для  поставок
оружия  революционным  движениям  в  Латинской  Америке  и  для   подготовки
партизан.  Революционные  вожди  добирались  до  кубинского   посольства   в
Сантьяго, пользуясь фальшивыми документами, которыми их снабжало ДГИ.  Денег
они получали немного - ДГИ считало, что они сами должны добывать средства  с
помощью ограблений банков и похищений людей с целью получения выкупа. (108)
   Своей международной репутацией Альенде,  как  и  Кастро,  во  многом  был
обязан  чрезмерной  реакции  Вашингтона.  За  три   года,   предшествовавших
свержению и гибели Альенде во время военного переворота в  1973  году,  ЦРУ,
действуя по указанию Белого дома, потратило  восемь  миллионов  долларов  на
дестабилизацию его режима. Хотя ЦРУ  не  было  непосредственно  причастно  к
перевороту,  похоже,  ему  было  заранее  обо  всем  известно,   и   поэтому
неудивительно, что вину за переворот возложили на ЦРУ. (109) На КГБ  Альенде
не произвел такого большого впечатления, как на  ЦРУ.  К  концу  1972  года,
когда чилийская экономика находилась  в  критической  ситуации,  КГБ  весьма
пессимистически оценивал перспективы Альенде. (110)  Такое  же  отношение  к
нему было и в Кремле. В то время, как кубинцам выдавались все новые и  новые
кредиты,  от  Альенде  просто-напросто  отмахнулись,  предоставив  ему  лишь
символическую  помощь  и  наградив  его  Ленинской   премией   Мира.   (111)
Трагическая гибель Альенде во время военного переворота в сентябре 1973 года
(до сих пор не известно, было ли это убийство или самоубийство) восстановила
его репутацию  в  Москве.  Там  главу  обанкротившегося  режима  представили
жертвой антиимпериалистической борьбы, а за  ЦРУ  закрепилась  дурная  слава
организатора подрывных операций и покушений на  прогрессивных  лидеров.  Эта
слава при определенной помощи Центра могла бы продержаться в третьем мире до
конца века. (113)
   В начале семидесятых годов  Кастро  начал  претендовать  на  лидерство  в
третьем мире. В мае 1972 года он вылетел  из  Гаваны  на  своем  авиалайнере
"Ил-62" в двухмесячную  поездку  по  десяти  странам  на  двух  континентах,
которая  должна  была  завершиться  первым  после   восьмилетнего   перерыва
посещением Советского Союза. (114) Кастро был "гвоздем программы"  Четвертой
конференции неприсоединившихся стран, проходившей  в  Алжире  в  1973  году,
выступив в поддержку советского курса с таким красноречием, какого  не  смог
бы продемонстрировать никакой советский представитель. Алжир, поддерживавший
традиционную    политику    неприсоединения,    основанную    на    принципе
равноудаленности  от  Запада   и   Востока,   придерживался   теории   "двух
империализмов"  -  капиталистического   и   социалистического.   Кастро   же
настаивал, что социалистические страны - естественные и необходимые союзники
неприсоединившихся государств:
   "Как  можно  на  Советский  Союз  клеить  ярлык  империализма?  Разве  он
участвует в транснациональных корпорациях? Разве  ему  принадлежат  фабрики,
шахты,  нефтяные  месторождения  в  развивающемся   мире?   Разве   есть   в
какой-нибудь стране Азии, Африки или Латинской Америки  хоть  один  рабочий,
которого бы эксплуатировал советский капитал?
   ... Только теснейший  союз  всех  прогрессивных  сил  мира  позволит  нам
преодолеть все еще мощные силы империализма, колониализма, неоколониализма и
расизма, успешно бороться за мир и справедливость, к которым  стремятся  все
народы мира. " (113)
   В конце концов на коммунистический блок не был навешен империалистический
ярлык, чего не удалось избежать "агрессивному империализму" Запада,  который
был заклеймен на  конференции  как  "самое  серьезное  препятствие  на  пути
развивающихся стран к освобождению и прогрессу. " Кроме роли самого горячего
сторонника Советского Союза в третьем мире, Кубе  предстояло  в  семидесятых
годах играть все более активную роль в советских разведывательных и  военных
операциях. (116)
 
   X X X
 
   При Брежневе проникновение советского блока в высшие эшелоны  иностранных
государственных, разведывательных и  военных  структур  в  целом  шло  более
успешно в третьем мире, чем на Западе. Исключение составляла, пожалуй,  лишь
Федеративная Республика Германия из-за тех уникальных возможностей,  которые
предоставляло КГБ существование двух германских государств  и  особенно  его
восточногерманский союзник ГУР во главе с Маркусом Вольфом.
