бнажают. Поднимет
ли меч Фингал или воитель иной возглавит дружину?"
     "Подвиги дней минувших, - сказал Дут-маруно, - словно стезя  для  наших
очей, о Фингал.* Широкощитный Тренмор все еще виден в туманной дали  ушедших
годов. Не слабой была душа короля. Она  не  служила  прибежищем  темных  дел
потаенных. От сотни своих потоков пришли племена  к  злачной  Колтлан-кроне.
Перед  ними  вожди  выступали.  Каждый  стремился  возглавить  войну.  Часто
хватались они за мечи. Их багровые очи  вращались  яростно.  Порознь  стояли
они, про себя напевая угрюмо. Для чего уступать им друг другу? Их отцы  были
равны в бою.

     * Последующий краткий рассказ представляет собою весьма  правдоподобную
историю возникновения  монархии  в  Каледонии.  Гэлы  или  галлы,  владевшие
землями к северу от Эдинбургского залива, первоначально  представляли  собою
несколько  обособленных  племен   или   кланов;   каждый   клан   подчинялся
собственном5 вождю, который был свободен и не зависел от  какого-либо  иного
властителя. Когда римляне вторглись к  ним,  общая  опасность,  по-видимому,
побудила этих reguli [царьков (лат.)] к объединению,  но,  так  как  они  не
желали  подчиняться  кому-то  одному  из  их  числа,  они  плохо  воевали  и
проигрывали битвы. Тренмор был первым, кто разъяснил вождям дурные следствия
столь беспорядочного ведения войн и  посоветовал  им  поочередно  руководить
сражениями. Они последовали его совету, но успеха не добились.  Когда  черед
дошел до Тренмора, он  благодаря  своей  превосходной  доблести  и  мудрости
наголову разгромил врага, и это сделало его столь влиятельным среди  племен,
что сперва он, а  затем  его  потомки  считались  королями  или,  употребляя
выражение поэта, _веления власти, впредь исходили  из  королевской  Сельмы_.
Влияние  короля,  однако,  исключая  военное  время,  было   незначительным,
поскольку каждый вождь в своей округе был независим  и  располагал  полнотой
власти. - Судя по описанию битвы в этом эпизоде (она  происходила  в  долине
Кроны,  немного  севернее  вала  Агриколы),  я  полагаю,  что   противниками
каледонцев были римляне или местные бритты.

     Тренмор был там со своим народом, стройный, кудрявый и юный. Он увидел,
что близится враг. Скорбью  исполнилось  сердце  его.  Он  вождям  предложил
чередою войска возглавлять в сраженьи; они согласились,  но  были  отброшены
вспять. С мшистого-холма сошел лазоревощитный Тренмор. Он  войско  повел  на
широко  простертую  брань  и  победил  чужеземцев.  Вкруг   него   собрались
мрачноликие воины, они ударяли  в  щит  ликованья.  Словно  ласковый  ветер,
веления власти впредь исходили  из  королевской  Сельмы.  Но  вожди  чередой
возглавляли войско в  сражении,  пока  не  вставала  угроза  могучая;  тогда
наступал час короля побеждать на поле битвы".
     "Не безвестны, - промолвил Кромма-глас,  властитель  щитов,*  -  деяния
наших отцов. Но кто же теперь нас возглавит в бою перед  отпрыском  королей?
Туман садится на эти четыре мрачных холма; пусть каждый воин на нем ударит в
свой щит. Духи, быть может, снидут во мраке и  отметят  того,  кому  повести
сраженье". Каждый поднялся на холм свой  туманный;  барды  внимали  бряцанью
щитов. Громче всех прозвучал твой щит, Дут-маруно. Ты поведешь на брань.

     * Согласно  преданию,  этот  Кромма-глас  очень  отличился  в  битве  с
племенем Морни, в которой погиб проигравший ее Комхал. Как раз теперь у меня
в  руках  находится  ирландская  поэма,  судя  по  языку,  весьма  недавнего
происхождения, где перемешаны все  предания,  относящиеся  к  этой  решающей
битве.  Отдавая  должное  достоинствам  этого  сочинения,  я  представил  бы
читателю его перевод,  не  будь  только  некоторые  подробности,  сообщаемые
бардом, крайне смехотворны, а другие - совершенно непристойны.  Морна,  жена
Комхала, играет здесь главную роль во всех делах, предшествующих поражению и
гибели ее мужа; она, употребляя слова барда, _была  путеводной  звездою  для
женщин Эрина_, Бард, нужно  надеяться,  представил  женщин  своей  страны  в
ложном свете,  ибо  Морна,  согласно  его  же  рассказу,  ведет  себя  столь
непристойно и распутно, что невозможно поверить, будто они избрали ее  своей
_путеводной звездою_.  Поэма  состоит  из  большого  числа  строф.  Язык  ее
образный, а размер  гармоничный,  но  в  целом  произведение  так  изобилует
анахронизмами и построено так неправильно, что  автор  несомненно  был  либо
безумен, либо пьян, когда сочинял его. - Заслуживает упоминания, что  Комхал
в этой поэме  очень  часто  именуется  Comhal  na  h'Albin  или  _Комхал  из
Альбиона_, а это с несомненностью  доказывает,  что  утверждения  Китинга  и
О'Флаэрти относительно _Фиона Мак-Комнала_ являются поздним домыслом.

