об этом так.

     "Что привело свирепое войско из царства Лохлина с его древним  оружием?
Не за тем ли пришел ваш вождь из-за моря, чтобы умножить число фениев?"
     "Из рук твоих, о гостеприимный Фергус, хоть высоко ты почитаешь фениев,
мы не примем дани, пока не получим пса Брана и не заберем у Финна его жену".
     "Фении дадут жестокий бой вашему народу, прежде чем вы получите  Брана,
и Финн даст жестокий бой вам, прежде чем вы получите его жену".
     Фергус, мой брат, воротился, и был он прекрасен, как  солнце,  спокойно
поведал он свой рассказ, хоть глас его был громок и величав.
     "Там на берегу король Лохлина, и к чему мне скрывать это? И он не уйдет
без борьбы, если не завладеет вашей женой и вашим псом".
     "Никогда же отдам я своей жены ни единому человеку под солнцем,  и  тем
более не отдам я Брана, пока смерть не войдет в его пасть". {Цит. по: Smart,
p. 110-111.}

     Обратившись  к  балладе,  Макферсон,   разумеется,   отбросил   начало,
поскольку в его повествовании лохлинское войско уже высадилось на ирландскую
землю. Роль Финна он передал Кухулину,  Магнуса  -  Сварану,  а  посредником
между ними стал посланец Сварана  Морла  (см.  выше,  с.  30-31).  Сравнение
отрывков  наглядно  показывает,  как  украшал  Макферсон  по  своему   вкусу
балладный текст. Новые эпитеты и  сравнения:  "равнины  любезные",  "супруга
высокогрудая, дивно-прекрасная", уподобленная  "солнечному  лучу  Дунскеха",
"пес быстрее ветра" и т. п. - все это принадлежит Макферсону,  без  подобных
прикрас повествование казалось ему  скудным  и  убогим.  Величавая  простота
народной поэзии была чужда его эстетике.
     Макферсону случалось переводить и точнее. Исключительный в его практике
пример такого перевода содержится в начале книги IV "Фингала";  это  рассказ
Оссиана, как он завоевал  Эвиралин  (см.  выше,  с.  44).  Здесь  переводчик
действительно старался держаться близко к подлиннику (в той мере, конечно, в
какой он понимал гэльский оригинал). {См. сопоставительный разбор:  Thomson,
p. 31-39.} И все же "красоты" нет-нет да прорывались в  его  текст.  Так,  в
самом начале скорбное восклицание Оссиана:  "Я  был  доблестный  воин  иного
склада,  хоть  ныне  я  старый  воин",  в   переводе   превратилось:   "Дочь
снежнорукая! Я не был печален и слеп, я не был беспомощен и безутешен, когда
Эвиралин любила меня".
     Но обычно Макферсон отклонялся от своих источников весьма  значительно.
Наглядным примером может служить рассказ Кухулина в  книге  II  "Фингала"  о
том, как он убил своего друга Ферду. Занимающий немногим более страницы (см.
с. 33-34), он представляет собою здесь всего лишь  проходной  эпизод.  Между
тем в основе  его  лежит  обширная  ирландская  эпопея  "Похищение  быка  из
Куальнге". {См. русский перевод (А. А. Смирнова) основного эпизода эпопеи  -
"Бой Кухулина с Фердиадом"  (Ирландские  саги.  2-е  изд.  Л.-М.,  1933,  с.
133-172).}  Составляя  как  бы  ее  конспект,  Макферсон  изменил  некоторые
частности, чтобы подогнать рассказ к своему сюжету, а  главное,  изменил  до
неузнаваемости самый дух произведения. {См.: Thomson, p. 26-28.}  Вольно  он
поступил и с описанием колесницы Кухулина, которое нашел в одной из баллад и
включил в книгу I "Фингала" (см. выше, с. 22-23). Священник  Д.  Маклауд,  в
чьем доме он знакомился с балладой, писал позднее Блэру, что  Макферсон  "не
взял описания целиком, и его перевод (при всей живости и  привлекательности)
настолько уступает оригиналу в изображении коней и  колесницы  Кухулина,  их
сбруи и украшений и т. д., что ни в каком  другом  месте  его  переводов  не
проявляется с такой очевидностью то, что таланты  Макферсона  и  Оссиана  не
равны". {Report, Appendix, p. 29.}
     И все же по сравнению с "Теморой" связь "Фингала" с народными балладами
была значительной. Успех, видимо, вскружил Макферсону то лову, и,  приступая
к "Теморе", он уже был уверен, что может самостоятельно создавать  эпическую
поэму в духе Оссиана. Только  первая  книга  "Теморы"  строилась  на  основе
баллады о битве при Гавре, повествующей о гибели Оскара и  разгроме  фениев.
