Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
"святые старцы". Кончилось все Распу-
тиным, приведшим к окончательному краху...
Кроме того, Алиса Гессенская повинна и в другом, не менее фатальном
для империи грехе - она с прямо-таки параноическим упорством старалась
избавиться от маломальски выдающихся государственных деятелей, "затме-
вавших" ее ничтожного супруга. И проталкивала поближе к трону вовсе уж
явные ничтожества...
Знаменитый русский военный теоретик Драгомиров оставил убийственное
высказывание о Николае II: "СИДЕТЬ на престоле годен, но СТОЯТЬ во главе
России неспособен". Министр иностранных дел Н.П. Дурново считал, что Ни-
колай "обладает средним образованием гвардейского полковника хорошего
семейства", что маловато для человека, стоящего во главе империи... Не
менее категоричен известный юрист Кони: "Его взгляд на себя, как на про-
виденциального помазанника божия, вызывал в нем подчас приливы такой са-
моуверенности, что ставились им в ничто все советы и предостережения тех
немногих честных людей, которые еще обнаруживались в его окружении". Он
же писал о царе: "Трусость и предательство прошли красной нитью через
всю его жизнь, через все его царствование, и в этом, а не в недостатке
ума и воли, надо искать некоторые из причин того, чем закончились для
него и то, и другое". Это написано за год до расстрела царской семьи в
Екатеринбурге. Не недостаток ума, а "отсутствие сердца и связанное с
этим отсутствие чувства собственного достоинства, - писал Кони, - в ре-
зультате которого он среди унижений и несчастья всех близко окружающих
продолжает влачить свою жалкую жизнь, не сумев погибнуть с честью".
Британский премьер-министр Ллойд-Джордж не менее категоричен: Рос-
сийская империя была "ковчегом, у которого полностью отсутствовали море-
ходные качества. Весь его остов прогнил, и экипаж был не лучше. Капитан
годился только для прогулочной яхты в спокойных водах, а штурман выби-
рался его женой, отдыхавшей на кушетке в каюте". Николая англичанин ха-
рактеризовал как "корону без головы... конец был трагическим, но за эту
трагедию страна не может нести ответственность ни в коем случае". Даже
питающий к Николаю самый горячий пиетет Роберт Мэсси не выдерживает: "В
ходе войны народ хотел не революции, а только реформ. Но Александра, по-
буждаемая Распутиным, страстно протестовала против всякого умаления
царской власти. Уступая жене, борясь за спасение самодержавия и отрицая
все доводы в пользу ответственного перед народом правительства, Николай
сделал революцию и конечный триумф Ленина неизбежными" [131].
Малоизвестный факт, кажется, не имевший аналогов в мировой практике:
в свое время русская полиция... конфисковала тираж книги "Полное собра-
ние речей императора Николая II за 1894-1906 годы"! Собранные вместе,
речи и резолюции императора производили столь невыгодное, даже дискреди-
тирующее впечатление, что книгу пришлось срочно изымать из обращения...
Как-то забылось, что ближайшие родственники Николая сделали для диск-
редитации русской монархии гораздо больше, чем все листовки кучки
большевиков... Великие князья не чурались спекуляции, финансовых афер,
прямого казнокрадства. Александр Михайлович нагрел себе руки на знамени-
той авантюре с "концессией Безобразова" в Маньчжурии, прикарманил огром-
ные суммы, которые должны были идти на постройку военных кораблей, в го-
ды первой мировой войны нажил состояние на торговле спиртным (при том,
что она была прямо запрещена). Михаил Николаевич спекулировал земельными
участками на Кавказе. "Высочайший шеф" русского флота Алексей Александ-
рович присвоил миллионы рублей из казенных сумм флота и средств Красного
Креста. Современник писал: "В карманах честного Алексея уместилось нес-
колько броненосцев и пара миллионов Красного Креста, причем он весьма
остроумно преподнес балерине, которая была его любовницей, чудесный
красный крест из рубинов, и она надела его в тот самый день, когда стало
известно о недочете в два миллиона".
