то нажим генерала Голубева на такие банальности, как "Отче Наш" и книги под
кроватью свидетельствовали о  том,  что  все  его  дело  было  построено  на
косвенных уликах.
   Поскольку единственным шансом Гордиевского  было  выиграть  время,  он  и
решил поиграть. Он извинился за то, что на допросе его сморил сон. "Боюсь, -
добавил он, - что еда была не очень. " Генерал Голубев,  чье  чувство  юмора
даже по меркам КГБ  было  посредственным,  с  негодованием  стал  отстаивать
каждый бутерброд. "Вовсе нет, - заявил он, - ветчина была хорошей, и красная
икра тоже очень неплоха. И сыр тоже.  "  Гордиевский  не  мешал  этой  хвале
бутербродам. "А что касается обвинений, которые мне предъявлены, - продолжил
он, - то я просто не понимаю, о чем вы говорите. Но если вы примете  решение
о прекращении моей работы в ПГУ, я приму ваше решение как офицер и  человек.
"  Позже  его  последняя  фраза,  как  и  защита   бутербродов,   показалась
Гордиевскому довольно  комичной  прелюдией  к  отчаянной  борьбе  за  жизнь.
Похоже,  что  генерал  Грушко  после  заявления  Гордиевского   вздохнул   с
облегчением,  избежав  инцидента  с   открытым   признанием   или   яростным
отпирательством по поводу измены в  его  собственном  управлении.  "Спасибо,
спасибо", - сказал он Гордиевскому и пожал руку. Тем не менее,  он  приказал
Гордиевскому сдать "антисоветчину" из-под кровати в библиотеку ПГУ. Если  бы
его отдали под суд, то книги бы использовали как улику.  Начальник  Третьего
отдела Грибин, который несколько  месяцев  назад  расхваливал  Гордиевского,
руки ему не подал. "Не знаю, что и предложить, - сказал он.  -  Постарайтесь
отнестись ко всему по-философски. " После своего побега в Англию Гордиевский
хотел было позвонить Грибину и сказать: "Послушал вашего совета. Подошел  ко
всему по-философски. "
   Гордиевский ушел в  отпуск  до  3  августа.  Он  рассчитал,  что  игра  в
кошки-мышки продлится до конца его отпуска, и провел две горькие и в  то  же
время такие легкие недели июня с Лейлой, Машей  и  Аней  в  Москве.  Зная  о
предстоящей разлуке, он весь погрузился в тихую семейную жизнь. 20 июня  его
семья собиралась поехать на дачу отца Лейлы в  Закавказье.  Гордиевский  так
хотел поехать с ними, но чтобы  организовать  свой  побег,  ему  нужно  было
время. Поэтому он и согласился поехать в санаторий КГБ в Семеновском, за сто
километров к югу от Москвы, где раньше была дальняя дача Сталина.  Незадолго
до его отъезда бывший коллега Борис Бочаров, живший  в  одном  доме  с  ним,
спросил: "Что там стряслось в Лондоне, старик? Нам  пришлось  отозвать  всех
нелегалов. Все  операции  коту  под  хвост.  Тут  прошел  слушок,  что  твой
заместитель сбежал. "  В  их  следующую  встречу  Бочаров  вел  себя  совсем
по-другому. Его, видно, уже предупредили.
   В санатории КГБ  Гордиевский  занимался  лечебной  гимнастикой,  читал  и
обдумывал свой побег. Редко  кто  из  отдыхающих  жил  в  отдельном  номере.
Случайно, нет ли, соседом  Гордиевского  был  охранник.  Наблюдение  за  ним
осуществляли местные  сотрудники  КГБ,  и  значительно  незамысловатей,  чем
столичные. Когда бы Гордиевский ни отправлялся на пробежку, он замечал те же
самые лица, которые останавливались помочиться в тех же самых кустах или  же
так  же  глупо  прятались.  Одного  из  таких  умников  он  назвал,  за  его
неистощимый  мочевой  пузырь,  "Инспектор  Клузо".  В  библиотеке  санатория
Гордиевский изучил все карты и путеводители приграничного  региона,  которые
только мог отыскать, но делал это аккуратно, стоя  с  книгами  у  полок,  не
сидел открыто  в  читальном  зале  с  такой  подозрительной  литературой.  В
абонементе он специально брал книги, не имеющие ни малейшего отношения к его
замыслам побега. Последний офицер КГБ,  с  которым  Гордиевский  перекинулся
парой  фраз  до  отъезда  из  санатория,  спрашивал  его,  с   какой   стати
Гордиевскому понадобилось читать книгу о русско-турецкой войне 1877-1878 гг.