При этом Макферсон значительно преобразовал исходный сюжет, ибо  решительное
поражение Фингаловой рати никак не отвечало общей тенденции  его  эпоса.  Но
эта книга "Теморы" сперва печаталась самостоятельно,  в  числе  малых  поэм,
следовавших за "Фингалом". Первой книгой она стала лишь потом,  в  эпической
поэме,  когда  за  нею  последовали  еще  семь.  Эти  последние   были   уже
по-видимому, полностью сочинены  Макферсоном,  и  в  итоге  эпопея  в  целом
получилась несравненно туманнее и аморфнее "Фингала".
     Что касается  малых  поэм,  то  фольклорные  источники  разной  степени
близости  установлены  для  пяти  из  них:  "Битва   при   Лоре",   "Картон"
"Карик-тура", "Дар-тула" и "Кальтон и Кольмала". {См.: Thomson, p. 42-58.} В
"Картоне", на пример, использована ирландская версия известного фольклорного
сюжета об отце, убивающем в поединке неузнанного сына (ср. персидскую  поэму
"Зораб и Рустем" или немецкую "Песнь о Гильдебранде"). В ирландской  балладе
Кухулин  убивает  Конлаха,  своего  сына,  зачатого   в   время   чужеземных
странствий, который прибыл в Ирландию  на  поиск  отца.  Лаконичную  балладу
Макферсон значительно распространил, произвел  характерные  для  его  манеры
вставки вроде рассказа Фингал о развалинах Балклуты и заключительного  гимна
солнцу, который о сам же уподобил обращению  Сатаны  к  солнцу  в  книге  IV
"Потерянного рая" Мильтона (см. выше, с. 99).
     Значительным изменениям подверглась преобразованная в "Битву при  Лоре"
ирландская  баллада  "Великое  бедствие  фениев".   Во   втором   из   своих
"рассуждений" Макферсон сам на нее ссылался, признавая, что она рассказывает
о том же событии, что и его  поэма,  основанная  будто  бы  на  параллельной
шотландской балладе. Он  приводил  даже  первую  строфу  ирландской  версии:
"Однажды, когда Патрик, несклонный читать псалмы, выпивал в своем жилье,  он
решил отправиться  в  дом  Оссиана,  сына  Фингала,  чьи  высокие  речи  ему
нравились".
     "Этот святой, - иронизировал Макферсон, - иногда  пренебрегал  суровыми
запретами своего призвания, пил вволю и так согревал свою душу  вином,  дабы
внимать с приличествующим восторгом поэмам своего тестя". {Temora, p.  XXVI.
Согласно некоторым ирландским балладам,  св.  Патрик  был  женат  на  дочери
Оссиана.} Разумеется, подобное гротескное начало  никак  не  укладывалось  в
стилистическую систему Макферсона, и он начинал свою поэму  в  ином  тоне  -
торжественным обращением  к  безымянному  миссионеру:  "Сын  далекой  земли,
обитатель сокровенной кельи!" и т. д. (см. выше, с. 81).  {Макферсон  вообще
отрицал возможность встречи Оссиана с Патриком, поскольку это  означало  бы,
что бард дожил до 250 лет (см.: Temora, p. XXV).}
     Вполне  вероятно,  что  названные  произведения  не  исчерпывают  числа
оссиановских  поэм  Макферсона,  так  или  иначе  восходящих  к  фольклорным
источникам. Не исключено также, что в отдельных случаях Макферсон располагал
и более близкими к его поэмам версиями, нежели те, что позднее зафиксировали
кельтологи. Систематический сбор  гэльского  фольклора  начался  значительно
позже его экспедиций, {Характерно, что даже  Шоу,  обнаружив  памятники,  не
похожие на то. что он искал, не потрудился их записать.} и  иные  баллады  и
саги могли быть к тому времени уже утрачены.
     Тем не менее возможность  отдельных  поправок  и  уточнений  не  меняет
общего вывода. Совершенно очевидно,  что  Макферсон  опирался  на  материалы
фольклорной традиции, когда создавал свои большие и малые поэмы Оссиана.  Он
как бы держал их в голове, но независимо от того, насколько близко  следовал
он своему источнику (здесь диапазон достаточно велик - от  довольно  верного
перевода  до  самостоятельного  сочинения),  писал  он  в   соответствии   с
собственной поэтической системой, созданной, правда, с ориентацией на  стиль
гэльских баллад, но еще более приспособленной к требованиям преромантической
эстетики XVIII в.