На фоне этих субъектов, пользовавшихся полной безнаказанностью, сущим
ангелочком выглядит Николай Константинович, который всего-навсего, слов-
но гимназист, украл у матери бриллианты для своей любовницы-певички. По-
журен и отправлен в Ташкент...
Собственно говоря, Николай далеко не первый монарх, печально просла-
вившийся полнейшим ничтожеством. Бывали и почище. Однако в иных случаях
положение спасал "могучий ум при слабом государе". Столь же ничтожный
Людовик XIII сохранил достаточно ума, чтобы фактически передать власть в
руки кардинала Ришелье, незауряднейшего государственного деятеля.
Однако Николай - и побуждаемый женой, и по своей инициативе - реши-
тельно избавлялся от всех мало-мальски выдающихся министров. В 1906 г.
произошло событие, до сих пор не оцененное по достоинству: увольнение в
отставку министра финансов, а позже Председателя Совета Министров С.Ю.
Витте. Именно Витте провел в жизнь реформы, обеспечившие конвертируе-
мость русского рубля, ввел золотую валюту. При нем рубль полностью обес-
печивался золотым содержанием. Еще несколько лет упорной работы в том же
направлении могли вывести Россию из тупика - но Витте был чересчур неза-
уряден, а потому отправлен в отставку. Кстати, поминавшееся выше от-
сутствие смелости привело к тому, что у царя вошло в обычай отделываться
от министров довольно подленьким способом - вызвав и обласкав того или
иного сановника, Николай отправлял его, заверяя в своей полной благоск-
лонности, но буквально назавтра же появлялся дворцовый фельдъегерь с вы-
сочайшим указом об отставке. "Он смотрел на своих министров, как на
простых приказчиков", - вспоминает очевидец. Слишком активный и инициа-
тивный человек всегда был подозрителен. Назначая премьер-министром Ко-
ковцова, царь спросил прямо: "Надеюсь, вы не будете меня заслонять так,
как это делал Столыпин?"
Вот, кстати, о Столыпине... У нас в последние годы принято ссылаться
на его реформы, как на спасительные для России. Стало прямо-таки хорошим
тоном сокрушаться о гибели Столыпина, с пеной у рта заверяя: останься он
в живых, Россия процветала бы...
Позвольте не поверить. Во-первых, почитатели Столыпина как-то совер-
шенно упускают из виду, что к моменту убийства премьера он фактически
был уже политическим трупом. Его уход в отставку был делом решенным,
вопросом считанных дней. Как раз оттого, что царь не терпел "заслоняв-
ших" его... И можно говорить с железной уверенностью: после отставки
Столыпина его реформы были бы моментально свернуты, точно так, как это
произошло после убийства.
Кем было организовано убийство, не сомневались уже тогда. Сказочка о
"злокозненном жиде Мордке", по собственному-де хотению (вариант: по воле
некоего жидомасонского центра) убившем "спасителя России", - байки для
убогих. Столыпин был неугоден дворцовым консерваторам даже больше, неже-
ли большевикам и иным революционерам. Деникин писал: "Слева Столыпина
считали реакционером, справа (придворные круги, правый сектор Госу-
дарственного Совета, объединенное дворянство) - опасным революционером"
[58]. Хозяйка знаменитого светского салона, дочь егермейстера двора А.
Богданович писала в своем дневнике: "...Столыпина, убитого никем иным,
как охраной" [14]. Светская дама лишь зафиксировала на бумаге то, что
говорили совершенно открыто. Оставшись бы в живых, Столыпин ничего уже
не смог спасти - поскольку царь и его тупое окружение цеплялось за "ста-
рину" и прямо-таки вырубало всех, кто мог их, убогих, спасти...
