это  поэтическое  имя  матери
Калмара, возможно, придумано самим бардом.
     ** Говорит Алклета. Калмар обещал вернуться в назначенный день, и  бард
рассказывает, как  его  мать  и  сестра  Алона  нетерпеливо  смотрят  в  том
направлении, откуда ожидают появления Калмара.

     "Это лишь старый дуб, Алклета, - отвечала  Алона,***  что  и  в  слезах
прелестна, - это лишь дуб, Алклета, склоненный над током Лары.  Но  кто  там
идет по равнине? Поступь его поспешная  нам  предвещает  горе.  Он  вздымает
высоко копье Калмара. Алклета, оно запятнано кровью!"

     *** Aluine - _совершенная красавица_.

     "Но оно запятнано кровью врагов, сестра колесницевластного Калмара.****
Ни лук его, ни копье не возвращались досель из битвы могучих, не  обагренные
кровью.***** Его приход расточает сражение; он пламень смерти, Алона! Юноша,
скорбно спешащий, где же сын Алклеты? ****** Возвращается  ль  он  во  славе
своей посреди гулкозвучных щитов? Но ты мрачен и нем! Значит, Калмара больше
нет! Не рассказывай, воин, как он погиб, ибо не в силах я слышать о страшной
ране его".

     **** Говорит Алклета.
     ***** Без крови раненых, без тука сильных лук Ионафана  не  возвращался
назад, и меч Саула не возвращался даром.

                                                 Вторая книга Царств, I, 22.
     ****** Она обращается к Ларниру, другу Калмара, который  возвратился  с
вестью о его смерти.

     Зачем обращаешь ты взоры в пустыню, мать колесницевластного Калмара?"
     Так звучала песнь Карила, когда Кухулин лежал на своем щите,  барды  на
арфах покоились, и мирный сон разлился вокруг. Только сын Семо  не  спал:  к
брани прикованы думы его. Пылающие дубы уже начали гаснуть; слабый  багряный
свет кругом разливается. Слышится  тихий  глас:  Калмара  дух  появился.  Он
приближается в луче света. Рана темнеет в его  груди.  Волосы  в  беспорядке
распущены. Лицо его осеняет мрачная радость, и, мнится, зовет он Кухулина  в
пещеру свою.
     "Сын пасмурной ночи, -  молвил  Эрина  вождь,  вставая,  -  зачем  меня
устремил ты темные очи свои, дух колесницевластного Калмара? Не хочешь ли ты
устрашить меня, сын Маты, помешать мне сразиться за Кормака? Не  была  слаба
твоя длань в сраженье,  и  голоса  не  подавал  ты  за  мир.*  Сколь  же  ты
изменился, вождь Лары, если ныне советуешь мне бежать! Но, Калмар, я никогда
не бежал. Я никогда не страшился духов пустыни.**  Ничтожны  познания  их  и
длани бессильны, ветер им служит жилищем. Но моя душа в опасности крепнет  и
тешится звоном булата. Уйди  же  в  свою  пещеру,  ты  не  Калмара  дух;  он
услаждался битвой, и десница его была словно гром небесный".

     * Смотри речь Калмара в первой книге "Фингала".
     ** Смотри ответ Кухулина Конналу относительно духа  Кругала  ("Фингал",
кн. 2).