     Рокоча, как потоки, с гор спустилось племя У-торно. Старно  вел  их  на
битву и Сваран, вождь островов, где бури бушуют. Они  взирали  вперед  из-за
стальных  щитов,  словно  пламенноокий  Кру-лода,  когда  он  взирает  из-за
померкшей луны и мечет знаки свои среди ночи.
     Враги повстречались у потока Туртора. Они вздымались, как гребни  волн.
Их  гулкие  удары  мешаются.  Призрак  смерти  летает  над  ратями.  Они   -
градоносные тучи,  таящие  буйные  вихри  в  своих  одеяниях.  С  ревом  они
низвергают ливни. Под ними пучина вздувается мрачно-бурливая.
     Распря У-торно угрюмого, зачем мне считать твои раны?  Ты  исчезаешь  с
годами ушедшими, ты стираешься в сердце моем. Старно двинул вперед свой край
сражения и Сваран - крыло свое мрачное. Не  безобидным  огнем  сверкает  меч
Дут-маруно. Лохлин катится вспять над своими  потоками.  Короли  разъяренные
окутаны  думами.  Они   обращают   безмолвные   взоры   на   бегство   своих
соплеменников. Послышался рог Фингала; воротились сыны  Альбиона  лесистого.
Но много их полегло у потока Туртора, безмолвных в своей крови.
     "Вождь Крома-харна, - молвил король, - Дут-маруно, охотник  на  вепрей!
Не безобидно назад мой орел  воротился  с  поля  врагов.  При  вести  о  том
воссияет белогрудая Лануль на реках своих, возрадуется Кан-дона на скалистом
Кратмо-крауло".
     "Колгорм, - ответствовал вождь, - первый в моем роду приплыл в Альбион,
Колгорм, бравый наездник с водных долин океана.* Он брата убил в И-торно, он
оставил землю отцов. Он избрал себе место в тиши у скалистого Кратмо-крауло.
В свое время явились его потомки; они выходили на брань, но всегда погибали.
Рана моих праотцев ныне ко мне перешла, о король островов гулкозвучных!"

     * Род Дут-маруно, очевидно, пришел  из  Скандинавии  или  с  одного  из
северных островов, подчиненных королям Лохлина.  Сенахии  горной  Шотландии,
никогда не упускавшие случая дополнить сочинения Оссиана своими объяснениями
или добавлениями, составили  длинный  список  предков  Дут-маруно  и  особый
перечень их деяний, многие из  которых  носят  чудесный  характер.  Один  из
северных сказителей избрал  своим  героем  Старн-мора,  отца  Дут-маруно,  и
заставил его пережить немало приключений,  благодаря  чему  рассказ  его  не
лишен занимательности и к тому же почти свободен от вымыслов,  выходящих  за
пределы правдоподобия.

     Он исторгнул стрелу из груди. Бледный, он пал в чужедальней стране. Его
душа прилетела к праотцам  на  бурный  их  остров.  Там  гоняли  они  вепрей
туманных по краю ветров. Молча вожди стояли вокруг,  словно  камни  Лоды  на
холме своем. Путник их видит сквозь сумерки с одинокой тропы. Думает он, это
тени старцев, что готовят грядущие войны.
     Ночь сошла на У-торно. Тихо стояли вожди, объятые горем. Ветер  свистал
в волосах то одного, то другого воителя. Фингал, наконец, отторгся от мыслей
своей души. Он позвал Уллина, властителя арф, и повелел  запеть  песню.  "Не
быстротечным огнем,  что  раз  промелькнет  и  ватем  исчезнет  в  ночи,  не
метеором,  во  тьму  уходящим,  был  вождь  Кратмо-крауло.  Он  был  подобен
ярко-лучистому солнцу, что долго ликует на  холме  своем.  Призови  поименно
всех его праотцев из их стародавних жилищ".
     "И-торно, - бард возгласил, - ты, что  встаешь  средь  зыбучих  морей!*
Отчего так угрюма твоя глава во мгле океана?  Из  долин  твоих  вышло  племя
бесстрашное, как твои орлы сильнокрылые, племя  Колгорма,  владыки  железных
щитов, обитатели чертога Лоды.

