нный, он туда направил шаги, где Фингал  возлег  одиноко.
На щите простершись,  король  возлежал  на  своем  заветном  холме.  Суровый
охотник на щетинистых вепрей, не слабая дева лежит пред тобою, не  отрок  на
ложе из папоротника возле  Туртора  струй  журчащих.  Здесь  простерто  ложе
могучих, и они с него восстают для подвигов смерти.  Охотник  на  щетинистых
вепрей, не пробуждай ратоборца ужасного.
     Старно подходит с роптаньем глухим. Фингал восстает в  доспехах  своих.
"Кто ты, сын ночи?" Молча  он  бросил  копье.  Они  сошлись  в  единоборстве
жестоком. Щит Старно упал, рассеченный надвое. К дубу  сей  вождь  привязан.
Ранний луч занялся. Тогда-то  Фингал  узрел  владыку  Гормала.  Горестно  он
обращал безмолвные очи. Он думал о днях минувших, когда белогрудая  Агандека
плавно ступала, подобная музыке песен. Он  разрешил  ремни  на  дланях  его.
"Аннира сын, - промолвил он, - удались. Удались к Гормалу чаш;  угасший  луч
возвращается. Я вспоминаю твою белогрудую  дочь;  ужасный  король,  удались!
Ступай в свое  жилье  беспокойное,  сумрачный  враг  возлюбленной  девы!  Да
избегает впредь чужеземец тебя, угрюмо в чертоге сидящего!"
     Повесть времен старинных!


                                 Ойна-морул

        "ПОЭМА"

        "СОДЕРЖАНИЕ"

     После обращения к Мальвине, дочери Тоскара, Оссиан рассказывает о своем
походе на скандинавский остров Фуэр-фет. Фингал послал его  туда  на  помощь
Мал-орхолу,  на  которого  напал  Тон-хормод,   вождь   Сар-дронло,   тщетно
добивавшийся руки дочери Мал-орхола. На другой день  после  прибытия  Оссиан
сразился с Тон-хормодом и взял его в плен. Мал-орхол  предлагает  свою  дочь
Ойна-морул в жены Оссиану, но тот, узнав, что она  влюблена  в  Тон-хормода,
великодушно отдает ее возлюбленному и примиряет обоих королей.

     Как над злачным холмом Лармона проносится луч переменчивый солнца,  так
в душе моей по ночам сменяются повести прошлого. Когда  восвояси  расходятся
барды, когда повешены арфы в чертоге Сельмы, тогда Оссиану слышится голос  и
душу его пробуждает. Это голос ушедших годов, они текут предо мною со  всеми
своими деяниями. Я ловли те повести пролетающие и в песне их изливаю.  Песнь
короля - не смятенный поток,  она,  словно  музыка,  что  льется  над  Лутою
многострунной. Лута звенящих струн, не безмолвны твои ручеистые скалы, когда
белые длани Мальвины летают по арфе. Свет, озаряющий мрачные думы моей души,
дочь шлемоносного Тоскара, не хочешь ли внять моей песне? Мы призовем,  дева
Луты, протекшие годы.
     Это случилось во дни короля,* и кудри мои еще были молоды, когда ночной
волны океана я в небесах приметил Кон-катлин.** Путь  мой  лежал  к  острову
Фуэрфету, к обитателю моря лесистому. Фингал послал меня помочь  Мал-орхолу,
королю Фуэрфета дикого, потому  что  война  окружила  его,  а  наши  праотцы
встречались на пиршествах.

     * Фингала.
     ** Con-cathlin - _кроткий луч волны_. Трудно определить,  какая  звезда
так называлась в старину. Некоторые теперь обозначают этим  именем  Полярную
звезду. Песня,  известная  до  сих  пор  среди  мореходного  племени  горных
шотландцев, содержит ссылку на это место у Оссиана. Автор восхваляет  знания
Оссиана в морском деле - достоинство, которое, пожалуй,  мало  кто  из  нас,
современных людей, признает за ним или за любым  другим  его  современником.
Одно несомненно: каледонцы часто пускались в плавание по  опасным  и  бурным
морям Скандинавии,  на  что,  видимо,  не  отваживались  более  просвещенные
народы, жившие в те времена. Оценивая степень искусства древних в какой-либо
области, не  должны  сравнивать  ее  с  достижениями  нового  времени.  Наше
превосходство над ними обусловлено  скорее  случайностью,  нежели  какими-то
нашими заслугами.

