вздымать копья, - ответствовал юноша, - десница моя еще  не
окрепла с годами. Но пернатой стрелой научился  я  поражать  врага  вдалеке.
Сбрось же тяжесть стальной брони, ибо Тренмор кругом весь окован.  Я  первый
слагаю наземь броню свою. Пронзай же теперь меня стрелой, о король Морвена".
     Он узрел, как вздымается грудь ее. То была сестра короля.  Она  увидала
его в чертогах Гормала и полюбила лицо его  юное.  Копье  упадает  из  длани
Тренмора; он склоняет долу зардевшийся лик, ибо дева предстала  ему,  словно
яркий луч, что встречает сынов пещеры, когда снова выходят они на  озаренные
солнцем поля и опускают глаза ослепленные.
     "Вождь открытого ветрам Морвена, - начала снежнорукая  дева,  -  приюти
меня на своей быстроходной ладье, удали меня от любви свирепого  Корло.  Ибо
он страшен для Инибаки, как гром  в  пустыне.  Он  любит  меня  в  угрюмстве
гордыни своей и сотрясает десять тысяч копий",
     "Мирный приют обрети,  -  Тренмор  могучий  сказал,  -  за  щитом  моих
предков. Не устрашит меня вождь, хоть он сотрясает десять тысяч копий".
     Три дня ожидал он на бреге, и призыв его  рога  разносился  окрест,  Он
призывал на битву Корло с его гулкозвучных холмов.  Но  Корло  не  вышел  на
битву. Спустился король Лохлина. Он пировал на ревущем бреге  и  отдал  деву
Тренмору".
     "Король Лохлина, - молвил Фингал, - твоя  кровь  течет  в  жилах  врага
твоего, наши роды встречались в битве, потому что любили  прение  копий.  Но
часто они пировали в чертогах, и ходило по кругу веселие  чаш.  Да  озарится
лицо твое радостью и слух усладится арфой. Грозный  как  буря  твоих  морей,
изливал ты доблесть; глас твой гремел, словно глас тысячи ратников, рвущихся
в бой. Поставь же завтра по ветру паруса твои белые, брат Агандеки.  Светла,
как полуденный луч, она сходит в мою печальную душу. Я видел слезы  твои  по
красавице и тебя пощадил в чертогах Старно, когда мой меч обагрялся в  сече,
а очи лили слезы над девой. Но, быть может, ты хочешь сразиться?  Во  власти
твоей поединок, каким твои предки почтили Тренмора, чтоб смог ты уйти от нас
столь же славен, как солнце, сходящее к западу".
     "Король племени Морвена, - молвил властитель Лохлинских волн, -  Сваран
вовеки не станет биться с тобою, первым из тысячи славных  героев!  Я  видел
тебя в чертогах Старно, и малым числом годов превосходил ты меня. И я молвил
в душе своей: когда же смогу я подъять  копье  как  Фингал  благородный?  Мы
бились с тех пор, о воин, на склоне косматого Малмора; потом  принесли  меня
волны к твоим чертогам, и ты задал пиршество тысячи чаш. Да  поведают  барды
грядущим годам, кто победил в благородном бою на вереске Малмора.
     Но немало судов из Лохлина на Лене оставили юных своих  бойцов.  Забери
те суда, король Морвена, и другом Сварану стань. И когда сыны твои приплывут
ко мшистым башням Гормала, я задам им пиршество чаш и  предложу  поединок  в
долине".
