вя
"Лотрека"  к  печати,  частично  учел  замечания  рецензента.  В  завершение
рецензии Востоков писал: "Впрочем, поэт выдержал совершенно тон своей пиесы.
После томного жалобного речитатива следует вдруг порывисто фуго". И, приведя
отрывок стихотворения от строки "Скройся, исчезни" до  конца,  он  заключал:
"Можно без лести сказать, что сочинитель  сим  концом  истинно  увенчал  всю
пиесу" (Журн. Мин-ва нар. просвещения, 1890, ч. CCLVIII, март, отд.  II,  с.
68-69).


                               С. П. Жихарев

     Жихарев. Октябрьская ночь, или Барды. СПб., 1808, 11 с.

     Степан Петрович Жихарев (1788-1860), литератор  и  переводчик,  питомец
Московского университетского  благородного  пансиона  (1805-1806),  а  затем
чиновник,  судебный  деятель,  сенатор  и   в   конце   жизни   председатель
театрально-литературного  комитета  при   Дирекции   имп.   театров,   своей
литературной известностью обязан главным  образом  "Запискам  современника",
составленным на основании его дневников 1805-1807 гг., где широко отразилась
литературная и театральная жизнь Москвы и Петербурга тех лет. В декабре 1806
г. Жихарев знакомился с поэмами Оссиана по немецкому  изданию  "Ossians  und
Sineds Lieder" (6 тт., Вена, 1784; 2-е изд. -1791-1792), где  за  переводами
поэм  Оссиана  следовали  собственные  стихотворения  немецкого  переводчика
Михаэля Дениса  (Синод  -  анаграмма-псевдоним  Дениса).  Внимание  Жихарева
привлекла  поэма  "Die   Oktobernacht.   Eine   alte   Nachahmung   Ossians"
("Октябрьская ночь. Древнее подражание Оссиану")  -  приложение  к  "Кроме",
переведенное на немецкий язык вольным стихом без  рифм.  Создавая  в  начале
1807 г. свою  поэму  "Октябрьская  ночь,  или  Барды",  Жихарев  воспроизвел
внешнюю структуру образца (хотя уменьшил число бардов с шести до четырех), а
также  заимствовал  некоторые  подробности  описания  осенней  ночи.  Однако
откликаясь на события русско-французской  войны  1805-1807  гг.,  он  сделал
центральной темой своей поэмы прославление героев, павших  за  отчизну,  для
чего, в частности, использовал некоторые  мотивы  из  других  поэм  Оссиана,
придав  им   патриотическое   звучание.   Поэма   имела   посвящение:   "Его
превосходительству милостивейшему государю Льву Дмитриевичу  Измайлову".  Л.
Д.  Измайлов,  предводитель  дворянства  Рязанской  губернии,  в   1806   г.
сформировал рязанскую  милицию  (ополчение).  Ознакомив  со  своими  стихами
Державина, Жихарев записал в дневнике 28 апреля 1807 г.: "Гаврила  Романович
был  очень  доволен  моею  "Осенью",  но  заметил,  что  в  "Бардах"  больше
воображения" (Жихарев С. П. Записки современника. М.-Л.,  1955,  с.  494;  о
том, что Державину нравились "Барды", сообщается также в записях от  4  и  5
мая  1807  г.:  там  же,  с.  504,  507).  Сам  Жихарев  относился  к  поэме
скептически; 28 марта 1807 г. он писал: "Чем более  просматриваю  корректуру
моих бардов, тем более убеждаюсь, что я не  сотворен  поэтом"  (там  же,  с.
445), а издавая в 1850-е годы свои дневники, он  снабдил  первое  упоминание
"Бардов" примечанием:  "Небольшая  поэма,  заимствования  из  Сине  да  (die
Oktobernacht). Автор "Дневника" написал ее в намерении посвятить Державину и
доказать ему, что  поэмы  в  роде  Боброва  сочинять  не  трудно.  Это  была
великолепная ахинея, но тогда имела некоторый успех, как большею частью  все
громкое, мрачное и напыщенное" (там же, с. 399).