     В  Кол-койлед  я  закрепил  паруса,  а  меч  свой  послал   Мал-орхолу,
властителю чаш. Узнал он знак Альбиона, и радость его взыграла. Он пришел из
чертога высокого и горестно взял меня за  руку.  "Для  чего  приходит  племя
героев к королю обреченному? Повелитель копий Тон-хормод - вождь Сар-дронло,
средь волн встающего. Он узрел и полюбил мою дочь, белогрудую Ойна-морул. Он
сватался к ней, я ему отказал, ибо праотцы наши были враги. Он пришел войною
на Фуэрфет. Мои воины вспять отступили. Для чего  приходит  племя  героев  к
королю обреченному?"
     "Не для того я пришел, - отвечал я, -  чтобы,  как  отрок,  взимать  на
сраженье. Помнит Фингал Мал-орхола и чертог его гостеприимный. Со своих волн
воитель сошел на лесистый твой остров. Не  тучей  явился  ты  перед  ним.  С
песнями задал ты пир. Вот почему подъемлется меч мой, и, быть  может,  падут
твои супостаты. Не забываем друзей мы, попавших в беду,  хотя  и  далек  наш
край".
     "Потомок отважного Тренмора, твои слова, словно глас Кру-лоды, когда из
расторгнутой тучи вещает он, могучий житель небес. На моих пирах  веселились
многие, но все позабыли Мал-орхола. Вслед за всеми ветрами стремил я  взоры,
но не узрел ни единого белого паруса. Но сталь звенит в чертоге моем,  а  не
веселые чаши.* Приди же в мой дом,  племя  героев,  ночь  в  одеянии  темном
близка. Внемли голосу песен дев Фуэрфета дикого".

     * В этом выражении заключена суровая сатира на гостей Мал-орхола.  Если
бы он снова задавал пиры и веселье все еще царило в его чертоге, прежние его
прихлебатели не преминули бы прийти к нему.  Но  так  как  время  празднеств
миновало, не стало и гостей. Чувства одного старинного барда согласны с этим
наблюдением. Он поэтично сравнивает великого человека с огнем,  зажженным  в
пустыне. "Те, кто ему угождает, - говорит он, - кружатся возле него,  словно
дым возле пламени. Издали этот дым придает огню величавый  вид,  но  сам  он
всего лишь пар легковесный, что изменяется при  любом  дуновении.  Когда  же
ствол, питавший огонь, сгорает, дым уносится прочь на  всех  ветрах.  Так  и
льстецы забывают своего вождя, когда его власть идет на убыль". Я  предпочел
изложить, а не перевести это место, поскольку оригинал весьма многословен  и
пышен, несмотря на достойные чувства автора. Он принадлежит к числу не очень
древние бардов, а их сочинения лишены силы,  способной  выдержать  дословный
перевод.

     Мы пошли. По арфе скользили белые руки Ойна-морул. Она  извлекала  свою
печальную  повесть  из  каждой  дрожащей  струны.  Я  безмолвно  стоял,  ибо
прекрасна была осененная кудрями дочь островов несчетных. Очи  ее  блистали,
как две звезды, проглянувшие сквозь дождь проливной. Мореход замечает  их  в
вышине и восхваляет лучи приветные. Поутру мы бросились в битву  при  шумном
потоке Тормул. Тогда прозвенел Тон-хормода щит горбатый, и  враг  устремился
навстречу. От крыла до крыла завязалось сражение.  Мы  схватились  с  вождем
Сар-дронло. Далеко отлетел его разбитый булат. Я одолел короля в  борьбе.  Я
связал его крепко ремнями и отдал Мал-орхолу, подателю чаш.  Радость  царила
на пиру в Фуэрфете,  ибо  враг  был  разбит.  Тон-хормод  лицо  отвратил  от
Ойна-морул, дочери островов.
     "Сын Фингала, - начал Мал-орхол, - ты не уйдешь от меня без  воздаяния.
Свет озарит твой корабль - Ойна-морул, что томно  водит  очами.  Воспламенит
она радость в твоей могучей душе. Не пребудет  она  незамеченной  в  Сельме,
обиталище королей".
     Ночью лежал я в чертоге. Очи мои еще не совсем сомкнула дремота. Нежное
пенье  достигло  моих  ушей;  было  оно,  словно  ласковый  ветер,  что  пух
чертополоха закружит сперва, а потом пролетит легкой тенью над  травами.  То
была дева Фуэрфета дикого, она затянула ночную песню, ибо знала она, что моя
душа - поток, текущий при сладостных звуках.
     "Кто со скалы взирает, - пела она, - как  туманы  над  морем  сходятся?
Длинные кудри его,  словно  крылья  ворона  черные,  развеваются  по  ветру.
Величава скорбная поступь его. Слезы в его очах. Тяжко дышит отважная грудь,
где обитает душа  сокрушенная.  Уходи,  далеко  я  теперь,  скиталица  стран
неведомых. Хотя королевское племя вокруг меня, но мрак на сердце моем. Зачем
наши праотцы были врагами, Тон-хормод, любимый девами!"
     "Нежный голос многоводного острова, зачем ты сетуешь ночью?  Не  мрачна
душа потомков отважного Тренмора. Ты не будешь скитаться по неведомым рекам,
синеокая Ойна-морул. В этой груди таится голос, он не слышен другим ушам; он
велит Оссиану внимать несчастным в годину их бедствий. Удались же,  любезная
певица ночная: Тон-хормод не будет скорбеть на своей скале".
     Поутру я освободил короля. Я отдал  ему  длинноволосую  деву.  Малорхол
услышал мои слова посреди  своих  гулкозвучных  чертогов.  "Король  Фуэрфета
дикого, для чего скорбеть Тон-хормоду? Он потомок героев и пламень  на  поле
брани. Ваши праотцы были врагами, но ныне по смерти их смутные  тени  вместе
ликуют. К единой чаше они простирают свои туманные длани  в  чертогах  Лоды.
Забудьте их злобу, воины, то была туча минувших годов".
     Так поступил Оссиан, когда еще молоды  были  кудри  его,  хотя  красота
облекала лучистым покровом дочь островов несчетных. Мы зовем  воротиться,  о
дева Луты, давно отошедшие годы!


