-  вовек  я  тебя  не  оставлю.  Бой
неравный радостен мне; душа моя возрастает  в  опасности.  Коннал  и  Карил,
древний годами, уведите печальных сынов  Эрина,  а  когда  окончится  битва,
ищите наши тела охладелые в этом тесном проходе.  Ибо  у  этого  дуба  будем
стоять мы в потоке сражения многих тысяч.
     О сын Фихила, чьи ноги,  как  ветер,  лети  над  вереском  Лены.  Скажи
Фингалу, что Эрин завоеван, и проси поспешить короля Морвена. Да явится  он,
словно солнце в бурю, когда оно озаряет злачные холмы".
     Утро сереет над Кромлой;  сыны  моря  идут  на  приступ.  Калмар  встал
впереди, дабы встретить их в  гордости  своей  горящей  души.  Но  бледность
покрыла лик воина; он оперся на копье отца. То копье он взял в чертоге Лары,
и скорбела душой его мать. И вот герой упадает  медленно,  словно  древо  на
равнине Коны. Мрачный Кухулин стоит один, словно скала  в  песчаной  долине.
Море стремит свои волны и с грохотом бьется о твердые  склоны  ее.*  Вершина
покрыта пеной, и холмы вокруг отзываются. И тогда из густого тумана в океане
возникли белопарусные суда Фингала. Высоко вздымается  лес  их  мачт,  когда
клонятся они одно за другим на зыбучих волнах.

     *

                                              ...как камень
              Страшно высокий, великий, который у пенного моря
              Гордо встречает и буйные вихрей свистящих набеги,
              И надменные волны, которые противу хлещут...
              Гомер. Илиада, XV [617].

