"О милый, постой". -
                         "Минвана, Минвана,
                    Почто ж замирает так сердце тоской?"

                         И арфу унылой
                    Певец привязал под наклоном ветвей:
                         "Будь, арфа, для милой
                    Залогом прекрасных минувшего дней;
                         И сладкие звуки
                         Любви не забудь;
                         Услада разлуки
                    И вестник души неизменныя будь.

                         Когда же мой юный,
                    Убитый печалию, цвет опадет,
                         О верные струны,
                    В вас с прежней любовью душа перейдет.
                         Как прежде, взыграет
                         Веселие в вас,
                         И друг мой узнает
                    Привычный, зовущий к свиданию глас,

                         И думай, их пенью
                    Внимая вечерней, Минвана, порой,
                         Что легкою тенью,
                    Все верный, летает твой друг над тобой;
                         Что прежние муки:
                         Превратности страх,
                         Томленье разлуки,
                    Все с трепетной жизнью он бросил во прах.

                         Что, жизнь переживши,
                    Любовь лишь одна не рассталась с душой;
                         Что робко любивший
                    Без робости любит и более твой.
                         А ты, дуб ветвистый,
                         Ее осеняй;
                         И, ветер душистый,
                    На грудь молодую дышать прилетай".

                         Умолк - и с прелестной
                    Задумчивых долго очей не сводил...
                         Как бы неизвестный
                    В нем голос: _навеки, прости!_ говорил.
                         Горячей рукою
                         Ей руку пожал
                         И, тихой стопою
                    От ней удаляся, как призрак, пропал...

                         Луна воссияла...
                    Минвана у древа... но где же певец?
                         Увы! предузнала
                    Душа, унывая, что счастью конец;
                         Молва о свиданье
                         Достигла отца...
                         И мчит уж в изгнанье
                    Ладья через море младого певца.

                         И поздно, и рано
                    Под древом свиданья Минвана грустит.
                         Уныло с Минваной
                    Один лишь нагорный поток говорит;
                         Все пусто; день ясный
                         Взойдет и зайдет -
                         Певец сладкогласный
                    Минваны под древом свиданья не ждет.

                         Прохладою дышит
                    Там ветер вечерний и в листьях шумит,
                         И ветви колышет,
                    И арфу лобзает... но арфа молчит. -
                         Творения радость,
                         Настала весна -
                         И в свежую младость,
                    Красу и веселье земля убрана.

                         И ярким сияньем
                    Холмы осыпал вечереющий день:
                         На землю с молчаньем
                    Сходила ночная, росистая тень;
                         Уж синие своды
                         Блистали в звездах;
                         Сравнялися воды;
                    И ветер улегся на спящих листах.

                         Сидела уныло
                    Минвана у древа... душой вдалеке...
                         И тихо все было...
                    Вдруг... к пламенной что-то коснулось щеке;
                         И что-то шатнуло
                         Без ветра листы,
                         И что-то прильнуло
                    К струнам, невидимо слетев с высоты...

                         И вдруг... из молчанья
                    Поднялся протяжно задумчивый звон,
                         И тише дыханья
                    Играющей в листьях прохлады был он.
                         В ней сердце смутилось:
                         То друга привет!
                         Свершилось, свершилось!..
                    Земля опустела, и милого нет.

                         От тяжкия муки
                    Минвана упала без чувства на прах,
                         И жалобней звуки
                    Над ней застенали в смятенных струнах.
                         Когда ж возвратила
                         Дыханье она,
                         Уже восходила
                    Заря, и над нею была тишина.

                         С тех пор, унывая,
                    Минвана, лишь вечер, ходила на холм,
                         И, звукам внимая,
                    Мечтала о милом, о свете другом,
                         Где жизнь без разлуки,
                         Где все не на час -
                         И мнились ей звуки,
                    Как будто летящий от родины глас.

                         "О милые струны,
                    Играйте, играйте... мой час недалек;
                         Уж клонится юный
                    Главой недоцветшей ко праху цветок.
                         И странник унылый
                         Заутра придет
                         И спросит: где милый
                    Цветок мой?.. и боле цветка не найдет".

