бы  тщательное  расследование?  Хитрец
Богдашка преподнес добросердечной инокине убедительно сочиненную сказоч-
ку, а венценосный ее сын по доброте душевной подмахнул жалованную грамо-
ту...
   Поступок Богдашки полностью соответствовал тамошним нравам. Уклонение
от "тягла" - налогов и податей - в ту пору стало прямо-таки национальным
видом спорта. Летописцы оставили массу свидетельств об изобретательности
и хитроумии "податного народа": одни пытались "приписаться" к монастырс-
ким и боярским владениям, что значительно снимало размеры налогов,  дру-
гие подкупали писцов, чтобы попасть в списки "льготников",  третьи  поп-
росту не платили, четвертые ударялись в побег, а пятые... как раз и  до-
бивались льгот от царя, ссылаясь на любые заслуги перед престолом, какие
только можно было вспомнить или придумать. Власть, понятно,  препятство-
вала этому "разгулу неплатежей", как  могла,  периодически  устраивались
проверки и аннулирования "льготных грамот", но их оставляли на  руках  у
тех, кто пользовался "особыми" заслугами. Хитроумный Богдан Собиннн  на-
верняка думал лишь о сиюминутной выгоде, вряд ли  он  предвидел,  что  в
последний раз привилегии его потомков (опять-таки "на  вечные  времена")
будет подтверждать Николай I в 1837 году. К тому времени версия о  "под-
виге Сусанина" уже прочно утвердилась в школьных учебниках и трудах  ис-
ториков.
   Впрочем, далеко не во всех. Соловьев, например, считал, что  Сусанина
замучили "не поляки и не литовцы, а казаки или вообще свои русские  раз-
бойники". Он же после кропотливого изучения архивов и доказал, что ника-
ких регулярных войск интервентов в тот период поблизости от Костромы  не
было. Н.И. Костомаров писал не менее  решительно:  "В  истории  Сусанина
достоверно только то, что этот  крестьянин  был  одной  из  бесчисленных
жертв, погибших от разбойников, бродивших по  России  в  Смутное  время;
действительно ли он погиб за то, что не хотел сказать, где находится но-
воизбранный царь Михаил Федорович, - остается под сомнением..."
   С 1862 г., когда была написана обширная работа Костомарова, посвящен-
ная мнимости "подвига Сусанина", эти сомнения перешли  в  уверенность  -
никаких новых документов, подтвердивших бы легенду, не обнаружено.  Что,
понятно, не зачеркивает ни красивых легенд, ни достоинств  оперы  "Жизнь
за царя". Еще одно Тоунипанди, только и всего...
   Между прочим, некий прототип Сусанина все же существовал - на  Украи-
не. И его подвиг, в отличие  от  Сусанина,  подтвержден  документальными
свидетельствами того времени. Когда в мае  1648  г.  Богдан  Хмельницкий
преследовал  польское  войско  Потоцкого  и  Калиновского,   южнорусский
крестьянин Микита Галаган вызвался пойти к отступавшим полякам проводни-
ком, но завел их в чащобы, задержав до прихода Хмельницкого,  за  что  и
поплатился жизнью.
   Вовсе уж откровенной трагикомедией выглядит другой факт.  С  приходом
Советской власти район, в который входило село Коробово, переименовали в
Сусанинский. В конце 20-х гг. районная газета сообщила, что первый  сек-
ретарь Сусанинского райкома ВКП(б) заблудился и утонул в  болоте.  Впро-
чем, времена были суровые, шла коллективизация, и мужички могли попросту
подмогнуть товарищу секретарю нырнуть поглубже...
   А если серьезно, укоренившаяся легенда о  "спасителе  царя  Сусанине"
явственно отдает некой извращенностью. Очень многие слыхом не  слыхивали
о реальных борцах с интервентами, немало сделавших для России, - о  Про-
копии II Захаре Ляпуновых, Михаиле Скопине-Шуйском.  Зато  о  мифическом
"спасителе царя" наслышан каждый второй, не считая каждого первого.
   Воля ваша, в таком положении дел есть нечто извращенное.
 
   "ТАКОВ ПЕЧАЛЬНЫЙ ИТОГ..."