     Он унесся с порывом ветра, исполненный радости, ибо услышал хвалу себе.
Бледный утренний луч показался, и  Катбата  щит  прозвучал.  Бойцы  зеленого
Уллина соединились, как грохот многих потоков. Над Лего слышится рог  войны:
пришел могучий Торлат.
     "Зачем ты, Кухулин, привел свои тысячи? - спросил вождь Лего. - Я  знаю
крепость мышцы твоей. Душа твоя огнь негасимый.  Зачем  не  сразимся  мы  на
равнине, чтобы рати смотрели на подвиги наши? Чтобы  смотрели  они  на  нас,
подобных ревущим волнам, что бьются вокруг утеса; мореходы  спешат  подальше
отплыть и со страхом взирают на их борьбу".
     "Ты всходишь, как солнце, в моей душе, - ответил  сын  Семо.  -  Могуча
мышца твоя, о Торлат, и достойна моего гнева. Отойдите же, ратники Уллина, к
тенистому склону Слиморы. Взирайте на вождя Эрина в день его  славы.  Карил,
ты скажешь могучему Конналу, если Кухулину пасть суждено,  ты  скажешь  ему,
что винил я во всем только ветры, над волнами Тогормы ревущие. Он всегда был
со мною в брани, едва начиналась битва славы моей. Пусть его  меч  ограждает
Кормака, словно небесный луч;  пусть  советы  его  звучат  в  Теморе  в  дни
опасности".
     Он устремился вперед, бряцая оружием, словно ужасный дух Лоды,*** когда
он является в реве тысячи бурь и взорами мечет битвы. Он сидит на  туче  над
морем Лохлина, его могучая длань лежит на мече, и  ветер  вздымает  огнистые
кудри его. Столь же ужасен был Кухулин в день своей славы. Торлат пал от его
десницы, и скорбели герои Лего. Они окружили вождя, как тучи пустыни. Тысяча
мечей взметнулась вдруг, тысяча стрел полетела; но Кухулин стоял, как  скала
посреди ревущего моря. Они повергались вокруг, он  шагал  весь  в  крови,  и
далеко разносился гулкий отзыв темной Слиморы. Пришли сыны Уллина,  и  битва
простерлась  вдоль  Лего.  Эрина  вождь  одержал  победу.  Со   славою   он.
возвращался с поля сражения.

     *** Лода упоминается в третьей книге "Фингала"  как  место  отправления
священных  обрядов  в  Скандинавии.  Под  _духом   Лоды_   поэт,   вероятно,
подразумевает Одина, верховное божество северных народов. Описанный здесь со
всеми  сопутствующими  ужасами,  он  несколько  напоминает  Марса,  как  тот
изображен в сравнении в седьмой песне Илиады:

                      ...как Арей выступает огромный,
             Если он шествует к брани народов, которых Кронион
             Духом вражды сердцегложущей свел на кровавую битву.
                                         [Гомер. Илиада, VII, 208].


     Но бледен он возвращался. Угрюма была на лице его радость. Молча взирал
он окрест. Меч обнаженный повис в длани его, и при  каждом  шаге  склонялось
копье.
     "Карил, - тихо сказал король, - изменяют силы Кухулину. Дни мои  уходят
к прошедшим годам, и утро уже для меня не настанет. Они будут искать меня  в
Теморе, но нигде не смогут найти. Кормак заплачет в чертоге и спросит:  "Где
же вождь Туры?" Но имя мое знаменито! Слава моя в песнопениях бардов.  Юноша
тайно помыслит: "О пусть я умру, как умер Кухулин. Славою он облачен, и ярко
сияет имя его". Выпь стрелу из груди моей, и положи Кухулина под этим дубом.
Рядом пусть ляжет щит Катбата, чтоб увидали меня  посреди  доспехов  предков
моих".
     "Ужель супостаты сразили сына Семо?* - молвил Карил со вздохом. - Стены
Туры печальны, и скорбь обитает в Дунскехе. Одинокой осталась твоя супруга в
младые годы, одинок и сын любови твоей.** Он придет  к  Брагеле  и  спросит,
зачем она плачет. Он поднимет свой взор на стену  и  увидит  отцовский  меч.
"Чей это меч?" - он спросит, и восплачет душа его матери.  Кто  там  стремит
свой шумный бег, словно олень пустыни?  Дико  блуждают  очи  его  в  поисках
друга. Коннал, потомок Колгара, где же ты был, когда могучий в сражении пал?
Моря ли Тогормы вокруг тебя бушевали? Южный ли ветер дышал  в  твои  паруса?
Могучие пали в бою, а тебя не было с ними. Да не расскажет никто об этом  ни
в Сельме, ни в крае лесистом Морвена. Станет Фингал  скорбеть,  и  восплачут
сыны пустыни".