Гордиевский ответил, что  заполняет  пробелы  в  образовании.  После  побега
Московский  центр  будет  тщетно  изучать  этот  том,  пытаясь  найти   хоть
какой-нибудь след.
   Отъезд семьи Гордиевского в Закавказье был неожиданно отложен до 30 июня,
и дети смогли на денек приехать к нему. Последний раз он тогда видел Машу  и
Аню. Вечером он посадил их на электричку и так долго обнимал, что едва успел
выскочить, когда двери уже закрывались.
   Во время своего пребывания в санатории  Гордиевский  дважды  под  разными
предлогами ездил в Москву, чтобы связаться с СИС. Один раз он прошел  десять
миль пешком до ближайшей станции, чтобы  рассчитать  свой  более  длительный
переход через границу.
   Интересно, что КГБ не смог засечь его контакты с СИС в Москве.  Во  время
своего первого приезда в Москву он в последний раз видел жену  (Маша  и  Аня
были на даче его матери под Москвой). Он попрощался с Лейлой  в  универмаге,
куда они пошли за покупками. В жизни  Гордиевского  это  был  самый  тяжелый
момент. Лейла знать не знала, что они видятся, может быть, в последний  раз.
Она легонько чмокнула его в губы. Гордиевский выдавил из себя улыбку и мягко
сказал: "Могла бы и поласковей. " Часто вспоминал он потом эти слова. Лейла,
наверно, тоже. Самым трудным для него было скрывать план побега от семьи. Он
знал, что в случае успеха они несколько лет будут разлучены. А  если  он  не
скроется, то ему дадут еще пару недель погулять и казнят как изменника.  Для
семьи это будет еще большим ударом.
   В среду 10 июля Гордиевский вернулся из санатория КГБ на свою  московскую
квартиру. За две недели до  побега  на  Запад  или  около  того  он  наметил
несколько ложных следов, чтобы сбить с толку наблюдение - назначил встречи с
друзьями и родственниками на неделю после  его  предполагаемого  отъезда  из
Москвы. Немало потрудился он и над своей плохонькой  "Ладой",  подготавливая
ее к техосмотру. Наблюдение за Гордиевским  уже  привыкло  к  тому,  что  он
выходил на пробежку по Ленинскому проспекту и  обычно  не  обращало  на  это
особого внимания. В пятницу,  19  июля,  в  четыре  часа  дня  он  вышел  на
очередную пробежку в старых штанах, фуфайке и с пластиковым пакетом в руках.
С пробежки он не вернулся. В Центре, наверно, потом долго ломали голову, что
же было в том пакете у Гордиевского. Через несколько дней он хитрыми  путями
добрался до границы и перешел ее. Гордиевский отказался рассказать в книге о
своем маршруте, чтобы им могли воспользоваться и другие. Иначе  КГБ  тут  же
захлопнет дверцу.
   Гордиевский вспоминает, что, оказавшись  в  безопасности  на  Западе,  он
почувствовал, как в фильме "Волшебник из страны Оз"  черно-белая  реальность
вдруг заиграла всеми красками радуги. Ему  чудом  удалось  избежать  смерти.
Впервые  раскрытому  шпиону  в  КГБ  удалось  перебраться  через  границу  и
улизнуть. Но хоть на Гордиевского и сыпались радостные поздравления  друзей,
он не мог  забыть  об  оставшейся  в  Союзе  семье.  КГБ  по-прежнему  берет
заложников, и пока вы читаете  эту  книгу,  Лейла,  Мария  и  Анна  остаются
заложниками КГБ. Им и посвящают эту книгу авторы.