 
   Самозванцев в конце концов повывели всех до единого. Атамана Заруцко-
го посадили на кол. Четырехлетнего сына Марины Мнишек  и  Лжедмитрия  II
при большом стечении народа повесили в Москве. Сама Марина подозрительно
быстро скончалась то ли в тюрьме, то ли в монастыре. Впрочем, нет  подт-
верждений, что ее смерть была насильственной. Вполне  возможно,  направ-
ленный послом в Краков Желябужский совершенно искренне горевал о ее кон-
чине, заявляя, что уж она-то была бы бесценным свидетельством  "польских
неправд". Свой резон в этом присутствует: в  те  времена  уже  прекрасно
умели вышибать нужные показания, живая Марина и в самом деле могла стать
ценнейшим козырем в руках русской-стороны...
   Пожалуй, причудливее всех судьба швыряла "лисовчиков". После гибели в
бою своего предводителя, под напором войск Михаила они ушли в Жечь,  где
им отнюдь не обрадовались - король Сигизмунд не так давно  с  превеликим
трудом подавил очередной шляхетский мятеж, и многотысячная  организован-
ная вольница со столь скверной репутацией,  готовая  примкнуть  в  любой
смуте, была решительно не ко двору...  Кое-как,  с  превеликими  трудами
"лисовчиков" удалось выпихнуть за пределы Жечи,  на  службу  германскому
императору. Лет двадцать, постепенно уменьшаясь в количестве, они воева-
ли в Италии и Германии, остатки некогда грозной ватаги вернулись на  ро-
дину только после 1636 г. - и большая часть тут же угодила в цепкие лапы
закона за всякие художества...
   А что же Минин и Пожарский? Как их наградила Родина за верную службу?
   Увы, их дальнейшая судьба способна дать лишь повод для  грустно-фило-
софических размышлений о человеческой  неблагодарности  и  превратностях
судьбы.
   Тем, кто, безусловно, более всех прочих приобрел в результате Великой
смуты, стал (если, понятно, не считать царя Михаила) князь Дмитрий Тимо-
феевич Трубецкой... сподвижник сначала Тушинского вора, а потом  атамана
Заруцкого! Он остался при боярском титуле, пожалованном ему  Лжедмитрием
II, и сохранил за собой богатейшую вотчину, целую область Вагу,  некогда
составлявшую главное личное достояние Годунова, а потом и Шуйского. Вагу
князю щедро определила "шестибоярщина". Юный царь, сидевший на  престоле
еще довольно непрочно, попросту не стал ссориться со столь влиятельным и
богатым магнатом - благо Трубецкой вовремя успел переметнуться в нижего-
родский лагерь (в точности как бывшие члены ЦК КПСС, в одночасье ставшие
виднейшими демократами). Кроме Трубецкого, превеликое  множество  народа
получило от Михаила подтверждение их титулов и  поместий,  неведомыми  и
скользкими путями обретенных в Смутное время.
   Минин получил не особенно и великий чин думного дворянина,  небольшое
поместьице и умер через три года после избрания на  царство  Михаила.  О
дальнейшей судьбе Пожарского лучше всего расскажет  историк  Костомаров:
"Со взятием Москвы оканчивается первостепенная роль Пожарского... Во все
царствование Михаила Федоровича мы не видим Пожарского ни особенно близ-
ким к царю советником, ни главным военачальником:  он  исправляет  более
второстепенные поручения. В 1614-м году он воюет с Лисовским и скоро ос-
тавляет службу по болезни. В 1618-м мы встречаем его в  Боровске  против
Владислава, он здесь не главное лицо, он пропускает  врагов,  не  делает
ничего выходящего из ряда, хотя и не совершает ничего такого, что бы ему
следовало поставить особенно в вину. В 1621-м мы видим  его  управляющим
Разбойным приказом. В 1628-м он назначен был воеводою в Новгород,  но  в
1631-м его сменил там князь Сулешев*, в 1635-м заведовал  Судным  прика-
зом, в 1638-м был воеводою в ПереяславлеРязанском "и. в  следующем  году
был сменен князем Репниным. В остальное время мы встречаем  его  большею
частью в Москве. Он был приглашаем к царскому столу в числе других бояр,
но нельзя сказать, чтобы очень часто, проходили месяцы, когда имя его не
упоминается в числе приглашенных, хотя он находился в Москве... Мы видим
в нем знатного человека, но не из первых, не из влиятельных между  знат-
ными. Уже в 1614-м году, по поводу местничества  с  Борисом  Салтыковым,
царь, "говоря с бояры, велел боярина князя Дмитрия Пожарского вывесть  в
город и велел его князь Дмитрия за бесчестье  боярина  Бориса  Салтыкова
выдать Борису головою".