     Сваран увидел их с холма и отошел от сынов Эрина. Как  отступает  море,
рокоча в проливах ста островов Инис-тора, так громозвучные,  так  несметные,
так неоглядные полчища Лохлина  устремились  на  короля  пустынной  горы.  А
Кухулин, склонясь и рыдая, скорбно и медленно волоча за собою длинное копье,
углублялся в чащу деревьев Кромлы и оплакивал павших  друзей.  Он  страшился
предстать пред Фингалом, пред тем, кто не раз поздравлял его, идущего с поля
славы.
     "Сколько здесь полегло моих героев, вождей Инис-файла, что  ликовали  в
чертоге моем, когда звонко вздымались чаши! Не сыскать мне уж больше  следов
их средь вереска, не услыхать голосов  их  средь  охоты  на  ланей.  Бледны,
безмолвны, повержены на постели кровавые те, кто  были  моими  друзьями!  О,
духи недавно почивших, явитесь Кухулину на его вереске.  Говорите  с  ним  в
ветре, когда, шелестя, отзовется древо над пещерою Туры. Там, вдали от всех,
опочию безвестный. Ни один бард обо мне не услышит. Ни единого серого  камня
никто не воздвигнет, чтобы прославить меня.  Оплачь  же  ты  мою  смерть,  о
Брагела, отошла моя слава!"
     Так сокрушался Кухулин, когда углублялся он в чащу деревьев Кромлы.
     Фингал, возвышавшийся на корабле, подъял пред  собою  блиставшую  пику.
Страшно сверкала сталь, подобная  метеору  зеленому  смерти,  что  падает  в
вереск Малмора, когда путник остался один и полная луна затмевается на небе.
     "Кончена битва, - сказал король, - и я вижу кровь друзей моих.  Скорбит
вересковая пустошь Лены и печальны дубы Кромлы:  охотники  пали  в  расцвете
сил, и нет уже сына Семо. Рино и Филлан, сыны мои,  трубите  в  бранный  рог
Фингала. Взойдите на тот прибрежный холм и взывайте к чадам врага.  Взывайте
к ним с могилы Ламдерга, вождя минувших времен. Да будет ваш глас, как  глас
отца, когда во всей своей силе вступает он в битву.  Я  жду  здесь  могучего
мрачного мужа, я Сварана жду на бреге Лены. И  пусть  он  приходит  со  всем
своим племенем, ибо сильны во брани други павших!"
     Прекрасный Рино полетел, как  молния,  мрачный  Филлан  -  словно  тень
осенняя. Над вереском Лены слышен их зов; сыны океана  услышали  рог  боевой
Фингала. Как океанские струи ревущие, что стремятся из царства  снегов,  так
могучие, мрачные, неудержимые ринулись вниз сыны Лохлина. Впереди король  их
в зловещей гордыне доспехов своих. Гневом пылает его смуглокожий лик, и очи,
вращаясь, горят пламенем доблести.
     Фингал увидел сына Старно, и вспомнил он  Агандеку.  Ибо  Сваран  юными
слезами оплакал некогда сестру свою белогрудую. Он послал Песнопевца  Уллина
пригласить его на пиршество чаш, ибо душе Фингаловой было приятно  вспомнить
о первой своей любви.
     Уллин пришел старческой поступью и  молвил  сыну  Старно:  "О  ты,  что
живешь далеко, окруженный волнами, словно утес, приди на пир  короля  и  сей
день проведи в покое. Пусть завтра мы станем биться,  о  Сваран,  и  крушить
щиты гулкозвучные".
     "Нет, ныне мы станем крушить щиты гулкозвучные, - отвечал свирепый  сын
Старно, - заутра задам я пир, а Фингал поляжет костьми".
     "Что ж, пусть заутра задаст он пир, - сказал Фингал,  улыбаясь,  -  ибо
ныне, сыны мои, мы будем крушить щиты гулкозвучные. Оссиан, ты  встань  близ
моей десницы. Гол, подними свой ужасный  меч.  Фергус,  гнутый  лук  натяни.
Пронзи, Филлан,  копьем  небеса.  Вздымайте  ваши  щиты,  что  подобны  луне
омраченной. Да будут ваши копья перунами  смерти.  Следуйте  по  стезе  моей
славы и сравняйтесь со мною в бранных подвигах".
     Как сотня ветров на Морвене, как потоки сотни холмов, как тучи, летящие
по небу друг за другом, или как злой океан, нападающий на  берег  пустынный,
так с ревом ужасным смешались огромные полчища на гулкозвучной пустоши Лены.
Стон людской полетел над холмами, словно гром в ночи, когда туча рвется  над
Коной и воздух пустой разносит вопли тысячи духов.
     Фингал устремился вперед в силе своей, ужасный, как дух Тренмора. когда
в урагане является он на Морвен, дабы  узреть  потомков  своей  гордыни.  На
холмах дубы отзываются и рушатся скалы пред ним. В крови  была  длань  моего
отца, когда он вращал перун своего меча. Он вспоминает битвы юности, и  поле
пустеет на его пути.
     Рино несется дальше, как  огненный  столп.  Мрачно  чело  Гола.  Фергус
стремится вперед стопами быстрее ветра, а Филлан - подобно туману  холма.  Я
же обрушился вниз, как утес,  я  ликовал,  видя  могущество  короля.  Многие
приняли смерть от десницы моей, и зловеще сверкал мой меч.* Кудри мои  в  те
дни не были седы и не дрожали руки от  старости  Глаза  мои  не  были  тьмою
объяты и ноги не изменяли в беге.

     * Здесь поэт прославляет собственные подвиги, но делает это так, что мы
не испытываем неудовольствия. Воспоминание о  великих  подвигах  его  юности
сразу же вызывает у него мысль о беспомощной старости. Мы не  презираем  его
за похвальбу, а сочувствуем его невзгодам.