                                Кольна-дона

        "ПОЭМА"

        "СОДЕРЖАНИЕ"

     Фингал посылает Оссиана и Тоскара воздвигнуть на берегах  потока  Кроны
камень, чтобы увековечить память победы, некогда им одержанной в том  месте.
Когда они были заняты этим делом, соседний вождь Кар-ул пригласил их на пир.
Они пришли к нему, и Тоскар без памяти влюбился в дочь Кар-ула  Кольна-дону.
Не меньшим чувством к Тоскару  воспламенилась  сама  Кольна-дона.  Нечаянный
случай на охоте приводит их взаимную любовь к счастливому завершению.

     Мятежный поток Кол-амона, мрачный скиталец далеких долин, я  взираю  на
путь твой среди деревьев вблизи гулкозвучных чертогов Кар-ула, Там  красотою
сияла Кольна-дона, дочь короля. Очи ее были звезды блестящие, руки  -  белая
пена потоков. Перси тихо вздымались, словно волна океана зыбучая. Сердце  ее
было потоком света. Кто среди дев мог сравниться с этой любовью героев?*

     * Colna-dona означает _любовь героев_. Col-amon - _узкая река_.  Car-ul
- _мрачный взор_. Кол-амон, место, где жил Кар-ул, находился  неподалеку  от
вала Агриколы в сторону юга. Кар-ул, по-видимому, принадлежал к тому племени
бриттов, которое римские писатели именовали Maiatae, соединяя  два  гэльских
слова: Moi - _равнина_ и Aitich - _жители_; таким образом, Maiatae  означает
жители ровной местности. Этим именем назывались бритты, жившие  в  низменной
южной части Шотландии в отличие от  каледонцев  (т.  е.  Gael-don  -  _галлы
холмов_), которые занимали более возвышенную часть северной Британии.

     Король повелел,  л  отправились  мы  к  источнику  Кроны:**  Тоскар  из
травянистой Луты и Оссиан, еще юный  в  битвах.  Три  барда  с  песнями  шли
позади. Три горбатых щита несли перед нами, ибо нам  предстояло  воздвигнуть
камень в память о прошлом. У мшистых брегов Кроны Фингал расточил врагов, он
прочь  погнал  чужеземцев,  как  ветер  морские  волны.  Мы  достигли  места
прославленного; с гор опустилась ночь. Я исторгнул дуб, что рос на холме,  и
возжег высокое пламя. Я просил моих праотцев вниз посмотреть из чертогов  их
облачных, ибо они, носясь на ветрах, озаряются славой потомков.