     "Ни судов не возьмет Фингал, ни  края  многих  холмов,  -  так  отвечал
король. - Мне довольно моей страны, ее лесов и оленей. Взойди на волны свои,
благородный друг Агандеки, распусти паруса свои белые  навстречу  рассветным
лучам и возвратись к холмам гулкозвучиого Гормала".
     "Да будет благословенна душа твоя, чаш властелин, -  промолвил"  Сваран
со щитом темно-бурым. - В мирную пору ты - ветерок весенний... в пору  войны
- буря в горах. Вот  тебе  длань  моя  дружбы  залогом,  благородный  король
Морвена! Пусть твои барды оплачут павших. Пусть  Эрин  предаст  земле  сынов
Лохлина и воздвигнет во славу им мшистые камни,  чтобы  севера  чада  отныне
могли  созерцать  те  места,  где  сражались  их  предки.  А  некий  охотник
промолвит, быть может, опершись на" мшистый могильный холм: "Здесь сражались
Фингал и Сваран, герои минувших годов". Так отныне  станет  он  говорить,  и
наша слава пребудет вечно".
     "Сваран, - промолвил король холмов, - славнее нас ныне нет  никого.  Но
мы исчезнем, как сон.  Безмолвными  станут  поля  наших  битв.  Наши  могилы
сокроются в вереске, и не узнает охотник, где  упокоились  мы.  Звуки  наших
имен, быть может, останутся в  песнях,  но  сила  мышц  бесследно  исчезнет.
Оссиан, Карил и Уллин, вы знали  героев,  которых  ужнет.  Поведайте  нам  о
минувших годах. Пусть эта ночь минует в песнях и  утро  вернется,  исполнено
радости".
     Мы пели пред королями, и пению нашему вторила сотня арф. Просияло  лицо
Сварана, словно полный месяц в ночи, когда расходятся тучи,  и  он  спокойно
сияет посреди небосвода.
     И тогда спросил Фингал у Карила, вождя, годами древнего:  "Где  же  сын
Семо, король острова туманов? Ужель, метеору смерти подобен, от  сокрылся  в
угрюмой пещере Туры?"
     "Кухулин лежит в угрюмой пещере Туры, - ответил Карил, древние  годами.
- Длань его на мече  его  мощи.  Думы  его  о  проигранных  битвах.  Скорбен
властитель копий, ибо привык он к победам.  Он  посылает  свож  меч  боевой,
чтобы покоился тот на бедре у Фингала. Потому что ты, словно  буря  пустыни,
расточил  всех  его  супостатов.  Возьми,  о  Фингал,  сей  меч  героя,  ибо
рассеялась слава его, как туман, гонимый шумливым, ветром долины".
     "Нет, - ответил король, - Фингал вовеки не  примет  его  меча.  Могучая
десница его в бою, так скажи ты ему, что  слава  его  не  померкнет  вовеки.
Многим случалось терпеть поражение в битве, но они  воссияли  потом,  словно
солнце небесное.
     О Сваран, король гулкозвучных лесов, не печалься напрасно. Побежденные,
если отважны они, обретают славу. Они, словно солнце, что прячет свой лик  в
полуденной туче, но вскоре вновь озирает вереницу злачных холмов.
     Грумал был Коны вождем. На всех берегах искал  он  сражений.  Душа  его
тешилась кровью, ухо - громом оружия. Он высадил ратников на шумную Краку, и
король Краки вышел навстречу ему из дубравы,  где  не  средине  круга  Брумо
вопрошал он камень власти.*