     Недостаточно  зная  старину,  да  и  самые  фольклорные  памятники,  он
допускал множество ошибок. Мы уже отмечали,  что  в  отличие  от  подлинного
древнего эпоса в его поэмах отсутствует конкретное изображение материального
быта. По его воле кельтские воины облечены  в  доспехи,  каких  исторические
кельты  не  имели,  стреляют  из  луков,  в  действительности   у   них   не
существовавших, странствуют по морям, которых на самом деле избегали,  и  т.
д.
     Изобретением Макферсона были все эти многочисленные  девы  в  доспехах,
сопровождающие своих любимых: эпическая традиция таких не знала. В старинной
балладе "Изгнание сыновей Уснеха", {См. русский перевод: Ирландские саги, с.
59-73.} положенной в основу "Дар-тулы", он нашел пример самоубийства героини
Дейрдре после гибели ее возлюбленного. Здесь это был исключительный  случай,
но Макферсон сделал его правилом: у него все героини либо кончают  с  собой,
либо просто умирают, получив  весть  -  правдивую  или  ложную  -  о  смерти
любимого.
     Чуждым  фольклору  были  и  сверхъестественные  существа,  которыми  он
населил поэмы Оссиана согласно представлениям своего  времени  о  правильном
эпосе. Духи, пролетающие у него в облаках и туманах чуть  ли  не  на  каждой
странице, не имеют ничего общего с призраками в балладах или сагах, где  они
являются редко, только тогда,  когда  их  вызывают,  и  при  этом  столь  же
материальны, как и живые люди. С другой стороны, рационалистическое мышление
Макферсона заставило его отказаться от всякого рода лесных  нимф  и  эльфов,
обычных в сказаниях фенианского цикла. {См.: Nutt, p. 21-22.}
     Не находя в гэльском эпосе  нужных  ему  и  в  то  же  время  привычных
образов, оборотов, мотивов, он свободно  создавал  их,  опираясь  на  хорошо
известные каждому культурному англичанину  его  времени  источники:  Библию,
"Илиаду" Гомера, "Энеиду" Вергилия,  "Потерянный  рай"  Мильтона.  В  первых
изданиях "Фингала" он даже помещал примечания с  соответствующими  ссылками,
но в "Теморе" уже воздержался от них поскольку они  обличали  заимствования,
что было замечено критиками.  {Впоследствии  шотландский  историк  Малькольм
Ланг посвятил этим заимствованиям Макферсона специальное  исследование:  "An
historical  and  critical  dissertation  on  the  supposed  authenticity  of
Ossian's  poems",  которое  напечатал  в  приложении  к  своей  "History  of
Scotland" (vol. II. London, 1800,  p.  377-453).  В  1805  Лэнг  выпустил  в
Эдинбурге новое издание "Поэм Оссиана" (с  приложением  "Отрывков  старинных
стихотворений" и поэтических произведений  Макферсона),  где  в  примечаниях
отмечал все подобные параллели. При атом  он  явно  перестарался  и  нередко
толковал как заимствование случайное сходство.}
     Даже  пронизывающий  "Поэмы  Оссиаиа"  меланхолический  тон  являлся  в
большей мере проявлением сентиментализма  XVIII  века,  нежели  воссозданием
традиционных особенностей источников. Правда,  в  подлинных  балладах  цикла
встречаются жалобы Оссиана, пережившего фениев.  Так,  в  одной  из  них  он
восклицает: "Слаба в эту ночь моя десница, сила моя уже  не  та,  что  была;
немудрено, что мне приходится скорбеть, - я бедный, старый последыш".  {Цит.
