И машет свищущим мечом;
                     И сын бесстрашный Рельдурата
                     Закрылся весь своим щитом:
                     Поверх сей медяной ограды
                     Одни его лишь блещут взгляды,
                     Как две кровавые звезды,
                     Как две кометы - весть беды.
                     Разят, громят они друг друга;
                     Уж их мечи иззубрены,
                     Щиты в куски раздроблены,
                     Звенит, распавшися, кольчуга,
                     Кровь на кинжалах их стальных
                     И страшно бьется сердце в них.
                     Палящей жаждой грудь томится
                     И градом пот с чела катится.

        "XIV"

                     И торжествует вождь Кальфон!
                     Комлат повержен; бледный он
                     В пыли, скрежеща, протянулся
                     И черной кровью захлебнулся.
                     Кальфона блещущий кинжал
                     Врагу сквозь сердце пробежал.
                     Ужасен вид! глаза отверсты
                     И клубом пена на устах,
                     Остервенение в чертах,
                     Глядит, не видя, он, и персты
                     Окостенели, роя прах.
                     И сельмский витязь, взгляд презренья
                     На тело бросив, возопил:
                     "Тебя, Комлат, я усмирил!
                     И спи ты здесь - без погребенья,
                     Костями в дебри сей истлей,
                     Корысть пернатых и зверей!"
                     Сказал - и в дол с горы спускаясь,
                     Мечем булатным подпираясь,
                     В пещеру к деве он спешит,
                     Багряной кровию покрыт.

        "XV"

                     И дева сельмская навстречу
                     К вождю ей милому летит.
                     Услышав гибельную сечу,
                     Знакомый рог, знакомый щит,
                     Она стрелой вооружилась
                     И из пещеры устремилась
                     На холм высокий и крутой,
                     Где пламенел кровавый бой.
                     Зефир в кудрях ее играет,
                     Подъемлет легкой их волной
                     И с персей девственных свевает
                     Покров, блестящий белизной, -
                     И дева к другу упадает
                     В объятия и восклицает:
                     "Опять, о милый! ты со мной!
                     Опять невеста я Кальфона!
                     Ты спас меня, сын Турлатона!..
                     Но что я вижу, о Кальфон?
                     Ты весь... весь кровью обагрен!
                     И шлем и панцирь твой разбиты,
                     Ланиты бледностью покрыты...
                     Прости надежда и любовь!..
                     Вождь Иннисфала знаменитый!
                     Чья на тебе дымится кровь?" -

        "XVI"

                     "То кровь... кровь сына Рельдурата,
                     В пыли простертого Комлата.
                     Ее до капли источил
                     Кинжал мой гибельный... не златом,
                     Но сталью острой и булатом
                     Тебя я, дева, искупил!
                     И ты моя - и до могилы!..
                     Но я устал, слабеют силы,
                     Свет из очей моих бежит...
                     Воды! воды! мне грудь томит
                     Несносной жажды лютый пламень...
                     Позволь, склонясь главой на камень,
                     У ног твоих мне отдохнуть...
                     О, прохлади мне влагой грудь!"

                     И близ тех мест, из лона скал
                     Гремучий ключ, кипя, бежал
                     И нес полям окрестным дани;
                     И дева, в трепетные длани
                     Студеный зачерпнув кристалл,
                     Приносит, быстрая, к герою
                     И светлой влагой ключевою
                     Бойца ей милого поит
                     И с страхом на него глядит.
                     И влагу он, привстав, глотает,
                     И жажды огнь лишь утолил -
                     Главу на перси опустил,
                     Шатается и упадает
                     И дух со стоном испускает.
                     Погиб, увы! погиб Кальфон!
                     В кровавой сече, исступленной,
                     В тревоге чувств не чуял он
                     Глубокой раны и смертельной,
                     Врага булатом нанесенной!

        "XVII"

                     Всходила ясная луна
                     И тихое лила сиянье;
                     И дева сельмская, одна,
                     И неподвижна и бледна,
                     Как мраморное изваянье,
                     Как монумент, что бременит
                     Почивших тлен, в немом страданье
                     Над прахом милым ей стоит.
                     Лишь дико взор ее блестит,
                     Лишь белой груди колыханье
                     Под тиховейным полотном
                     Гласит о чем-то в ней живом.