   8  октября  1968  года  западногерманский  контр-адмирал  Герман   Людке,
заместитель начальника службы тыла НАТО,  которому  в  силу  его  служебного
положения  были  известны  места   базирования   нескольких   тысяч   единиц
тактического  ядерного  оружия,  покончил  с  собой  после  того,  как  были
обнаружены фотографии совершенно секретных натовских  документов,  сделанные
им с помощью фотоаппарата "Минске". В тот же  день  застрелился  друг  Людке
генерал-майор  Хорст  Вендланд,  заместитель  начальника   БНД.   (117)   По
официальной версии, Вендланд покончил с собой по  "личным  мотивам".  Однако
чешский перебежчик позднее  сообщил,  что  Вендланд  сотрудничал  с  СТБ.  В
течение нескольких недель  после  этого  покончили  с  собой  еще  несколько
человек, в том  числе  полковник  Иоганн  Хенк,  начальник  мобилизационного
управления боннского Министерства обороны, и Ганс  Шенк,  высокопоставленный
сотрудник  Министерства  экономики.  (118)  Одновременно  на  Восток  бежали
несколько крупных ученых и физиков, приехавших в свое  время  из  Германской
Демократической Республики и занимавшихся научно-техническим шпионажем.  При
аресте одного из оставшихся - доктора Гарольда Готтфрида из  центра  ядерных
исследований  в  Карлеруэ  -  у  него  обнаружили  800   страниц   секретных
документов.
   Тем временем вовсю продолжалось задуманное Маркусом Вольфом  "наступление
на секретарш".  В  1967  году  Леонора  Сюттерляйн,  секретарша  в  боннском
Министерстве иностранных дел, была осуждена за то, что передала КГБ  3.  500
секретных документов через своего мужа Хайнца. Узнав, что Хайнц был  агентом
КГБ и женился на ней только в  целях  вербовки,  она  покончила  с  собой  в
тюремной камере.  (119)  Среди  осужденных  за  шпионаж  секретарш,  которые
работали на ГУР, были Ирэна Шульц (1970 г. ) из Министерства науки  и  Герда
Шретер (1973 г. ) из западногерманского посольства в  Варшаве.  Внедрение  в
политические структуры осуществлялось и на гораздо более высоком уровне.  Не
один высокопоставленный политик из СДПГ регулярно встречался  с  сотрудником
КГБ, работающим под дипломатической "крышей", который убеждал их, что  в  их
силах смягчить восточную политику. Самым важным агентом ГУР  в  Федеративной
Республике был Гюнтер Гильом, личный помощник канцлера Вилли Брандта с  1970
по 1974 год. Гильом имел возможность держать Маркуса Вольфа, а через него  и
Московский центр в курсе всех дел, касавшихся выработки  восточной  политики
Бонна и отношений Бонна с Вашингтоном. Он также поставлял большое количество
информации о  НАТО  и  западногерманской  службе  безопасности  (Федеральном
ведомстве по охране конституции). (120)
 
   X X X
 
   Что же касается "главного противника" - США и  его  главного  союзника  -
Великобритании, КГБ не смог  завербовать  там  агентов  такого  уровня,  как
Людке, Вендланд и Гильом. Резидентуры КГБ  в  этих  странах  вербовали  лишь
агентов низкого и среднего уровня, которые, правда, имели  доступ  к  важным
секретам. В Англии Московский  центр  открыл  в  семидесятых  годах  простой
способ, который позволял улучшить условия  работы.  При  четырех  резидентах
подряд  -  Николае  Григорьевиче  Багричеве  (1962-1964   гг.   ),   Михаиле
Тимофеевиче Чижове (1964-1966 гг.  ),  Михаиле  Ивановиче  Лопатине  (и.  о.