     * Ирландские историки относят время  жизни  Кухулина  к  первому  веку.
Переводчик изложил свои доводы в пользу отнесения  его  к  третьему  веку  в
рассуждении, приложенном к этому сборнику. В остальных же частностях  Китинг
и О'Флаэрти совпадают довольно точно с поэмами Оссиана и преданиями северной
Шотландии и островов. Они сообщают, что он был убит на двадцать седьмом году
жизни, и высоко оценивают его мудрость и доблесть.
     ** Конлох, который впоследствии прославился своими великими подвигами в
Ирландии. Он отличался такой ловкостью в метании дротика,  что  и  теперь  в
северной Шотландии, когда говорят о метком стрелке,  употребляют  поговорку:
_Он бьет без промаха, как рука Конлоха_.

     Вблизи мрачно-бурных волн Лего они воздвигли могилу  героя.  Неподалеку
лежит Луат,* Кухулина спутник в ловитве. "Благословенна душа твоя, сын Семо;
** был ты могуч во брани. Сила твоя была, словно сила потока, быстрота  твоя
- словно крыло орла.*** Страшен был путь твой в битве: смерть шагала  вослед
меча твоего. Благословенна душа  твоя,  сын  Семо,  колесницевластный  вождь
Дунскеха!

     * Согласно старинному обычаю, любимого пса хоронили рядом  с  хозяином.
Этот обычай не  является  исключительной  особенностью  древних  шотландцев,
поскольку мы обнаруживаем  его  у  многих  народов  в  героическую  пору  их
существования. До сих пор в Дунскехе на острове Скай  показывают  камень,  к
которому Кухулин обычно привязывал своего пса Луата. Этот  камень  и  поныне
называют его именем.
     ** Это песнь бардов над могилой  Кухулина.  Каждая  строфа  завершается
каким-либо  примечательным  прозванием  героя,  как  это  было   принято   в
погребальных элегиях. Стих песни имеет лирический размер, и  в  старину  его
пели в сопровождении арфы.
     ***

                   Быстрее орлов, сильнее львов они были.
                                    Вторая книга Царств, I, 23.

     Меч могучего не поверг тебя, копье храброго кровью твоей не  багрилось.
Стрела прилетела по ветру, подобная жалу смерти, и того не приметила  слабая
длань, натянувшая лук. Мир душе  твоей  в  пещере  глубокой,  вождь  острова
туманов!
     Расточились могучие в Теморе; пустынно в чертоге Кормака.  Юный  король
горюет, ибо не видит он, как ты возвращаешься. Звон  твоего  щита  умолк,  и
короля окружают враги. Да будет покоен твой сон в. пещере, вождь  ратоборцев
Эрина.
     Брагела не чает уже твоего возвращения, не ищет взором твоих парусов  в
океанской пене. Шаги не влекут  ее  на  берег,  ухо  не  ловит  гласа  твоих
гребцов. Она сидит в чертоге пиров и  взирает  на  доспехи  того,  кого  уже
больше нет. Твои глаза исполнены  слез,  дочь  колесницевластного  Сорглана.
Благословенна в смерти душа твоя, о вождь тенистой Кромлы!"