     * Следующий далее эпизод необычайно красив в оригинале. Он  положен  на
своеобразную дикую музыку, которую некоторые горцы называют Fon Oi-marra или
_Песня русалок_. Часть мелодии носит буквально адский  характер,  но  многие
места, где соблюдается правильный ритм, невыразимо  самобытны  и  прекрасны.
Судя по характеру музыки, я полагаю, что она была  сочинена  в  Скандинавии,
поскольку предания,  связанные  с  Oi-marra  (которые  объявляются  творцами
_богинях смерти_. Из всех имен в этом эпизоде гэльское  происхождение  имеет
только Strina-dona, что означает _распря героев_.

     На Тормоте, острове гулком, Луртан вознесся,  холм  многоводный,  Главу
лесистую он наклонял над безмолвной долиной. Там  возле  Крурута,  источника
пенного, Рурмар жил,  охотник  на  вепрей.  Его  дочь  была  прекрасна,  как
солнечный луч, белогрудая Стрина-дона.
     Короли героев и герои с щитами железными, юноши с кудрями тяжкими много
раз приходили в чертог гулкозвучный Рурмара. Они приходили свататься к деве,
величавой охотнице зарослей Тормота. Но ты равнодушно взираешь на них и мимо
проходишь, высокогрудая Стринадона!
     Если она выступала по вереску, была ее грудь белее пушинок каны,** если
по берегу, волнами битому, - белее, чем пена валов океанских. Очи ее  -  две
ярких звезды, лицо - небесная радуга в ливень. Вкруг него  струились  черные
кудри, словно текущие облака. Ты обитала в сердцах, белорукая Стрина-дона!

     ** _Кана_ - это особый род травы, обильно произрастающий на  вересковых
болотах севера. Стебель ее подобен стеблю тростника, и она увенчана  пуховой
головкой, очень напоминающей хлопок. Этот пух  необычайно  бел,  поэтому  он
часто упоминается бардами в сравнениях, касающихся женской красоты.

     Колгорм пришел на своем корабле и Коркул-суран, властитель чаш.  Братья
пришли с И-торно сватать солнечный луч острова Тормот. Она их узрела, одетых
в гулкозвучную сталь. Сердце ее избрало голубоглазого Колгорма.  Ночное  око
Уль-лохлина,***  к  ней  заглянув,  увидало,  как   руки   свои   простирает
Стрина-дона.

     *** Ul-lochlin - _вожатый Лохлина_; название звезды.

     Гневно нахмурились братья. Их горящие очи в молчании  встретились.  Они
отвернулись друг от друга. Они ударяли  в  щиты.  Длани  их  вздрагивали  на
мечах. Они ринулись в битву героев за длинноволосую Стрина-дону.
     Коркул-суран повержен в крови. На острове дальнем взъярилась  сила  его
отца. Изгнал он  с  И-торно  Колгорма;  тот  скитался  по  всем  ветрам.  На
скалистом поле Кратмо-крауло он поселился возле чужого потока. Но не мрачнел
король в одиночестве, рядом был светлый  луч,  дочь  гулкозвучного  Тормота,
белорукая Стрина-дона.****

     **** Я располагаю продолжением этого эпизода, но слог  в  нем  и  мысли
настолько чужды  Оссиану  и  недостойны  его,  что  я  почел  это  вставкой,
принадлежащей барду нового времени, и отверг.

 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


        "ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ"

        "СОДЕРЖАНИЕ"

     Оссиан после некоторых общих рассуждений описывает Фингала на  холме  и
лохлинское  войско,  расположившееся  внизу.  Разговор  Старно  и   Сварана.
Вставная повесть о Корман-трунаре и Фойнар-брагал. Старно, ссылаясь на  свой
пример, советует Сварану тайно напасть на Фингала, который удалился один  на
соседний холм. Сваран отказывается, и Старно пытается  сам  осуществить  это
намерение, но побежден и взят в плен Фингалом. Он освобожден, после того как
выслушал суровую отповедь за свою жестокость.