     Кто исчислит ратников павших или подвиги могучих героев, когда  Фингал,
пылая гневом, истреблял сынов Лохлина?  Стоны  множили  стоны  перелетая  от
холма к холму, пока ночь не сокрыла всех. Бледные, трепетные,  словно  стадо
оленей, сгрудились на Лене чада Лохлина.
     Мы воссели у мирного потока Лубара и слушали  бодрые  звуки  арфы.  Сам
Фингал сидел  ближе  всех  к  неприятелю  и  внимал  сказаниям  бардов.  Они
воспевали  его  богоподобное  племя  и  вождей  минувших  времен.   Исполнен
внимания,  склоняясь  на  щит,  сидел  король  Морвена.  Ветр  развевал  его
поседелые кудри, и мысли его обращались ко дням  минувших  лет.  Близ  него,
опершись на копье, стоял мой юный, мой  возлюбленный  Оскар.  Он  восхищался
королем Морвена, чьи деянья лелеял в душе своей.
     "Сын моего сына, -  начал  король,  -  Оскар,  краса  юности,  я  видел
сверканье меча твоего и гордился своим потомством. Следуй славе наших  отцов
и будь таким, как были они, когда жил Тренмор, первый из смертных, и Тратал,
отец героев. Юными бились они во бранях, и барды воспели их. Покори  десницу
могучего, Оскар, но щади слабосильную длань. Будь многоводным бурным потоком
против врагов своего народа но нежным дыханием ветра, колеблющим травы,  для
тех, кто взывает о помощи. Так жил Тренмор, таким был Тратал, таков и Фингал
поныне. Десница моя служила опорой обиженному, и  слабый  обретал  покой  за
перуном стали моей.
     Оскар! и я был молод, как  ты,  когда  предо  мною  предстала  любезная
Фейнасолис, этот солнечный луч, этот кроткий свет любви, дочь короля  Краки!
** Я вернулся тогда с вересковой пустоши Коны, и мало ратников следовало  за
мной. Вдали показалась ладья белопарусная; она явилась  нам,  словно  туман,
что несется на вихре морском. Вскоре она приблизилась, мы узрели  красавицу.
Ее белая грудь вздымалась от вздохов. Ветер играл в  ее  распущенных  темных
кудрях; слезы катились по румяным ее ланитам. "Дочь красоты, -  тихо  сказал
я, - почему ты так тяжко вздыхаешь? Могу ли я, хоть и молод, защитить  тебя,
дочь моря? Быть может, меч мой  не  самый  сильный  в  бою,  но  сердце  мое
бесстрашно".

     * Что здесь имеется в виду под названием Краки, трудно  определить  при
такой удаленности во времени. Наиболее вероятно, что так назывался  один  из
Шетландских островов. - В шестой  книге  помещен  рассказ  о  дочери  короля
Краки.

