показался
"замечательным человеком"- знающим, веселым,  полным  шуток  и  анекдотов  о
советских  руководителях.  Титов  умел  и  хорошо  слушать.  Пока   Трехольт
распространялся о своих взглядах на Вьетнам, Грецию, НАТО, Соединенные Штаты
и движение в поддержку мира, Титов с большим вниманием слушал и не  скупился
на похвалу. Он говорил, что у Трехольта есть уникальная возможность  сделать
огромный вклад в наведение мостов между Востоком и Западом - гораздо  больше
возможностей, чем у традиционной бюрократической дипломатии.
   Отчасти Трехольт  действовал  и  как  советский  агент  влияния,  помогая
организовать  успешную  кампанию,  проводимую  в  1972  году  левым   крылом
лейбористской партии против норвежского членства в ЕЭС. Однако  главной  его
задачей было снабжать КГБ секретной информацией по  норвежской  и  натовской
политике. Эта роль приобрела еще большую значимость после того,  как  бывший
учитель Трехольта, Йене Эвенсен, был  назначен  руководителем  делегации  на
переговорах по морскому праву. По его предложению Трехольт был назначен  там
же  заместителем  секретаря.  Так  что  он  стал  самым  важным   источником
разведсведений для межведомственной комиссии по Свальбарду и Баренцеву  морю
в Москве. Во время норвежско-советских переговоров 1977 года по  границам  в
Баренцевом море Трехольт не только информировал КГБ по норвежской позиции на
переговорах, но  и  действовал  как  советский  агент  влияния  в  делегации
Норвегии. Соглашение по Баренцеву морю, подписанное
   Норвегией и Советским Союзом 1 июля 1977 года, затем сильно критиковалось
в Норвегии за многочисленные уступки Советскому Союзу (93).
   Титова выслали из Норвегии в  1977  году  в  связи  с  делом  Хаавик.  На
протяжении последующих двух лет он был  специальным  помощником  Крючкова  в
Центре, продолжая атаковать его лестью так же,  как  он  до  этого  атаковал
Трехольта. С 1979 по 1984  год  он  был  начальником  третьего  отдела  ПГУ,
занимавшегося  Великобританией,   Ирландией,   скандинавскими   странами   и
азиатско-австралийским регионом. Хорошо понимая, что главным импульсом в его
карьере может быть только Трехольт,  Титов  убедил  Крючкова  позволить  ему
взяться за это дело. (94) Он продолжал периодически встречаться с Трехольтом
в  Хельсинки  и  Вене  -  излюбленных  местах  для  встреч  КГБ  со   своими
европейскими агентами, а большую часть всей рутинной работы взвалил на  двух
офицеров в резидентуре Осло - Владимира Жижина и Александра Лопатина.
   В конце 1978 года Трехольт получил назначение в норвежскую делегацию ООН.
Назначение пришло для КГБ как раз вовремя, потому что именно тогда  Норвегия
стала членом Совета Безопасности. Незадолго  до  отъезда  Трехольта  в  ООН,
Титов познакомил его в Хельсинки с Жижиным.  Жижин-то  и  должен  был  стать
оператором Трехольта в Нью-Йорке. Они договорились встречаться в  ресторанах
и оставлять друг другу записки в газетах в фойе для делегатов ООН. И  все  в
Нью-Йорке шло неплохо, за  исключением  первоначальных  жалоб  Трехольта  на
невысокий уровень ресторанов, которые выбирал для встреч Жижин.