     * Здесь  идет  речь  о  религиозных  верованиях  короля  Краки.  Смотри
соответствующее примечание в третьей книге.

     Свирепо  сражались  герои  за  снежногрудую  деву.  Слава  дочери  Крак
достигла Грумала у потока Коны. Поклялся он завладеть белогрудой  девой  иль
умереть на гулкозвучной Краке. Три дня боролись они, и на  четвертый  Грумал
был связан.
     Вдали от своих друзей он был  заключен  в  зловещем  круге  Брумо,  где
часто, как вещает молва, призраки мертвых стенали вкруг камня,  ужа  на  них
наводившего. Но вскоре он воссиял, как небесный столп  света.  Они  пали  от
длани его могучей, и Грумал обрел свою славу.
     Воспойте же, барды, годами древние, громче воспойте хвалу героям  чтобы
душа моя славою их успокоилась, а Сварана сердце скорбеть перестало".
     Они возлегли на вереске  Моры;  темные  ветры,  свистя,  понеслись  над
героями. Сразу запели сто голосов,  заиграли  сто  арф.  Пели  они  о  былых
временах и могучих вождях прошедших годов.
     Когда же теперь я услышу барда или возрадуюсь славе  предков  моих?  Не
играет на Морвене арфа, и не звучит над  Коной  сладостный  глас.  Вместе  с
героями бард опочил, и нет уже славы в пустыне.
     Утро трепещет в лучах востока и мерцает на седоглавой  Кромле.  Сварана
рог раздается над Леной, и сыны океана сбираются вкруг него, Молча и скорбно
восходят они на суда, и Уллина  ветер  их  паруса  надувает.  Белые,  словно
туманы Морвена, плывут они по волнам.
     "Зовите, -  сказал  Фингал,  -  зовите  псов  моих,  быстроногих  сынов
ловитвы, зовите белогрудого Брана и свирепо-могучего Луата. Филлан и Рино  -
но его уже нет; мой сын почиет на ложе смерти. Филлан и  Фергус,  трубите  в
мой рог, чтоб  проснулась  радость  охоты,  чтоб  услыхали  олени  Кромлы  и
встрепенулись на озере ланей".
     Пронзительный звук разносится по лесу. Сыны вересковой Кромлы  приходят
на зов. Тысяча серо-прыгучих псов разом помчалась  по  вереску.  Каждый  пес
загнал по оленю, трех оленей загнал белогрудый Бран.  Он  гнал  их  прямо  к
Фингалу, чтобы порадовать короля.
     Один олень упал на могилу Рино,  и  скорбь  воротилась  к  Фингалу.  Он
увидел, как мирно покоится камень над тем, кто был первым в охоте,  "Ты  уже
не восстанешь, о сын мой, разделить на Кромле наш  пир.  Скоро  могила  твоя
сокроется и буйно трава разрастется вокруг. Сыны ничтожных людей пройдут над
тобой и не узнают, что лежит здесь могучий.
     Оссиан и Филлан, чада силы моей, и  Гол,  властитель  бранных  стальных
мечей, взойдем по склону холма в пещеру Туры и отыщем там вождя?  ратоборцев
Эрина. Это ли стены Туры? Как одиноко и  сумрачно  встали  они  на  пустоши.
Скорбен властитель чаш, опустели его  чертоги.  Пойдем,  отыщем  Кухулина  и
отдадим ему всю нашу радость! Но, Филлан, скажи,  Кухулин  ли  там  иль  над
вереском дымный столп? Ветер Кромлы дует мне  в  очи,  и  не  различить  мне
друга".
     "Фингал, - ответствовал юноша, - это сын Семо. Угрюм и  печален  герой;
длань его на мече". - "Привет тебе, сын войны, сокрушитель щитов!"
     "Привет тебе, - Кухулин ответствовал,  -  привет  всем  сынам  Морвена!
Утешно мне видеть тебя, о Фингал, подобного солнцу над  Кромлой,  когда  его
видит сквозь тучи охотник, скорбевший, что скрылось  оно  зимою.  Сыны  твои
словно звезды сопровождают тебя и светят в ночи. Не таким ты видел  меня,  о
Фингал, когда возвращался я с войн в пустыне, когда бежали властители мира *
и возвращалась радость на оленьи холмы".
     "Много тратишь ты слов, - молвил Коннан, воин бесславный.** -  Слов  ты
тратишь много, сын Семо, но где же твои  боевые  дела?  Зачем  переплыли  мы
океан, чтобы помочь мечу твоему бессильному? Ты бежишь в  пещеру  печали,  а
Коннан сражается вместо тебя. Оставь же эти доспехи  блестящие,  мне  уступи
их, сын Эрина".

     * Это единственное место в поэме, содержащее намек на войны  Фингала  с
римлянами. В старинных сочинениях  римский  император  обозначается  титулом
властителя мира.
     ** Коннан принадлежал к роду Морни. Он  упоминается  еще  в  нескольких
поэмах и характеризуется всегда одинаково. Поэт хранил о нем молчание до сих
пор, а его поведение здесь не заслуживает лучшего обращения.

     "Ни единый  герой,  -  ответствовал  вождь,  -  не  домогался  доспехов
Кухулина, и хоть бы тысяча их домогалась, все было бы тщетно, хмурый  юноша!
Я не бежал в пещеру печали, пока оставались живы ратники Эрина".
     "Юнец слабосильный,  Коннан,  молчи!  -  промолвил  Фингал.  -  Кухулин
прославлен в боях, он гроза всей пустыни. Часто  я  слышал  о  славе  твоей,
бурный вождь Инис-файла! Направь же свой белый парус к острову  туманов,  да
узришь Брагелу, на утесе склоненную.  В  слезах  ее  кроткие  очи,  и  ветры
вздымают длинные волосы,  на  высокую  грудь  упавшие.  Она  внемлет  ночным
ветрам, дабы услышать твоих гребцов голоса,*** дабы услышать  пение  моря  и
звуки далекие арфы твоей".