                         И нет уж Минваны...
                    Когда от потоков, холмов и полей
                         Восходят туманы,
                    И светит, как в дыме, луна без лучей -
                         Две видятся тени:
                         Слиявшись, летят
                         К знакомой им сени...
                    И дуб шевелится, и струны звучат.

        "1814"


                                А. С. Пушкин

        "ОСГАР"

                  По камням гробовым, в туманах полуночи,
                  Ступая трепетно усталою ногой,
                  По Лоре путник шел, напрасно томны очи
                  Ночлега мирного искали в тме густой.
                  Пещеры нет пред ним, на береге угрюмом
                  Не видит хижины, наследья рыбаря;
                  Вдали дремучий бор качают ветры с шумом,
                  Луна за тучами, и в море спит заря.

                  Идет, и на скале, обросшей влажным мохом,
                  Зрит барда старого - веселье прошлых лет:
                  Склонясь седым челом над воющим потоком
                  В безмолвии, времен он созерцал полет.
                  Зубчатый меч висел на ветви мрачной ивы.
                  Задумчивый певец взор тихий обратил
                  На сына чуждых стран, и путник боязливый
                  Содрогся в ужасе и мимо поспешил.

                  "Стой, путник! стой! - вещал певец веков минувших. -
                  Здесь пали храбрые, почти их бранный прах!
                  Почти геройства чад, могилы сном уснувших!"
                  Пришлец главой поник - и, мнилось, на холмах
                  Восставший ряд теней главы окровавленны
                  С улыбкой гордою на странника склонял.
                  "Чей гроб я вижу там?" - вещал иноплеменный
                  И барду посохом на берег указал.

                  Колчан и шлем стальной, к утесу пригвожденный,
                  Бросали тусклый луч, луною озлатясь,
                  "Увы! здесь пал Осгар! - рек старец вдохновенный. -
                  О! рано юноше настал последний час!
                  Но он искал его: я зрел, как в ратном строе
                  Он первыя стрелы с весельем ожидал
                  И рвался из рядов, и пал в кипящем бое.
                  Покойся, юноша! ты в брани славной пал!

                  Во цвете нежных лет любил Осгар Мальвину;
                  Не раз он в радости с подругою встречал
                  Вечерний свет луны, скользящий на долину,
                  И тень, упадшую с приморских грозных скал.
                  Казалось, их сердца друг к другу пламенели;
                  Одной, одной Осгар Мальвиною дышал;
                  Но быстро дни любви и счастья пролетели,
                  И вечер горести для юноши настал.

                  Однажды, в темну ночь зимы порой унылой,
                  Осгар стучится в дверь красавицы младой
                  И шепчет: "Юный друг! не медли, здесь твой милой!"
                  Но тихо в хижине. Вновь робкою рукой
                  Стучит и слушает: лишь ветры с свистом веют.
                  "Ужели спишь теперь, Мальвина? - мгла вокруг,
                  Валится снег, власы в тумане леденеют. -
                  Услышь, услышь меня, Мальвина, милый друг!"

                  Он в третий раз стучит. Со скрыпом дверь шатнулась.
                  Он входит с трепетом. Несчастный! что ж узрел?
                  Темнеет взор его, Мальвина содрогнулась,
                  Он зрит - в объятиях изменницы Звигнел!
                  И ярость дикая во взорах закипела;
                  Немеет и дрожит любовник молодой.
                  Он грозный меч извлек, и нет уже Звигнела,
                  И бледный дух его сокрылся в тьме ночной!

                  Мальвина обняла несчастного колена,
                  Но взоры отвратив: "Живи! - вещал Осгар, -
                  Живи, уж я не твой, презренна мной измена,
                  Забуду, потушу к неверной страсти жар".
                  И тихо на порог выходит он в молчанье,
                  Окован мрачною, безмолвною тоской -
                  Исчезло сладкое навек очарованье!
                  Он в мире одинок, уж нет души родной.

                  Я видел юношу: поникнув головою,
                  Мальвины имя он в отчаяньи шептал;
                  Как сумрак, дремлющий над бездною морскою,
                  На сердце горестном унынья мрак лежал.
                  На друга детских лет взглянул он торопливо;
                  Уже недвижный взор друзей не узнавал;
                  От пиршеств удален, в пустыне молчаливой
                  Он одиночеством печаль свою питал.