     ** Crona - _журчащий_, название небольшого источника, впадавшего в реку
Картон. Он часто упоминается у Оссиана, и действие многих поэм происходит на
его берегах. Каких врагов разбил здесь Фингал, не говорится.  Возможно,  это
были  местные   бритты.   Пространство   между   заливами   Ферт-оф-Форт   и
Ферт-оф-Клайд было известно в  течение  всей  древности  как  место  битв  и
столкновений  различных  племен,  населявших  северную  и  южную   Британию.
Расположенный там город Стерлинг отсюда  и  получил  свое  название.  Это  -
испорченное гэльское название Stirla, т. е. _холм_ или _скала раздора_.

     Под пение бардов я взял из источника камень. В тине,  его  покрывавшей,
застыла кровь супостатов Фингаловых. Внизу положил я  три  навершия  вражьих
щитов, расстоянье меж ними отмерив согласно тому, как вздымалась и  затихала
Уллина песня ночная. Тоскар в землю сложил  кинжал  и  кольчугу  из  звонкой
стали. Камень мы окружили насыпью и повелели ему вещать грядущим годам.
     "Тинистое чадо  потоков,  подъятое  ныне  ввысь,  вещай  бессильным,  о
камень, когда племя Сельмы исчезнет! Гонимый бурною ночью путник ляжет возле
тебя; твой свистящий мох зазвучит в его снах; ушедшие годы воротятся.  Битвы
встанут пред ним, лазоревощитные короли сойдутся на брань, луна,  омрачаясь,
взглянет с небес на возмущенное поле. Поутру он очнется  от  снов  и  увидит
вокруг могилы воителей. Он спросит о камне, и старец  ответит:  "Этот  серый
камень воздвиг Оссиан, вождь минувших годов"".
     Пришел с Кол-амона бард от Кар-ула, друга чужеземцев.* Он пригласил нас
на пир королей в жилище прекрасной Кольна-доны. Мы пошли к чертогу арф.  Там
Кар-ул, осененный седыми кудрями, просиял, завидя сынов  друзей  своих,  что
стояли, как два молодых деревца в зеленой листве.

     * Обычаи бриттов и каледонцев были столь сходны во времена Оссиана, что
они несомненно составляли первоначально один народ и происходили от  галлов,
владевших сперва южной  Британией,  а  затем  постепенно  переселявшихся  на
север. Такое предположение  куда  правдоподобнее,  нежели  праздные  домыслы
невежественных сенахиев, которые приводят  каледонцев  из  каких-то  дальних
стран. Голословное утверждение Тацита  (которое  между  прочим  основывалось
лишь на внешнем сходстве каледонцев с германцами его времени),  хоть  оно  и
поколебало некоторых ученых людей, все же недостаточно убедительно, для того
чтобы  мы  поверили,  будто  древние  обитатели   северной   Британии   были
германскими  переселенцами.  Обсуждение  вопроса  такого  рода   не   лишено
интереса, но едва ли принесет пользу.  Такие  отдаленные  периоды  настолько
окутаны тьмою, что теперь мы не можем утверждать о них ничего определенного.
Свет, проливаемый римскими авторами, слишком слаб, чтобы вести нас к  истине
сквозь мрак, их окружающий.

     "Сыны могучих мужей, - он промолвил,  -  вы  возвращаете  дни  старины,
когда я впервые сошел с волны в многоводный дол Сельмы. Я  стремился  вослед
Дут-мокарглоса, обитателя бурь океанских. Отцы наши были врагами, мы сошлись
у излучистых вод Клуты. Он бежал от меня по морю, а мои паруса  неслись  ему
вслед. Ночь  меня  сбила  с  пути,  застигнув  среди  пучины.  Я  приплыл  к
королевским чертогам, к Сельме, где обитают  высокогрудые  девы.  Фингал  со
своими бардами и Конлох, десница смерти, встретили нас. Я пировал три дня  в
чертоге и видел там синие очи Эрина, Рос-крану, чадо героев, светоч  племени
Кормака. Не без чести ушел я оттуда: короли подарили щиты Кар-улу, они висят
высоко в Кол-амоне в память о прошлом. Сыны королей отважных, вы возвращаете
дни старины".
     Кар-ул приготовил дуб пирований. Он снял два навершия с наших щитов. Он
положил их в землю под камень, чтобы они вещали геройскому  племени.  "Когда
загрохочет битва, - молвил король, - и нашим сынам доведется  встретиться  в
гневе, племя мое, может быть, взглянет  на  этот  камень,  уготовляя  копья.
"Разве наши отцы не встречались в мире", - скажут они и прочь отложат щиты".
     Ночь сошла. Осененная длинными кудрями, явилась дочь Кар-ула.  Сливаясь
со звуками арфы, голос раздался белорукой Кольна-доны. Омрачился  Тоскар  на
месте своем, увидев любовь героев. Она сошла на смятенную душу  его,  словно
луч на океан  мрачно-бурный,  когда  озарит  он,  прорвавшись  сквозь  тучу,
пенистый гребень волны.*

     * Следующий далее эпизод  полностью  утрачен  или,  во  всяком  случае,
передавался так неисправно, что его нельзя включить в поэму.

