волшебной
палочки появилось усыпанное плодами лимонное дерево. То же происходило  и  с
американцами в Ливадийском дворце.  На  следующей  конференции  союзников  в
Потсдаме генералу Круглову, который устраивал все эти маленькие чудеса, было
пожаловано рыцарское звание, и он стал первым и единственным офицером КГБ  -
рыцарем Британской империи. (247)
   В экономических переговорах в  Ялте,  касавшихся  в  основном  репараций,
советской  делегации  большую  помощь  оказал  Гарри  Декстер  Уайт,   самый
высокопоставленный из агентов НКВД в Министерстве финансов США. (248) С 1942
года, благодаря своему  положению  ближайшего  советника  министра  финансов
Моргентау, Уайт играл ведущую роль  в  разработке  американской  политики  в
отношении послевоенного международного финансового порядка. В июле 1944 года
он  вместе  с  лордом  Кейнесом  был  главной  фигурой   на   Бреттонвудской
конференции, которая разработала проект  Международного  валютного  фонда  и
Международного банка реконструкции и развития. В январе 1945  года  он  стал
помощником министра финансов. (249)
   Переговоры по репарациям в Ялте  начались  5  февраля.  Молотов  попросил
долгосрочных кредитов от Америки, а также  крупных  репараций  от  Германии.
Майский, в то время  занимавший  пост  помощника  наркома  иностранных  дел,
призвал к деиндустриализации Германии, к физическому уничтожению ее  военной
промышленности  и  80  процентов  других   видов   тяжелой   промышленности.
Конфискованные предприятия должны были  учитываться  в  счет  20  миллиардов
долларов репараций, из которых половина отошла бы к Советскому Союзу.  Уайт,
хотя он в Ялте и не присутствовал, уже обеспечил мощную поддержку советскому
предложению.  В  январе  1945  года  он  возглавил  группу  подготовки  двух
служебных  записок,  которые  Моргентау  направил   президенту.   В   первой
предлагалось предоставить Советскому Союзу кредит в 10  миллиардов  долларов
сроком на тридцать пять лет под два процента  годовых  с  возможной  оплатой
стратегическими   материалами.   Во   второй   содержалось    заявление    о
"необходимости" полностью лишить  Германию  химической,  металлургической  и
электрической промышленности для предупреждения будущей немецкой агрессии:
   "Теми, кто выступает против ослабления Германии,  руководит  страх  перед
Россией и коммунизмом. Одной из причин  нынешней  войны  стала  зародившаяся
двадцать лет назад идея создания "защитного вала от большевизма. " Будут  ли
между Соединенными  Штатами  и  Россией  отношения  доверия  или  недоверия,
целиком и полностью зависит от позиции нынешнего правительства по германской
проблеме".
   Уайт не сумел  преодолеть  сопротивление  Государственного  департамента,
который выступал против  предоставления  России  10-миллиардного  кредита  и
уничтожения промышленности Германии. Но Рузвельт,  в  отличие  от  Черчилля,
согласился с советским  требованием  о  20  миллиардах  долларов  репараций,
половина  из  которых  поступит  СССР  в  качестве   "основы   для   работы"
трехсторонней комиссии  по  репарациям,  которая  должна  была  собраться  в
Москве. (250).  Уайт,  тем  не  менее,  уже  добился  скрытных  американских
субсидий для Советского Союза. В 1944 году он  через  Силвермастера  передал
НКВД  образцы   оккупационной   валюты,   отпечатанной   казначейством   для
использования на территории Германии. Получив эту подсказку, русские  решили
попросить  клише,  краску  и  образцы  бумаги,  чтобы  наладить  собственное
производство денег. Директор бюро печати и  гравировок  отказал,  совершенно
справедливо полагая, что "разрешение русскому правительству  печатать  такую
же валюту,  какую  печатают  в  нашей  стране,  сделает  бухгалтерский  учет
невозможным.  "  Уайт  возразил,  что  русские  могут  расценить  отказ  как
свидетельство сомнения в их честности. "Мы  должны  им  доверять  в  той  же