     Откуда приходит поток годов? Куда они устремляются? Где сокрыли  они  в
тумане свои многоцветные струи? Я пытаюсь вглядеться в старинные времена, но
смутно они предстают очам Оссиана, подобно лунным лучам,  отраженным  гладью
дальнего озера. Здесь - смятение  алых  лучей  войны!  Там  в  тиши  обитает
бессильное племя! Оно не отметит своими делами годов, когда те неспешно мимо
пройдут. - Живущая между щитами, ты, что слабеющий дух пробуждаешь, сойди со
стены, трехголосая арфа Коны! Приди возжечь прошедшее,  пробудить  старинные
образы мглою сокрытых годов!*

     * Барды, всегда готовые добавить то, чего, как им казалось, не  хватало
поэмам Оссиана, вставили  великое  множество  происшествий  между  второй  и
третьей песнями "Кат-лоды". Эти вставки так  легко  отличить  от  подлинного
Оссианова наследия, что мне  потребовалось  совсем  немного  времени,  чтобы
обнаружить их и полностью устранить. Если  новые  шотландские  и  ирландские
барды и проявили в чем-либо здравый разум, так это в том, что они  поставили
на своих собственных измышлениях древние имена, ибо только  таким  путем  им
удалось избежать того  презрения,  какое  авторы  столь  ничтожных  творений
неизменно вызывают в людях с истинным вкусом. На эту мысль навела меня  одна
ирландская  поэма,  находящаяся  сейчас  предо  мной.  Она  рассказывает   о
нашествии Сварана, короля  Лохлина,  на  Ирландию  и  является,  как  гласит
предисловие, творением _Оссиана Мак-Фиона_. Однако  несколько  благочестивых
восклицаний указывают,  что  это  скорее  всего  сочинение  некоего  доброго
пастыря пятнадцатого или  шестнадцатого  века,  ибо  он  говорит  с  великим
благоговением о паломниках и особенно о  _голубоглазых  дочерях  монастыря_.
При всей своей набожности этот поэт тем не менее  не  был  вполне  пристоен,
описывая встречи Сварана с женою _Конгкулиона_, причем оба они  представлены
у него великанами. Поскольку сам _Конгкулион_  был,  к  несчастью,  среднего
роста, жена его, не колеблясь, предпочла Сварана как пару, более  подходящую
к ее гигантскому росту. Из этого рокового предпочтения проистекло так  много
несчастий, что добрый поэт совершенно упустил из  виду  главное  действие  и
завершил произведение назиданием мужчинам по поводу  выбора,  жен.  Как  бы,
однако, ни было хорошо это  назидание,  я  оставлю  его  сокрытым  во  мраке
подлинника.

     У-торно, холм ураганов, я вижу родное племя  на  склоне  твоем.  Фингал
головою поник во мраке ночном  над  могилою  Дут-маруно.  Рядом  бродят  его
герои, на вепрей охотники. У потока Туртор войско Лохлина  сокрыто  в  тени.
Разъяренные короли стояли на двух холмах и взирали из-за горбатых щитов. Они
взирали на звезды  ночные,  багрово-сходящие  к  западу.  Кру-лода  с  небес
наклоняется к ним, как метеор, еле зримый в облаке. Он рассылает  ветры,  их
помечая своими знаками. Старно  понял,  что  властитель  Морвена  вовеки  не
сдастся на поле брани.
     В гневе он дважды ударил по дереву. Он ринулся к  сыну  и  встал  перед
ним. Он напевал зловещую песнь и слышал, как ветер свистит  в  его  волосах.
Отворотясь друг от друга, стояли они, словно два дуба, склоненных ветрами  в
разные стороны: каждый навис над звонким своим ручьем и сотрясает ветви  под
порывами бури.*

     * Надменные позы Старно и Сварана  хорошо  согласуются  со  свирепым  и
непреклонным нравом - обоих. Характеры их, на первый взгляд, мало отличаются
друг от друга, но при внимательном рассмотрении мы  обнаруживаем,  что  поэт
искусно провел между ними различие.  Оба  они  мрачны,  упрямы,  надменны  и
замкнуты, но Старно к тому же в высшей степени хитер,  мстителен  и  жесток,
нрав же Сварана, хотя и дикий, однако менее кровожаден  и  не  совсем  лишен
великодушия.  Было  бы  несправедливо  утверждать,  будто  характеры  героев
Оссиана не отличаются большим разнообразием.