                                В. А. Озеров

     Фингал, трагедия в трех действиях, с хорами  и  пантомимными  балетами.
СПб., 1807, 50 с.

     "Фингал" был третьей трагедией Владислава Александровича Озерова (1769-
1816), крупнейшего русского драматурга начала XIX в.  Обратиться  к  Оссиану
ему рекомендовал его друг А. Н. Оленин (1763-1843), государственный деятель,
знаток археологии и художник-любитель, который считал, что здесь можно найти
основу для эффектного спектакля. В предпосланном трагедии посвящении  Озеров
писал:

                     С совета твоего, Оленин, я решился
                     Народов северных Ахилла описать
                     И пышность зрелищу приличную придать.
                     Твоею дружбою глас слабый оживился,
                     И к песням бардов я склонил прельщенный слух,
                     Чтобы извлечь черты разительны, унылы,
                     В которых Оссиан явил Фингалов дух,
                     Под строем звучных арф, близ отческой могилы.

     Сюжетной основой трагедии послужил вставной эпизод  из  "Фингала",  кн.
III; имя героини Агандека Озеров заменил  на  Моина  (имя  матери  Картона).
Кроме того, он использовал некоторые имена и сюжетные мотивы из других  поэм
Оссиана (см. разбор этих заимствований: Потапов П. О.  Из  истории  русского
театра. Жизнь и деятельность Озерова. Одесса, 1915, с. 586-640; Бочкарев  В.
А.  Русская  историческая  драматургия  начала  XIX  века  (1800-1815  гг.).
Куйбышев,  1959,  с.  177-185).  При  этом  трагедия  Озерова  была  глубоко
оригинальным  произведением,  весьма  отличающимся  от  поэм  Оссиана  своей
художественной системой, элегическим чувствительным колоритом.
     "Фингал" Озерова  был  впервые  поставлен  в  петербургском  Придворном
театре 8 декабря 1805 г. Роль Фингала исполнял А. С. Яковлев, Моины - Е.  С.
Семенова, Старна  -  Я.  Е.  Шушерин.  Музыку  к  хорам  и  балетам  написал
композитор О. А. Козловский. Трагедия пользовалась большим успехом и  шла  с
непрерывными  повторениями  до  1809  г.,  в  дальнейшем  она   неоднократно
возобновлялась до 1850-х гг. Она была переведена на французский язык  О.  Ж.
Дальмасом и на немецкий - Р. М. Зотовым. Озерова  нередко  называли  "певцом
Фингала и Моины".
     "Фингал" и его постановки вызвали значительное число откликов в печати,
в некоторых из них отмечалось отношение трагедии к ее первоисточнику. А.  Ф.
Мерзляков, разбирая "Фингала", писал  о  поэзии  Оссиана:  "Сие  новое  поле
поезии, более нам родственное, нежели другим народам западным, еще  не  было
почти совсем обработано для сцены драматической. Томный, но  величественный,
как полная луна, восседящая над  пустынями  обширных  морей,  явился  нашему
Озерову слепый старец Оссиян и одним движением златого  щита  своего  озарил
брега Каледонские, в светло-синих туманах  утопающие,  изобретательному  его
гению... Содержание трагедии Озерова под названием  Фингал  взято  из  одной
поемы царственного барда Оссияна. Точно, это новый шаг в нашей словесности",
И хотя Мерзляков после разбора заключал, что "вообще  пиеса  недостаточна  в
своей басне и расположении:  в  ней  нет  благородства,  высокости,  завязки
трагической", он тем не менее должен был признать, что "самая новость сцены,
дикость характеров и мест, старинные храмы, игры и тризна, скалы и  вертепы:
все вместе с арфою и  стихами  Озерова,  облеченное  северными  туманами,  -
придает плесе этой какую-то меланхолическую занимательность" (Вестн. Европы,
1817, ч. XCIII, Э 9, с. 36-37, 46-47). Одновременно П. А. Вяземский писал  в
статье "О жизни и  сочинениях  В.  А.  Озерова",  предпосланной  посмертному
изданию сочинений драматурга: "Северной поэзии прилично искать источников  в
баснословных преданиях народа, имеющего нечто общее с ее народом... Северный
поэт переносится под небо, сходное с его небом, созерцает  природу,  сродную
его природе, встречает в нравах сынов ее простоту, в подвигах  их  мужество,
которые рождают в нем темное, но живое чувство  убеждения,  что  предки  его
горели тем же мужеством, имели ту же простоту в нравах и  что  свойства  сих
однородных  диких  сынов  севера  отлиты  были  природою  в  общем  льдистом
сосуде... Цвет поэзии Оссиана, может  быть,  удачнее  обильного  в  оттенках
цвета поэзии Гомеровой перенесен на наш  язык.  Некоторые  русские  переводы
песней северного барда подтверждают сие мнение. Но ровное  и,  так  сказать,
одноцветное поле его поэм обещает ли богатую жатву для  трагедии,  требующей
действия сильных страстей, беспрестанного их борения и великих  последствий?
Не думаю. И посему-то _Фингал_ Озерова может скорее  почесться  великолепным
трагическим представлением, нежели  совершенною  трагедиею"  (Озеров  В.  А.
Соч., ч. I. СПб., 1817, с. XXIX_XXX) Пушкин, читавший статью Вяземского,  не
согласился с его заключением и заметил по поводу последних фраз приведенного
отрывка: "Что есть общего между однообразием Оссиановских поэм и  трагедией,
которая заимствует у них единый слог?" (Пушкин. Полн. собр.  соч.,  т.  XII.
Изд. АН СССР, 1949, с. 231). А.  А.  Бестужев  в  своей  программной  статье
"Взгляд на старую и новую  словесность  в  России"  выражал  мнение,  что  у
Озерова "Фингал одушевлен оссиановскою поэзиею"  (Полярная  звезда  на  1823
год. СПб., 1823, с. 20).