степени, что и другим союзникам. " Неделю спустя клише были получены. В 1953
году на слушании  этого  вопроса  в  Сенате  было  заявлено,  что  "выяснить
масштабы использования русскими этих клише не  представляется  возможным.  "
Американским налогоплательщикам эта история обошлась  в  миллионы  долларов.
(251).
   Политические проблемы были основными  на  Ялтинской  конференции.  Больше
всего  времени  уделялось  Польше.  Кадоган,  постоянный  помощник  министра
иностранных дел, так объяснил своей жене создавшуюся  ситуацию:  "Это  будет
самое главное... Потому что, в конце  концов,  если  мы  не  сумеем  достичь
нормального решения польского вопроса, все наши далеко идущие планы создания
всемирной организации окажутся бессмысленными. " (252). В Тегеране  Черчилль
и Рузвельт согласились как с тем, что русские будут доминировать  в  Польше,
так и с тем, что они сами установят границы. Теперь же, с  запозданием,  они
пытались  пересмотреть  это  свое  обязательство,  чтобы  привести   все   в
соответствие  с  принципами  Атлантической  хартии  и  потребовать  гарантий
установления демократии в Польше, что, конечно же, совершенно не совпадало с
принципами сталинизма.  Польша,  возвышенно  заявил  Черчилль,  должна  быть
"госпожой в своем доме и хозяйкой  своей  души.  "  Это  требовало  смещения
марионеточного люблинского временного правительства, посаженного русскими, и
гарантий проведения  свободных  выборов.  Сталин  вел  переговоры  блестяще.
Вначале он тянул время, затем пошел на уступки по  второстепенным  вопросам,
подчеркнув предварительно их огромную важность, с  тем,  чтобы  добиться  от
союзников согласия на главенствующее положение в Польше, что  было  ключевым
моментом в установлении сталинского порядка  в  Восточной  Европе.  Кадоган,
судья обычно строгий, писал своей жене:
   "Никогда не думал, что с русскими так легко общаться. Джо,  в  частности,
просто великолепен. Это великий человек. Он очень выгодно отличается от двух
других  престарелых  руководителей.  Наш  президент  проявляет  удивительную
мягкость и нерешительность". (253).
   Успокоенные Сталиным, Черчилль и Рузвельт согласились на почетное решение
польского вопроса. Временное люблинское  правительство  не  распускалось,  а
расширялось за счет включения в него  некоторых  "демократических  лидеров".
Послевоенные выборы в Польше проходили под  контролем  не  союзников,  чтобы
обеспечить  их  объективность,  а  временного  правительства,  которое   при
содействии НКВД подтасовало результаты.
   В Ялте все еще не было точно  известно  (как  сообщал  Сталину  НКВД)  об
успехе проекта "Манхэттен" по созданию атомной бомбы, как раз вовремя, чтобы
заставить Японию  сдаться  без  чрезвычайно  дорогостоящих  обычных  военных
действий. Сталин позволил убедить себя объявить войну Японии за  три  месяца
до поражения Германии в обмен на Южный Сахалин и на Курильские острова и  на
контроль  над  Маньчжурией  и  Внешней  Монголией  за  счет  Китая.   Сталин
согласился   также,   посопротивлявшись   вначале,   предоставить    Франции
оккупационную зону в  Германии  (выделенную  из  английской  и  американской
оккупационных  зон)  и  место  в  союзной  контрольной  комиссии.  Опять  же
демонстративно  поколебавшись,  Сталин  принял   предложенную   американцами
формулу голосования в Совете Безопасности, обеспечив тем самым  условия  для
создания Организации Объединенных Наций. На  последнем  заседании  Ялтинской
конференции  Гопкинс  передал  Рузвельту  записку,   начинавшуюся   словами:
"Русские так много отдали на  этой  конференции,  что  мы  просто  не  можем
обмануть их ожидания. " (254) В записке речь шла в основном о репарациях, но
Гопкинс выразил в ней и свое  отношение  к  конференции  в  целом.  Из  Ялты
Гопкинс уезжал в  состоянии  оптимистической  эйфории  и  восхищения  гением
