нт), гене-
рал Брусилов (Юго-Западный фронт), генерал Эверт (Западный фронт), гене-
рал Сахаров (Румынский фронт) генерал Рузский (Северный фронт),  адмирал
Непенин (командующий Балтийским флотом). Колчак, командующий  Черноморс-
ким флотом, от посылки аналогичной телеграммы воздержался, но с  мнением
других "согласился безоговорочно", как и начальник штаба Ставки  генерал
Алексеев.*
   * Исключая великого князя и Брусилова, все они потом погибнут - рево-
люция подобна Сатурну... Непеннна убьют матросы. Колчака расстреляют си-
бирские партизаны, имевшие мало общего с большевиками. Рузского по  при-
говору суда расстреляют в Ессентуках. Эверта вскоре убьют на фронте сол-
даты. Алексеев, надломленный поражениями, умрет на Дону. Все они полага-
ли, что из кувшина, с которого столь неосмотрительно сорвали печать, вы-
нырнет нечто пристойное, с европейской конституцией в лапках. А вынырну-
ло клыкастое чудовище. И совершенно некого винить. Просто не могло  быть
другого финала...
   Но возникает другой вопрос: смогли бы высшие военные чины столь легко
отречься от императора, с которым связывали бы хоть какие-то надежды?
   Вряд ли. Просто-напросто ничтожный "Ники" потерял  всякий  авторитет.
Вдумайтесь: никто не выступил в его защиту. У Людовика XVI,  по  крайней
мере, нашелся полк швейцарцев и несколько десятков дворян, открывших ру-
жейный огонь по рвущимся в Тюильрн восставшим. Дветри сотни человек  все
же выступили с оружием в руках.
   У Николая не было и этого. Мэсси, правда, упоминает о некоем "предан-
ном эскадроне кавалергардов", якобы двое  суток  скакавшем  по  снежному
бездорожью из Новгорода на защиту царя и династии, но это больше  похоже
на одну из тех легенд, что в избытке сопровождают любое крупное  истори-
ческое событие...
   Все бросили. Все оставили. Морис Палеолог отмечает: "Одним  из  самых
характерных явлений революции, только что свергнувшей царизм, была абсо-
лютная пустота, мгновенно образовавшаяся вокруг царя и царицы в опаснос-
ти.
   При первом же натиске народного восстания все  гвардейские  полки,  в
том числе великолепные лейб-казаки, изменили своей присяге верности.  Ни
один из великих князей тоже не поднялся на защиту священных особ царя  и
царицы: один из них не дождался даже отречения императора, чтобы предос-
тавить свое войско в распоряжение инсуррекционного правительства*. Нако-
нец, за несколькими исключениями,  тем  более  заслуживающими  уважения,
произошло всеобщее бегство придворных, всех этих высших офицеров  и  са-
новников, которые в ослепительной пышности церемоний и шествий выступали
в качестве прирожденных стражей трона и присяжных защитников императорс-
кого величества" [145].
   * Речь идет о Кирилле и его гвардейском флотском экипаже.
   И тут же французский посол приводит мнение  некоей  русской  "госпожи
P.": "Да это он нас покинул, он нас предал, он не исполнил своего долга,
это он поставил нас в невозможность защищать его. Не его предали  родня,
гвардия и двор, а он предал весь свой народ".
   Оставшаяся для нас загадочной "госпожа  Р."  была  права.  Бездарный,
жалкий, трусливый Ники предал свой народ - и тем, что отрекся с вопиющим
нарушением существовавших тогда законов о престолонаследии. И  тем,  что
культивировал возле себя таких же бездарей, как сам. И тем, что оставал-
ся глух к любым попыткам объяснить ему истинное положение дел...
   Остались подробные записи о беседе с царем монархиста Родзянко, прямо
заявившего Николаю: "Никакая революционная пропаганда не  может  сделать
того, что делает присутствие Распутина в царской семье. Влияние, которое
Распутин оказывает на церковные и  государственные  дела,  внушает  ужас
всем честным людям. А на защиту проходимца поставлен весь  государствен-
ный аппарат, начиная от верхов Синода и кончая массою филеров... Явление
небывалое!"