                                  Дар-тула

        "ПОЭМА"

        "СОДЕРЖАНИЕ"

     Здесь, полагаю, было бы  уместно  изложить  историю,  которая  легла  в
основу этой поэмы, в том виде, в  каком  ее  сохранило  предание.  -  Уснот,
государь Эты (вероятно, той части  Аргайлшира,  которая  расположена  вблизи
Лох-Этива, морского залива в Лорне), был женат на Слис-саме, дочери  Семо  и
сестре прославленного Кухулина, и имел от нее трех сыновей: Натоса,  Альтоса
и Ардана. Когда три брата были еще очень молоды, отец послал их  в  Ирландию
обучаться владению  оружием  под  руководством  их  дяди  Кухулина,  который
пользовался большим влиянием в этом королевстве. Но, едва они  высадились  в
Ольстере, как пришла веси, о смерти Кухулина. Натос,  хоть  был  еще  весьма
молод, возглавил его войско, пошел в наступление  на  узурпатора  Карбара  и
одержал над ним победу в нескольких сражениях. Тем временем Карбару  удалось
умертвить законного короля Кормака, и войско Натоса перешло на его  сторону,
а сам  Натос  был  вынужден  вернуться  в  Ольстер,  чтобы  оттуда  плыть  в
Шотландию.
     Дочь вождя Коллы Дар-тула, которую любил Карбар,  жила  в  то  время  в
ольстерском замке Селаме. Она увидела Натоса, влюбилась в него  и  бежала  с
ним. На несчастье поднялась буря и отнесла их  корабль  назад  к  той  части
побережья Ольстера,  где  со  своим  войском  расположился  лагерем  Карбар,
ожидавший Фингала, который замыслил поход на Ирландию, чтобы восстановить на
ее троне шотландскую династию королей. Встретившись с неприятелем, три брата
защищались некоторое время с большим  мужеством,  но  в  конце  концов  были
побеждены и убиты, а несчастная Дар-тула покенчила с собой над телом  своего
возлюбленного Натоса.
     Оссиан открывает поэму описанием ночи накануне гибели сыновей Уснота  и
сообщает о предшествующих событиях во вставном эпизоде. Он  излагает  смерть
Дар-тулы  иначе,  чем   распространенное   предание;   его   рассказ   более
правдоподобен,  ибо  самоубийство,  по-видимому,  не  было  известно  в   те
отдаленные времена; по крайней мере в древней поэзии не встречается  никаких
упоминаний о нем.

     Дочь небес,* ты прекрасна! Покойный твой лик приятен. Ты  выступаешь  в
красе своей, и следуют звезды лазурной  твоею  стезей  на  востоке.  Явленье
твое, о луна, веселит облака и озаряет одетые тьмою края.  Кто  сравнится  с
тобой в небесах, дочь молчаливой ночи?  Звезды  стыдятся  при  виде  тебя  и
отводят блеск  зеленых  очей.  Куда  ж  ты  уходишь  с  пути  своего,  когда
возрастает тень на лике твоем? ** Есть ли чертог  у  тебя,  как  есть  он  у
Оссиана? Обитаешь ли ты во мраке скорбей? Может быть,  сестры  твои  пали  с
небес? Может быть, нет уже тех, кто веселился с тобою в  ночи?  Да,  светило
прекрасное, пали они, и ты часто скрываешься, чтобы оплакивать их. Но и сама
ты однажды ночью падешь,  покинув  лазурный  свой  путь  в  небесах.  Звезды
поднимут тогда зеленые главы; они, что стыдились при виде  тебя,  исполнятся
радости.

     * Обращение к луне в оригинале  очень  красиво.  Оно  имеет  лирический
размер и его, по-видимому, пели под аккомпанемент арфы.
     ** Поэт подразумевает луну на ущербе.

     Ныне тебя облекает сияние. Взгляни ж из небесных врат. Расторгни  тучи,
о ветер, чтобы явился лик дочери ночи, чтоб озарились лесистые горы и  океан
при свете катил синие волны свои.