   * В этот период Пожарский побывал  под  следствием  по  обвинениям  в
присвоении казенных денег, подделке документов и притеснении находивших-
ся под его управлением посадских и волостных людей. Два первых обвинения
признаны не соответствующими действительности, но  третье  подтвердилось
полностью...
   Нужно сказать, что эта "выдача головою" была не столь уж  и  страшным
предприятием. Впрочем, с какой  стороны  посмотреть...  Заключалась  эта
"выдача" в том, что выданный являлся на двор к тому, кому был "выдан го-
ловой" и смиренно стоял там без шапки, а  тот,  кому  беднягу  выдавали,
всячески поносил его во всю глотку, пока не уставал и не исчерпывал  на-
бор бранных эпитетов...
   Вернемся к Костомарову. "Как ни сильны были обычаи  местничества,  но
все-таки из этого видно, что царь не считал за Пожарским особых  великих
заслуг отечеству, которые бы выводили его из ряда других. В  свое  время
не считали его, подобно тому, как считают в наше время, главным  героем,
освободителем и спасителем Руси. В глазах современников это был  человек
"честный" в том смысле, какой это прилагательное имело в  то  время,  но
один из многих честных. Никто не заметил и не передал года его  кончины;
только потому, что с осени 1641-го имя Пожарского перестало  являться  в
дворцовых разрядах, можно заключить, что около этого времени его не ста-
ло на свете. Таким образом, держась строго источников, мы должны  предс-
тавить себе Пожарского совсем не таким лицом, каким мы  привыкли  предс-
тавлять его себе; мы и не замечали, что образ его создан нашим воображе-
нием по скудости источников. Это не более, как  неясная  тень,  подобная
множеству других теней, в виде которых наши источники передали потомству
исторических деятелей того времени".
   Возможно, кого-то эти строчки Способны и шокировать, однако  Костома-
рова вряд ли смогут заподозрить в русофобии даже самые "национально-оза-
боченные" профессиональные патриоты...
   И напоследок вновь обратимся к одной из самых загадочных фигур  русс-
кой истории - человеку, известному под именем Лжедмитрия 1. Эта  "Желез-
ная Маска", вернее, ее загадка, стала увлекать  пытливые  умы  сразу  же
после убийства Лжедмитрия - первые попытки отыскать разгадку  датированы
началом XVII века...
 
   "НАЗВАННЫЙ ДИМИТРИЙ"
 
   Дискуссии и споры о личности первого самозванца самым широким образом
развернулись в России только во второй половине XIX века. Причины понят-
ны: во-первых, до того времени русская историография занималась  главным
образом созданием общей картины отечественной истории,  образно  говоря,
строительством здания, обставлять и  меблировать  которое  можно  только
после окончания стройки (правда, еще во второй половине XVIII в. Милелер
занимался Лжедмитрием I и склонялся к убеждению, что царевич был настоя-
щий). Во-вторых, суровое и не допускавшее "умственных шатаний"  царство-
вание Николая не особенно и располагало к  подобным  упражнениям  фанта-
зии...
   Многие русские историки сто лет назад считали, что самозванец и в са-
мом деле был чудесным образом избежавшим смерти  сыном  Ивана  Грозного.
Эта точка зрения берет начало в XVII в., когда немало иностранных  авто-
ров придерживались именно ее  (Паэрле,  Бареццо-Барецци,  Томас  Смит  и
др.). Однако первым, кто выдвинул версию о подлинности Дмитрия и  горячо
ее отстаивал, был француз Жак Маржерет.
   Маржерет, очевидец и участник Смуты, фигура прелюбопытнейшая. Родился
он в 50-х гг. XVI в. во Франш-Конте, участвовал в религиозных войнах  на
стороне протестантов, потом уехал на Балканы, где воевал  против  турок,
служил в армиях сначала  императора  Священной  Римской  империи,  потом
трансильванского князя, короля Жечи Посполитой, в 1600  г.  завербовался
на службу в Россию, где командовал пехотной  ротой  "иноземного  строя".