                              А. А. Шаховской

     Драматический альманах для любителей и любительниц театра, изд. на 1828
год. СПб., 1828, с. 120-132.

     Александр Александрович  Шаховской  (1777-1846),  театральный  деятель,
плодовитый и популярный в свое время  драматург,  выступавший  первоначально
противником сентиментализма и  романтизма,  в  годы  общественного  подъема,
связанного  с  декабристским  движением,  сам  обратился  к  поискам   новых
театральных форм и пытался создать некий  синтетический  жанр  романтической
комедии-балета,  где  в  качестве  сюжетной  основы  использовались   романы
Вальтера Скотта, пьесы Шекспира, поэмы Пушкина и т. п. В ряду тех же исканий
находилась и пьеса "Фингал и Роскрана" (1824), жанр  которой  определялся  в
подзаголовке как "драматическая поэма в трех  действиях  с  пением,  хорами,
поединком, морвенскими обычаями и великолепным спектаклем, взятая из  песней
Оссияновых". Основная сюжетная линия пьесы такова.  Фингал,  возвращаясь  на
родину после победы  над  скандинавами,  спасает  дочь  короля  инисторского
Роскрану от преследований  Гиддолана,  сына  вождя  Балвы  слепого  провидца
Ламора. Гиддолан повержен в единоборстве Фингалом, но тот дарует ему жизнь и
посылает  сражаться  с  римлянами.  Фингал  и  Роскрана  охвачены   внезапно
вспыхнувшей взаимной любовью.  Сам  Фингал  тоже  отправляется  на  войну  с
римлянами. В последнем  действии  Гиддолан,  одержимый  ревностью,  приносит
ложную весть о его  гибели,  от  чего  Роскрана  сходит  с  ума.  Но  Фингал
возвращается. Гиддолан не в силах снести позора и закалывается, вложив меч в
руку  отца.  Роскрана  вновь  обретает  рассудок,  и  все  кончается   общим
ликованием. Шаховской использовал мотивы  из  двух  поэм  Оссиана:  "Комала"
(ложная весть Гиддолана), где заменил имя заглавной героини на Роскрана (имя
жены Фингала и матери  Оссиана,  взятое  из  других  поэм),  и  "Сражение  с
Каросом" (смерть Гиддолана), а также развил содержащиеся  в  поэмах  Оссиана
упоминания войн Фингала с римлянами. В то  же  время  "драматическая  поэма"
Шаховского как бы продолжала трагедию Озерова: в начале "Фингала и Роскраны"
Фингал вспоминает о былой возлюбленной  Моине  -  "деве  Локлинской,  убитой
отцовской рукой".
     Пьеса Шаховского была поставлена  в  петербургском  Большом  театре  23
января 1824 г. Роль Фингала исполнял В.  А.  Каратыгин,  Роскраны  -  Л.  О.
Дюрова, Гиддолана - Я. Г. Брянский.  Однако  сыгранная  несколько  раз,  она
сошла со сцены и больше не возобновлялась.  Полностью  она  не  была  издана
(цензурованная рукопись в Ленингр. театр,  б-ке  им.  А.  В.  Луначарского).
Помимо явления 3, действия II, была опубликована еще "Песнь барда" (Памятник
отечественных муз, 1828).


                                А. П. Крюков

     Вестн. Европы, 1825, Э 3, с. 192-193. Подпись: К... Илецкая защита.

     Александр Павлович Крюков (1803-1833) в первой  половине  1820-х  годов
служил горным чиновником в Илецкой защите (ныне Соль-Илецк).  Уже  тогда  он
посылал свои стихи разнообразного содержания в петербургские журналы. В 1826
г. он перешел на службу в Оренбург, а в следующем году -  в  Петербург,  где
получил должность столоначальника в департаменте  внешней  торговли.  В  его
произведениях этих лет, стихотворных и прозаических, отразилось знакомство с
башкирским и казахским бытом и фольклором. Стихотворение "Сетование  Фингала
над  прахом  Моины",  написанное  еще  в  Илецкой  защите,  развивает  тему,
заимствованную из трагедии В. А. Озерова  "Фингал"  (ср.  последний  монолог
Фингала: "Моины нет! увы! я с нею все теряю" - с. 402).


                              Б. А. Жуковский

     Амфион, 1815, март, с. 61-71. Печ. по: Жуковский В.  Стихотворения,  т.
II, изд. 5-е. СПб., 1849, с. 138-149.