Между прочим, есть еще малоизвестная, но любопытнейшая точка зрения
на столыпинские реформы митрополита Вениамина (Федченкова), происходив-
шего из крестьянской семьи и знавшего обстановку в деревне не понаслыш-
ке: "Ему (Столыпину - А.Б.) приписывалась некоторыми будто бы гениальная
спасительная идея земледельческой системы, так называемого "хуторского"
хозяйства; это, по его мнению, должно было укрепить собственнические
чувства у крестьян-хуторян и пресечь таким образом революционное броже-
ние... Не знаю, верно ли я сформулировал его идею. Тогда я жил в селе и
отчетливо видел, что народ - против нее. И причина была простая. Из су-
ществующей площади - даже если бы отнять все другие земли: удельные, по-
мещичьи, церковные и монастырские - нельзя было наделить все миллионы
крестьян восьмидесятидесятинными хуторами, да и за них нужно было бы
выплачивать. Значит, из более зажиточных мужиков выделилась бы маленькая
группочка новых "владельцев", а массы остались бы по-прежнему малозе-
мельными. В душах же народа лишь увеличилось бы чувство вражды к приви-
легиям новых "богачей" [33].
Подтвердить или опровергнуть эти высказывания просто: достаточно
взять сохранившиеся дореволюционные статистические справочники и проде-
лать нехитрые расчеты. Довольно быстро можно будет выяснить, прав митро-
полит или ошибался...
"Хутора в народе проваливались, - писал он далее. - В нашей округе
едва ли нашлось три-четыре семьи, выселившиеся на хутора. Дело замерло,
оно было искусственное и ненормальное".
Другими словами, есть разные точки зрения на реформы Столыпина, и за-
бывать об этом не след.
Как не стоит забывать и о провалившемся "плане Кутлера". Николай Ни-
колаевич Кутлер (1859-1924) - русский государственный и политический де-
ятель, юрист по образованию. В 1905-1906 годах, занимая пост главноуп-
равляющего землеустройством и земледелием, он подготовил проект отчужде-
ния частновладельческих земель в пользу крестьянства. Кутлер и два его
соавтора (профессор-экономист Кауфман и директор департамента госу-
дарственных имуществ Риттих) предлагали передать крестьянам 25 миллионов
десятин государственных и помещичьих пахотных земель - задолго до Столы-
пина. Несмотря на то, что предусматривалось взыскание с крестьянства ог-
ромного выкупа, даже превосходившего платежи реформы 1861 г., несмотря
на то, что к передаче крестьянам были намечены в основном земли "впусте
лежащие, а также земли, обычно сдаваемые владельцами в аренду", Николай
II отклонил проект. С.Ю. Витте, в то время еще остававшийся главой пра-
вительства, поддержал Кутлера, представив царю доклад со следующей при-
мечательной фразой: "Представляется предпочтительным для помещиков пос-
тупиться частью земли и обеспечить за собой владение остальной землей,
нежели лишиться всего". Николай поставил две резолюции: "Частная
собственность должна остаться неприкосновенной", "Кутлера с его должнос-
ти сместить".
Стоит ли удивляться, что после революции Кутлер перешел к большевикам
и работал в Наркомфине и в правлении Госбанка? Стоит ли удивляться, что
с 1908 по 1913 г. в стране было зарегистрировано около двадцати двух ты-
сяч (!) крестьянских выступлений? Винить в этом кучку большевиков неле-
по. Продолжался старый, как мир, спор меж землепашцем и феодалом - при-
чем феодал был настолько туп, что сопротивлялся любым переменам, своими
руками вырыв себе могилу...
Опять-таки в последние годы укрепилось ничего общего не имеющее с ис-
торической правдой убеждение, будто "русский крестьянин кормил всю Евро-
пу, продавая за границу зерно".
Более нелепое утверждение трудно себе представить - поскольку сохра-
нилось множество справочников, энциклопедий, мемуаров, свидетельствую-
щих, кто именно "кормил Европу".
Крестьянин-единоличник здесь совершенно ни при чем. В се до единого
зернышка, вывозимое на экспорт, было произведено в хозяйствах южнорусс-
ких и новороссийских помещиков. Как говорят на Западе - латифундистов.
Вывозимое зерно было собрано с помощью наемной рабочей силы и передовой
по тому времени сельскохозяйственной техники - и то, и другое могли себе
позволить лишь крупные помещики. Латифундисты. Владельцы "агропромышлен-
ных комплексов". "Фермер" здесь ни при чем. Да и не было в России "фер-
меров"... Ферма" - это отдельно расположенное крестьянское хозяйство,
по-русски - хутор. В России же, как во многих других странах, были де-
ревни - места компактного проживания земледельцев, окруженные полями.