по: Smart, p. 75.} Тем не менее не  эти  жалобы  определяют  общий  характер
баллад,  в  целом  бодрых  и   жизнерадостных.   Герои   же   Макферсона   -
сентименталисты его времени, упивающиеся "радостью  скорби".  И  окутывающая
его поэмы атмосфера тумана, мрака, одиночества и уныния отвечала современным
ему эстетическим запросам. К тому же в ней проявились  и  чисто  шотландские
настроения,  возобладавшие  в  стране  после  поражения  1745  г.,   которое
несомненно повлияло на создание нового оссианического эпоса.  Ведь  в  самой
основе интереса шотландских литераторов к кельтской старине (а  именно  этот
интерес вольно или невольно  стимулировал  деятельность  Макферсона)  лежало
стремление взять хотя бы моральный реванш по отношению к  англичанам.  {См.:
McDiarmid M. P. "Ossian" as Scottish epic. - Scottish literary  news,  1973,
vol. Ill, N 3, p. 4-9 (Ossian number).}
     Конечно, правы исследователи, которые утверждали, что "Поэмы Оссиана" в
такой же мере являются творением Макферсона, как "Потерянный рай" - при всей
его зависимости от  Библии  -  творением  Милтона.  {См.:  Nutt,  p.  2.}  В
сущности, в пространных примечаниях (особенно к "Теморе"), которых Макферсон
восхвалял эпическое искусство Оссиана, он раскрыл собственную поэтику. Итак,
что сделал Макферсон, как он обращался своими источниками, в основных чертах
ясно. Неясно лишь, каковы были внутренние его  побуждения.  В  этом  вопросе
мнения исследователей расходятся. Томсон, например,  считает,  что  поначалу
Макферсон не  имел  намерения  прибегать  к  обману  и  только,  побуждаемый
окружающими его литературными авторитетами, Хоумом, Блэром  и  другими,  был
вынужден встать на путь мистификации,  сойти  с  которого  уже  не  мог  под
угрозой разоблачения. {См.: Thomson D. "Ossian" Macpberson  and  the  Gaelic
world of the eighteenth century. - Aberdeen university  review,  1963,  vol.
XL, N 129, p. 12.} Напротив, Смарт утверждал, что мистификация была задумана
с самого начала, и своими демонстративными  отказами  Макферсон  сознательно
провоцировал шотландских  литераторов,  чтобы  они  его  уговаривали.  {См.:
Smart, p. 207-208.} Где находится истина,  сейчас  уже,  видимо,  невозможно
установить, да это и не так существенно. Несомненно лишь, что после  провала
своего  "Шотландского  горца"  Макферсон   искал   способа   выдвинуться   в
литературном мире, человек он был самолюбивый, желавший прославиться во  что
бы то ни стало. Его познания (притом довольно скромные) в области  гэльского
фольклора и пробуждающийся в литературе интерес к  народному  творчеству,  к
национальной старине, наконец, патриотические устремления - все это побудило
его к созданию  своих  переводов-имитаций.  Именно  иллюзия  древности  была
непременным условием успеха его Оссиана. Это хорошо понимал и его  противник
Джонсон, сказавший  как-то  о  "Фингале":  "Будь  он  действительно  древним
творением - подлинным образом того, как люди думали в то время, это  был  бы
первоклассный памятник старины. А как современное произведение он -  ничто".
{Boswell J. The life  of  Samuel  Johnson,  vol.  II,  p.  343.}  И  поэтому
Макферсону ничего не оставалось, как всеми силами препятствовать  прояснению
истины.
     Тем  временем  известность  его  Оссиана  проникла  в  другие   страны.
Тотландские, английские и ирландские национальные пристрастия,  противоречия
и конфликты, подогревавшие оссиановскую полемику,  вне  Британских  островов
мало кого волновали. Зато в Европе  находили  живой  отклик  те  особенности
макферсоновской    оссианической    поэзии,    которые    отвечали     новым
преромантическим  тенденциям  в  литературе,  -  обращение  к  национальному
прошлому,  к  неприкрашенной  природе,  к  простой  нецивилизованной  жизни,
народным  сказаниям,  выдвижение  на  первый  план  естественного   чувства,
предпочтительно скорбного, меланхолического и т.  д.  С  другой  стороны,  в
своем "Оссиане" Макферсон сумел  в  известной  мере  приноровить  эти  новые
тенденции  к  каноническим  принципам  (недаром  классик   Блэр   стал   его
приверженцем), и это облегчало усвоение и распространение  его  прозаических
поэм не только в Великобритании, но и за ее пределами. {См. общий обзор: Van
Tieghem P. Ossian et l'ossianisme au XVIIIe siecle. - In: Van Tieghem P.  Le
preromantisme. Etudes d'histoire  litteraire  europeenne.  Paris,  1924.  p.