   От вольготной нью-йоркской жизни Трехольт  потерял  всякую  осторожность,
стал приторговывать золотом и серебром и купил себе  рысака,  которого  стал
выставлять на скачки. С  1982  по  1983  год  он  получил  доступ  к  работе
Норвежского института обороны и совершенно секретным космическим  материалам
НАТО. На суде обвинитель сравнил  Трехольта  в  этом  институте  с  лисом  в
курятнике. (95) В натовской стратегии Норвегия была "ключом к северу":
   "Кольский полуостров, где Норвегия граничит  с  Советским  Союзом,  можно
сравнить, по словам  одного  из  руководителей  военно-морских  сил  США,  с
"драгоценнейшим на земле участком недвижимости". Советский Союз сосредоточил
в Мурманске  колоссальный  военно-морской  потенциал.  Одним  из  незыблемых
натовских постулатов было, что "войну в Атлантическом океане нужно  вести  в
Норвежском море" и  что  Советский  Союз  попытается  захватить  Норвегию  и
вывести свои подводные лодки из норвежских фьордов. " (96)
   Отчасти  по  наводке   Гордиевского,   норвежская   служба   безопасности
обратилась с просьбой к ФБР вести наблюдение за
   Трехольтом во время его службы в  Нью-Йорке.  Хотя  норвежские  власти  и
посчитали имеющиеся улики  недостаточными  для  того,  чтобы  закрыть  перед
Трехольтом двери в институт обороны, все его последующие встречи с Титовым в
Хельсинки  и  в  Вене  тщательно  контролировались.  Так,  в  Вене  прогулку
Трехольта и Титова засняли фотокамерой, спрятанной  в  детской  коляске.  На
фотографии низенький  и  плотный  Титов  размахивает  руками,  а  высокий  и
худощавый  Трехольт,  уже  готовящийся  к  своему  нью-йоркскому   марафону,
дружелюбно усмехается. (97) В начале 1984 года Титов  наконец  добился  цели
своей жизни - стал генералом КГБ. Правда, это больше была заслуга Трехольта,
чем его собственная. (98)  В  то  же  самое  время  норвежское  Министерство
иностранных дел назначило Трехольта своим пресс-атташе  во  время  визита  в
Осло американского госсекретаря Джорджа Шульца. В пятницу утром  20  января,
незадолго до отъезда Шульца, Трехольт прибыл в аэропорт Осло для того, чтобы
сесть на рейс 12. 45 в Вену  и  встретиться  с  Титовым.  В  руках  его  был
портфель с 66 секретными документами МИДа. Он  уже  ожидал  посадки  в  зале
отправления, когда его арестовал заместитель начальника службы  безопасности
Норвегии Орнульф Тофте. В отличие от  последующей  газетной  шумихи,  ничего
драматичного в ходе ареста не произошло. Вот что  говорит  Тофте:  "Трехольт
был спокоен и не произнес ни слова. Нам не нужно было хватать его за руки  и
надевать наручники. Его просто провели через  боковую  дверь  в  поджидавшую
машину и отвезли в полицейский участок. " (99)
   На своем суде в 1985 году Трехольт заявил, что просто наводил мосты между
Востоком и Западом. Суд посчитал это заявление "преувеличением, выходящим за
рамки всякой  вероятности".  Самодовольство  Трехольта,  с  таким  старанием
культивируемое Титовым, достигло гротеска, и он действительно сам  себя  мог
убедить в том, что превратился в мост, объединяющий Восток и Запад. С равным
старанием Титов потакал и жадности Трехольта. Позднее суд конфисковал у него
более миллиона  норвежских  крон,  которые,  как  считалось,  он  получил  в
результате шпионской деятельности. Эта цифра, по всей  видимости,  занижена.
Ведь, кроме поступлений от КГБ, Трехольт  получил  и  50.  000  долларов  от
иракской разведки.
   Гордиевский убежден, что, если  бы  арест  Трехольта  произошел  хотя  бы
несколькими неделями раньше, не  видать  тогда  Титову  генеральских  погон.
Вскоре после  получения  известий  об  аресте,  Крючков  отправил  Титова  в
Восточный  Берлин  заместителем   начальника   тамошнего   городка   КГБ   в
Карлсхорсте. С ним поехали и два ведущих дело Трехольта офицера  -  Владимир
Жижин и Александр Лопатин. (100) А еще через год Трехольта приговорили к  20
годам тюрьмы.
   В 1981 году Центр потерял еще одного  важнейшего  агента  в  Скандинавии,
когда финский президент Урхо Кекконен сложил с себя  полномочия  в  связи  с
ухудшившимся здоровьем. (101) К тому времени у КГБ в  Финляндии  было  около
160 завербованных агентов и "доверенных связей"- больше, чем во всех странах
Третьего  отдела  ПГУ,  вместе  взятых.  Резидент  КГБ  в  Хельсинки  Виктор
Владимиров и его соперник посол Владимир Соболев безапелляционно утверждали,
что на место Кекконена придет его товарищ по центристской (бывшей  аграрной)
партии Ахти Карьялайнен. На этот раз резидентура не сделала  ошибки,  как  в
случае Кекконена, назвав  Карьялайнена  ее  завербованным  агентом.  Он  был
назван "конфиденциальным контактом", но КГБ не сомневался в том, что  сможет
в будущем оказать на него огромное влияние, и даже называл его "наш  человек
Карьялайнен" или "человек у нас в кармане".
