Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
Кто там сходит с холма, словно облако, озаренное закатным лучом? Чей
это голос, громкий, как ветер, но приятный, как арфа Карила? **** Это
возлюбленный мой грядет в сиянии стали, но печально его чело омраченное.
Живы ль могучие мужи Фингалова племени? Чем встревожен мой Коннал? *****
* Этот эпизод здесь вполне уместен, поскольку положения Криморы и Уты
весьма сходны.
** Lotha - древнее название одной из больших рек на севере Шотландии.
Единственная река, до сих пор имеющая сходное по звучанию название, - это
Лохи в Инвернессшире, но та ли это река, что упомянута здесь, переводчик не
берется утверждать.
*** Cri-mora - _женщина великой души_.
**** Возможно, что упомянутый здесь Карил - одно лицо с Карилом, сыном
Кинфены, бардом Кухулина. Но само по себе это имя подходит к любому барду,
так как оно означает _живой и гармоничный звук_.
***** Коннал, сын Диарана, был одним из самых знаменитых героев
Фингала; он погиб во время битвы с бриттом Дарго, но был ли он убит
противником или своей возлюбленной, на этот счет предание не дает
определенного ответа.
Коннал
Они живы. Я зрел, как они возвращались с ловитвы, словно потоки света.
Солнце играло на их щитах. Словно гряда огней, сходили они с холма. Голос
юности громок; война, о любовь моя, близится. Заутра грозный Дарго придет
испробовать силу нашего племени. Он вызывает на бой племя Фингалово, племя
браней и ран.
Кримора
Коннал, я видала его паруса, словно серый туман на черной волне. Они
медленно двигались к берегу. Много у Дарго воинов, Коннал.
Коннал
Принеси мне щит своего отца, горбатый, железный щит Ринвала; тот щит,
что подобен полной луне, когда она, затемненная, движется по небу.
Кримора
Я принесла тебе щит, о Коннал, но он не спас моего отца. От копья
Гормара он погиб. Ты можешь погибнуть, Коннал.
Коннал
О да, я могу погибнуть. Но воздвигни тогда мне могилу, Кримора. Серые
камни и холм земляной память мою сохранят. Склони на могилу мою покрасневшие
очи и в перси ударь себя, скорбно вздыхая. Хотя ты прекрасна, как свет,
любимая, хотя ты отрадней, чем ветерок, но я не могу остаться. Воздвигни мне
холм могильный.
Кримора
Дай мне тогда это сверкающее оружие, этот меч, это стальное копье.
Навстречу Дарго пойду я с тобой и помогу любезному Конналу. Простите вы,
скалы Ардвена, вы, олени, и вы, потоки холма! Мы не вернемся назад. Наши
могилы далеко отселе.
"И они не вернулись назад? - спросила Ута, тяжко вздыхая. - Разве пал
могучий герой в бою, а Кримора жить осталась? Одиноко бродила она, скорбя
душою по Конналу. Разве он не был прекрасен и юн, словно луч заходящего
солнца?" Уллин увидел слезы девы и взял нежно-дрожащую арфу; сладостна песня
его была, но печальна, и все в Карик-туре умолкли.
"Осень одела мраком горы; серый туман лежит на холмах. В вереске вихрь
бушует. Мрачно катит воды река по узкой долине. Древо стоит на холме одиноко
и означает место, где упокоился Коннал. Листья кружатся по ветру и устилают
могилу воителя. Порою являются здесь тени умерших, когда одинокий охотник,
задумавшись, медленно бродит по вереску.
Кто может, о Коннал, достичь истока твоего племени, кто сочтет твоих
праотцев? Род твой возрос, словно горный дуб, что встречает ветры гордой
вершиной. Но ныне исторгнут он из земли. Кто займет твое место, о Коннал?
Здесь раздавался грохот оружия, здесь вопли неслись умирающих. Кровавы
войны Фингаловы! Здесь сражен был и ты, о Коннал! Твоя десница была, словно
буря, меч твой - перун небесный; ростом ты был - скала на равнине, очами -
горнило пламенное. Громче бури твой глас раздавался в битвах булата. Под
мечом твоим падали воины, словно под палкою отрока чертополох.
Дарго могучий пришел, как громоносная туча. Мрачно хмурились брови его
косматые. Очи его - словно две пещеры в скале. Сверкая, взметнулись мечи
обоих героев, зловеще гремела их сталь.
