ателей связываться с другой
группой  через  терминалы  в  их  домах  или  офисах.  Около   660   ученых,
футурологов, плановиков и учителей в нескольких  странах  через  Электронную
информационную систему обмена проводят  сегодня  друг  с  другом  длительные
дискуссии  об  энергетике,  экономике,  децентрализации  и   о   космических
спутниках(9). Телепринтеры и мониторы  в  их  домах  и  офисах  обеспечивают
возможность выбора, момента или задержки  связи.  Каждый  из  пользователей,
разделенных   многими   временными   зонами,    выбирает,    посылает    или
восстанавливает данные, когда это необходимо. Человек может работать  в  три
часа утра, если ему или ей это нравится. И наоборот, некоторые могут войти в
линию одновременно, если они так захотели.
   Но  влияние  компьютеров  на  время  идет  еще   глубже,   изменяя   даже
представление о нем. Компьютер вводит новый словарь (с такими терминами, как
"реальное  время",   например),   который   классифицирует,   обозначает   и
переконцептуализирует временные явления.  Он  начинает  замещать  часы,  как
важное устройство, поддерживающее время и задающее темп в обществе.
   Работа компьютера настолько быстра, что мы выполняем  рутинные  обработки
данных, в которых может быть определено  "подсознательное  время"  интервал,
слишком короткий для человеческих чувств, чтобы  его  зарегистрировать,  или
для нейронного отклика  человека,  для  того,  чтобы  с  ним  состязаться  в
скорости. Мы сегодня имеем компьютерно управляемые микропринтеры,  способные
выдавать на печать 10 тыс. и 20 тыс. строк в минуту - более чем  в  200  раз
быстрее, чем время, за которое  их  можно  прочитать,  а  это  только  самый
медленный элемент компьютерных систем. За 20 лет компьютеров  ученые  прошли
путь осознания времени в терминах от "миллисекунды" (тысячная доля  секунды)
до "наносекунд" (миллиардная доля секунды) - сжатие времени гораздо сильнее,
чем мы можем себе это представить. Если количество  рабочих  часов  за  одну
человеческую жизнь принять равным 80 тыс. - по 2 тыс. часов в год  за  сорок
лет работы - это может быть сжато до 4,8 минут компьютерного времени.
   Кроме компьютеров, мы находим другие  технологии  или  продукты,  которые
также движутся в направлении демассификации времени. Влияющие на  настроения
наркотики (мы не говорим о марихуане) изменяют масштабы времени внутри  нас.
Как гораздо более усложняющие настроение, наркотики  начинают,  вероятно,  и
будут так воздействовать и  на  здорового  и  на  больного,  что  даже  наше
внутреннее чувство времени,  наше  чувство  длительности  станет  еще  более
индивидуализированным и менее универсальным.
   В течение цивилизации Второй волны  машины  были  грубо  синхронизированы
одна  с   другой,   и   люди   на   сборочном   конвейере   вынуждены   были
синхронизироваться   с   машинами,   со   всеми    возможными    социальными
последствиями, которые вытекали из этого факта. Сегодня синхронизация  машин
достигла такого исключительно высокого уровня, а шаги даже  самого  быстрого
работника настолько до смешного медленны в сравнении  с  ними,  что  полного
преимущества технологий можно достичь, не соединяя работника  и  машину,  а,
наоборот, только отделяя их друг от друга.
   С  другой  стороны,  в  течение   Второй   волны   цивилизации   машинная
синхронизация связывала человека с машинными способностями и  заключала  всю
его  социальную  жизнь  в  тесные  общие  рамки.  Это  происходило   как   в
социалистических,  так  и  в  капиталистических  обществах.  Сейчас,   когда
синхронизация машин достигла высокой точности, человек  вместо  скованности,
наоборот, быстро освобождается.
   Одно  из  психологических  последствий  этого  -   изменение   значимости
пунктуальности в нашей жизни. Мы идем сейчас от пунктуальной во всем жизни к
селективной  или  ситуационной  пунктуальности.  Существование  во  времени,
которое, вероятно, смутно чувствуют наши дети,  сегодня  означает,  что  оно
используется как средство.