   Царь отделался по своему обыкновению пустыми фразами. Как обычно.  Он
предал Столыпина, он предал Кутлера, предал Витте, пригрел у  трона  то-
больского конокрада... Более ничтожной и пустой личности на  троне  Рос-
сийской империи еще не бывало.
   Потом начали предавать его. 10 апреля 1917 г. последовал холодный по-
луофициальный ответ английского министерства иностранных дел Керенскому,
пытавшемуся "сплавить" царя с семьей на берега Альбиона:  "Правительство
Его Величества  не  настаивает  на  своем  прежнем  приглашении  царской
семьи". Более того, когда распространились слухи, что Николая  с  семьей
готова принять Франция, английский посол в  Париже  лорд  Френсис  Берти
срочно отправил письмо в секретариат французского МИД, где  о  "Ники"  и
"Алисе" высказался так: "Она должна рассматриваться как преступница  или
преступная одержимая, а бывший император как преступник за свою слабость
и покорность ее подсказкам".
   Когда к германскому послу Мирбаху пришли русские  монархисты,  умоляя
вызволить царя из  Екатеринбурга,  Мирбах  преспокойно  заявил:  "Судьба
русского императора в руках его народа. Раз мы проиграли, лучшего мы  не
стоим. Это старая, старая история - горе побежденному!"
   Можно, конечно, яростно обличать подлость и цинизм как британцев, так
и германцев (при том, что и британский,  и  германский  императоры  были
родственниками Николая). С одной стороны, нет никаких сомнений: и те,  и
другие поступили довольно подло.
   С другой же... Николай сам довел дело до такого финала, когда превра-
тился в живого мертвеца, ненужного никому - ни иностранным  владетельным
домам, ни кому бы то ни было в собственной  стране.  Нелишне  вспомнить,
что ни одно из белых движений не рассматривало всерьез свою  борьбу  как
сражение за права Николая, никто не  собирался  восстанавливать  его  на
троне. Так что знаменитое высказывание  Свердлова  о  расстреле  царской
семьи: большевики, мол, "не хотели оставлять монархистам  живого  знаме-
ни", можно смело  назвать  полнейшей  глупостью.  Никто  из  противников
большевиков и не рассматривал Николая в качестве знамени.
   "Кто хочет себя погубить, тот погубит", - сказал Шульгин.
   Мне жаль расстрелянных в Екатеринбурге детей. Но нет ни капли жалости
к дворянину Романову (поскольку после отречения он был всего лишь дворя-
нином, и не более того, и утверждать,  будто  "большевики  убили  царя",
как-то смешно).
   Он сам погубил все и всех, став могильщиком старой России,  а  потому
иного отношения и недостоин.
 
   ПОСЛЕ ФЕВРАЛЯ
 
   Существовали ли после Февраля другие варианты будущего,  альтернатива
Октябрю?
   Вряд ли. Смешно и думать, что Россия,  освободившись  от  исчерпавшей
себя монархии, могла по мановению некоей волшебной палочки каким-то  чу-
дом превратиться  в  демократическое,  свободное,  умиротворенное  госу-
дарство. Во-первых, противоречий  накопилось  слишком  много.  Вовторых,
попросту не существовало силы, способной бы  противостоять  большевикам.
Единственную попытку переломить ситуацию - "мятеж генерала Корнилова"  -
моментально свел на нет сам Керенский, предпочитавший Корнилову  союз  с
большевиками.
   А там и самого Керенского, оказавшегося еще бездарнее и ничтожнее Ни-
колая, просто-таки вышвырнули пинком под зад. Почти бескровный переворот
наглядно свидетельствует, что правительство Керенского  не  пользовалось
ни малейшей поддержкой. И взятие власти большевиками отнюдь не было нео-
жиданностью. Нечто подобное предсказывалось еще 20 августа  1917  г.  на
заседании ЦК кадетской партии: "... в стране  начинается  распад...  ре-
зультаты бездействия власти... власть возьмет в руки тот, кто не побоит-
ся стать жестоким и грубым... мы дождемся диктатуры...  в  правительстве
уже считаются с возможностью применения военных для - получения хлеба от
крестьян... Вспышки социального бунтарства на окраинах будут не  столько
результатом дурных пастырей и разных негодяев, сколько следствием разру-
хи и взаимного непонимания... Будут ли поводом голодные бунты  или  выс-
тупление большевиков, но жизнь толкнет общество и население  к  мысли  о
неизбежности хирургической операции..."