Ринвала дочь, Кримора, рядом была, сверкая в мужских доспехах; ее власы
светло-русые по спине разметались, лук в деснице ее. Она устремилась на
битву следом за юношей, за своим возлюбленным Конналом. Лук натянула
Кримора, целясь в Дарго, но, промахнувшись, пронзила Коннала! Он упадает,
как дуб на равнине, как с лесистой горы утес. Что ей делать, деве
злосчастной! Он истекает кровью, Коннал ее умирает. Всю ночь и весь день
напролет рыдает она: "О Коннал, о друг мой возлюбленный!" Объятая горем,
скорбная плакальщица умирает.
Здесь под холмом скрывает земля чету несравненную. Трава растет меж
камнями могилы; я часто сижу в печальной тени. Ветер вздыхает в траве;
воспоминанья о них теснятся в моей душе. Безмятежно ныне спите вы вместе,
покоитесь в горной могиле одни".
"Покойтесь же в мире, - молвила Ута, - чада многоводной Лоты! Я стану о
вас вспоминать со слезами и запою сокровенную песнь, когда ветер поднимется
в рощах Торы и рядом взревет поток. Тогда вы сойдете в сердце мое со своею
печалью сладостной".
Три дня короли пировали, на четвертый день поднялись их белые паруса.
Северный ветер влечет корабль Фингала в лесистую землю Морщена. Но дух Лоды
сидел на туче своей позади кораблей Фротала. Он устремил вперед все свои
вихри и надувал белогрудые паруса. Он не забыл о ранах своих, он все
опасался Фингаловой длани.*
* Рассказ о Фингале и духе Лоды, которого предположительно
отождествляют со знаменитым Одином, представляет собою самый причудливый
вымысел, какой мы находим во всех поэмах Оссиаиа. Однако подобные примеры
встречались и ранее у лучших поэтов. Оссиан же, следует заметить, не говорит
ничего такого, что бы сколько-нибудь расходилось с понятиями тех времен о
духах. Тогда считалось, что души умерших материальны и соответственно
способны чувствовать боль. Я предоставляю другим судить на основании этого
отрывка, имел ли Оссиан понятие о божестве, однако, по-видимому, он считал,
что высшие существа не должны вмешиваться в людские дела.
Песни в Сельме*
* В этой поэме запечатлен древний обычай, который, как хорошо известно,
был впоследствии широко распространен на севере Шотландии и в Ирландии.
Когда король или вождь устраивал ежегодный пир, барды исполняли свои поэмы,
и те из поэм, которые он находил достойными сохранения, старательно
заучивались их детьми для последующей передачи потомкам. Именно такого рода
событие послужило основанием для этой поэмы Оссиана. В оригинале она
называется "Песни в Сельме", и это заглавие, как наиболее уместное,
сохранено в переводе. Характер поэмы истинно лирический, и она отличается
разнообразием стихотворных размеров. Вступительному обращению к вечерней
звезде в оригинале присуща гармония, неизменно сопутствующая стихам, и,
согласно описываемым предметам, течение его спокойно и плавно. Три
помещенные здесь песни публиковались в числе отрывков старинных
стихотворений, напечатанных в прошлом году.
Звезда нисходящей ночи! прекрасен твой свет на закате. Ты подъемлешь
над облаком лучистое чело; величаво ступаешь ты по холму. Что видишь ты на
равнине? Улеглись бурные ветры. Издали доносится рокот потока. Ревущие волны
бьются о дальний утес. Вечерние мошки на слабых крылах носятся, жужжа, над
полями. Что ты видишь, прекрасное светило? Но ты, улыбнувшись, заходишь.
Волны радостно окружают тебя, омывая дивные твои волосы. Прощай, безмолвный
луч! Да взойдет свет души Оссиановой.
И вот он восходит во всей своей силе! Я вижу друзей отошедших. Как и в
минувшие дни, они на Лоре сбираются. Приходит Фингал, подобный влажному
столпу тумана, окруженный своими героями. И еще вижу я бардов песнопений -
Уллина седовласого, величавого Рино, сладкогласного Альпина ** и кроткую,
скорбную Минону. Как изменились вы, друзья мои, с тех пор как пировали в
Сельме, когда состязались мы, словно ветры весенние, что летят над холмами и
склоняют чредой тихо шелестящие травы.