резидента с 1966 по 1967 гг. ) и Юрии Николаевиче Воронине (1967-1971 гг.  )
-  резидентура  неуклонно  расширялась.  С  1960  по  1970  год  численность
сотрудников КГБ и ГРУ в Лондоне возросла примерно с  50  до  120  человек  и
превысила размер резидентуры в США (не считая ООН) или в любой другой стране
Запада. Разведслужбы стран советского блока  в  Великобритании  тоже  быстро
разрастались. Идея просто-напросто заключалась в том, чтобы наводнить страну
таким количеством разведчиков, что МИ5, которая и  так  работала  с  большим
напряжением, просто не в состоянии была бы держать их всех  под  эффективным
наблюдением. (121) Когда сотрудник СТБ Йозеф  Фролик  получал  назначение  в
Лондон в 1964 году, ему сказали, что  "британские  службы  испытывают  такой
дефицит  сил  и  средств,  что  сбросить  их  с  хвоста  будет  сравнительно
несложно". (122) В 1967 году, когда резидентом стал Воронин, условия  работы
еще больше улучшились после того, как одному из его  сотрудников  Владиславу
Славину удалось завербовать клерка в отделе  учета  транспортных  средств  в
Совете Большого  Лондона  -  Сириоджа  Хусейна  Абдулкадера,  которому  были
известны номера всех машин МИ5 и Специальной службы Департамента  уголовного
розыска. Несколько хитроумных операций МИ5  по  мобильному  наблюдению  были
сорваны  из-за  того,  что  чекисты  без  труда  определяли,  какие   машины
используются в операции. (123)
   Самое  большое  количество  агентов,   завербованных   и   контролируемых
лондонской   резидентурой   в   эпоху   Брежнева,   было   задействовано   в
научно-технической разведке, особенно в военных отраслях. Главный специалист
резидентуры в этой области в середине семидесятых  Михаил  Иванович  Лопатин
стал в 1967 году одним из основателей нового Управления Т в составе  Первого
главного  управления,  которое  занималось  научно-технической  разведкой  и
пользовалось  услугами  сотрудников  линии  X  в  зарубежных   резидентурах.
Начальником линии X в Лондоне с начала 1968 до лета  1971  года,  когда  его
выслали из страны, был Лев Николаевич Шерстнев, очень жесткий, но приятный в
общении  инженер,  который  почти  безукоризненно  говорил  по-английски   с
канадским акцентом и имел слабость к западным аудиосистемам.  Кроме  штатных
сотрудников резидентур КГБ и ГРУ, Управление  Т  и  ГРУ  также  использовали
своих  людей,  которые  направлялись  за  границу  под   видом   сотрудников
советского торгпредства.  Кроме  того,  они  прибегали  к  помощи  советских
студентов,  обучавшихся  в  университетах  Великобритании.  В  засекреченных
анналах истории Управления Т  есть  упоминания  и  о  значительных  успехах,
которые были достигнуты в шестидесятые годы в ряде областей  промышленной  и
оборонной технологии. Среди них  -  новейшие  образцы  электронной  техники,
компьютеры,   химические   продукты   тонкого   органического   синтеза    и
аэрокосмическая техника. (124)
   МИ5 было довольно трудно справиться с  этим  взрывом  научно-технического
шпионажа не только из-за нехватки сил  и  средств,  но  и  из-за  сложностей
судебно-процессуального порядка, которые  по  вполне  понятным  причинам  не
афишировались. Если агенты не делали официального признания или если  их  не
ловили с поличным при передаче материалов,  добиться  признания  подсудимого
виновным было, как правило, невозможно. Эти сложности наглядно проявились  в
1963 году во время процесса над доктором Джузеппе  Мартелли,  тридцатилетним
физиком, который в течение года до суда работал в лаборатории Управления  по
атомной энергетике в  Калхэме.  Арестован  он  был  на  основании  показаний
перебежчика из КГБ; при аресте  у  него  были  обнаружены  записи  встреч  с
Николаем Карпековым и  другими  сотрудниками  КГБ,  частично  использованный
комплект  одноразовых  шифрблокнотов,  спрятанный  в   искусно   сработанном
портсигаре, а также инструкции по пересъемке документов. Но то, что  у  него
имелись  шпионские  принадлежности,   еще   не   является   само   по   себе