Сталина:
   "Мы искренне верили, что  это  рассвет  нового  дня,  о  котором  мы  все
молились и говорили в течение многих  лет...  Русские  доказали,  что  могут
мыслить рационально и перспективно. Ни у президента и ни у кого  из  нас  не
было и тени сомнения, что мы сможем мирно сосуществовать  с  ними  многие  и
многие годы. Здесь нужно сделать оговорку  -  мне  кажется,  что  все  мы  в
глубине души сознавали, что  не  можем  предвидеть  поворота  событий,  если
что-то случится со Сталиным. Мы были  уверены,  что  можем  рассчитывать  на
него, как на человека разумного, рационального и понимающего, но мы не могли
быть уверены в том, что происходит или произойдет в Кремле". (255).
   Среди  тех,  кто  разделял  эйфорию  Гопкинса,  был  Элджер  Хисс.  После
конференции он поздравил с великолепной работой  государственного  секретаря
Эдварда Стеттиниуса, который при разработке американской политики в Ялте был
не более чем номинальной фигурой. (256). Карьера Хисса  открыла  перед  НКГБ
огромные возможности в ООН. В апреле 1945 года он стал временным Генеральным
секретарем "организационной конференции" ООН  в  Сан-Франциско.  Нет  ничего
удивительного, что Громыко выразил "глубочайшее уважение к Элджеру Хиссу  за
его честность и беспристрастие, " Он сказал Стеттинкусу, что  был  бы  очень
рад,  если  бы  Хисс  стал   временным   Генеральным   секретарем   ООН   на
организационной ассамблее, что могло бы привести  к  его  назначению  первым
временным Генеральным секретарем ООН. (257).
   Сталин завершил Ялтинскую конференцию в приподнятом настроении. Во  время
последней групповой фотосъемки он развлекал своих англоговорящих гостей тем,
что повторял по-английски четыре фразы, которые только и выучил: "Но это  вы
сказали!", "Ну и что?", "Что здесь вообще происходит?" и "Туалет  вон  там".
(258). Успеху Сталина на переговорах во многом  способствовало  то,  что  он
получал информацию как от агентов, так и  в  результате  применения  средств
подслушивания. Он, пожалуй, лучше Черчилля  и  Стеттиниуса  знал,  на  каких
условиях Рузвельт хочет предложить ему начать  войну  с  Японией.  Рузвельт,
напротив, не сумел  понять,  что  Сталин  страстно  желал,  а  не  колебался
захватить  Японию  после  поражения  Германии.  Но,  как   всегда,   крайняя
подозрительность Сталина, граничащая временами с паранойей, не позволяла ему
максимально  полно  использовать  получаемые  разведданные.   Он   долго   и
мучительно раздумывал  о  причинах  сопротивления  Черчилля  и  Рузвельта  в
польском вопросе, по которому чуть  больше  года  назад,  в  Тегеране,  была
достигнута  принципиальная  договоренность.  Не  понимая,  что  причиной  их
возражений, пусть и  ненастойчивых,  была  искренняя  приверженность  правам
человека,  Сталин  искал  иное  объяснение.  В  июле  1952  года  он  уверял
итальянского социалиста Пьетро Ненни, что  американский  "кардинал  Спеллмен
скрытно  присутствовал  в  Ялте  и  именно  он  настраивал  "друга  Сталина"
Рузвельта против него. " Ненни не сомневался в искренности  Сталина  и  счел
это весьма странное  заявление  свидетельством  навязчивой  идеи  Сталина  о
заговорах, которые организует против него Ватикан. (259). Зыбким  основанием
идеи  Сталина  о  заговоре  Ватикана  послужило  неуместное  присутствие   в
американской делегации Эда Флинна, главы демократов Бронкса, который по пути
из  Крыма  домой  сделал  остановку  в  Риме  (260),  на  основании  чего  в
подозрительном сознании Сталина и зародилась мысль,  что  это  был  кардинал
Спеллмен. Комментируя идею о заговоре Спеллмена, английский дипломат  Р.  А.
Сайке  очень  точно  определил  мировоззрение  Сталина  как   "поразительное
смешение проницательности с чушью. " (261). То же можно отнести  и  к  тому,
как Сталин использовал разведку в годы  Великой  Отечественной  и  "холодной
войны".
 