** Alpin происходит от того же корня, что и Albion или, вернее, Albin -
древнее название Британии; Alp - _высокий_, in - _земля_ или _страна_.
Современное название нашего острова имеет кельтское происхождение, и те, кто
указываю: иной источник, выдают свое неведение древнего языка нашей страны.
Britain происходит от Breac't in - _пестрый остров_, названный так согласно
облику страны, а также обычаю жителей раскрашивать себя или носить
разноцветные одежды.
Сияя красою, вышла Минона; ее взор потуплен и очи полны слезами; тихо
струились кудри ее, когда порою с ближних холмов налетали ветры. Опечалились
души героев, едва зазвучал ее сладостный голос, ибо часто видали они могилу
Салгара*** и мрачное жилище белогрудой Кольмы.**** Осталась Кольма одна на
холме, Кольма, чей голос так сладостен. Салгар прийти обещал, но окрест уже
ночь нисходит. Внемлите голосу Кольмы, на холме одиноко сидящей.
*** Sealg-'er - _охотник_.
**** Cul-math - _женщина с прекрасными волосами_.
Кольма
Ночь низошла. Я одна, забытая на холме бурь. Слышно, как ветер шумит на
горе. Стремится с утеса ревущий поток. Некуда мне от дождя укрыться, забытой
на холме ветров.
Выйди, месяц, из-за туч своих; звезды ночные, зажгитесь! Веди меня,
тихий свет, туда, где от трудов ловитвы отдыхает мой милый. Рядом с ним его
спущенный лук; псы окружают его, тяжко дыша. А я должна здесь сидеть одна на
утесе возле потока мутного. Ревет поток, ревет ветер. Не слыхать мне голоса
моего милого.
Что же мой Салгар, сын холма, что же он медлит исполнить свое обещание?
Вот утес, и вот дерево, и ревущий поток. Обещал ты к ночи быть здесь. Ах!
куда мой Салгар ушел? С тобою бежала бы я от отца, с тобою - от брата
гордого. Давно наши роды враждуют, но мы не враги, о Салгар!
Умолкни на время, о ветер, и ты на время утихни, поток, чтобы мой голос
разнесся над равниной, чтобы мой странник меня услыхал. Это я зову тебя,
Салгар! Вот дерево и утес. Салгар, мой милый, я здесь! Что же ты медлишь
прийти сюда?
Взгляни, восходит луна! Сверкает река в долине. Сереют скалы на кручах.
Но я не вижу его на вершине, псы не бегут перед ним, возвещая его приход.
Здесь должна я сидеть, одинокая.
Но кто эти двое, что лежат на вереске вдали от меня? Ужель то мой
.милый и брат мой? Заговорите со мною, о други! Не отвечают они. Страх
терзает мне душу! Ах! они бездыханны. Их мечи обагрились в битве. О брат
мой, брат мой, зачем тобою сражен мой Салгар? Зачем, о Салгар, тобою сражен
мой брат? Любезны вы были мне оба. Как мне воздать хвалу вам? Прекрасен ты
был на холме среди тысяч; грозен он был в сраженье. Заговорите со мною,
услышьте мой голос, чада любви моей. Но, увы! Умолкли они, умолкли навеки!
Холодны их тела, во прах обращенные!
С уступа холма, с вершины горы ветров заговорите со мною, духи мертвых,
заговорите, не устрашусь я. Где упокоились вы? В какой пещере холма я найду
вас? Но не доносит ветер и слабого отклика, не отвечают бури холма.
В горе сижу я, в слезах ожидаю утра. Приготовьте могилу, о вы, друзья
умерших, но оставьте ее открытой, пока не придет Кольма. Жизнь моя улетает,
как сон; зачем же мне оставаться? Здесь опочию с друзьями у потока звенящей
скалы. Когда ночь сойдет на холм, когда ветер повеет над вереском, тень моя
восстанет в ветре и оплачет кончину друзей. Услышит меня в шалаше охотник.
Мой глас устрашит и пленит его. Ибо сладок будет мой глас для друзей, ибо
милы были мне они оба.
Так ты пела, Минона, нежно-румяная дочь Тормана. Слезы наши лились о
Кольме, и печальны были сердца. Вышел Уллин с арфой и пропел песнь Альпина.