преступлением, к тому же официально Мартелли не  имел  доступа  к  секретным
сведениям, хотя и общался с людьми, которые  такой  доступ  имели.  Мартелли
признался, что встречался с Карпековым, но заявил, что это  ему  было  нужно
для того, чтобы  осуществить  хитроумный  план  и  спутать  карты  советских
агентов, которые пытались его шантажировать. Суд  вынес  ему  оправдательный
приговор. (125)
   В 1965 году еще одно дело  о  научном  шпионаже  закончилось  оправданием
подсудимого.  Альфреда  Робертса,  сотрудника  завода  компании  "Кодак"   в
Уилдстоуне, и его сослуживца Джеффри Конуэя, которого он  якобы  завербовал,
обвинили в том, что  они  продали  технологию  антистатического  покрытия  и
детали   других   технологических   процессов,   которые   применяются   при
производстве пленки, восточногерманскому ГУР. Поскольку никаких  официальных
секретов в деле замешано не было, их обвинили только в  нарушении  закона  о
коррупции. Но после того, как главный  свидетель  на  суде  доктор  Жан-Поль
Супэр, химик-технолог и двойной (тройной?) агент, который  работал  на  ГУР,
КГБ и бельгийскую разведку и утверждал,  что  имел  дело  с  Робертсом,  был
уличен во лжи во время искусно проведенного перекрестного допроса, дело было
прекращено. (126)
   Можно предположить, что большинство дел  о  научно-техническом  шпионаже,
расследованием которых занималась МИ5, вообще не попало в суд, так как очень
трудно  было  собрать  необходимые  улики.  Зачастую  сведения,   сообщенные
перебежчиками, в расчет не принимались. Как бы убедительно они ни звучали за
стенами суда, в суде их рассматривали лишь как показания  с  чужих  слов.  В
тайной летописи Управления Т агенты редко называются по именам, но все равно
из нее явствует, что те дела, по которым все же были вынесены  обвинительные
приговоры, - только верхушка айсберга. (127)
   В первые годы эпохи Брежнева было три дела, когда шпионы  были  осуждены,
причем во всех трех  случаях  речь  шла  о  людях,  испытывавших  финансовые
затруднения, которые работали из корыстных побуждений и успешно использовали
промахи   системы    безопасности.    В    1965    году    Фрэнк    Боссард,
пятидесятидвухлетний проектировщик из Министерства авиации, получил  21  год
тюрьмы за передачу  ГРУ  секретов  разработки  управляемой  ракеты.  Как  он
утверждал,  его  завербовал  за  четыре  года  до  этого  оператор,  который
представился Гордоном. Познакомились они в пивной "Красный лев" на Дюк Стрит
в Лондоне - оба увлекались нумизматикой. Через несколько дней  после  первой
встречи Гордон  заплатил  Боссарду  200  фунтов  стерлингов.  Скорее  всего,
Боссард сам предложил свои услуги за несколько месяцев  до  того.  Он  редко
встречался со своим оператором Иваном Петровичем Глазковым. Раз в два месяца
он оставлял пленку с отснятыми секретными  документами  в  одном  из  десяти
"почтовых ящиков" и забирал  различные  суммы  -  один  раз  2.  000  фунтов
наличными. Каким почтовым ящиком надо пользоваться, ему сообщали  с  помощью
записей, таких, как, например, "Танец с саблями" или "Подмосковные  вечера",
которые в первые вторник и среду каждого месяца  транслировались  английской
службой, московского радио. В экстренных случаях передавалась "Дубинушка", и
это означало,  что  операция  временно  приостановлена.  Следствие  по  делу
Боссарда, начатое после его ареста, пролило свет на его преступное  прошлое,
которое в свое время  не  было  до  конца  расследовано.  В  1934  году  его
приговорили к шести месяцам  исправительно-трудовых  работ  за  то,  что  по
фальшивым чекам он скупал часы, а потом сдавал их в ломбард. (128)
   В  1968  году  Дуглас  Бриттен,  старший  техник  британских   ВВС,   был
приговорен, как и Боссард, к 21 году тюрьмы. В течение шести лет  вплоть  до
своего ареста он передавал совершенно секретную информацию  с  засекреченных
объектов связи ВВС на Кипре и в Линкольншире. Его  завербовал  в  1963  году
сотрудник КГБ, который назвался Юрием. Юрий подошел к Бриттену в Музее  наук
в Кенсингтоне, обратился к нему, назвав его позывные "Гольф - Три -  Кило  -