Воевал против Лжедмитрия I, после вступления последнего в Москву перешел
к нему на службу, стал начальником одного из отрядов дворцовой  гвардии.
После убийства Лжедмитрия вернулся на родину, где выпустил  книгу  "Сос-
тояние Российской империи и великого  княжества  Московни".  Вернулся  в
Россию, служил Лжедмитрию II, потом гетману  Жулкевскому,  участвовал  в
каких-то загадочных операциях английской разведки на севере России, пос-
ледние десять лет был французским резидентом в Польше и Германии.
   Некоторые злые языки обвиняли его в причастности к  мятежу  Шуйского,
закончившемуся убийством Лжедмитрия 1. Достоверно известно лишь,  что  в
тот день Маржерет по болезни не присутствовал на службе. На мой  взгляд,
эти обвинения совершенно беспочвенны, поскольку никак не  согласуются  с
занятой Маржеретом позицией. Пожалуй, французский искатель удачи - самый
ярый и упорный сторонник подлинности Лжедмитрия.
   Безусловно, не все  его  аргументы  следует  рассматривать  серьезно.
Взять хотя бы такое: "...касательно других  возражений,  что  он  непра-
вильно говорил по-русски, я отвечу, что слышал его спустя немного време-
ни после его приезда в Россию и нахожу, что  он  говорил  по-русски  как
нельзя лучше, разве только, чтобы украсить речь, вставлял порой польские
фразы".
   Вряд ли иностранец, проживший в России  всего  пять  лет,  мог  знать
русский язык настолько безукоризненно, чтобы со  всей  уверенностью  су-
дить, является ли то или иное лицо коренным русским...
   Зато другие теоретические построения Маржерета прямо-таки  невозможно
опровергнуть или обвинить в поверхностности...
   "Говорят еще, что он не соблюдал их религию. Но так же поступают мно-
гие русские, которых я знал, среди прочих некто по имени Посник  Дмитри-
ев, который, побывав с посольством Бориса Федоровича в Дании, узнав  от-
части, что такое религия, по возвращении среди  близких  друзей  открыто
высмеивал невежество московитов".
   Лучше Маржерета, по-моему, еще никто не опроверг версии, будто  Лжед-
митрий был загодя подготовлен поляками и иезуитами, несколько лет воспи-
тывался ими.
   "Какое соображение могло заставить зачинщиков этой  интриги  предпри-
нять такое дело, когда в России не сомневались в убийстве  Дмитрия?  Да-
лее, Борис Федорович правил страной при большем благоденствии, чем любой
из его предшественников, народ почитал и боялся его, как только  возмож-
но; притом, мать названного Дмитрия и многочисленные  родственники  были
живы и могли засвидетельствовать, кто он... Война не была  бы  начата  с
4000 человек и сказанный Дмитрий получил бы, как  я  полагаю,  несколько
советников и опытных людей из польских вельмож, уполномоченных  королем,
чтобы советовать ему в этой войне. Далее, и считаю, что они  помогли  бы
ему деньгами; также неправдоподобно, что, когда он снял  осаду  Новгоро-
да-Северского, его покинули бы большинство поляков..."
   Об иезуитах, якобы "воспитавших" Дмитрия: "Я думаю также, что они  не
смогли бы воспитать его в такой тайне, что кто-нибудь из польского  сей-
ма, а следовательно, и воевода сандомирский, в конце  концов  не  узнали
бы... и если бы он был воспитан иезуитами, они, без сомнения, научили бы
его говорить и читать по-латински... он также больше жаловал бы  сказан-
ных иезуитов, чем он это делал..."
   Аргумент непробиваемый. В самом деле, выше мы уже рассмотрели подроб-
но, как Лжедмитрий "содействовал" папе римскому и  польскому  королю,  -
загодя подготовленная марионетка ни за что не стала бы вести  себя  так.
Достоверно известно, что латинского Лжедмитрий  не  знал,  и  подписывая
послания королю и папе, даже в своем  имени  и  титуле  делал  грубейшие
ошибки:  вместо  "imperator"  -  "in  Perator",  вместо  "Demetrius"   -
"Demiustri"...
   И далее Маржерет подробно рассматривает самое загадочное во всей этой
истории обстоятельство: то, что Лжедмитрий I всегда, во  всем  вел  себя
так, словно свято верил, что он настоящий сын Ивана Грозного и  законный
государь...