     "Эолова арфа" - не единственный творческий  отклик  Василия  Андреевича
Жуковского  (1783-1852)  на  поэзию  Оссиана.  В  1803   г.,   работая   над
исторической повестью "Вадим Новгородский" (повесть осталась незаконченной),
Жуковский стилизовал ее в духе оссианической поэтики (см.: Резанов В. И.  Из
разысканий о сочинениях В. А. Жуковского, вып. 2. Пг., 1916, с.  89-105).  В
составленный  л  начале  1800-х  годов  список  литературных  замыслов   под
заглавием: "Что сочинить и перевесть", Жуковский включил неосуществленное  в
дальнейшем стихотворение "Оссиан  на  гробе  Мальвины"  (там  же,  с.  255).
Восходящие к Оссиану мотивы и образы  содержатся  в  военных  стихотворениях
поэта: "Песнь барда над гробом славян-победителей" (1806) и "Певец во  стане
русских воинов" (1812).
     Баллада "Эолова арфа" была написана  9  и  13  ноября  1814  г.  В  ней
отразилась Душевная драма Жуковского, связанная с его несчастной  любовью  к
М. А.  Протасовой.  Но,  стремясь  придать  своему  произведению  обобщающий
художественный смысл, поэт перенес сюжет в оссиановскую древность, правда, в
достаточной  мере  условную,  поскольку  ей  присущи  и   черты   рыцарского
средневековья. Связь с Оссианом, с  обстановкой  и  колоритом  его  поэм,  с
приемами  портретной  характеристики,  особенно   видна   в   первоначальном
плане-конспекте, где владыка Морвена зовется  Армии  (в  другом  наброске  -
Морний), его дочь - Винвела, ее возлюбленный - Альпин: "1. Армин был  славен
на  холмах  Морвена.  Озеро  орошало  его  замки.  Вокруг   г_о_ры,   одетые
кустарн. На них часто раздавался его рог  и  псы.  В  дому  его  часто
звучали чаши. Стены обвешены были щитами и доспехами. И часто в кругу гостей
разговор о подв древ лет. 2.  Винвела  цвела.  Прекрасная.  Кудри
вились вокруг ее головы, как легкий туман холма, озлащ солнцем. Когда
она шла , то ветерок играл ее кудрями. Взгляд  ее  был  тих,  как  сияние
вечера, голос сладок, как источник. А душа чище утра, 3. Альпин, юный певец,
ее тайно любил и втайне был любим", и т. д. (Гос. публичная б-ка им.  М.  Е.
Салтыкова-Щедрина).   В   дальнейшем   Жуковский   назвал   героиню   другим
оссиановским именем - Минвана (тем же именем была названа Маша  Протасова  в
посвященном ей аллегорическом "видении"  "Три  сестры",  1808),  но  отзвуки
лирического дуэта Винвелы и Шильрика  из  "Карик-туры"  ощутимы  в  "Эоловой
арфе". Оссиан - наиболее важный  литературный  источник  "Эоловой  арфы"  (в
балладе  обнаруживаются  также  связи  с  Шекспиром,  Бюргером,  Матиссоном,