"Ферма" и "деревня" - совершенно разные вещи...
Вернемся к крестьянам-единоличникам. Они как раз никакого зерна в Ев-
ропу не вывозили и не могли вывозить - по той простой причине, что из-за
малого количества земли и почти первобытного уровня ее обработки не спо-
собны были производить излишки.
"И я не тому дивлюсь, что бывали восстания крестьян, а нужно дивиться
тому, что их было все же очень мало", - пишет митрополит Вениамин.
Русская деревня до революции хронически голодала - это непреложная
истина, опровергающая сказочки о "кисельных берегах". Надежным свидете-
лем может послужить автор написанных в эмиграции воспоминаний А.Н. Нау-
мов, бывший в 1915-1916 гг. министром земледелия. Он участвовал в борьбе
с "самарским голодом" еще в конце прошлого века, когда "небывалые недо-
роды 1897-1898 гг. повлекли за собой почти повсеместное недоедание, а в
ряде районов настоящий голод с его последствиями - цингой и тифом". "Что
же мне пришлось увидеть? Россия фактически не вылезает из состояния го-
лода то в одной, то в другой губернии, как до войны, так и во время вой-
ны". Видный сановник Ламздорф оставил схожие воспоминания: "От просящих
хлеба нет прохода. Окружают повсюду толпой. Картина душераздирающая. На
почве голода тиф и цинга". Мало того, министр иностранных дел Гире "в
ужасе от того, как относятся к бедствию государь и интимный круг импера-
торской семьи". Царь... не верит, что есть голод! За завтраком в тесном
кругу "он говорит о голоде почти со смехом". Находит, что раздаваемые
пособия только деморализуют народ, вышучивает тех, кто уезжает в губер-
нии, чтобы наладить помощь. Такое отношение к бедствию "разделяется,
по-видимому, всей семьей".
Когда общественность сама пыталась организовать хоть какую-то помощь,
этому мешали те же сановники. Полковник А.А. фон Вендрих, инспектор ми-
нистерства путей сообщения и фаворит царя, посланный особоуполномоченным
в пострадавшие от голода районы, дезорганизовал грузовое движение на
центральных магистралях, загнал в тупик одиннадцать тысяч вагонов с зер-
ном, шесть с половиной миллионов пудов подмокли и стали гнить.
Доложили царю. Николай раздраженно отмахнулся: "Не говорите о нем
вздора, это достойный офицер. Всяких побирающихся будет много, а таких
верных людей, как Вендрих, раз-два и обчелся".
Вендрих просто гноил отправленный голодающим хлеб. Алабин, председа-
тель Самарской губернской земской управы, получив крупные взятки от хле-
боторговцев, отправил голодающим гнилую муку, а в другие районы - зерно
с примесью ядовитых семян куколя и других сорняков.
Начались эпидемии, люди гибли от отравления. Алабина отдали под суд,
но оправдали ввиду "неумелости".
Еще один фаворит царя, товарищ министра внутренних дел Гурко, которо-
му было поручено создать резерв зерна, за взятку переуступил свои полно-
мочия иностранцу Лидвалю - а тот вообще сорвал поставки. Наумов, говоря
о голоде, особо подчеркивал "неподготовленность административных верхов,
их неспособность обеспечить снабжение, учет и размещение по стране имею-
щихся запасов". Так стоит ли удивляться, что по всей стране горели поме-
щичьи усадьбы и идиллические "дворянские гнезда"?
О "готовности" России к первой мировой войне авторитетно может пове-
дать А.И. Деникин: "Положение русских армии и флота после японской вой-
ны, истощившей материальные запасы, обнаружившей недочеты в организации,
обучении и управлении, было поистине угрожающим. По признанию военных
авторитетов, армия вообще до 1910 г. оставалась в полном смысле слова
беспомощной. Только в самые последние перед войной годы (19101914) рабо-
та по восстановлению и реорганизации русских вооруженных сил подняла их
значительно, но в техническом и материальном отношении совершенно недос-
таточно. Закон о постройке флота прошел только в 1912 году.