   Большевики не побоялись резануть скальпелем по живому, только и  все-
го... Впрочем, стоит ли сводить все к  понятию  "большевики"?  Отчего-то
совершенно забылось, что Октябрьский переворот устроили  три  силы,  еще
несколько месяцев после того действовавшие во взаимном согласии. Больше-
вики, левые эсеры, анархисты - две последних партии отнюдь  не  уступали
большевикам в численности, если не превосходили. В последние годы приня-
то ругать знаменитого "матроса  Железняка",  разогнавшего  Учредительное
собрание. Но Александр Железняков вовсе не был большевиком! Он -  актив-
ный член партии анархистов. И погиб на гражданской, командуя  опять-таки
анархистским боевым отрядом. Левые эсеры какое-то время были  не  просто
союзниками большевиков, но и занимали довольно ответственные посты в  ЧК
- а посему несут свою долю вины за красный террор...
   Собственно, в октябре 17-го в России случилось то, о чем Энгельс  пи-
сал Вайдемейру еще 12 апреля 1853 г.: "Мне кажется, что из-за  беспомощ-
ности и вялости всех остальных партий в одно прекрасное утро наша партия
будет вынуждена взять власть, чтобы проводить в конце концов то, что  не
отвечает непосредственно нашим интересам, а отвечает общереволюционным и
мелкобуржуазным интересам; таким образом, побуждаемые пролетарскими мас-
сами и связанные  своими  собственными  толкованиями  и  в  большей  или
меньшей степени выражаемыми в партийной борьбе декларациями  и  планами,
мы будем вынуждены делать коммунистические эксперименты  и  прыжки,  для
которых лучше всего сами знаем, что не время. При этом мы потеряем голо-
вы - будем надеяться, только в физическом смысле - наступит  реакция,  и
до того, как мир будет в состоянии дать историческую оценку подобным со-
бытиям, начнут считать нас не только чудовищами, но и глупцами..."
   Как ни относись к Энгельсу, а он все предсказал удачнейше, масон кля-
тый. Власть валялась на земле. Большевики взяли и подняли.  Потом  нача-
лись "коммунистические эксперименты", прыжки, которым было "не время". А
чуть позже появился Сталин, опять-таки предсказанный множеством теорети-
ков, от Виктора Гюго до белоэмигрантов.
   Перестрелял особо упертых революционеров и принялся  строить  обычную
империю...
   Были ли шансы у противников большевиков победить в гражданской войне?
   Крайне сомнительно. Нелепо и смешно считать, будто  красные  победили
лишь благодаря "превосходству в военной силе" или "железной дисциплине".
Для гражданской войны эти категории не имеют никакого значения.
   Когда нет фиксированной линии фронта,  когда  солдаты  всех  противо-
борствующих лагерей являются уроженцами одной страны - никакая "железная
дисциплина" не способна повлиять на что бы то ни было. История гражданс-
кой войны пестрит примерами, когда красные части (не только полки, но  и
дивизии!), решив вдруг расплеваться с Советской  властью,  крайне  легко
приводили свои намерения в исполнение - в два счета вырезали  комиссаров
и чекистов (сколько там было тех и других? Горсточка по сравнению с воо-
руженной солдатской массой...) и уходили, куда заблагорассудится.  Благо
палитра не исчерпывалась красным и белым цветом  -  были  еще  махновцы,
григорьевцы, антоновцы, прочие атаманы, просто воевавшие против всех  на
свете "зеленые"... То же самое, кстати, происходило и во всех других ла-
герях...
   Причина в другом - у большевиков была идея, способная овладеть масса-
ми, а у их противников, всех, вместе взятых, таковой  идеи  не  нашлось.
Можно тысячу раз повторять, что идеи большевиков были ошибочными, непра-
вильными, лицемерными, ложными, маскировавшими их истинные  намерения...
Не в том суть. Большевики смогли предоставить своим сторонникам идею - а
их противники не смогли. Точка. Чрезвычайки и  комиссары  -  дело  деся-
тое...