 
   Глава 13
 
   ДЕМАССИФИКАЦИЯ СРЕДСТВ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ
 
   Агент-шпион - одна из самых мощных метафор нашего времени. Никакой другой
фигуре не удалось так захватить  воображение  современного  человека.  Сотни
фильмов  прославляют  агента  007  и  его  наглых  выдуманных   противников.
Телевидение и дешевые книги создают бесчисленные  образы  шпиона,  изображая
его бесстрашным, романтичным, аморальным. Тем временем правительства  тратят
огромные деньги на шпионаж. Агенты КГБ,  ЦРУ  и  десятков  других  секретных
служб, разыскивая друг друга, путешествуют из Берлина в Бейрут, из  Макао  в
Мехико.
   В Москве обвиняют в шпионаже западных корреспондентов.  В  Бонне  сменяют
канцлеров, находя в их министерствах шпионов. В то  же  время  в  Вашингтоне
официальные   лица,   инспектирующие   Конгресс,   выявляют    преступления,
совершенные как американскими, так и корейскими секретными агентами, и  даже
небо над  головой  забито  спутниками-шпионами,  вероятно,  фотографирующими
каждый дюйм земной поверхности.
   Шпион -  не  новинка  в  истории  человечества.  Поэтому  стоит  задаться
вопросом, почему именно  сейчас  шпионаж  так  захватил  воображение  людей,
оставив далеко позади частных детективов, полицейских и ковбоев. И когда  мы
поставим этот вопрос, мы сразу увидим существенную разницу между  шпионом  и
этими героями культуры: выдуманные полицейские и ковбои полагаются только на
свои пистолеты или кулаки, а выдуманный  шпион  вооружен  самой  современной
экзотической технологией  -  электронными  жучками,  компьютерными  данными,
фотоаппаратами   с   инфракрасными   лучами,   летающими   или    плавающими
автомобилями, вертолетами, мини-субмаринами, лучами смерти и тому подобным.
   Существует и более глубокая причина популярности  шпиона.  Ковбои,  копы,
частные сыщики, искатели  приключений  и  испытатели  -  традиционные  герои
печати и кино  -  стремятся  к  доступному  и  понятному:  хотят  земли  для
разведения скота, желают поймать преступника или заполучить девицу. Шпион  -
совсем другое дело.
   Основная задача шпиона - получить  информацию;  она,  по-видимому,  стала
популярным и важным бизнесом  в  мире.  Шпион  превратился  в  живой  символ
революции, охватившей сферу информации.
 
 
 