Так называемая "Большая программа", которая должна была значительно
усилить армию, была утверждена лишь... в марте 1914 г. Так что ничего
существенного из этой программы осуществить не удалось: корпуса вышли на
войну, имея от 108 до 124 орудий против 160 немецких и почти не имея тя-
желой артиллерии и запаса ружей".
В числе главных причин этого Деникин называет "нашу инертность, бю-
рократическую волокиту, бездарность военного министра Сухомлинова - "со-
вершенно невежественного в военном деле".
Ситуация усугублялась еще и тем, что русская армия то и дело шла в
наступление совершенно не подготовившись - поскольку союзники, терпевшие
поражение за поражением, панически просили помочь, и полк за полком ло-
жился костьми, спасая "цивилизованных" французов и англичан...
По исконному российскому обычаю, когда дела шли плохо, вместо крити-
ческого и беспристрастного анализа в пожарном темпе выискивали "изменни-
ков" и "супостатов". Иная клевета, родившаяся в начале первой мировой,
не умерла до нашего времени...
И советские историки, и антисоветски настроенные эмигранты частенько
прохаживались в адрес "изменника и предателя" генерала Ренненкампфа,
якобы главного виновника сокрушительного поражения армии генерала Самсо-
нова в Мазурских болотах. Главный упор, как легко догадаться, делался на
немецкое происхождение Ренненкампфа - других доказательств попросту не
было.
Однако А.И. Деникин дает совершенно иную картину событий, безогово-
рочно реабилитируя Ренненкампфа, к которому относился с большим уважени-
ем, и возлагает вину на самого Самсонова, допустившего ряд серьезнейших
промахов. И нашедшего в себе силы застрелиться после гибели своей ар-
мии...
Кстати, в одном из крупных поражений русских войск в Карпатах был
прямо повинен генерал Брусилов, но впоследствии, уже служа у красных,
свалил все на генерала Корнилова, прекрасно понимая, что опровергнуть
его ложь никто не в состоянии...
Принято считать, что к Февральской революции положение на фронтах на-
ладилось. Больше стало пушек, снарядов, другой военной техники. В подт-
верждение любят цитировать и Черчилля, и Деникина.
Все так. Однако при этом упускается из виду одна простая вещь: готов-
ность к успешному продолжению военных действий вовсе не означает автома-
тически, что в государстве все благополучно, что оно здорово. Лучше всех
в Европе в 1939 г. к большой войне оказалась подготовленной Германия -
но свидетельствует ли это о здоровье государственного организма и нации?
Скорее наоборот...
Воз увяз в трясине. Монархия в феврале рухнула. Многозначительная де-
таль: петербургский градоначальник генерал Хабалов, которому было пору-
чено подавить беспорядки, даже не в состоянии был напечатать увещевающие
воззвания. С превеликими трудами выпустив несколько экземпляров листо-
вок, послал городовых наклеить их "гдe-нибудь". Дальше ехать некуда...
Шульгин писал: "Дело было в том, что во всем этом огромном городе нельзя
было найти несколько сотен людей, которые бы сочувствовали власти... и
даже не в этом... Дело было в том, что власть сама себе не сочувствова-
ла. Не было, в сущности, ни одного министра, который верил бы в себя и в
то, что он делает" [215].
Ставка Николая на бездарности ничем другим закончиться и не могла...
Столыпин сказал однажды: "Никто не может отнять у русского государя свя-
щенное право и обязанность спасать в дни тяжелых испытаний богом вручен-
ную ему державу". Но дело как раз в том, что Николай сам, добровольно,
снял с себя это право. "Отрекся, как роту сдал", - не без брезгливости
замечает Шульгин.
Можно, конечно, сваливать все на измену командующих фронтами. В самом
деле, все они, поголовно, на вопрос о желательности отречения ответили
положительно: великий князь Николай Николаевич (Кавказский фро