   Ведущий эксперт ПГУ по Финляндии и, пожалуй, самый  лучший  аналитик,  на
взгляд Гордиевского, - Альберт Петрович Акулов предсказывал,  что  репутация
Карьялайнена как  горького  пьяницы  принесет  ему  поражение  на  партийных
выборах. Владимиров не счел заслуживающими  внимания  предсказания  Акулова,
поехал к председателю центристской партии  министру  иностранных  дел  Пааво
Вяйринену и тайно заверил его о советской поддержке Карьялайнена и оппозиции
его  социал-демократического  соперника,  нынешнего  премьер-министра  Мауно
Койвисто. (102) Вот что писал Карьялайнен:  "Владимиров  пообещал  Вяйринену
использовать свое влияние в  коммунистической  и  других  партиях  для  моей
поддержки. Он открыто спросил Вяйринена: "Что может сделать  Советский  Союз
для   моего   избрания"...   Владимиров   развивал   идею   государственного
экономического сотрудничества таким образом, чтобы создать ситуацию, которая
бы пошла мне на пользу. " (103). Но, как и предсказывал Акулов, несмотря  на
все  кампании  активных  действий  Владимирова  в  его  пользу,  Карьялайнен
проиграл на выдвижении кандидатуры в  центристской  партии.  Социал-демократ
Мауно Койвисто легко выиграл на президентских выборах 1982 года. (104)
   Из всех шведских государственных деятелей в 70-е годы КГБ возлагал особые
надежды на социал-демократа Улофа Пальме. До того, как в  1969  году  Пальме
стал премьер-министром, Центр не обращал на него  особого  внимания.  Затем,
однако, его красноречивое осуждение вьетнамской  войны,  призывы  к  странам
Запада сокращать военные расходы и  поддерживать  прогрессивные  движения  в
третьем мире быстро привлекли интерес  Советского  Союза.  Центр  разработал
план вербовки Пальме как агента влияния, направив в 1972  году  в  Стокгольм
говорящего по-шведски агента КГБ латвийского происхождения Н.  В.  Нейланда,
заведующего бюро Агентства печати "Новости". Нейланд сам был  родом  из  тех
мест, что и мать Пальме, и поэтому быстро завязал с ним дружбу, играя на его
латышских корнях. Он даже организовал для Пальме короткую поездку  в  Латвию
по местам предков. Он же встречался с одним из ведущих советников Пальме  по
социал-демократической партии. Центр делал все  возможное  для  того,  чтобы
повыгоднее представить советскую политику в глазах  Пальме  и  формулировках
Нейланда. После потери власти в 1976 году и перехода  в  оппозицию,  Пальме,
похоже, все больше склонялся к советской, а не  к  американской  политике  в
отношение  разоружения.  Комиссия  Пальме,  образованная  в  1980  году  для
обсуждения вопросов разоружения, получила высокую оценку в Москве в основном
за свою критику американской позиции.
   В  своих  отчетах  Центру  Нейланд  постарался  приписать  все  лавры  за
возросшие симпатии Пальме к советской политике себе. В свою очередь  Крючков
докладывал Андропову и в Политбюро, что, хотя  Пальме  и  не  был  полностью
завербованным агентом, он был подвержен влиянию со стороны КГБ. Однако ПГУ и
здесь  переоценило  собственные  достижения.  В  то  время,  как  регулярные
контакты Пальме с Нейландом, чья работа в "Новостях" уже сама по  себе  была
достаточным основанием для подозрения в связях с КГБ,  выявили  удивительную
политическую наивность  шведа,  не  было  никаких  доказательств  того,  что
Нейланд имел влияние на политический курс Пальме. Было это  влияние  или  не
было, но, когда Нейланд уехал из Стокгольма в 1980 году, оно точно  исчезло.