     *** Обычай петь во время гребли распространен повсеместно среди жителей
северо-западного побережья Шотландии и прилегающих островов. Пение  помогает
скоротать время и воодушевляет гребцов.

     "И долго будет она внимать понапрасну. Кухулин вовек не вернется.  Могу
ль я увидеть Брагелу, чтобы исторгнулся вздох из ее груди? Фингал, я  всегда
одерживал верх в сражениях копий!"
     "И впредь ты будешь одерживать верх, - так  молвил  Фингал,  властитель
чаш. - Разрастется слава Кухулина, как ветвистое дерево Кромлы. Многие битвы
тебя ожидают, о вождь, и многие раны нанесет твоя длань. Принеси нам  оленя,
Оскар,  и  пиршество  чаш  приготовь,  чтобы  воспрянули  наши  души   после
опасностей и наши друзья услаждались бы вместе с нами".
     Мы воссели, мы пировали, мы пели. Кухулин воспрянул  душой.  Воротилась
сила его десницы и заиграло веселье на лике  его.  Уллин  песнь  затянул,  и
Карил возвысил глас. Часто и я вместе с  бардами  воспевал  сражения  копий.
Сражения, в которых я часто блистал, но теперь  я  уже  не  сражаюсь!  Слава
былых моих подвигов смолкла, и я сижу одинокий на могилах моих друзей.
     Так провели они в песнях ночь и с радостью утро  вернули.  Фингал,  над
вереском вставши, взмахнул блестящим копьем. Он двинулся первый  к  равнинам
Лены, и мы - вслед за ним, подобно гряде огневой. "Поднимите парус, - молвил
король Морвена, - и поймайте ветер, что с Лены струится". Мы с песней взошли
на суда и устремились, ликуя, вперед сквозь океанскую пену.*

     * Лучшие критики считают, что эпическая поэма должна  иметь  счастливый
конец. Это правило в наиболее  существенных  его  чертах  соблюдается  тремя
самыми заслуженно прославленными поэтами: Гомером, Вергилием и Мильтоном.  И
все же - не знаю, как это получилось, - окончания их поэм повергают читателя
в уныние. Одна оставляет его на похоронах, другая - при безвременной  гибели
героя, а третья - в одиночестве безлюдного мира.

                Так знаменитого Гектора Трои сыны погребали.
                                  Гомер [Илиада, XXIV, 804].

                    Вонзил противнику в грудь он железо
                Яростный. А у того разрешаются холодом члены,
                И со стенанием жизнь неохотно к теням убегает.
                                  Вергилий [Энеида, XII, 950].

                       Рука в руке, неспешно побрели
                       Они тропой пустынной по Эдему.
                            Мильтон [Потерянный рай, XII, 648]


                                   Комала

        "ДРАМАТИЧЕСКАЯ ПОЭМА"

        "СОДЕРЖАНИЕ"

     Эта поэма ценна для нас тем, что проливает свет на древность  сочинений
Оссиана. Упоминаемый здесь Каракул - это Каракалла, сын  Севера,  который  в
211  году  возглавил  поход  против  каледонцев.  Разнообразие  стихотворных
размеров показывает, что первоначально поэма  была  положена  на  музыку  и,
вероятно,  исполнялась  перед  вождями  в  торжественных  случаях.  Предание
сохранило эту историю в более полном виде, чей поэма. "Комала,  дочь  Сарно,
короля Инистора или Оркнейских островов, влюбилась в Фингала, сына  Комхала,
на пиру, куда отец ее пригласил короля Морвена,  когда  тот  возвращался  из
Лохлина после смерти Агандеки (см. "Фищал", кн. III). Страсть ее была  столь
неистова, что она последовала за ним  переодетая,  выдавая  себя  за  юношу,
желающего участвовать в его войнах. Вскоре ее узнал  Хидаллан,  сын  Ламора,
один из  героев  Фингалова  воинства,  чью  любовь  она  незадолго  до  того
отвергла. Ее  возвышенная  страсть  и  красота  произвели  на  короля  такое
впечатление, что он решил жениться на ней, но в это  время  ему  сообщили  о
походе Каракула. Он двинулся со своим войском, чтобы остановить противника и
Комала сопровождала его. Он оставил ее на холме на виду у войска Каракула, а
сам поспешил на поле боя, пообещав вернуться в тот же вечер, если останется,
жив". Окончание этой истории можно узнать из самой поэмы.