                  И длинный год провел Осгар среди мучений.
                  Вдруг грянул трубный глас! Оденов сын, Фингал,
                  Вел грозных на мечи, в кровавый пыл сражений.
                  Осгар послышал весть и бранью воспылал.
                  Здесь меч его сверкнул, и смерть пред ним бежала,
                  Покрытый ранами, здесь пал на груду тел.
                  Он пал - еще рука меча кругом искала,
                  И крепкий сон веков на сильного слетел.

                  Побегли вспять враги - и тихий мир герою!
                  И тихо все вокруг могильного холма!
                  Лишь в осень хладную, безмесячной порою,
                  Когда вершины гор тягчит сырая тьма,
                  В багровом облаке, одеянна туманом,
                  Над камнем гробовым уныла тень сидит,
                  И стрелы дребезжат, стучит броня с колчаном,
                  И клен, зашевелясь, таинственно шумит".

        "1814"


                                С. Н. Глинка

        "ОССИАН И ВНУК ЕГО"

                                   Оссиан

                         Я живу средь вечной ночи,
                         Солнечных не зрю лучей;
                         Льют мои лишь слезы очи;
                         Чужд я стал вселенной всей.
                         Ты один, о внук мой милой!
                         Ты моих подпора дней;
                         В горести моей унылой
                         Ласкою живу твоей.

                                    Внук

                Приятно, сладостно подпорой старца быть;
                Мое все счастие, чтоб жизнь с тобой делить.
                Восполни прежни дни: сие воспоминанье,
                Страдалец! облегчит души твоей страданье.
                Умеешь жизнь свою возобновлять в стихах,
                И голосом своим приемлешь жизнь в сердцах.

                                   Оссиан

                Ах! звуки громких арф давно уж онемели!
                Чертоги сельмские! и вы осиротели.
                Где прежде странник был с царями на пирах,
                Где прежде обитал великий мой родитель,
                Где славой он гремел и душ был повелитель,
                Где звуки сладостны неслись от пышных стен:
                Те стены заросли теперь печальным мохом;
                Фингала, храбрых всех сковал могильный плен;
                Как сирота влекусь к жилищу их со вздохом.
                И я живу... и мой унылый, слабый глас,
                Герои! из могил стремится вызвать вас.
                Когда луна еще не всходит безмятежна,
                Когда краса долин едва уже видна,
                Когда зовет ко сну всеместна тишина,
                Когда, опустясь в парах завеса белоснежна,
                Застелет гор верьхи и воды и леса:
                Померкших дней моих тогда блестит краса.
                Горю желаньем петь, лечу в грядуще время,
                И старости моей тогда мне легче бремя.

                                    Внук

                Воспомни песнь к луне: сколь сладостна она!
                Ты в ней бессмертие свое сам предрекаешь.
                Душа твоя всегда нежнейших чувств полна;
                Во тьме твой взор, но ты - душой своей сияешь.

                                   Оссиан

                    Как нежна красота, пленяюща сердца,
                        Покровом скромным облеченна,
                        Блистает кротостью лица,
                        Из облака так осребренна
                        Выходит, дщерь небес! луна.
                    В прелестной тишине ты мирно истекаешь
                        И свой престол сооружаешь
                           В кругу светил ночных.
                    Когда же в небесах тень мрачная густеет
                        И тихой луч твой побледнеет,
                        И наконец затмится в них,
                           В каких пределах дальных
                    От наших глаз скрываешься печальных?
                    Ужель, как Оссиан, тоскуя и скорбя,
                    В чертог уныния скрываешь ты себя,
                    Дщерь милая небес! ужель и ты скорбь знаешь?
                    Но ты в сии часы во всей красе блистаешь.
                    Над высотою гор ты медленно плывешь,
                    Унынье сладостно в сердца и души льешь.
                    Коль можно, о луна! продли свое теченье
                    И на лице морей лей кротко озаренье!