Преемник Нейланда не сумел завоевать доверие Пальме, и поэтому КГБ потерял к
нему прямой доступ. Хотя Центр и приветствовал возвращение Пальме к власти в
1982 году и его всецелую поддержку советской политики разоружения  во  время
его второго срока пребывания на посту премьер-министра (во время которого он
и был убит в 1986 году), на него смотрели как на типично западного политика,
исповедовавшего западные ценности. (105)
 
   X X X
 
   То немногое, что и оставалось от разрядки 70-х годов, ушло в  прошлое  за
одну последнюю неделю десятилетия,  когда  началось  советское  вторжение  в
Афганистан.  Во  время  коммунистического  переворота   апреля   1978   года
руководитель республиканского режима Мухаммед Дауд был убит вместе  со  всей
своей семьей. Выбор преемника Дауда лежал между Бабраком  Кармалем,  который
возглавлял  фракцию  Парчам  Афганской  коммунистической   партии,   и   Hyp
Мухаммедом Тараки,  лидером  фракции  Хальк.  Московский  центр  поддерживал
Кармаля, который многие годы был агентом КГБ. Но Тараки взял верх, во многом
при поддержке Брежнева, на которого произвел сильное впечатление во время их
короткой встречи. Кармаль нашел прибежище в Чехословакии. (106)  В  сентябре
1979 года Тараки был убит заместителем премьер-министра  Хафизуллой  Амином.
Москва закрыла на это убийство глаза, поздравила Амина с его  "избранием"  и
выразила "убежденность, что и в будущем братские отношения  между  Советским
Союзом и революционным Афганистаном будут развиваться на основе  Договора  о
дружбе, добрососедстве и сотрудничестве. " (107) Однако Центру уже был  ясен
его близкий конец. Сводки из  кабульской  резидентуры  сообщали  о  жестокой
оппозиции Амина со стороны исламских лидеров, об угрозе мятежа  в  афганской
армии и неминуемом экономическом крахе. (108)
   Как  и  вся  операция  КГБ  против  иностранных   политических   лидеров,
устранение Амина  обсуждалось  Политбюро.  В  конце  концов  Политбюро  дало
положительный ответ. Вслед за реорганизацией, проведенной после побега Олега
Лялина на Запад в 1971 году, который и рассказал всем о существовании отдела
в ПГУ, занимавшегося "мокрыми делами" и другими "специальными  мерами",  эти
функции перешли во вновь образованный 8  отдел  Управления  С,  занимавшийся
нелегалами. В качестве убийцы Амина 8 отдел  отобрал  подполковника  Михаила
Талебова, азербайджанца, который несколько лет провел в Кабуле и  мог  сойти
за афганца. Поздней  осенью  1979  года  Талебов  прибыл  в  Кабул  с  ядом,
полученным в 8 отделе. Выдавая себя за шеф-повара афганца, он получил работу
на кухнях президентского дворца.  Однако,  по  данным  Владимира  Кузичкина,
который через несколько лет сбежал из Управления С, "Амин был  осторожен  не
менее семейства Борджиа. Он постоянно менял пищу и напитки, как будто боялся
быть отравленным". (109)
   Пока Талебову никак не удавалось отравить Амина, ситуация  в  Афганистане
продолжала ухудшаться. Отчеты кабульской резидентуры, направляемые в  Центр,
были основаны на сообщениях целой сети хорошо законспирированных  агентов  в
афганских учреждениях. В этих отчетах указывалось, что,  если  не  устранить
Амина, то скоро  на  смену  коммунистическому  режиму  придет  антисоветская
исламская республика. Первый призыв к вооруженному вмешательству раздался из
Международного отдела ЦК КПСС, который настаивал на том, что Советский  Союз
не может допустить свержения социализма в приграничной  стране.  Однако,  по
мнению Центра и  Министерства  иностранных  дел,  которые  были  лучше,  чем
Международный отдел, информированы о позиции на Западе  и  в  третьем  мире,
вооруженное вмешательство было нежелательным.