     "К тебе я стремлюсь, о вождь могучих мужей! - отвечала она, вздыхая.  -
К тебе я стремлюсь, вождь обильных пиров,  опора  бессильной  длани.  Король
гулкозвучного острова Краки почитал меня  солнечным  лучом  его  племени.  И
часто холмы Кромалы отзывались на  вздохи  любви  к  несчастной  Фейнасолис.
Вождь Соры узрел мою красу и полюбил дочь Краки. Меч на бедре воина  сверкал
словно луч света. Но мрачно его чело, и бури в его душе. Я бежала  прочь  от
него по зыбучим волнам, но вождь Соры меня преследует".
     "Покойся под сенью щита моего, - сказал я, - покойся в мире, ясный луч!
Угрюмый вождь Соры помчится вепять, если только десница Фингала не  уступает
его душе. В уединенной пещере я мог бы сокрыть тебя, дочь моря! Но Фингал не
обратится вспять, ибо там, где грозит опасность, тешусь я в вихре копий".  Я
увидел слезы на ее ланитах. Я жалел красавицу Краки.
     Но вот, как ужасный вал, вдалеке показался корабль  свирепого  Борбара.
Его высокие мачты под снежными парусами склонялись  над  морем.  Белые  воды
катились вдоль бортов. Гремел океан могучий. "Приди же,  -  молвил  я,  -  с
океана ревущего, о ты, наездник бури.  Раздели  пиршество  в  чертоге  моем.
Здесь приют чужеземцев". Трепеща, стояла дева рядом со мной. Он натянул свой
лук - она упала. "Верна твоя рука,  -  сказал  я,  -  но  немощен  был  твой
противник". Мы сразились, и нелегкой была та смертельная брань. Он полег под
моим мечом. В два каменных гроба мы их положили, несчастных юных любовников.
     Таков я был в юности, Оскар; будь же  и  ты,  как  Фингал  в  те  годы.
Никогда не ищи сражения, но если оно завяжется, не  чурайся  его.  Филлан  и
темно-русый Оскар, вы,  чада  моего  племени,  неситесь  по  пустоши  ветров
ревущих, следите за сынами Лохлина. Я  слышу  вдали,  как  ревет  их  страх,
словно бури гулкозвучной Коны. Спешите: да не умчатся они по  волнам  севера
от меча моего. Ибо много вождей племени Эрина здесь полегло на мрачном  ложе
смерти. Повержены чада бури, сыны гулкозвучной Кромлы".
     Понеслись герои, как две темные  тучи,  две  темные  тучи  -  колесницы
духов, когда темные чада воздушные выходят страх наводить на дрожащих людей.
     Вот тогда-то Гол,* сын Морни, восстал, как  скала  в  ночи.  Копье  его
блещет в звездных лучах, голос подобен реву потоков.

     * Гол, сын Морни, был вождем племени, которое в течение долгого времени
Спорило о первенстве с самим Фингалом. Наконец, оно было покорено, и Гол  из
противника превратился в лучшего друга Фингала и великого героя.  Характером
он несколько  напоминает  Аякса  в  Илиаде,  героя  более  сильного,  нежели
искусного, в бою. Он очень дорожил военной славой  и  здесь  требует,  чтобы
следующая битва досталась ему. Поэт искусно  устраняет  Фингала,  чтобы  его
возвращение было еще великолепнее.

     "Сын битвы, - воскликнул вождь, - о Фингал, владыка  чаш!  пусть  барды
многих песен усыпят  сынов  Эрина.  Ты,  Фингал,  вложи  в  ножны  свой  меч
смертоносный, а народ твой пусть сражается. Мы чахнем без  славы,  ибо  один
наш король сокрушает щиты. Когда утро взойдет на холмы, взирай  издалека  на
подвиги наши. Да восчувствует Лохлин меч  сына  Морни,  чтобы  барды  смогли
воспеть и меня. Так повелося исстари  в  благородном  роде  Фингаловом.  Так
поступал и ты, король мечей, в битве копий".
     "О сын Морни, - ответил Фингал, - я горжусь твоей славой.  Сразись  же,
но только мое  копье  будет  неподалеку,  чтобы  прийти  на  помощь  тебе  в
опасности. Возвысьте, возвысьте свой глас, сыны песнопений, и усыпите  меня.
Здесь возляжет Фингал под  ветром  ночным.  И  если  ты,  Агандека,  витаешь
поблизости среди сынов отчизны твоей, если ты восседаешь  на  струях  ветра,
среди высоко оснащенных мачт Лохлина, приди ко мне в сновидениях,* дивная, и
яви душе моей светлый свой лик".


     Много голосов и много арф слились в стройном  звучанье.  Воспевали  они
благородство деяний Фингаловых и благородство  племени  героя.  А  иногда  в
любезных звуках слышалось имя Оссиана, ныне печального.
     Часто я бился и часто победу одерживал в битвах копий. А ныне слепой, и
скорбный, и беспомощный я скитаюсь с людьми ничтожными. Ныне, Фингал,  я  не
вижу тебя с твоим воинственным  племенем.  Дикие  лани  пасутся  на  зеленой
могиле могучего короля Морвена. Да будет благословенна душа твоя, властитель
мечей, наиславнейший на холмах Коны!