   "Его правоту, кажется, достаточно доказывает то, что со  столь  малым
числом людей, что он имел, он решился напасть на огромную страну,  когда
она процветала более  чем  когда-либо,  управляемая  государем  проница-
тельным и внушавшим страх своим подданным; примем во внимание и то,  что
мать Дмитрия и многочисленные оставшиеся в живых родственники  могли  бы
высказать противное, если это не так... Затем рассмотрим его  положение,
когда большинство поляков покинули его;* он отдался в  руки  русских,  в
которых еще не мог быть вполне  уверен,  притом  их  силы  не  превышали
восьми-девяти тысяч человек, из которых большая часть были крестьяне,  и
решился противостоять более чем стотысячной армии..."
   * После первых неудач. - А.Б.
   Конечно, с этими положениями можно спорить - но  чертовски  трудно...
Тем более, что их подкрепляют не менее странные  последующие  события  -
предельно странное ВЕЛИКОДУШИЕ Лжедмитрия.
   Как должен поступить хитрый самозванец, прекрасно знающий сам про се-
бя, что обманывает всех окружающих, - когда он входит в Москву, распола-
гая преданными войсками и в горячке первых дней  воцарения  без  особого
труда способный снести не одну голову?
   Казнить направо и налево, вырубая всех потенциальных смутьянов...  Но
ничего этого не было. Никаких казней. Даже более того  -  когда  Шуйский
стал плести интриги, распространяя слух, что на престоле сидит  самозва-
нец, Лжедмитрий не расправился с ним своей волей, а отдал на суд  боярам
и собору из представителей всех сословий.
   А ведь это был страшный риск - при том, что и в самом деле жива  была
мать Дмитрия, многочисленные родственники царевича, способные переломить
ход судебного разбирательства отнюдь не в пользу самозванца.  Однако  он
поступил, как человек, предельно уверенный в своей правоте. И  ничего  с
этой стороны не боявшийся...
   Когда астраханский архиепископ Феодосии при личной встрече с Лжедмит-
рием стал обличать его в самозванстве,  говоря,  что  подлинный  царевич
давно умер, Лжедмитрий ограничился тем, что... отправил архиепископа под
домашний арест. Так опять-таки мог поступить только  уверенный  в  своей
подлинности человек,  "заигрыванием  с  церковью"  этот  факт  объяснить
нельзя - к тому времени патриархом всея Руси стал ставленник Лжедмитрия,
а прежнего патриарха толпа москвичей вытащила на Лобное место и едва  не
убила. Большинство архиереев признали нового царя (прежний патриарх Иов,
кстати, фигура довольно отталкивающая. Именно он  20  февраля  1607  г.,
послушно выполняя инструкции Шуйского, стал уверять народ,  что  царевич
Димитрий был "убит умыслом Бориса Годунова", хотя в свое время как раз и
поддержал венчание Годунова на царство).
   Наконец, свержение и убийство Лжедмитрия опять-таки несут на себе от-
печаток странной, непонятной торопливости. Я уже писал о том,  что  было
неопровержимо доказано: Гришка Отрепьев и Лжедмитрий I - совершенно раз-
ные люди. Впервые Годунов назвал самозванца " Гришкой Отрепьевым" только
в январе 1805 г. - когда о существовании самозванца  было  известно  уже
несколько лет, когда он со своими отрядами  четыре  месяца  находился  в
пределах России. Полное впечатление, что Годунов едва ли  не  до  самого
последнего момента не знал, кто же такой самозванец...
   Слово Н.И. Костомарову: "Самый способ его  низложения  и  смерти  как
нельзя яснее доказывает, что нельзя было уличить его не  только  в  том,
что он Гришка, но даже и вообще в самозванстве. Зачем было убивать  его?
Почему не поступили с ним именно как он просил: почему не вынесли его на
площадь, не призвали ту, которую он называл своей матерью? Почему не из-
ложили перед народом своих против него обвинений?  Почему,  наконец,  не
призвали матери, братьев и дядю Отрепьева, не  дали  им  с  царем  очной
ставки и не уличили его? Почему не призвали архимандрита Пафнутия  (игу-
мен Чудовского монастыря, где прежде монашествовал Отрепьев - А.Б.),  не
собрали чудовских чернецов и вообще всех знавших  Гришку  и  не  уличили
его? Вот сколько средств, чрезвычайно сил