Дмитриевым). На эту зависимость указывали уже  современники.  "Здесь  верное
изображение шотландской природы и Оссиановых героев: их характера,  обычаев,
рыцарской гордости и образа жизни",  утверждал  критик  "Русского  инвалида"
(1822, Э 50, с. 199). Позднее П. А. Плетнев писал: ""Эолова арфа", в которой
краски, музыка, мечтательность и вымысел создания - все представляет  особый
мир, царство Оссиана, так живо и ясно воскреснувшее  в  душе  поэта  нашего"
(Плетнев П. А. Сочинения и переписка, т. III. СПб.,  1885,  с.  51).  В.  Г.
Белинский  считал,  что  "Эолова  арфа"  "так  и  дышит  музыкою   северного
романтизма, неопределенного, туманного,  унылого,  возникшего  на  гранитной
почве Скандинавии и туманных берегах Альбиона..."  (Белинский  В.  Г.  Полн.
собр. соч., т. VII. М., 1955, с. 171).
     "Эолова арфа"  в  переводе  на  английский  язык  вошла  в  "Российскую
антологию",  составитель  и  переводчик  которой  Джон   Бауринг   писал   в
примечании: "Читателям Оссиана сразу же придет на ум, что действующие  лица,
чувства и обстановка в этом стихотворении заимствованы у  него"  (Российская
антология. Specimens of the Russian Poets: translated by John  Bowring.  2nd
ed. London, 1821, p. 76). А французский критик  К.  Кокрель  в  рецензии  на
антологию  Бауринга,  напечатанной  в   "Revue   encyclopedique"   и   затем
переведенной на русский язык, писал о  балладе:  "Видно,  что  сия  пьеса  в
украшениях поэзии почти вся заимствована из Оссиана; но  сие  не  лишает  ее
некоторой оригинальности. Жуковский выбрал со вкусом  прекраснейшие  картины
шотландской поэзии, не решая вопроса  о  древности  произведений  Оссиана  и
Макферсона" (Сын отечества, 1821, ч. LXXIII, Э 42, с. 66).
     Созданная Жуковским для "Эоловой арфы" строфическая форма, состоящая из
трех четырехстопных и пяти двухстопных амфибрахических строк,  в  дальнейшем
использовалась русскими поэтами. В частности, такими строфами А. А.  Слепцов
переложил "Картона" (1828), Д. П. Глебов написал балладу "Мальвина и  Эдвин"
(Вестн. Европы, 1817, ч. XCVI), П. А.  Межаков  -  стихотворение  "Свидание"
(Благонамеренный, 1820, ч. IX), В. Тило - балладу "Мальвина" (там же,  1821,
ч. XV), Н. Данилов - "Песнь янычара" (Сев. Меркурий, 1831, Э 11), И. Орлов -
повесть в стихах "Пустынники, или Жертвы несчастной любви" (1831) и т. д.  В
"Молве" (1831, Э  49)  появилась  пародия  на  "Эолову  арфу"  -  "Волшебная
гитара", где действие было перенесено в современную Москву.