     * Поэт предваряет нас о сне Фингала, изложенном в следующей книге.


        "КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ"

        "СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ ЧЕТВЕРТОЙ"

     Наступившая ночь прерывает развитие событий, и Оссиан, пользуясь  этим,
рассказывает о своих подвигах на озере Лего и  о  том,  как  он  сватался  к
Эвиралин, которая затем стала матерью Оскара и умерла  незадолго  до  похода
Фингала в Ирландию. Ее тень является  Оссиану  и  говорит  ему,  что  Оскар,
посланный в начале ночи следить за неприятелем, вступил в  бой  с  передовым
отрядом и враги уже почти одолели  его.  Оссиан  выручает  сына  и  сигналом
тревоги оповещает Фингала о приближении  Сварана.  Король  встает,  собирает
свое войско и, согласно обещанию, данному  предыдущей  ночью,  поручает  его
водительству Гола,  сына  Морни,  а  сам,  повелевая  своим  сынам  проявить
доблесть и защитить свой народ, удаляется на холм, чтобы следить  оттуда  за
ходом битвы. Завязывается  сражение;  поэт  повествует  о  великих  подвигах
Оскара. Но пока Оскар вместе с отцом одерживает верх  на  одном  конце  поля
боя, на другом Гол, на которого  напал  сам  Сваран,  готов  уже  отступить,
Фингал, желая ободрить его боевой  песнью,  посылает  к  нему  своего  барда
Уллина, но, несмотря на это,  Сваран  побеждает,  и  Гол  со  своим  войском
вынужден отойти назад. Фингал сходит с холма и вновь сплачивает  их.  Сваран
прекращает преследование, занимает возвышенность, приводит  в  порядок  свои
ряды и ожидает приближения Фингала, Король, воодушевив своих бойцов и  отдав
все необходимые приказания, возобновляет сражение.  Кухулин,  удалившийся  с
другом своим Конналом и бардом Карилом в пещеру Туры, заслышав шум,  выходит
на гребень холма, который господствует  над  полем  брани,  и  видит  оттуда
Фингала, сражающегося с неприятелем.  Он  хочет  присоединиться  к  Фингалу,
который уже близок к полной победе, но  Коннал  удерживает  его,  и  Кухулин
посылает Карила поздравить героя с успехом.

     Кто там поет, нисходя с горы, словно радуга над дождистой Леной? *  Это
дева, чей голос любовью звучит, белорукая дочь Тоскара. Часто слушала ты мою
песнь и, прекрасная, проливала слезу. Пришла ль ты узнать  о  битвах  своего
народа и услыхать о деяниях Оскара? Когда перестану скорбеть я над  потоками
гулкозвучной Коны? Мои годы прошли в битвах, и старость омрачена горем.

     * Ночь прервала развитие событий, и, пока Фингал спит, поэт  повествует
о своем сватовстве к Эвиралин, дочери Бранно. Этот вводный эпизод необходим