                              Действующие лица

      Фингал
      Хидаллан
      Комала

      Мелилькома |
                 } дочери Морни
      Дерсагрена |

      Барды

                                 Дерсагрена

      Ловитва окончена. Все тихо на Ардвене, лишь слышится рев потока.
Дочь Морни, приди же с берега Кроны. Оставь свой лук, заиграй на арфе.
Пусть наступает ночь, и радостным нашим пением Ардвен вокруг огласится.

                                Мелилькома*

     И ночь наступает, о синеокая дева, на равнине сгустилась серая ночь.  Я
оленя приметила на береге Кроны, мшистым бугром он казался мне  в  сумерках,
но вскоре прочь ускакал. Метеор плясал вкруг ветвистых рогов, и  глядели  из
туч над Кроной ужасные лики минувших времен.**

     * Melilcoma - _томные очи_.

     **

                    Появляются мне суровые лики и мощных
                    Трое враждебных богов существа...
                                 Вергилий [Энеида, II, 622].

                                Дерсагрена*

     Это знаки  смерти  Фингаловой.  Пал  властитель  щитов,  и  торжествует
Каракул! Восстань со скал своих, дочь Сарно Комала,** восстань в слезах.  Он
повержен, твой юный возлюбленный, и  призрак  его  уже  пребывает  на  наших
холмах.

     * Dersagrena - _сияющий солнечный луч_.
     ** Comala - _дева с приятным челом_.

                                 Мелилькома

     Там Комала сидит одинокая! Рядом с нею два серых пса ветерок мимолетный
вдыхают, лохматые уши насторожив. Алой ланитой  дева  на  руку  оперлась,  а
горный ветер играет в ее волосах. С надеждой она обращает синие очи к полям.
Уже ночь сгустилась вокруг, что же ты не идешь, Фингал?

                                   Комала

     О Карун-река,*** почему ты струишь предо мною обагренные  кровью  воды?
Разве слышен был гром сраженья на твоих берегах, разве почил король Морвена?
Выйди, луна, дочь небес! Выгляни из-за туч, чтобы я увидала сверканье булата
Фингалова на поле его надежд. Или же пусть метеор, что озаряет в ночи  наших
усопших праотцев, явит багровый свой свет и укажет мне путь  к  моему  герою
сраженному. Кто защитит меня от невзгод, кто -  от  любви  Хидаллана?  Долго
придется Комале ждать, чтобы явился Фингал, посреди своей рати сияя,  словно
утренний луч сквозь тучу раннего ливня.

     *** Carun или Cara'on - излучистая река. Река эта до сих пор  сохраняет
название Каррон;  она  впадает  в  залив  Ферт-оф-Форт  в  нескольких  милях
севернее Фолкерка.

            Рим, что оружием насмерть одних поражает, других же,
            Им на войне побежденных, ввергает в позорное рабство,
            Вынужден здесь, объявив, будто он защищает границу,
            Стены свои простереть до земли меченосных шотландцев;
            Здесь, на победу утратив надежду, волнами Каррона
            Он обозначить решил рубежи Италийского царства.
                                          Бьюкенен [Леса, IV, 196].

                                Хидаллан****

     Расстелись, туман угрюмой Кроны, расстелись по тропе охотничьей. Сокрой
от моих очей следы его, и да не вспомню я боле о друге своем. Рассеяны  ряды
его соратников, и не слышно топота ног вкруг булата его звонкого.  О  Карун,
кати свои струи кровавые, ибо повержен вождь народа нашего.

     **** Хидаллан был послан Фингалом сообщить Комале о его возвращении. Он
же, желая отомстить за то, что она незадолго до этого отвергла