     Натос  плывет  над  пучиной  морской  и  Альтос,  юности   луч;   Ардан
сопутствует братьям.* Они спешат во мраке пути своего.  Сыны  Уснота  спешат
сокрыться во тьме от гнева колесницевластного Карбара.**

     * Nathos означает _юный_,  Ailthos  -  _утонченная  красота_,  Ardan  -
_гордость_.
     ** Карбар, который убил Кормака, короля Ирландии, и захватил его  трон.
Впоследствии он пал в поединке с Оскаром, сыном Оссиана.  В  других  случаях
поэт наделяет его эпитетом _рыжеволосый_.

     Кто там темнеется возле них?  Ночь  сокрыла  ее  девичью  красу.  Кудри
вздыхают под ветром морским, одеянье струится извивами тусклыми. Она подобна
прекрасному  духу  небес  посреди  густого  тумана.  Кто  же  она,  как   не
Дар-тула,*** первая дева Эрина. С колесницевластным  Натосом  бежит  она  от
любови Карбара. Но ветры тебя обманули, Дартула, и  не  дали  твоим  парусам
достичь лесистой Эты. Не твои это горы,  Натос,  и  не  твои  валы  рокочут,
вздымаясь. Близки чертоги Карбара, и башни врага возносят главы свои.  Уллин
вершину зеленую в море простер, и Туры залив приемлет  корабль.  Где  же  вы
были, южные ветры, когда обманулись чада моей любви? Вы резвились в полях  и
развевали бороду чертополоха. Ах, если б шумели вы в  парусах  Натоса,  пока
пред ним не восстали бы Эты холмы, пока не восстали б они  в  облаках  и  не
узрели прибытия вождя  своего!  Слишком  долго  отсутствовал  ты,  Натос,  и
миновал уже день твоего возвращения.****

     *** Dar-thula или Dart-'huile - _женщина с красивыми глазами_. Она была
самой знаменитой красавицей древности. До сих пор, когда восхваляют  красоту
какой-либо женщины, обычно говорят: "Она хороша, как Дар-тула".
     **** То есть день, назначенный судьбой. Вообще в поэзии Оссиана  мы  не
находим никакого божества, если не считать рока, о котором  говорится  очень
много в некоторых его поэмах, находящихся в распоряжении переводчика.

     Но страна чужеземцев узрела тебя, воин любезный.  Ибо  любезен  ты  был
взору Дар-тулы. Лицо твое, словно утренний свет, волосы  -  словно  вороново
крыло. Душа твоя щедра и нежна, словно солнце в закатный час. Твои  слова  -
ветерок в тростниках или теченье покойное Лоры.
     Но когда вздымалась ярость битвы, ты был, словно бурное  море.  Страшен
был звон твоего оружия, враги исчезали, заслыша поступь твою. Тогда-то  тебя
и узрела Дар-тула с высоты своей мшистой башни, с  высоты  Селамы,*****  где
жили ее отцы.

     ***** Поэт подразумевает не ту Селаму,  которая  упомянута  как  дворец
Тоскара в Ольстере в поэме  о  Конлате  и  Кутоне.  В  оригинале  это  слово
означает _красивый для взора_ или место _с приятным или широким видом_. В те
времена дома строились на возвышенностях, позволяющих обозревать местность и
предупредить  неожиданное  нападение:  поэтому  многие  из  таких   построек
назывались Селама. Знаменитая Сельма Фингала происходит от того же корня.

     "Любезен ты мне, чужеземец, - сказала она, ибо душа ее встрепенулась. -
Прекрасен ты в битвах, друг погибшего Кормака.******  Зачем  ты  спешишь  на
брань, исполненный доблести, румянощекий юноша? Мало РУК у тебя для битвы  с
колесницевластным Карбаром. Ах, если бы мне избавиться от его  любви,*******
чтобы могла я радоваться встрече с Натосом! Счастливы скалы Эты,  они  узрят
шаги его на охоте, они увидят грудь  его  белую,  когда  ветер  откинет  его
власы, черные, словно ворон".