195-287.}
     В предисловии к изданию 1773 г. Макферсон с законной  гордостью  писал:
"Энтузиазм,  с  каким  эти  поэмы   были   приняты   за   границей,   служит
вознаграждением  за  ту  холодность,  с  которой  некоторые   демонстративно
отнеслись к ним дома. Все просвещенные народы Европы  перевели  их  на  свои
языки". {Poems, vol. I, p. V-VI.} Конечно,  с  присущим  ему  тщеславием  он
преувеличивал,  говоря  о  "всех  просвещенных  народах,   Европы".   Однако
действительно в трех странах, игравших наибольшую роль  в  культурной  жизни
европейского континента, - Франции, Германии, Италии -  его  Оссиан  к  тому
времени переводился. Французские переводы  "Отрывков"  начали  появляться  в
1760-1761 гг., а немецкие - в 1762, после чего в Германии стали переводить и
поэмы, причем полный  немецкий  перевод  "Фингала",  выполненный  Альбрехтом
Виттенбергом, был опубликован в 1764 г. Годом раньше  итальянский  ученый  и
поэт Мелькиор Чезаротти выпустил стихотворный перевод  "Поэм  Оссиана,  сына
Фингала", снабдив  его  множеством  примечаний,  где,  в  частности,  ставил
шотландского барда выше Гомера. {Poesie di Ossian figlio  di  Fingal  antico
poeta celtico ultimamente scoperte e tradotte in  prosa  inglese  da  Jacopo
Macpherson, e da quella transportate in verso italiano  dall'  Ab.  Melchior
Cesarotti con varie annotazioni de' due traduttori. Padova, [1763].}
     По-видимому, все-таки с наибольшим энтузиазмом Оссиан  был  встречен  в
Германии  (куда,  между  прочим,  он  попал  одновременно  и  был  воспринят
параллельно с "Новой Элоизой" Руссо). {См.:  Tombo  R.  Ossian  in  Germany.
Bibliography, general survey, Ossian's  influence  upon  Klopstock  and  the
Bards. New York, 1901; Horstmeyer R. Die deutsche  Ossianiibersetzungen  des
XVIII. Jahrhunderts. Greifswald,  1926.}  Здесь  в  феодально  раздробленной
стране  конституционная  Англия  привлекала  симпатии  передовых   умов,   и
английская литература пользовалась неизменным их  вниманием  и  сочувствием.
Оссианические  творения  Макферсона  проникали  сюда  вместе  с   трагедиями
Шекспира, романами Ричардсона, поэмами Мильтона и Юнга. До конца XVIII в.  в
Германии было опубликовано четыре  полных  перевода  "Поэм  Оссиана"  (самый
ранний из них, принадлежавший  Михаэлю  Денису  и  выполненный  гекзаметром,
вышел уже в 1768 г.) {Die Gedichte Ossians, eines alten celtischen Dichters,
aus dem Englischen libers, von M. Denis, aus der  G.  J.  Bd  I,  II.  Wien,
1768.} и 34 частичных; в числе переводчиков подвизались Якоб  Ленц,  Гердер,
Бюргер. Впрочем, многие немецкие читатели  не  нуждались  в  переводе  (чему
способствовала, в частности, простота языка  Макферсона),  и  в  1770-1780-е
годы в Германии трижды выходил английский "Оссиан". Инициатором этих изданий
был друг Гете И. Г. Мерк.
     В это время в Германии поэмы Оссиана признавались древними  памятниками
и какие-либо сомнения  критиков  в  их  подлинности  считались  чуть  ли  не
проявлением дурного вкуса  и  невосприимчивости  к  истинным  художественным
ценностям. {См.: Tombo R, op. cit., p. 73.} И для этого были  свои  причины.
Помимо  общих  эстетических  особенностей,  обусловивших  европейский  успех
Оссиана,  здесь  своеобразно  преломлялись  и   патриотические   устремления
Макферсона. Обращение к  героическому  прошлому  в  противовес  современному
униженному положению нации находило живой отклик у  литераторов,  обличавших
феодально-абсолютистское  убожество  своей  страны.  Именно  так   воспринял
Оссиана поэт Фридрих-Готлиб Клопшток, который, опираясь  на  Макферсона,  на
переводы рунической поэзии  Томаса  Перси  и  труды  Малле,  создавал  образ
древнегерманской поэзии. Он  даже  утверждал,  что  "Оссиан  -  германец  по
происхождению, поскольку он каледонец", {Письмо к И. В. Л. Глейму от 31 июля
1769 г. (Klopstock und seine Freunde, Bd II. Halberstadt, 1810, S. 214).}  и
шотландский бард служил ему примером при возрождении национального искусства
германских "бардов". В программной оде Клошнтока "Холм и роща"  (1767),  где
"холм" - это Геликон, обитель греческих муз, а  "роща"  -  место  пребывания
бардов, немецкий поэт беседует с тенями греческого певца и