   Имеет смысл подробно рассмотреть то, что творилось в стане Деникина и
Врангеля. Потому что свидетель событий очень уж осведомленный и занимав-
ший в белом движении довольно высокий пост  -  митрополит  Вениамин  был
"епископом армии и флота" и членом врангелевского "совета министров"...
   "Какими же принципами руководствовалось белое движение?  ...сознаюсь:
у нас не было не только подробной политико-социальной программы, но даже
самые основные принципы были не ясны с положительной стороны. Я и сейчас
не помню каких-нибудь ярких лозунгов: а как бы я мог их забыть, если  бы
они были? А что помню, то было не сильно, не  увлекало.  Можно  сказать,
что наше движение руководилось скорее негативными, протестующими мотива-
ми, чем ясными,  положительными  своими  задачами.  Мы  боролись  против
большевиков - вот общая наша цель и психология... Что  касается  полити-
ческого строя, то он был неясный, "не предрешенческий: вот покончить  бы
лишь с большевиками, а там "все  устроится".  Как?  Опять  Учредительное
собрание, прежде разогнанное Железняковым? Нет! Об Учредительном  собра-
нии и не упоминалось. Что же? Монархия с династией Романовых? И об  этом
не говорилось, скорее этого опасались, потому что едва ли народные массы
воротились бы к старому. Конституция? Да, это скорее  всего.  Но  какая,
кто, как - было неизвестно... Какие социально-экономические задачи?  Тут
было ясно: восстановление собственников и собственности.  Ничего  нового
при генерале Деникине не было слышно..."
   "...когда зашла речь о династии Романовых, генерал Врангель в  после-
дующем обмене мнениями бросил горячую фразу,  которая  страшно  поразила
даже его сотрудников-генералов:
   - Россия - не романовская вотчина!
   "Мне показалось, что народ наш смотрит на дело совсем  просто,  не  с
точки зрения идеалов политической философии славянофилов и не по  рецеп-
там революционеров, а также и не с религиозной высоты догмата  Церкви  о
царепомазаннике, а с разумной практической идеи - пользы. Была бы польза
от царя, исполать ему! Не стало - или мало - пусть уйдет! Так и с други-
ми властями - кадетскими, советскими. Здоровый простой взгляд".
   Иными словами, от большевиков слишком многие могли рассчитывать полу-
чить пользу. Которой не увидели от белых...
   "Можно не соглашаться с большевиками и бороться против них,  -  писал
Вениамин, - но нельзя отказать им в колоссальном  размере  идей  полити-
ко-экономического и социального характера. Правда, они готовились к это-
му десятилетия. А что же мы все (и я, конечно, в том числе) могли проти-
вопоставить им со своей стороны? Старые привычки?  Реставрацию  изжитого
петербургского  периода  русской  истории  и  восстановление  "священной
собственности", Учредительное собрание или Земский  собор,  который  ка-
ким-то чудом все разъяснит и устроит? Нет, мы были глубоко бедны идейно.
И как же при такой серости мы могли надеяться на какой-то  подвиг  масс,
который мог бы увлечь их за нами? Чем? Я думаю, что здесь лежала одна из
главных причин всего белого движения - в его безыдейности! В нашей  без-
думности!"
   На юге белые спохватились, наконец, провести земельную реформу, когда
"Добровольческая Армия была разбита на всех фронтах и  у  белых  остался
лишь крымский клочок". Естественно, она была,  по  выражению  Вениамина,
"компромиссной и запоздалой" и ничего уже не могла спасти...
   Ни о какой "идейности" Юденича нет и разговора. Колчак... Колчак пов-
торил ход большевиков и их союзников, разогнав в Омске  остатки  Учреди-
тельного собрания. Сначала, в первые месяцы, он  получил  огромную  под-
держку сибиряков - Советская власть, подступившая было  к  сибирякам  со
своими "европейскими" догмами, которые за Уралом решительно не работали,
была не просто свергнута в считанные дни: даже благонамеренные коммунис-
тические историки употребляли гораздо более близкое к истине слово  "па-
ла". Сибирский паровой каток грузно покатился на запад, сметая жиденькие
большевистские заслоны, и накал борьбы был такой, что солдаты  двадцати-
девятилетнего колчаковского генерала Пепеляева взяли Пермь фактически  в
штыки - голодные, необмундированные, почти не имевшие патронов и  артил-
лерийской поддержки...