   Как и  ПГУ,  Андропов  вначале  не  хотел  вторжения  Советской  Армии  в
Афганистан, но по мере ухудшения ситуации после свержения Амина его  позиция
ослабла. (ПО) Как утверждает одно советское исследование,  опубликованное  в
1989 году, он начал искать параллели с  его  собственным  венгерским  опытом
1956 года, когда советские танки подавили  "контрреволюцию"  и  восстановили
надежное коммунистическое правительство. (111)
   В Центре считалось, что принятие окончательного решения в пользу военного
вмешательства не вызвало серьезных разногласий в Политбюро.  (112)  Решающим
аргументом в пользу такого вмешательства были перспективы победы  исламского
фундаментализма над социализмом в Афганистане, как  и  победа  над  иранским
шахом  год  назад.  "Последствия  такого  удара  по  нашему  престижу  будут
непредсказуемыми. Советский Союз не может пойти на такой риск. "  (113)  При
принятии  решения  о  вмешательстве  с  кандидатами  в  члены  Политбюро  не
советовались. Впоследствии Эдуард Шеварднадзе утверждал,  что  он  и  Михаил
Горбачев, которые стали кандидатами в члены Политбюро в  ноябре  1979  года,
впервые услышали о вторжении из газет и радио. (114)
   В ночь на Рождество 1979 года  советские  военные  транспортные  самолеты
начали массированную переброску войск и  техники  в  международный  аэропорт
Кабула.  Самолеты  взлетали  и  садились  каждые  3  минуты.   Дополнительно
советские войска стягивались в Афганистан наземным путем. Вечером 27 декабря
советская бронеколонна выдвинулась из аэропорта в направлении президентского
дворца, в голове колонны шла специальная группа обученных КГБ коммандос  под
командованием  полковника  Бояринова,  командовавшего  специальным   учебным
центром в Балашихе при 8 отделе ПГУ. Все  были  одеты  в  афганскую  военную
форму и передвигались  на  военных  машинах  с  афганскими  опознавательными
знаками. По пути к дворцу колонну остановили у афганского КПП. Когда  начали
стягиваться афганские войска, то люк передней машины распахнулся,  и  войска
КГБ расстреляли афганцев из автоматов. Полковник Бояринов  лично  возглавлял
операцию по  захвату  президентского  дворца.  Президента  и  его  любовницу
застрелили в  баре  на  верхнем  этаже  дворца.  Бояринов  отдал  приказ  не
оставлять  свидетелей.  В  ходе  операции  его  самого  приняли   за   члена
президентской охраны и застрелили собственные солдаты (115), было убито  еще
около десятка коммандос КГБ и других советских солдат. (116)
   Сразу же  после  штурма  дворца  возвратившийся  из  эмиграции  афганский
коммунист и ветеран КГБ Бабрак Кармаль, которого Москва  выбрала  преемником
Амина, по радио передал сообщение о переходе власти в его руки и  официально
попросил у Советского Союза военной помощи. Хотя и предполагалось,  что  его
сообщение должно исходить из Кабула, на самом  деле  оно  было  передано  из
Советского Союза - во время убийства Амина кабульское радио  функционировало
по-прежнему. Ранним  утром  28  декабря  кабульское  радио  перешло  в  руки
советских войск и передало сообщение о том, что Амин был "казнен по  решению
революционного трибунала". (117)
   В  Москве  Амина  посмертно   переименовали   из   "товарища   Амина"   в
"кровожадного агента американского империализма". (118)
   Бабрак Кармаль осудил своего предшественника как наемника ЦРУ и  выдвинул
нелепое требование, чтобы американское правительство передало все  документы
о своих сделках с ним. (119) Центр также схватился за теорию заговора с ЦРУ,
распространив слухи о том, что Амин был завербован  американской  разведкой,
учась в Колумбийском университете. (120) В Московском центре были  и  такие,
кто сам чуть ли не поверил в свою же собственную  пропаганду.  Через  десять
лет после вторжения один советский историк писал:  "Тот  факт,  что  в  свои
молодые  годы  Амин  учился  в  Колумбийском  университете  Нью-Йорка,  лишь
подстегнул нашу и без того дикую шпиономанию. " (121) Даже Ким Филби в одном
из своих последних интервью за несколько  месяцев  до  смерти  в  1988  году
продолжал настаивать, что "были большие основания полагать, что Амин  крутил
шашни с американцами. " (122)
   Хотя Центр в целом не одобрял  военного  вмешательства,  последствия  его
оказались еще хуже, чем можно было предполагать. По  словам  Кузичкина,  "мы
совершили два крупнейших просчета: мы переоценили готовность афганской армии
вести борьбу, и мы недооценили силу афганского сопротивления". К весне 80-го
восьмидесятитысячная Советская  Армия  (чья  численность  позже  перешагнула
стотысячный  рубеж)  поддерживала  рассыпающуюся  под  натиском   повстанцев
афганскую  армию.  По  оценкам  ЮНИСЕФ,  к  середине  80-х  годов  население
Афганистана сократилось наполовину. Афганцы составляли  одну  четверть  всех
беженцев во всем мире. Еще в начале  80-х  годов  один  генерал  КГБ  ск