 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
     Поутру мы пробудили леса и устремились по следу косуль. Они  полегли  у
привычных своих потоков. Мы возвращались долиною Кроны. Из лесу юноша  вышел
со щитом и копьем без острия. "Откуда, - молвил Тоскар из Луты,  -  сей  луч
прилетел?  Обитает  ли  мир  в  Кол-амоне  вокруг  Кольна-доны,   прекрасной
владычицы арф?"
     "Близ многоводного Кол-амона, - молвил юноша, - Кольна-дона  прекрасная
прежде жила. Она там жила, но теперь ее путь в пустынях с королевским сыном,
с тем, кто сердцем ее завладел, когда блуждало оно в чертоге".
     "Чужеземный вестник, - молвил Тоскар, - приметил ли ты воителя путь? Он
должен пасть, отдай мне щит твой горбатый". В гневе схватил  он  щит.  Дивно
вздымались пред ним перси девы, белые,  словно  лебеди  грудь,  плывущей  по
быстронесущимся волнам. То была Кольна-дона,  владычица  арф,  дочь  короля!
Прошедшей ночью  ее  голубые  глаза  обратились  на  Тоскара,  и  любовь  ее
воспылала.




        "ДОПОЛНЕНИЯ"

        "ОССИАН В РУССКОЙ ПОЭЗИИ"

        "I"

                               И. И. Дмитриев

        "ЛЮБОВЬ И ДРУЖЕСТВО"

                Священно дружество! о коль твой силен глас!
                Под тяжким бременем недугов злых страдая,
                В унынии души отрад не ожидая,
                     Уже я навсегда хотел забыть Парнас;
                Уже не строил больше лиру;
                Не воспевал на ней ни друга, ни Плениру;
                Лишь только, на нее взирая, воздыхал
                И слезы из очей безмолвно проливал.
                Но днесь твои, мой друг, приятнейшие строки,
                     Как будто животворны соки,
                     Влияли жар и силу вновь
                     В мою, уже хладевшу, кровь
                     И к музе паки обратили,
                С которою меня дни мрачны разлучили.
                Покорствуя тебе, долг дружества плачу,
                Внемли: я петь стихи печальные хочу.

                     Божественным владевый даром,
                Бессмертный Оссиан, высокий сей певец,
                     Дермида предал со Оскаром
                     Потомству дружбы в образец.
                     И в склонностях, и летах равны,
                     Сии два друга были славны
                Согласием их душ и мужеством равно.
                Узнав их, всякий мнил, что сердце в них одно.
                В сражениях они друг друга защищали
                     И вместе лавры пожинали.
                     Примерной дружбы их узла
                И самая любовь расторгнуть не могла.
                     Уллином в мир произведенна,
                Комала, красотой небесной одаренна,
                     По смерти дней своих творца,
                Который низложен Оскаровой рукою,
                     Была назначена судьбою
                     Пленить героев двух сердца.
                Уже они клянут тот день, который славой
                        Их подвиг увенчал,
                Когда толь сильный враг от их меча упал;,
                Уже, исполненны любовною отравой,
                     Во славе счастия не зрят -
                Их счастие в любви: ее боготворят.
                Довольно ль за отца, Комала! ты отметила?
                Но, ах! сим тень его лишь больше раздражила?
                Героев ты пленя, познала горший плен.
                Оскар, которым твой родитель умерщвлен, -
                Кто б мог вообразить? - Оскар тебе любезен!
                Вотще ты хочешь быть сама к себе строга,
                Вотще желаешь зреть в Оскаре ты врага!
                Увы! среди любви рассудок бесполезен! -
                "Оскар! - Дермид в слезах ко другу так вещал. -
                Оскар! кляни меня: я твой соперник стал -
                Комалу я люблю!.. Но ты пребудь спокоен;
                        Ты счастлив в ней, я нет...
                Вкушай плоды любви, а я оставлю свет;
                     Умру, слез дружества достоен!
                Мой друг! в последний раз ты мне послушен будь:
                Возьми свой ме