Сладостен голос Альпина, а душа Рино, словно луч огненный. Но уже они
упокоились в тесном жилище, и не слыхать их голосов в Сельме. Однажды, еще
до того, как пали герои, Уллин вернулся с охоты. Он услышал их состязание на
холме; сладостна песнь их была, но печальна. Они оплакивали гибель Морара,
первого среди смертных. Душа его была подобна душе Фингала, меч его - мечу
Оскара. Но он пал, и отец оплакивал сына, полны слез были очи его сестры.
Полны слез были очи Миноны, сестры колесницевластного Морара. Заслыша песнь
Уллина, сокрылась она, как на закате месяц, когда, предвидя ненастье, прячет
он в туче прекрасный свой лик. Вместе с Уллином я ударил по струнам;
зазвучала песнь скорби.
Рино
Ветер и дождь миновали. Полдень спокоен. Тучи в небе рассеялись. Над
холмами зелеными непостоянное солнце парит. Горный ручей устремляется вниз,
багровея в долине каменистой. Сладко, ручей, журчанье твое, но слаще мне
слышится голос. То голос Альпина, сына песни, оплакивает умерших. Склонила
старость его главу, и красны от слез глаза его. О Альпин, сын песни, зачем
ты один на безмолвном холме? Зачем ты стенаешь, как ветер в чаще лесной, как
волна на пустынном бреге?
Альпин
Об умерших слезы мои, о Рино. К жильцам могил взывает мой глас! Высок
ты на холме, прекрасен среди сынов равнины. Но ты падешь, как Морар,* и
воссядет плакальщик на могиле твоей. Забудут тебя холмы, и спущенный лук
будет праздно лежать в жилище твоем.
* Mor-er - _великий человек_.
Был ты проворен, Морар, как олень на холме, грозен, как огненный
метеор. Гнев твой был словно буря, меч в бою - словно молния над полями.
Голос гремел, как поток после ливней, как гром на дальних холмах. Многих
сразила рука твоя, испепелило пламя твоего гнева.
Но когда ты возвращался с войны, чело твое мир осенял. Лицо твое было,
словно солнце после дождя, словно месяц в молчании ночи, словно спокойное
лоно озера, когда смолкнут шумные ветры.
Тесно теперь твое жилье, мрачна обитель твоя. Трех шагов мне довольно,
чтобы смерить твою могилу, а живой ты был так велик! Четыре камня,
увенчанных мхом, - вот единый твой памятник. Голое дерево, высокие травы,
шуршащие на ветру, укажут взору охотника могилу могучего Морара. Морар, тебе
уже не подняться! Нет у тебя матери, чтобы оплакать сына, нет юной девы,
чтобы пролить слезы любви. Нет в живых родившей тебя. Погибла дочь Морглана.
Кто там оперся на посох? Чья голова побелела от старости, чьи глаза
покраснели от слез, чьи колена подгибаются при каждом шаге? Это отец твой,**
Морар, единственного сына отец. Он слыхал, что прославлен ты в битвах, он
слыхал, что враги твои расточились. Он слыхал о славе Морара; что ж не
слыхал он о ране его? Плачь же, отец Морара, плачь, но сын твой уже не
услышит тебя. Глубок сон мертвецов, низко во прахе их изголовье. Не услышит
он больше голоса твоего, не восстанет больше на зов твой. Когда же в могиле
наступит утро и повелит проснуться спящему?
** Торман, сын Картула, правитель И-моры, одного из западных островов.
Прощай же, храбрейший из мужей, ты, победитель на поле брани! Но поле
уже не увидит тебя, темный лес не озарится сверканием стали твоей. Ты не
оставил сына после себя. Но песнь сохранит твое имя. Грядущие времена
услышат о тебе, услышат о Мораре павшем.
Скорбь охватила всех, но самый тяжелый вздох исторгся из груди Армина.*
Он вспоминает смерть своего сына, что сражен был в расцвете юности. Возле
героя сидел Кармор,** вождь гулкозвучного Галмала. "Зачем так тяжко вздыхает
Армии? - спросил он. - О чем тут скорбеть? Песня раздастся, и звуки ее
смягчат и порадуют душу. Эта песня, как легкий туман, что, растекаясь от
озера, стелется по тихому долу; цветы зеленые полнятся росой, но солнце
воротится в силе своей, и туманы исчезнут. Зачем ты скорбишь, Армии, вождь
омываемой морем Гормы?"