   Пунктуальность, как мы видели ранее,  не  была  слишком  важна  во  время
Первой волны цивилизации, в основном потому, что сельскохозяйственные работы
не были столь взаимозависимыми. С приходом  Второй  волны  опоздание  одного
работника могло немедленно  и  сильно  повредить  работе  многих  других  на
фабрике или в офисе.  Поэтому  для  обеспечения  пунктуальности  оказывалось
огромное культурное давление.
   Сегодня, поскольку Третья волна принесла с  собой  персонализацию  взамен
универсальных и  массифицированных  графиков,  последствия  опозданий  менее
заметны.  Опаздывая,  можно  причинить  неудобство  другу  или  коллеге,  но
отрицательное влияние этого на производство, все еще потенциально сильное  в
определенных профессиях, проявляется все менее  и  менее  очевидно.  Сегодня
иногда трудно сказать, особенно  для  молодых  людей,  когда  пунктуальность
действительно  важна,  а  когда  она  требуется  просто  в  силу   привычки,
вежливости или традиции. Пунктуальность необходима в некоторых ситуациях, но
так как компьютеры распространились и люди могут  включаться  и  отключаться
круглосуточно, когда захочется, число работников, чья эффективность  зависит
от пунктуальности, уменьшается.
   В  результате  молодые  люди  меньше  чувствуют  необходимость  быть  "во
времени", быть пунктуальными. Пунктуальность, подобно  моральности,  зависит
от ситуации.
   Короче говоря, по мере того, как Третья волна  распространяется,  замещая
старый   индустриальный   способ   производства,   она   полностью    меняет
взаимоотношения цивилизации со временем. Старая механическая  синхронизация,
которая разрушила так много из спонтанности и  радости  жизни  и  фактически
символизировала Вторую волну,  уходит.  Молодые  люди,  которые  отбрасывают
режим "с девяти - до пяти", равнодушны к  классической  пунктуальности,  уже
могут даже не осознавать, почему они ведут себя именно так.  Но  время  само
изменилось в "реальном мире", и, в соответствии с этим, мы изменили основные
законы, которые раньше управляли нами.
 
 
 
   Постстандартизированный разум
 
   Третья волна не только заменила образчики синхронизации Второй волны. Она
атаковала также основную особенность индустриальной жизни - стандартизацию.
   Тайный код Второй волны поощрял  "паровой  каток"  стандартизации  многих
вещей -  от  стоимости,  веса,  расстояния,  размера,  времени  и  валют  до
производства и цен. Бизнесмены Второй волны много работали  над  тем,  чтобы
сделать каждую, даже незначительную вещь, идентичной, а некоторые до сих пор
этим занимаются.
   Современные наиболее разумные бизнесмены, как мы видели,  знают,  как  (в
противоположность стандартизации) договориться о наиболее низкой  стоимости,
найти  остроумные  (нестандартные)  пути  применения  новых  технологий  для
индивидуализации  продуктов  и  сервиса.  По  статистике  занятости,   число
работников, делающих идентичную работу, не  растет,  а  увеличивается  число
профессий. Зарплаты и льготы теперь различны у разных работников.  Они  сами
стали отличаться друг от  друга,  а  так  как  они  же  (и  мы)  являются  и
потребителями, эти различия мгновенно отражаются на рынке товаров(10).
   Сдвиг в сторону от традиционного массового  производства  сопровождается,
таким образом, параллельной демассификацией рынка, покупки и продажи товара,
потребления. Пользователи начинают делать свой выбор исходя  не  столько  из
того, какую специфическую материальную или психологическую функцию выполняет
товар, сколько из того, как он соответствует той  конфигурации  продуктов  и
сервиса, которую  они  хотели  бы  иметь.  Эти  индивидуальные  конфигурации
временны,  так  как  зависят  от  стиля  жизни,  который  они  же   помогают
реализовать.     Потребление,     подобно      производству,      становится
конфигурированным. Постстандартизированное производство приносит с  собой  и
постстандартизированное потребление.
   Даже цены, стандартизированные в период Второй волны, начинают быть менее
стандартными сейчас,  так  как  изготовленная  на  заказ  продукция  требует
договорной  цены.  Ярлык  цены  на  автомобиле  зависит  от  индивидуального
комплекта   выбранных   особенностей;   цена    электронного    оборудования
(аудиотехники) тоже определяется  входящими  в  его  состав  компонентами  и
степенью автоматизации работы; цены на самолеты,  на  оборудование  нефтяных
плавучих баз, корабли,  компьютеры  и  другие  высокотехнологичные  продукты
изменяются от одного индивидуального устройства к другому.