                     Есть арфа - славить наслажденья,
                     О битвах песни заводить;
                     Но как, увы! изобразить
                     Души растерзанной мученья?.. -
                     Вы испытали ль те мгновенья
                     Без упованья и отрад,
                     Когда объемлет сердце хлад,
                     Как смерти мразное дыханье,
                     Когда грызет его страданье,
                     Уста безмолвие хранят
                     И очи влагой не блестят?
                     Их выразить - слова напрасны:
                     Неизъяснимы и ужасны
                     Они пребудут навсегда,
                     Как смерти с жизнию боренье,
                     Как духа с телом разлученье,
                     Как за добро - страданий мзда:
                     Молите, други! провиденье,
                     Чтоб вам не знать их никогда!..

        "XVIII"

                     Два дня, томясь, изнемогая,
                     Очей дремотой не смыкая
                     И ни на шаг от друга прочь,
                     Несчастная Сальгара дочь
                     Над женихом своим рыдала
                     И плотоядных отгоняла
                     От праха птиц. И в третий день,
                     Когда холодной ночи тень
                     С небес лазоревых сбежала,
                     Погасли звезды и роса
                     На мхах утесов заблистала,
                     И солнце шло на небеса -
                     Ловцы оленей круторогих
                     И горных ланей быстроногих
                     В пустыне деву обрели,
                     Без чувств простертую в пыли.
                     И сердце в ней уже не билось!
                     В ее руке сверкал кинжал
                     И бледностью чело покрылось;
                     И ветер, веющий от скал,
                     По персям девы обнаженным
                     И яркой кровью обагренным
                     Златые кудри рассыпал.
                     Склонясь главой на грудь Кальфона,
                     Она, казалось, будто спит
                     И будто сына Турлатона
                     В своих мечтаньях сонных зрит.
                     Ловцы могильный ров изрыли
                     Булатом копий и мечей,
                     И девы прах и прах вождей
                     Под звуком песней схоронили.
                     Курган насыпали над рвом
                     Возвышенный и весь кругом
                     Зеленым дерном обложили;
                     И в вечно юной красоте
                     Холма на самой высоте
                     Младую сосну посадили.
                     Повесили на ветви рог,
                     Шелом и меч, броню стальную,
                     Колчан и арфу золотую
                     И дань красе - из роз венок.
                     И с той поры, когда блистали
                     Созвездия и озаряли
                     Небес безбрежный океан,
                     Три юных тени прилетали
                     На погребальный сей курган;
                     Доспехи ратные звучали,
                     Рог бранный звуки издавал,
                     Венок на ветви трепетал
                     И струны арфы рокотали.
                     . . . . . . . . . . . . .

        "XIX"

                     Приятен дев волшебный взгляд,
                     Приятен розы аромат,
                     Приятны в летний зной зефиры
                     И сон в тени при шуме вод:
                     Но бардов вещих звуки лиры
                     Приятней мне!.. И вот вам плод
                     Моих бесед уединенных
                     С полночной арфой и мечтой
                     В часы досугов вдохновенных,
                     Владевших минстреля душой.
                     Я пел - и забывал, о други!
                     Порывы бурные страстей
                     И сердца тяжкие недуги,
                     И радости... мелькнувших дней!
                     Но арфа стихла, замолчала -
                     И он исчез, волшебный край!..

                     А ты, о дева Иннисфала,
                     Эвираллина! посещай
                     Меня в моих ты сновиденьях:
                     Когда засну - души в волненьях -
                     На легком облаке спустись
                     И мне ты в образе явись
                     Эльвиры вечно незабвенной!
                     Пускай, восторгом упоенной,
                     Пускай опять увижу я
                     Уста коральные ея
                     И очи ясно-голубые
                     И кудри льняно-золотые;
                     Пускай опять - в мечте моей -
                     Услышу звук ее речей!
                     Тебя ль, о друг! поэт забудет?..
                     Проснусь - и сердце полно будет
                     Ему знакомой старины;
                     Неизъяснимых наслаждений
                     И тайных дум и тишины -
                     И новых Музы вдохновений!