   Но вот потом Сибирь отвернулась от Колчака -  опятьтаки  в  считанные
недели. Когда пропитанный кокаином адмирал взялся восстанавливать в  По-
волжье старое помещичье землевладение, от него моментально ушли  татары,
башкиры, черемисы. Когда в Сибири началась волна  реквизиций  и  прямого
террора, там без малейшего участия большевиков возникли партизанские ар-
мии в десятки тысяч человек, сражавшиеся не "за красных", а всего-навсе-
го против Колчака. (Потом многие из партизанских командиров с тем же та-
лантом и размахом будут сражаться против красных, а другие, подобно  Ще-
тинкину и Кравченко, как-то очень уж быстро погибнут, но это другая  ис-
тория...) Именно это масштабнейшее партизанское движение,  а  не  потуги
бездарного Тухачевского, и обеспечили поражение Колчака.
   Кстати, барон Будберг, занимавший высокий пост  в  гражданской  адми-
нистрации Колчака, в своих мемуарах опровергает укоренившееся  представ-
ление о том, что слово "большевизм" непременно  должно  быть  связано  с
прилагательным "красный". Будберг утверждает, что нельзя  забывать  и  о
"белых большевиках" - атаманах вроде Семенова и Анненкова, ничуть не ус-
тупавших "красным большевикам" в пренебрежении законностью и порядком, в
методах расправы с противниками и просто инакомыслящими...
   И, разумеется, не стоит принимать серьезно утверждения об интервенции
иностранных войск в Россию.
   По большому счету, не было никакой интервенции. Все три прибалтийских
карлика, провозгласив независимость, чуть ли не мгновенно сговорились  с
большевиками и в обмен на гарантии с их стороны разоружили на своей тер-
ритории белогвардейские части (потом, в тридцатые, карлики жестоко расп-
латятся за прошлое, но их жалкий писк ни в ком уже не встретит поддержки
и понимания...).
   Немцы, правда, вооружали и экипировали Краснова, но это было каплей в
море.
   Англичане высадились в Архангельске отнюдь не для борьбы с  большеви-
ками, а для того, чтобы прибрать к рукам огромные  склады  вооружения  и
армейского имущества, которые большевики могли, по мнению англичан,  пе-
редать немцам. И приплыли бритты в Архангельск... по приглашению  тамош-
него Совета (за что потом большевики расстреляли его председателя). Пос-
ле капитуляции Германии англичане преспокойно снялись с якоря и  уплыли,
предав белое движение на Севере.
   Аналогичным образом держались и финны - перерезав  собственных  крас-
ных, в дальнейшем озаботились лишь охраной своих рубежей, не  сделав  ни
малейших попыток помочь реально белой гвардии. За что и поплатились  по-
том советским вторжением и потерей изрядного куска территории.
   Американцы и японцы на Дальнем  Востоке,  такое  впечатление,  больше
ревниво следили за действиями друг друга (чтобы, не дай бог, не усилился
чрезмерно соперник), нежели всерьез боролись с большевиками.
   Чехи преспокойно устранились от войны с красными в Сибири. Все бы ни-
чего (в конце концов, не обязаны были), но вдобавок поручик Гайда,  про-
изведший сам себя в генералы, спер изрядную часть колчаковского золотого
запаса. И в обмен на разрешение вывести награбленное без  досмотра  сдал
партизанам Колчака - в компании с французами. Именно это золото легло  в
основу созданного чуть погодя  "Легия-банка",  благодаря  ему  кукольная
страна Чехословакия и просуществовала худо-бедно двадцать лет,  пока  не
прикатил вермахт. Вообще чехи в двадцатом столетии явили миру печальней-
ший пример атрофии инстинкта государственности. Создать мощные  укрепра-
йоны в Судетах, возле которых любой враг мог топтаться месяцами, создать
армию, немногим уступавшую вермахту, - и позорно задрать  лапки  кверху,
едва стукнули кулаком по столу в Берлине. Поневоле вспоминается кусок из
пародийной "Всемирной истории", сочиненной до революции юмористами  жур-
нала "Сатирикон": "И все у них было както несерьезно, по-детски -  будто
игра в куклы. Ст