                                А. С. Пушкин

     Пушкин Александр. Соч., т. IX. СПб., 1841, с. 272-276. Печ. по копии  в
тетради А. В. Никитенко (Гос. б-ка СССР им. В.  И.  Ленина)  с  исправлением
стихов 4 и 86 по копии Н. А. Долгорукова (Инст. рус. лит.  (Пушкинский  Дом)
АН СССР) и стиха 45 по указанию В. П. Гаевского  (Современник,  1863.  Э  7,
отд. I, с. 171).
     Об А. С. Пушкине см. выше, с. 564-565.


                                С. Н. Глинка

     Рус. вести., 1820, кн. Ill, с. 44-48. Печ. по  кн.:  Театр  света,  или
Изображение достопамятнейших происшествий древних и новых времен,  нравов  и
словесности, изд. Сергеем Глинкою, ч. V, М., 1823, с. 130-132.

     Сергей Николаевич Глинка (1775-1847), плодовитый писатель и  журналист,
автор патриотических драм, издатель журнала  "Русский  вестник"  (1808-1820,
1824), написал много нравоучительных  произведений  в  консервативном  духе,
адресованных дворянским детям.  В  1817-1819  гг.  Глинка  содержал  частный
пансион, где воспитывались молодые донские дворяне. В пансионе  был  устроен
домашний  театр,  для  которого  Глинка  писал  пьесы,  стараясь   "сочетать
человеколюбие с доблестию военною" (Глинка С. Н.  Записки.  СПб.,  1895,  с.
314). По-видимому, для этого театра было написано и "нравоучительное зрелище
в одном действии" "Маскерад", где наряду с Оссианом и его  внуком  (явл.  2)
выступали: Езоп, Шакеспир, визирь, киргиз-кайсак, итальянец,  индеец  и  др.
Позднее сцена Оссиана с внуком была напечатана как отдельное  стихотворение.
Заключительный монолог Оссиана - вольное переложение начала "Дар-тулы".


                              В. Н. Григорьев

     Соревнователь просвещения и благотворения,  1822,  ч.  XX,  кн.  3.  с.
320-323. Подпись: В. Гр. Печ. по автографу 1840-х гг. (Гос.  публичная  б-ка
им. М. Е. Салтыкова-Щедрина).

     Василий Никифорович Григорьев (1803-1876) начал писать стихи еще в годы
учения в Петербургской губернской гимназии, которую он  окончил  в  1820  г.
Первый его опыт "Гимн Солнцу" - вольное переложение отрывка из поэмы Оссиана
"Картон" (позднее опубликовано: Благонамеренный, 1821, ч.  XIII)  -  привлек
внимание профессора словесности Н. И. Бутырского, который  своим  поощрением
побудил