        "1824"


                        Трилунный (Д. Ю. Струйский)

        "ЛИРА ОССИАНА"

                      Чернеется сосна над темем скалы,
                      На сосне той лира златая висит;
                      Крутую скалу опеняют валы,
                      Пустыня безмолвна, и лира молчит.

                      Когда же громовая туча нагрянет,
                      И молния яркой змиею блеснет,
                      И буря застонет, и море восстанет,
                      Та лира печальный аккорд издает.

                      И грозные тени парят в вышине,
                      В сияющих бронях, при бледной луне,
                      Спускаются к сосне, становятся в строй:
                      И лира звучит им с полночной грозой.

                      О чем же звучит им? о родине милой,
                      Где камень положен над храбрых могилой,
                      Где все опустело, лишь ветер порой
                      Вздыхает, играя с могильной травой?

                      Но бурное море сном мирным заснет,
                      И лира замолкнет с полночной грозой;
                      Над синею бездной Царь неба взойдет:
                      И сосну осветит над голой скалой.

                      Где ж грозные тени? - в чертогах эфира!
                      В нетленных венцах там ликуют оне.
                      Но помнят скалу, где знакомая лира
                      Звучит им в грозу о родной стороне!

        "1830"


        "III"

                               H. M. Карамзин

        "ПОЭЗИЯ"

                                 (ОТРЫВОК)

                 Британия есть мать поэтов величайших.
                 Древнейший бард ее, Фингалов мрачный сын,
                 Оплакивал друзей, героев, в битве падших,
                 И тени их к себе из гроба вызывал.
                 Как шум морских валов, носяся по пустыням
                 Далеко от брегов, уныние в сердцах
                 Внимающих родит, - так песни Оссиана,
                 Нежнейшую тоску вливая в томный дух,
                 Настраивают нас к печальным представленьям;
                 Но скорбь сия мила и сладостна душе.
                 Велик ты, Оссиан, велик, неподражаем!

        "1787"


                               Е. И. Костров

        "ЕГО СИЯТЕЛЬСТВУ ГРАФУ АЛЕКСАНДРУ ВАСИЛЬЕВИЧУ"
                            СУВОРОВУ-РЫМНИКСКОМУ

                  Под кроткой сению и мирта и олив,
                  Венчанный лаврами герой, ты, опочив,
                  Летаешь мыслями на бранноносном поле,
                  Дав полну быстроту воображенья воле.
                  Почил! но самое спокойствие твое
                  Ужаснее врагам, чем прочих копие.
                  Известно им, что ты средь мирныя отрады
                  О средствах думаешь, как рушить тверды грады.
                  Я, зря тебя, тебе в приличной тишине,
                  В покое бодрственном, герою в сродном сне,
                  Осмелюсь возбудить усердной гласом лиры.
                  По шумных вихрях нам приятнее зефиры.
                  Дерзну: ты был всегда любитель нежных муз,
                  С Минервой, с Марсом ты стяжал себе союз.
                  Позволь, да Оссиан, певец, герой, владыка,
                  Явяся во чертах российского языка,
                  Со именем твоим неробко в свет грядет
                  И вящую чрез то хвалу приобретет.
                  Живописуемы в нем грозны виды браней,
                  Мечи, сверкающи лучом из бурных дланей,
                  Представят в мысль твою, как ты врагов сражал,
                  Перуном ярости оплоты низвергал.
                  Враг лести, пышности и роскоши ленивой,
                  Заслугам судия неложный и правдивый,
                  Геройски подвиги за отчество любя,
                  Прочти его, и в нем увидишь ты себя.

        "1792"


                               Г. Р. Державин

        "НА ПЕРЕХОД АЛПИЙСКИХ ГОР"

                                 (ОТРЫВОК)

                    Но что! не дух ли Оссиана,
                    Певца туманов и морей,
                    Мне кажет под луной Морана,
                    Как шел он на царя царей?
                    Нет, зрю - Массена под землею
                    С Рымникским в тьме сошлися к бою:
                    Чело с челом, глаза горят; -
                    Не громы ль с громами дерутся? -
                    Мечами о мечи секутся,
                    Вкруг сыплют огнь - хохочет ад!