 
 
 
 
   Глава I
   КОРНИ (1565-1917)
 
   Опричнина, прародительница современного  КГБ,  первая  в  истории  России
политическая полиция, была основана в  1565  году  Иваном  Грозным,  Великим
московским князем, первым  взошедшим  на  российский  трон.  Черная  одежда,
черные кони и подвязанные к седлу голова собаки и метла из  волчьего  хвоста
символизировали миссию, которую несли  6.  000  опричников  -  вынюхивать  и
выметать изменников. Однако как и во времена  Сталина,  эти  так  называемые
изменники, которых следовало выметать поганой метлой, существовали,  главным
образом, в воображении самих опричников и  их  главаря.  Жертвами  опричнины
становились целые города. Так, в 1570 году большинство  населения  Новгорода
пало жертвой кровавой оргии опричников, продолжавшейся более месяца. Сам  же
Иван Грозный периодически то впадал в жесточайший  садизм,  то  обращался  к
Богу с покаянием. Семь лет опричнина наводила ужас  на  население  страны  и
была отменена в 1572 году. Четыре столетия спустя  жертвы  сталинского  НКВД
называли своих мучителей "опричниками". Сталин отмечал "прогрессивную  роль"
опричнины в  централизации  государственной  власти  и  в  снижении  влияния
боярской аристократии. Вместе с тем он критиковал Ивана Грозного за то,  что
тот тратил слишком много времени на  общение  с  Богом  вместо  того,  чтобы
последовательно уничтожать бояр (1).
   Следующей наиболее могущественной организацией по борьбе с  политическими
преступниками был Преображенский Приказ, основанный Петром I  в  конце  XVII
века. Эта организация была создана в строжайшей тайне, так что  до  сих  пор
неизвестна точная  дата  ее  основания.  Подобно  опричнине,  Преображенский
Приказ, хоть и в меньшей степени,  также  способствовал  созданию  атмосферы
страха и бесправия, возрожденной Сталиным во времена террора. Среди  узников
тюрем и  камер  пыток  Преображенского  Приказа  были  и  люди  благородного
происхождения, уклоняющиеся от государственной службы, и простые  пьянчужки,
осмелившиеся смеяться над царем. (2) Сегодня как в Советском Союзе, так и за
его  пределами  Петра  чтят  как  преобразователя  Российского  государства,
основателя новой столицы Санкт-Петербург, открывшей "окно в Европу".  Но  он
был еще и правителем,  отличавшимся  особой  жестокостью.  Так,  его  сын  и
наследник царевич Алексей, совершивший побег за границу, был коварно заманен
обратно в Россию и замучен до смерти в камере пыток.
   Как и опричнине Ивана Грозного, Преображенскому Приказу не  суждено  было
пережить  своего  создателя.  Хотя  преследования  по  политическим  мотивам
продолжались и после смерти Петра, попыток создать специальную  политическую
полицию в последующее столетие  больше  не  предпринималось.  И  лишь  после
неудавшегося восстания декабристов 1825 года царь Николай I (1825-55) создал
свою политическую полицию, приказав открыть так называемое Третье  отделение
при Имперской Канцелярии.
   Декабристы стал! родоначальниками революционного  движения  в  России.  В
отличие от своих предшественников декабристы подняли восстание не для  того,
чтобы сменить царя. Они хотели создать новую политическую систему,  будь  то
республиканская или конституционная монархия, и добиться отмены  крепостного
права.
   И Николай I, и глава Третьего отделения граф Бенкендорф всячески пытались
отмежеваться от кровавой истории опричнины  и  Преображенского  Приказа.  По
иронии  судьбы  символом  Третьего  отделения  был  носовой  платок,   якобы
подаренный царем и бережно хранившийся  под  стеклянным  колпаком  в  архиве
тайной полиции.  По  преданию,  Николай  I,  следуя  религиозным  традициям,
напутствовал Бенкендорфа:  "Вручаю  Вам  этот  отдел.  Чем  чаще  Вы  будете
пользоваться этим платком, утирая слезы, тем  преданней  Вы  будете  служить
Нашим устремлениям... " Двойственность метафоры  отражала  как  безграничное
желание царя предстать перед своим народом в качестве "отца-командира",  так
и стремление Третьего отделения играть роль "врачевателя душ" нации.  Однако
главной задачей Третьего отделения было то,  что  на  языке  КГБ  называлось
"идеологической подрывной  деятельностью",  иначе  говоря,  борьба  с  любой
формой политического инакомыслия. Подобно современному КГБ Третье  отделение
считало необходимым тщательно следить за развитием общественного  мнения,  с
тем чтобы постоянно держать под  контролем  всякое  инакомыслие.  Бенкендорф
готовил ежегодные  доклады,  "исследования  общественного  мнения".  Так,  в
докладе за 1827 год говорилось, что "общественное мнение для правительства -
это все равно что топографическая карта  для  командования  армии  в  период
военных действий".