     Дочь снежнорукая! я не был печален  и  слеп,  я  не  был  беспомощен  и
безутешен, когда Эвиралин  любила  меня.  Эвиралин  темно-русая,  белогрудая
любовь Кормака. Тысячи героев искали ее любви,  тысячу  отвергла  дева.  Она
презрела  сынов меча, ибо мил ее взору был Оссиан. для разъяснения некоторых
мест  поэмы,  следующих  ниже;  в  то  же  время   он  естественно  связан с
событиями,  описанными  в этой книге,  которые,  судя  по всему, относятся к
середине  третьей  ночи,  считая  от  начала  поэмы. Эта книга, как и многие
другие   сочинения   Оссиана,   обращена   к   прекрасной   Мальвине, дочери
Тоскара.   Мальвина   была   влюблена   в    Оскара,    а    после    смерти
возлюбленного стала спутницей его отца.
     Я отправился к черным зыбям Лего, посвататься  к  деве.  Двенадцать  из
наших воинов были со мной, сыны многоводного Морвена. Мы  пришли  к  Бранно,
другу чужеземцев, Бранно в звенящей  кольчуге.  "Откуда,  -  спросил  он,  -
пришли вы, стальные  десницы?  Нелегко  покорить  вам  деву,  что  отвергала
синеглазых сынов Эрина. Но привет тебе, сын  Фингала,  счастлива  дева,  что
тебя ожидает. Будь у меня  двенадцать  дочерей-красавиц,  тебе  бы  достался
выбор, питомец славы!" Тогда отворил он чертог  темно-русой  девы  Эвиралин.
Радость зажглась в наших сердцах под стальными доспехами,  и  мы  восславили
деву Бранно.
     Явились на холме над нами бойцы величавого Кормака. Вместе с вождем  их
было восемь героев, и вересковая пустошь их оружием  озарилась.  Там  стояли
Колла и Дурра, многажды раненый, там могучие Тоскар и Таго;  там  победитель
Фрестал, Дайро, счастливый в деяниях, и Дала, оплот битвы  на  тесном  пути.
Меч пламенел во длани Кормака и приятен был взор героя.
     Восемь героев пришли с Оссианом: Уллин, бурный сын брани,  великодушный
Мулло, благородный, пригожий Скелаха, Оглан и гневный Сердал и  Думарикан  -
чело смерти. И зачем последним назван Огар, столь  прославленный  на  холмах
Ардвена?
     Огар встретил сильного Далу лицом к лицу на поле героев.  Битва  вождей
была словно вихрь на вспененных волнах океана. О кинжале  вспомнил  Огар,  о
любимом своем оружии. Девять раз он всадил его под ребра Далы. Жребий бурной
битвы переменился. Трижды пробил я  Кормаков  щит,  трижды  сломал  он  свое
копье. Увы, несчастный юный любовник, я отсек ему голову. Пятикратно  потряс
я ее за волосы. Бежали други Кормака.
     Кто посмел бы сказать мне тогда,  любезная  дева,*  когда  я  спорил  в
битве, что ныне, слепой, забытый, беспомощный, я буду скитаться в ночи? Лишь
тот, кто крепчайшей броней обладал и непобедимой десницей.

     * Поэт обращается к Мальвине, дочери Тоскара.

     Но вот на  угрюмой  пустоши  Лены  смолкли  согласные  звуки.*  Налетел
порывами сильный ветер,  и  могучий  дуб  отряхнул  листву  вкруг  меня.  Об
Эвиралин я думал, когда предстала она  моему  взору  во  всем  сияньи  своей
красоты и голубые очи ее купались в слезах.  Стоя  на  облаке,  она  молвила
слабым голосом.

     * Поэт возвращается к основному рассказу.  Если  попытаться  определить
время года, когда разворачивается действие поэмы, то, судя  по  описанию,  я
был бы "клонен отнести его к осени. Деревья осыпают листья и дуют переменные
ветры; я то и другое соответствует этому времени года.

     "О Оссиан, восстань и спаси моего сына. Спаси Оскара, вождя мужей; близ
красного дуба, у потока Лубара, он бьется с сынами Лохлина". Вновь сокрылась
она в небесах. Я облачился в броню. Я пошел, на  копье  опираясь,  и  звонко
бряцали доспехи мои. Я пел, как привык  в  час  опасности,  песнь  о  героях
старинных. Дальним громом она прислышалась воинам  Лохлина.*  Они  побежали;
мой сын устремился вослед.

     * Оссиан внушает  читателю  высокое  мнение  о  себе.  Даже  пение  его
устрашает неприятеля. Это напоминает то место в восемнадцатой песни  Илиады,
где голос Ахиллеса отгоняет испуганных троянцев от тела Патрокла.

              Там он крикнул с раската; могучая вместе Паллада
              Крик издала; и троян обуял неописанный ужас.
                                         [Гомер. Илиада, XVIII, 217].

     Я звал его, мой голос