   Склад образов
 
   Информационная бомба взрывается в самой гуще людей, осыпая нас  шрапнелью
образов и в корне  меняя  и  восприятие  нашего  внутреннего  мира,  и  наше
поведение. Переходя от информационного пространства Второй волны  к  Третьей
волне, мы изменяем свою психику.
   Каждый из нас создает ментальную модель действительности, у нас в  голове
существует как бы склад образов. Одни из них  визуальные,  другие  слуховые,
есть даже тактильные. Некоторые - только "перцепты" -  следы  информации  об
окружающей нас среде, т. е. они запоминаются, как образ,  например,  мельком
увиденного  голубого  неба.  Есть  и  определяющие  отношения  "ассоциации",
предположим, два слова -  "мать"  и  "дитя".  Одни  образы  простые,  другие
сложные и концептуальные, подобно идее о том, что "причина инфляции лежит  в
повышении зарплаты". Связанные воедино, эти образы  дополняют  нашу  картину
мира, помещая нас в пространство, время, определяя наше  место  в  структуре
личностных взаимоотношений.
   Эти образы не появились сами по себе. Они формируются непонятным для  нас
образом из сигналов или информации, получаемой нами из окружающей нас среды.
Поскольку эта среда насыщена переменами, то  на  нашу  работу,  наши  семьи,
церковь, школы, политические институты влияет Третья волна информации, но  и
море самой информации тоже меняется.
   До наступления эры масс-медиа  ребенок  времен  Первой  волны,  росший  в
медленно меняющейся деревне,  строил  свою  модель  реальности  из  образов,
полученных только от учителя, священника, официального лица и,  конечно,  от
семьи. По словам психолога-футуролога Герберта Джорджуа, "в доме не было  ни
телевизора, ни радио, которые могли бы дать ребенку шанс встречи  с  разного
рода незнакомыми людьми, идущими по разным дорогам жизни, людьми  из  разных
стран... Очень немногие видели какой-либо заграничный город... В  результате
было мало людей, которым можно было подражать и следовать.
   Их выбор был ограничен еще и тем, что люди, с  которых  они  могли  брать
пример,  сами  имели  небольшой  опыт  встречи  с  другими".  Образы   мира,
сформировавшиеся у деревенского ребенка, были очень скудными.
   Сообщения, которые он получал, были, напротив, многословными,  это  была,
как правило, случайная речь, полная пауз и повторов,  т.  е.  "череда"  идей
усиливалась различной информацией рассказчика. Ребенок слышал "ты не должен"
и в церкви, и в школе. Эти слова дополняли поучения, которые шли от семьи  и
государства. Консенсус в общине,  сильное  давление  в  сторону  конформизма
действовали на ребенка  с  рождения  и  еще  больше  ограничивали  имеющийся
образный ряд и его поведение.
   Вторая волна увеличила число каналов, из которых индивид черпал  материал
для формирования картины мира. Ребенок пополнял свой образный ряд не  только
из природы и от людей, но и из газет, популярных журналов, радио и, позднее,
от  телевидения.  Во  всем  остальном  церковь,  государство,  дом  и  школа
продолжали вещать в  унисон,  дополняя  друг  друга.  Со  временем  средства
массовой информации сами  превратились  в  гигантский  громкоговоритель.  Их
энергия текла по региональным, этническим, племенным каналам, стандартизируя
образы, бытующие в обществе.
   Некоторые визуальные образы, например, были так распространены среди масс
и так имплантированы в память миллионов людей, что превратились по сути дела
в иконы. Ленин с  выдвинутым  вперед  подбородком  как  символ  триумфа  под
развивающимся красным знаменем стал такой же иконой для миллионов людей, как
и образ распятого Христа. Образ Чарли Чаплина в котелке и с  тросточкой  или
Гитлера, неистовствующего в Нюрнберге, образы тел, сложенных, как  дрова,  в
Бухенвальде, Черчилля, показывающего знак V - символ победы, или Рузвельта в
черной накидке; Мерилин  Монро  в  юбочке,  поднятой  ветром,  тысячи  звезд
масс-медиа  и  тысячи  различных,  повсеместно  узнаваемых   потребительских
товаров - кусок мыла "Айвори" в Соединенных  Штатах,  шоколад  "Моринага"  в
Японии, бутылка "Перье" во Франции - все это стандартные составляющие общего
файла образов.
   Эти централизованно разработанные образы, впрыснутые в массовое  сознание
средствами массовой информации, способствовали  стандартизации  нужного  для
индустриальной системы поведения.
   Сейчас Третья волна радикально меняет все это. По мере ускорения  перемен
в обществе изменяемся и мы сами. Нас настигает все новая  информация,  и  мы
вынуждены постоянно пересматривать картотеку образов. Старые, относящиеся  к
прошлой жизни образы должны заменяться новыми, иначе наши действия не  будут
соответствовать  новой  реальности,   мы   станем   более   некомпетентными.
Невозможно все охватить.
   Это  ускорение  процесса  становления  образов  внутри  нас   приобретает
временный характер. Одноразовое искусство, быстро снятые комедии  положений,
снимки,  сделанные  "Полароидом",   ксероксы,   образчики   изобразительного
искусства, которые пришпиливают, а  затем  выбрасывают.  Идеи,  верования  и
отношения, как ракеты, врываются в  наше  сознание  и  внезапно  исчезают  в
никуда.   Повседневно   опровергаются   и    ниспровергаются    научные    и
психологические теории. Идеологии  трещат  по  швам.  Знаменитости  порхают,
делают  пируэты,  атакуя  наше  сознание  противоречивыми  политическими   и
моральными лозунгами.
   Трудно  отыскать  смысл  в  этой  бурлящей  фантасмагории,  понять,   как
происходит процесс производства образов, поскольку Третья  волна  не  просто
ускоряет  информационные  потоки,  она  трансформирует  глубинную  структуру
информации, от которой зависят наши ежедневные действия.
 
 
 
   Демассифицированные средства массовой информации
 
   В эпоху Второй волны средства массовой информации захватывали все большую
и большую власть. Сейчас же происходят поразительные перемены. Когда подобно
грозе нагрянула  Третья  волна,  никто  не  ожидал,  что  средства  массовой
информации вместо того, чтобы расправить крылья, будут вы