   Помимо широкой сети информаторов, начальник  Третьего  отделения  имел  в
своем распоряжении еще и корпус жандармов - несколько тысяч дюжих  молодцов,
легко узнаваемых в толпе по белоснежным перчаткам и синим накидкам,  задачей
которых была охрана государственной безопасности. Однако в сравнении  с  КГБ
Третье отделение было небольшой организацией. К моменту смерти Николая  I  в
1855 году его первоначальный аппарат, состоявший  из  шестнадцати  служащих,
вырос лишь на двадцать четыре человека. В отличие от своих предшественников,
руководители Третьего отделения  не  отличались  особой  жестокостью.  Лидер
политического инакомыслия после декабристов Александр Герцен говорил, что он
"готов поверить в то, что... Бенкендорф сотворил не все то зло,  которое  он
мог бы сотворить будучи главой этой страшной полиции, находящейся вне и  над
законом и имеющей право вмешиваться во все и вся... Но и хорошего он  ничего
не совершил. Для этого у него не было ни воли,  ни  энергии,  ни  сердца.  "
Когда Герцен предстал перед Бенкендорфом в 1840 году, он увидел  человека  с
"изнуренным,  уставшим"  лицом,  на  котором  было  "обманчиво   добродушное
выражение, часто встречающееся у непредсказуемых, апатичных людей". (4) Граф
Алексей Орлов, сменивший Бенкендорфа после  его  смерти  в  1844  году,  был
братом одного из руководителей декабристов, генерала Михаила Орлова.  Трудно
себе представить, чтобы сто лет спустя Сталин  последовал  этому  примеру  и
разрешил кому-либо из родственников Троцкого или Бухарина стать даже простым
членом, не говоря уж руководителем НКВД.
   Из 290. 000 осужденных на ссылку в Сибирь  или  исправительные  работы  в
период с 1823 по 1861 год только пять процентов были  признаны  виновными  в
совершении политических преступлений, причем многие  из  них  были  даже  не
русскими  инакомыслящими,  а  польскими  патриотами,   выступавшими   против
российского правления. Внутри России  политическое  инакомыслие  практически
сводилось лишь к небольшой группе образованной аристократии. Тем  не  менее,
именно  при  правлении  Николая  I  политическому  преступлению  было   дано
юридическое определение. Уголовный кодекс 1845 года устанавливал  строжайшее
наказание всем, кто был признан "виновным в  написании  или  распространении
рукописных  или  печатных  работ  или  заявлений,  целью  которых   является
возбуждение неуважения к Державной власти или  личным  качествам  Самодержца
или  его  правительства".  По  словам  Ричарда  Пайпса,  этот   кодекс   для
тоталитаризма был тем, чем "Хартия Свободы" была для независимости". С  1845
по 1988 год, за исключением  короткого  периода  времени  после  неудавшейся
революции 1905 года и захвата  власти  большевиками  в  октябре  1917  года,
ставить под сомнение правильность политического порядка считалось  уголовным
преступлением в России. Уголовный кодекс 1960  года  устанавливал  наказание
сроком до семи лет тюремного заключения с последующей ссылкой до пяти лет за
"агитацию или пропаганду, направленную на подрыв  или  ослабление  Советской
власти". Большевизм  унаследовал  от  царизма  и  политическую  культуру,  и
правовую  систему,  при  которой  права  были  исключительной   прерогативой
государства. (5)
   Третье отделение гордилось тем, что в течение всего  1848  года,  который
стал пиком революционной активности в  Западной  Европе,  Россия  оставалась
"дремлющей  и  спокойной".  Брожение  на  селе,   за   которым   последовало
освобождение крепостных крестьян указом царя  Александра  II  (1855-1881)  в
1861 году, убедило новое поколение молодых  аристократов-народников  в  том,
что крестьяне наконец-то созрели для революции. Однако неудавшийся "поход  в
народ", предпринятый в 1874 году убежденными радикалами-идеалистами с  целью
поднять крестьян  на  борьбу  с  царизмом,  привел  к  тому,  что  некоторые
разочаровавшиеся   народники   стали   террористами.   Сторонники    террора
утверждали,  что  покушения  на  царскую  знать  будут  способствовать   как
деморализации  самого  режима,  так  и  демонстрации  уязвимости  царизма  в
доступной простому крестьянину форме. В 1879 году  террористическая  группа,
состоящая из тридцати человек, организовала  так  называемый  Исполнительный
комитет "Народной Воли". Несмотря на свою малочисленность, всего за три года
- с 1878 по 1881 год - эта группа своими террористическими действиями смогла
довести царский режим до состояния, близкого к  панике,  тем  самым  показав
неэффективность работы Третьего отделения. В  1878  году  генерал  Мезенцов,
глава жандармерии и главный куратор Третьего отделения, был -убит среди бела
дня ударом ножа на одной из центральный улиц Санкт-Петербурга. Его охранник,
подполковник  Макаров,  был  совершенно   не   готов   к   подобной   акции.