   В политике мы наблюдаем  те  же  тенденции.  Наши  взгляды  нестандартны,
потому что консенсус в стране потерян после того, как  общество  раскололось
на тысячи "спорящих групп", каждая из  которых  яростно  сражается  за  свои
собственные узкие, часто временные принципы и идеи. Культура сама все больше
и больше дестандартизируется.
   Таким образом, мы видим разрушение массового сознания в виде вступившей в
силу новой коммуникационной среды, описанной в главе 13. Эта  демассификация
массового сознания - увеличение роли и разнообразия мини-журналов и  листков
новостей  небольших  форматов,  часто  в  виде   ксерокопий;   коммуникации,
связанные  с  приходом   кабелей,   кассет   и   компьютеров   -   разбивает
стандартизированные   шаблоны   мира,   распространяемые   коммуникационными
технологиями Второй волны, приносит в общество разнообразные  образы,  идеи,
символы и ценности. Мы используем не только индивидуализированные  продукты,
но и различные символы для того, чтобы сделать индивидуальным  наше  видение
мира.
   "Art  News"  суммировала   точку   зрения   Дейтера   Хониша,   директора
национальной галереи в Западном Берлине: "То, что  восхищает  в  Кёльне,  не
может быть принято в Мюнхене, а то, что имеет успех в  Штутгарте,  не  имеет
успеха  у  гамбургской  публики.  Живущие  по  законам  местных   интересов,
отдельные районы теряют чувство национальной культуры"(11).
   Ничто не описывает этот процесс культурной  демассификации  более  четко,
чем недавняя статья в
   "Christianity   Today",   лидирующем   органе   прессы    консервативного
протестантизма в Америке. Его редактор пишет: "Многие христиане находятся  в
рассеянности от доступности многих  и  многих  различных  трактовок  Библии.
Старые христиане не сталкивались с этим". Вслед за этим следует ошеломляющее
заключение: ""Christianity Today" рекомендует: ни одна  из  этих  версий  не
должна  называться  "стандартом"".  Даже  внутри  узких  границ  библейского
толкования, как и в  религии  в  целом,  представления  о  едином  стандарте
изменятся. Наши религиозные взгляды, подобно нашим вкусам, становятся  менее
одинаковыми и стандартизированными.
   "Эффект сегментирования" заключается в том, чтобы увести нас от общества,
подобного   описанным   в   романах   Хаксли   и   Оруэлла,   -    безликих,
деиндивидуализированных   гуманоидов,   которые   принимали    бы    простое
распространение Второй волны. Должны развиваться яркие личности,  необходимо
создавать   многообразные   стили   жизни.    Мы    наблюдаем    восход    "
постстандартизированного сознания" и "постстандартизированного общества".
   Это   принесет   свои   собственные   социальные,    психологические    и
физиологические проблемы, некоторые из них мы уже чувствуем:  одиночество  и
социальная изоляция, но это очень сильно  отличается  от  проблем  массового
конформизма, распространенного в период индустриальной эры.
   Так как Третья волна еще не доминирует - даже в  наиболее  технологически
развитых странах мы продолжаем ощущать связь с мощным ходом Второй волны. Мы
продолжаем завершать незаконченные  дела  Второй  волны.  Например,  жесткие
переплеты книг, публикуемых в США, долговозвратная индустрия их произволства
и продажи только сейчас становятся массовыми, как были еще недавно массовыми
дешевые издания в мягком переплете(12). Другие движения Второй волны кажутся
почти донкихотскими. Одно из  них  понуждает  нас  на  этой  поздней  стадии
приводить метрическую систему США в соответствие  с  европейской.  Некоторые
происходят  от  все  еще  господствующего  бюрократического  строя,  подобно
попыткам технократов из Общего Рынка в  Брюсселе  "гармонизировать"  систему
получения дипломов колледжей. "Гармонизация" - это то же  движение  жаждущих
стандартизации индустриального типа.