Фокстрот - Лима", и сказал, что  он  его  коллега-радиолюбитель.  Через  два
месяца Бриттен получил назначение на  Кипр  и  начал  передавать  информацию
местному оператору. Когда он попытался прервать  контакт,  оператор  показал
ему фотографию, на которой Бриттен был снят в момент получения  денег,  и  с
помощью шантажа заставил продолжить работу. В 1966 году Бриттена перевели на
базу ВВС Дигби в  Линкольншире.  Там  с  ним  связался  новый  оператор  КГБ
Александр Иванович Бондаренко. В ходе расследования, проведенного  комиссией
по вопросам безопасности после того, как Бриттен был осужден  в  1968  году,
выяснилось, что у него были серьезные финансовые проблемы. Кстати, небольшое
разбирательство состоялось еще на Кипре, когда  он  задолжал  в  гарнизонной
лавке, и его жена пожаловалась, что у него роман с танцовщицей из кабаре. По
возвращении на базу ВВС Дигби у него возникли еще более  серьезные  проблемы
после того, как банк не  оплатил  несколько  чеков,  которые  он  выписал  в
сержантском клубе и в местной автомастерской, из-за отсутствия денег на  его
счете.  Комиссия  по  вопросам  безопасности  заключила,  что  Бриттен   был
"неплохим актером и  законченным  лжецом.  Если  такой  человек  решится  на
измену, службам безопасности будет совсем непросто его уличить.  "  (129)  В
1972 году младший лейтенант ВМС Дэвид Бингем был приговорен,  как  Боссар  и
Бриттен, к 21 году тюремного заключения. В течение  двух  лет  до  этого  он
переснимал для ГРУ секретные документы на военно-морской базе  в  Портсмуте.
Главной причиной его финансовых проблем  была  жена.  В  отчаянии  от  своих
растущих долгов, она в 1969 году  даже  на  какое-то  время  ушла  из  дома,
поместив детей в приют. После того, как жена  Бингема  в  начале  1970  года
посетила советское посольство, самого  Бингема  завербовал  Л.  Т.  Кузьмин,
который дал ему 600 фунтов, сказав, что часть этих денег предназначается его
жене. Купив фотоаппарат  и  экспонометр,  как  ему  было  приказано,  Бингем
встретился со своим оператором у Гиддфордского собора и получил  необходимые
инструкции. В них сообщалось, как пользоваться "почтовыми ящиками",  которые
находились в районе Гилдфорда, и как переснимать  документы.  В  1972  году,
измучившись от постоянного давления со стороны КГБ и кредиторов, он во  всем
признался своему командиру. (130)
 
   X X X
 
   В Лондоне, как и в других столицах, КГБ  получал  помощь  от  разведслужб
других стран советского блока. Наиболее  действенной  была  помощь  СТБ,  по
крайней мере, до  того  момента,  когда  Советский  Союз  задушил  "Пражскую
весну", и сотрудники СТБ начали перебегать на Запад.  Самым  важным  агентом
СТБ в научно-технической области был Николас Прагер, сын  мелкого  служащего
британского консульства в Праге. И сын, и отец стали британскими  подданными
в 1948 году. На следующий год, когда Прагеру исполнился 21 год, он  поступил
в ВВС, солгав, что родился и всю жизнь прожил  в  Англии.  К  1956  году  он
зарекомендовал себя способным техником РЛС  и  получил  доступ  к  секретным
военным материалам. В 1959  году  Прагер  решил  посетить  Чехословакию.  По
словам перебежчика из СТБ Йозефа Фролика, в СТБ Прагера уже ждали. Используя
его симпатии к коммунизму и  любовь  к  деньгам,  СТБ  завербовала  его  как
агента, присвоив ему кличку "Маркони". В 1961 году Прагер предоставил полное
техническое описание систем глушения РЛС "Блю Дайвер" и "Ред Стиер", которые
устанавливались на стратегических  бомбардировщиках  класса  "V"  -  ударных
ядерных средствах Англии. Обычно не  очень  щедрый  на  похвалы,  Московский
центр назвал это лучшими сведениями,  которые  когда-либо  удавалось  добыть
СТБ. В течение последующих десяти лет  Прагер  работал  в  компании  "Бритиш
Электрик" и был связан с несколькими секретными военными заказами, о которых
подробно  информировал  СТБ.  В  1971   году   информация,   полученная   от
перебежчиков  Йозефа  Фролика  и  Франтишека  Аугуста,  помогла  приговорить
Прагера к двен