Единственное, что он смог сделать, - это ударить нападающего своим зонтиком.
Террорист благополучно скрылся. После нескольких  террористических  актов  и
покушений на жизнь царя, заочно приговоренного к  смерти  "Народной  Волей",
было проведено специальное расследование деятельности Третьего отделения,  в
результате  которого  выяснилось,  что  царская  служба  безопасности   была
настолько  плохо  организована,  что  царь  "не  мог  чувствовать   себя   в
безопасности даже в своей собственной резиденции". (6)
   В августе  1880  года  скомпрометировавшее  себя  Третье  отделение  было
распущено. Вместо  него  был  создан  Департамент  государственной  полиции,
переименованный в 1883 году просто в Департамент полиции,  на  который  была
возложена  задача  охраны  государственной  безопасности.  При   полицейском
управлении был создан Особый отдел для борьбы с политическими преступниками.
Кроме того, была организована целая региональная  сеть  Охранных  отделений,
первое из которых начало свою деятельность в 1881  году.  В  дальнейшем  вся
система политической полиции стала называться "охранкой". Но несмотря на все
реорганизации, в 1881 году Александр II был  убит  взрывом  ручной  гранаты,
изготовленной террористами кустарным способом.
   По полноте данной ей власти и масштабам деятельности "охранка" в то время
была уникальным явлением в Европе. В европейских странах полиция действовала
в рамках закона. "Охранка" же  сама  по  себе  была  законом.  Что  касалось
политических  преступлений,  она  имела  полное  право  сама  решать,   кого
обыскивать, кого посадить в тюрьму, а кого сослать. Как писал  в  1903  году
отошедший от марксизма либерал Петр Струве, главное различие между Россией и
Европой заключалось в "безграничной власти политической полиции", от которой
зависело само существование царизма. Несмотря на это, царская Россия  так  и
не стала полицейским государством в полном смысле этого слова. По  советским
меркам, данная "охранке" огромная власть практически не использовалась. Даже
во время репрессий 1880-х годов было казнено только семнадцать  политических
преступников, главным образом тех, кто совершил или пытался совершить то или
иное покушение. Среди  взошедших  на  эшафот  террористов  был  и  Александр
Ульянов, приговоренный к смертной казни за участие в  неудавшемся  покушении
на Александра III. Заговорщики намеревались убить царя 1 марта 1887 года,  в
день шестой годовщины покушения на  жизнь  Александра  II.  Брат  Александра
Ульянова семнадцатилетний Владимир (позднее  ставший  известным  под  именем
Ленин) поклялся отомстить царскому режиму за смерть брата.  К  1901  году  в
царской ссылке находилось 4. 113 русских политических  заключенных,  180  из
них были сосланы на тяжелые работы. (7)
   В царской России  самым  большим  гонениям  подвергались  евреи.  Широкий
антисемитизм, поощряемые  государством  погромы,  ограничительные  законы  и
разнообразные  формы  дискриминации,   процветающие   во   время   правления
Александра III (1881-1894) и Николая II (1894-1917),  привели  к  тому,  что
несколько  миллионов  российских  евреев  вынуждены  были  эмигрировать   за
границу, главным образом, в Соединенные Штаты. Пришедшая  на  смену  царизму
власть продолжила давнюю традицию отводить от себя народ