        "1820"


                              В. Н. Григорьев

        "ТОСКА ОССИЯНА"

                      О арфа! пусть твой слабый стон,
                    Исторгнутый десницей устарелой,
                    Пробудит хоть на миг бесславный сон
                    Родительской страны осиротелой!
                    Пусть с сей скалы, подножия дубов,
                      Ровесников моей седины,
                Прольется старца песнь. Реви с борьбой валов,
                Осенний ураган, взрывай дубрав вершины!
                      Надвинь на свод пустых небес
                         Громады туч свинцовых!
                    Ты, ночь, раскинь свой креповый навес
                    И мрачные набрось на мир оковы!
                Свершилось! нет того, чья сталь меча в боях
                    Как бы звезда победная блистала
                    И в вражеских трепещущих устах
                    Прощание с сей жизнью вынуждала...
                        Свершилось, нет Фингала!

                     События минувших дней,
                     Пожранных вечностию жадной,
                     Проснитесь в памяти моей:
                Да огласит сей холм Фингала подвиг ратной!
                Я помню (и тогда кипела кровь во мне
                   И меч дрожал в руке нетерпеливой):
                Сверкали копьями - и в шумной вышине
                     Свистали стрелы боевые...
                Железо тупится; со строем сшибся строй;
                     Удар в ответ удару стонет;
                Фингал далек от нас: бегу к нему стрелой -
                     И что ж? врагов страх с тылу гонит!
                     Бегут лучей его копья:
                     Так утром дымные туманы,
                   Покрывшие восточные курганы,
                     Редит огнистая заря!
                     Катмора ищет взор Фингала, -
                   Сошлись; уж рок колеблется меж них...
                   Конец взгремел... И гордо отлетала
                Душа Катморова в страданиях немых.
                     Но будь утешен ты, Катмор!
                   Фингал жалел твоей погибшей славы
                   И с гордостью вперял свой храбрый взор
                        На труп твой величавый!
                Но должен ли я днесь тебя, родитель мой,
                   В пылу побед венчать венком лавровым?
                Нет, нет! Мне суждено настроить голос свой
                     В надгробну песнь над холмом новым.
                Недаром стон глухой трикраты сон лесов
                     Смущал полуночной порою;
                Недаром гром гремел, и вой зловещих псов
                     Мне сердце раздирал тоскою;
                     Недаром арфа в черный день
                     Сама собою содрогалась,
                   Как будто бы чья жалобная тень
                   Эфирными перстами к ней касалась.
                     О, сколько бедствий в жизни сей
                        Судьба мне завещала!
                Давно ль всхолмилася на лоне сих полей
                     Могила храброго Фингала,
                     И вечной ночи мрак смежил
                     Мои увлаженные вежды!
                   Мне мир, как гроб, лишенному светил,
                        Лишенному надежды!
                Одна осталась мне отрада - обнимать
                     Твой прах холодными перстами.
                Ты зришь меня, но мне тебя уж не видать!
                   Когда ж, когда ж воздушными крылами
                     К тебе, родитель, понесусь
                     В надоблачный чертог летучий?
                     Когда с землею я прощусь,
                Где шаг - то друга гроб или курган могучих?
                   Узрю ль тебя, желанная страна?
                     Отопрутся ль врата отчизны?
                Железная судьба, ты хочешь, чтоб до дна
                     Испил я чашу горькой жизни...

        "1822"


                               А. М. Мансуров

        "УМИРАЮЩИЙ БАРД"

                        Под сенью вражеских шатров,
                        На месте битвы, рать Фингала
                        Вокруг пылающих костров
                        С весельем шумным пировала.
                        Еще рука младых вождей
                        Гнала толпы иноплеменных;
                        Еще был слышен стук мечей
                        И вопли ратников сраженных;
                        Еще призывный рог вдали
                        Протяжным эхом повторялся
                        И пар кровавый от земли
                        По полю брани расстилался.

                        На брег, где едкий прах с лица,
                        Омывши чистою струею,
                        Сидели барды над рекою,
                        Приносят юного певца:
                        К нему глубоко в грудь вбежала
                        Врагу послушная стрела;
                        По ней из язвы кровь текла