     "Аннир,  -  молвил  Старно,  властитель  озер,  -  некогда  был   огнем
пожирающим. Очи его извергали смерть на поле раздора. Гибель людей была  ему
в радость. Кровь для него была летним потоком со мшистой скалы, что  радость
приносит иссохшим долинам. Пришел он к озеру Лут-кормо на брань с  величавым
Корман-трунаром из многоводного Урлора, обитателем крыльев брани.
     Прежде случилось, что Урлора  вождь  на  судах  темногрудых  приплыл  к
Гормалу. Он повстречался  с  дочерью  Аннира,  белорукой  Фойнар-брагал.  Он
повстречал ее, не равнодушно очи она обратила на всадника бурных  волн.  Она
бежала к его кораблю во мраке, словно лунный луч сквозь ночную долину. Аннир
преследовал их над пучиной,  он  призывал  небесные  ветры.  Не  одинок  был
король, Старно был рядом с ним. Словно орел молодой с У-торно, я с отца очей
не сводил.
     Мы подошли к ревущему Урлору. Величавый Корман-трунар пришел со  своими
дружинами. Мы сразились, но враг одолел. Гнева  исполненный  высился  Аннир,
властитель озер. Он мечом срубал деревца молодые. Яростно он вращал багровые
очи. Я приметил смятенье души короля и удалился в ночь. На поле  я  подобрал
разбитый шлем и щит, пронзенный булатом. Без острия было копье в длани моей.
Я пустился искать врага.
     На скале сидел величавый Корман-трунар возле горящего дуба, а  рядом  с
ним сидела под деревом полногрудая  Фойнар-брагал.  Я  бросил  разбитый  щит
перед ней и промолвил слова  мира.  "Возле  бурного  моря  простерся  Аннир,
властитель многих озер. Король был  пронзен  в  сраженьи,  и  Старно  должен
воздвигнуть  могилу  ему.  Меня,  сына  Лоды,  он   посылает   к   белорукой
Фойнар-брагал просить, чтоб она послала локон своих волос, который  ляжет  в
землю вместе с ее отцом. А ты, король ревущего  Урлора,  прекрати  сражение,
покуда Аннир не примет чаши от огнеокого Кру-лоды".
     Заливаясь слезами, встала она и вырвала локон своих волос - локон,  что
колыхался под ветром на ее высокой груди.* Корман-трунар подал  мне  чашу  и
пригласил разделить его радость. Я оставался в ночной тени  и  скрывал  лицо
низко надвинутым шлемом. Сон низошел на врага. Я  поднялся,  как  блуждающий
дух, и мечом поразил Корман-трунара. Не избежала расправы  и  Фойнар-брагал.
Белые груди ее обагрились кровью. Зачем, дочь героев,  ты  пробудила  ярость
мою? Утро взошло. Неприятель бежал, словно растаял  туман.  Аннир  ударил  в
горбатый свой щит. Он  призвал  темноволосого  сына.  Я  пришел,  обагренный
льющейся кровью. Трижды  вскричал  король,  словно  внезапный  порыв  ветров
исторгся ночью из тучи. Мы пировали  три  дня  над  мертвецами  и  призывали
ястребов с неба. Они слетались со всех ветров насыщаться врагами  Аннира.  -
Сваран! Фингал один на  холме  ночном.**  Да  поразит  потаенно  твое  копье
короля; я, словно Аннир, душой возликую".

     * Оссиан очень пристрастен к  прекрасному  полу.  Даже  дочь  жестокого
Аннира, сестра  мстительного  и  кровожадного  Старно,  свободна  от  дурных
свойств,   столь   присущих   ее   семейству.   Ее   отличают   нежность   и
чувствительность. Из древних поэтов меньше всех церемонится с женским  полом
Гомер. Его холодное презрение даже хуже,  нежели  прямые  оскорбления  новых
писателей, ибо для того, чтобы навлечь на себя оскорбления,  нужно  обладать
какими-то достоинствами.
     ** Фингал, согласно, обычаю каледонских королей, удалился один на холм,
так как на другой день  ему  предстояло  вновь  возглавить  войско.  Старно,
вероятно, был осведомлен  о  том,  что  король  остался  один,  потому-то  и
предложил Сварану заколоть Фингала, ибо, владея искусством гадания,  он  уже
знал, что не сможет одолеть его в открыток бою.

     "Сын Аннира, обитавшего в Гормале, Сваран не станет во тьме убивать.  Я
выступаю при свете, и ястребы мчатся со всех ветров.  Привычно  за  мною  им
следовать: не безобиден мой путь на войне".
     Вспыхнул  гнев  короля.  Он  трижды  подъемлет  сверкающее  копье.  Но,
содрогнувшись, щадит он сына и устремляется в  ночь.  Возле  потока  Туртора
темнеет пещера  -  жилище  Конбан-карглас.  Там  положил  он  шлем  королей,
призывая деву Лулана, но она была далеко в гулкозвучном чертоге Лоды.
     Гневом исполне