        "1799"


                               К. Н. Батюшков

        "МЕЧТА"

                                 (ОТРЫВОК)

                 Явись, богиня, мне, и с трепетом священным
                      Коснуся я струнам,
                      Тобой одушевленным!
                 Явися! ждет тебя задумчивый Пиит,
                 В безмолвии ночном седящий у лампады;
                 Явись и дай вкусить сердечныя отрады.
                 Любимца твоего, любимца Аонид, {1}
                    И горесть сладостна бывает:
                      Он в горести _мечтает_.

                 То вдруг он пренесен во сельмские леса,
                      Где ветр шумит, ревет гроза,
                 Где тень Оскарова, одетая туманом,
                 По небу стелется над пенным океаном;
                      То с чашей радости в руках
                 Он с бардами поет: и месяц в облаках,
                 И Кромлы шумный лес безмолвно им внимает,
                 И эхо по горам песнь звучну повторяет.

        "1802-1817"


        "ПОСЛАНИЕ К Н. И. ГНЕДИЧУ"

                                 (ОТРЫВКИ)

               Что делаешь, мой друг, в полтавских ты степях?
                             И что в стихах
               Украдкой от друзей на лире воспеваешь?
                    С Фингаловым певцом мечтаешь
                       Иль резвою рукой
                    Венок красавице сплетаешь?

               . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
               Так! сердце может лишь мечтою услаждаться;
                    Оно все хочет оживить:
               В лесу на утлом пне друидов находить,
               Укравшихся под ель, рукой времян согбенну,
                    Услышать барда песнь священну;
               С Мальвиною вздохнуть на берегу морском
                             О ратнике младом.
                    Все сердцу в мире сем вещает;
                    И гроб безмолвен не бывает,
               И камень иногда пустынный говорит:
                            _Герой здесь спит!_

        "1805"


                                Н. И. Гнедич

        "К К. Н. БАТЮШКОВУ"

                                 (ОТРЫВКИ)

                      Когда придешь в мою ты хату,
                      Где бедность в простоте живет?
                      Когда поклонишься Пенату, {1}
                      Который дни мои блюдет?

                      Приди, разделим снедь убогу,
                      Сердца вином воспламеним,
                      И вместе - песнопенья богу
                      Часы досуга посвятим;

                      А вечер, скучный долготою,
                      В веселых сократим мечтах;
                      Над всей подлунною страною
                      Мечты помчимся на крылах.

                      Иль посетим Морвен Фингалов,
                      Ту Сельму, дом его отцов,
                      Где на пирах сто арф звучало
                      И пламенело сто дубов;

                      Но где давно лишь ветер ночи
                      С пустынной шепчется травой,
                      И только звезд бессмертных очи
                      Там светят с бледною луной.

                      Там Оссиан теперь мечтает
                      О битвах и делах былых
                      И лирой тени вызывает
                      Могучих праотцев своих.

                      И вот Тренмор, отец героев,
                      Чертог воздушный растворив,
                      Летит на тучах с сонмом воев,
                      К певцу и взор и слух склонив.

                      За ним тень легкая Мальвины
                      С златою арфою в руках,
                      Обнявшись с тению Моины,
                      Плывут на легких облаках.

        "1807"


                             В. К. Кюхельбекер

        "ПОЭТЫ"

                                 (ОТРЫВОК)

                         Я слышу завыванье бурь:
                         И се в одежде из тумана
                         Несется призрак Оссиана! -
                         Покрыта мрачная лазурь
                         Над ним немыми облаками.
                         Он страшен дикими мечтами;
                         Он песней в душу льет печаль;
                         Он душу погружает в даль
                         Пространств унылых, замогильных!
                         Но раздается резкий звук:
                         Он славит копий бранный стук
                         И шлет отраду в сердце сильных.

        "1820"


        "ОССИАН"

        "ВОСПОМИНАНИЕ О КАРТИНЕ ЖИРОДЕ"

                                   Пастух

                        Сын     отдаленной чужбины,
                        Муж иноземный, - куда?
                        В бездне лазурной пучины
                        Теплится искра-звезда;
                        Там же в п