* Armin - _герой_. Он был вождем или царьком на Горме (Gorma - _синий
остров_), предположительно одном из Гебридских островов.
** Cear-mor - _высокий темнолицый человек_.
"Да, я скорблю! и не мала причина моего горя. Ты не терял сына, Кармор,
не терял красавицы дочери. Живы доблестный Колгар и Аннира, прекрасная дева.
Ветви семьи твоей, Кармор, цветут! Армии же последний в роду своем. Мрачен
одр твой, о Даура! и глубок твой могильный сон! Когда же проснешься ты и
зазвенят песни твои, голос твой сладостный?
Бушуйте, ветры осенние, бушуйте над темным вереском! Горные потоки,
ревите! Завывайте, бури, в вершинах дубов! Лети сквозь рваные тучи, о месяц!
являй порою свой бледный лик! напоминай мне ту скорбную ночь, когда погибли
дети мои, когда пал Ариндал могучий, когда угасла любезная Даура!
Даура, дочь моя, ты была прекрасна, прекрасна, как месяц на холмах
Фуры,*** бела, как летучий снег, нежна, как веяние ветерка! Ариндал, твой
лук был туго натянут, быстро летело копье на поле брани! Твой взор, как
туман на волнах, щит - багряная туча в бурю. Армар, прославленный в битвах,
пришел снискать любовь Дауры. Недолго его отвергали: радостны были надежды
их друзей.
*** Fuar-a - _холодный остров_.
Эрат, сын Одгала, злобу таил, ибо Армар убил его брата. Явился он в
обличий сына морей; челн его на волнах красовался; белы его кудри от
старости, спокойно чело суровое. "Прекраснейшая из жен, - сказал он, -
любезная дочь Армина! неподалеку в море на склоне утеса высится дерево,
далеко видны его рдеющие плоды. Там Армар ожидает Дауру. Я пришел, чтобы
переправить его любимую по бурному морю".
Она отправилась с ним и призывала Армара. Один только сын скалы****
ответствовал ей. "Армар, мой милый! мой милый! Зачем ты пугаешь меня? Внемли
мне, сын Арднарта, внемли: Даура зовет тебя!" С хохотом понесся к берегу
вероломный Эрат. Возвысив голос, звала она брата, звала отца. "Ариндал!
Армии! ужели никто не спасет Дауру!"
**** Выражением _сын скалы_ поэт обозначает отзвук человеческого голоса
от скалы. Простолюдины считали, что это дух, живущий в скале, повторяет
звуки, и поэтому они называли его mac-talla - _сын, который живет в скале_.
Голос ее донесся чрез море. Мой сын Ариндал спускался с холма,
отягченный добычей ловитвы. В колчане гремели стрелы, в руках он держал лук;
пять темно-серых псов бежали за ним. Он увидал на берегу лютого Эрата, он
схватил его и привязал к дубу. Толстые ремни облегли его члены; * он
обременяет ветер стенаньями.
* Поэт хочет сказать, что Эрат был связан ремнями.
Ариндал пускается в море в челне своем, чтобы назад привезти Дауру. В
гневе явился Армар и спустил серо-оперенную стрелу. Засвистела она,
вонзилась она в сердце твое, о Ариндал, сын мой; ты гибнешь вместо предателя
Эрата. Весло неподвижно застыло; он тяжко вздохнул на утесе и умер. Каково
тебе было, о Даура, когда ноги твои заливала братняя кровь.
Волны разбили челн. Армар бросился в море, чтобы спасти свою Дауру или
погибнуть. Внезапный порыв ветра с холмов пролетел над волнами. Под водою
сокрылся Армар и боле не выплыл.
Одна на утесе, волнами исхлестанном, стенала дочь моя Даура. Неумолчно
неслись ее громкие крики; но отец был не в силах помочь ей. Всю ночь я стоял
на берегу. Я видел ее в бледном сиянии месяца. Всю ночь я слышал вопли ее.
Громко завывал ветер, и дождь хлестал по горному склону. Под утро ослабел ее
голос. Он замирал, как ветерок вечерний в траве на утеса