     ****** Кормак, юный король Ирландии, которого убил Карбар.
     ******* То есть от любви Карбара.

     Так говорила ты, Дар-тула,  на  мшистых  башнях  Селамы.  А  ныне  ночь
окружает тебя и ветры обманули твои  паруса.  Ветры  обманули  твои  паруса,
Дар-тула, пронзительно воют они. Утихни хоть ненадолго,  северный  ветер,  и
дай мне услышать голос любезной. Твой голос, Дартула, любезен  средь  свиста
ветров.
     "То не Натоса ль скалы виднеются и не его ли потоки горные слышатся? Не
из ночных ли чертогов Уснота исходит сей светлый луч? Туман клубится  вокруг
и слабо мерцает луч, но душу Дар-тулы освещает вождь колесницевластный  Эты!
Сын великодушного Уснота, зачем порывистый этот вздох? Разве мы не в  стране
чужеземцев, вождь гулкозвучной Эты?"
     "Это не Натоса скалы виднеются, - ответил он, - и не его потоки  горные
слышатся. Свет исходит не из чертогов Эты,  потому  что  они  далеко.  Мы  в
стране чужеземцев, в стране колесницевластного Карбара. Ветры нас  обманули,
Дар-тула. Уллин вздымает здесь вершины зеленых холмов. Иди на север, Альтос,
направь стопы вдоль берега, Ардан, чтоб супостат не пришел  во  мраке  и  не
погибли наши надежды вернуться в Эту.
     Я же пойду к той мшистой башне и посмотрю, кто обитает там,  где  слабо
мерцает луч. Ты ж отдохни на бреге, Дар-тула,  отдохни  безмятежно,  светлый
луч! Тебя ограждает Натоса меч, подобный небесной молнии".
     Он ушел. Она сидела одна и внимала зыбучим волнам. Крупные слезы  в  ее
очах; она ждет колесницевластного Натоса. Сердце ее трепещет, когда налетает
ветер. Она преклоняет слух, ожидая  услышать  его  шаги.  Но  его  шагов  не
слыхать. "Где же ты, сын моей любви? Ветер ревет вкруг меня. Темна ненастная
ночь. А Натос не возвращается. Что удержало тебя, вождь Эты? Не повстречался
ль герой с врагами в ночном бою?"
     Он возвратился, но мрачно было его лицо: он видел умершего  друга.  Это
было под стенами Туры, и  тень  Кухулина  блуждала  по  ним.  Частые  вздохи
исторгались из груди его, и страшен был угасший пламень очей. Его копье было
столп тумана; звезды тускло мерцали  сквозь  призрак.  Голос  глухо  звучал,
словно ветер в пустой пещере, и поведал  он  горькую  повесть.  Душа  Натоса
омрачилась, как солнце в туманный день, когда лик его влажен и смутен.*

     *

              Спрячется если во мглу и середка его омрачится.
                                       Вергилий [Георгики, I, 442].

     "Почему ты печален, о Натос? - спросила прелестная  дочь  Коллы.  -  Ты
сияние света для Дар-тулы; вождь Эты - радость ее очей. Есть ли друг у меня,
кроме Натоса? Мой отец почиет в могиле.** Тишина воцарилась в Селаме; печаль
струят лазурные реки моей страны. Друзья  мои  сражены  вместе  с  Кормаком.
Могучие пали во брани Уллина.
     **

                      ...никакой мне не будет отрады,
                Если, постигнутый роком, меня ты оставишь...
                ...Нет у меня ни отца, ни матери нежной!
                                        Гомер [Илиада], VI, 411.

     Вечер темнел на равнине. Лазурные реки сокрылись от взоров моих. Редкие
ветра порывы шумели в вершинах Селамских дубрав. Я сидела под древом у  стен
моих праотцев. Трутил представился мыслям моим, брат мой любимый,  тот,  что
на битву ушел против колесницевластного Карбара.*

     * Семейство Коллы сохраняло верность Кормаку долгое время после  смерти
Кухулина.

     На копье опираясь, пришел седовласый Колла;