   Наконец, существуют движения, нацеленные на поворот назад стрелок  часов,
подобно движению  "назад  к  основам"  в  школах  США.  Прогнившее  массовое
образование, законно испытавшее критику,  не  осознало,  что  демассификация
общества требует новой образовательной стратегии. Вместо этого  искали  пути
восстановления и проведения в жизнь однообразия цивилизации Второй  волны  в
школах.
   Тем не менее все эти попытки достичь  однообразия  -  не  что  иное,  как
метания истощившейся цивилизации. Удар изменений Третьей волны направлен  на
увеличение разнообразия, на отход от стандартизации жизни. Истиной  является
как раз то, что идеи, политические суждения, сексуальные наклонности, методы
образования, пристрастия в еде,  религиозные  взгляды,  этнические  позиции,
музыкальные вкусы, моды и формы семьи - это ее  автоматически  произведенные
продукты.
   Историческая точка возврата преодолена, и стандартизация,  как  и  другие
основные принципы Второй волны цивилизации, заменяются на новые.
 
 
 
 
   Новая матрица
 
   Рассмотрев, как быстро мы отходим от индустриального стиля стандартизации
и синхронизации, не будет лишним обратиться  к  другим  разделам  социальных
кодов.
   Мы видели ранее, что в  то  время  как  некоторые  общества  нуждаются  в
определенной  централизации  и  децентрализации,  цивилизация  Второй  волны
сильно тяготеет к первому и не приемлет последнее. Великие  стандартизаторы,
те, кто помог построить индустриализм, маршировали рука об руку  с  великими
централизаторами, от Гамильтона и Ленина до Рузвельта.
   Сегодня  очевиден  резкий  скачок  в   противоположную   сторону.   Новые
политические партии, новые методы управления и  новые  философии  непрерывно
возникают, что явно воздействует на централиста, созданного  Второй  волной.
Децентрализация стала  "горячим"  политическим  лозунгом  от  Калифорнии  до
Киева(13).
   В Швеции коалиция в значительной  степени  децентрализованных,  небольших
партий   заменила   на   должностях   в    правительстве    централизованных
социал-демократов с 1944 г(14).  Борьба  за  децентрализацию  и  регионализм
сотрясала Францию в последние годы, на севере Шотландии националисты подняли
на щит  лозунг  "радикальной  экономической  децентрализации"(15).  Подобные
политические движения можно увидеть везде в Западной Европе, в то  же  самое
время и в Новой Зеландии пока еще небольшая Партия Цен стала  расти,  требуя
"расширения функций и автономии локальных и региональных  правительств...  с
последующим уменьшением функций и размеров центрального правительства".
   В США децентрализм, также  достигший  пика  поддержки,  подбрасывает,  по
крайней мере немного, топливо в огонь налогового восстания,  прокатившегося,
хорошо это или плохо, по всей стране. На муниципальном  уровне  децентрализм
также усиливает  давление,  с  локальным  политическим  требованием  "власти
округов"(16).   Расположенные   в   округах   группы   активистов    обильно
размножились, от ROBBED ("Жители,  организованные  за  лучшее  и  прекрасное
экологическое будущее") в Сан-Антонио, до  СВВВ  ("Граждане  за  возвращение
Бродвея" (театральный район) в Кливленде и "Пожарные станции  для  людей"  в
Бруклине. Многие видят центральное правительство в Вашингтоне  как  источник
местных болезней, а не потенциальное средство лечения(17).
   Согласно мнению моньсеньера Джино Барони, бывшего борца за права  жителей
и  граждан,  а  сейчас  помощника  секретаря  по  округам   в   американском
департаменте   развития   городского    строительства,    такие    небольшие
децентрализированные  группы  отражают  разрушение   машинной   политики   и
неспособность центрального правительства успевать за  широким  разнообразием
местных условий и людей. Как говорит "The  New  York  Times",  активисты  из
округов одержали "победы в Вашингтоне и по всей стране".
   Философия  децентрализма  распространилась   в   школах   архитектуры   и
планирования от Беркли и Йеля в США до Архитектурной ассоциации  в  Лондоне,
где студенты, кроме  всего  прочего,  исследуют  новые  технологии  контроля
экологического состояния, солнечного нагревания или городского земледелия  с
целью создания самодостаточного общества в будущем. Это воздействие  молодых
плановиков и архитекторов будет все больше и больше чувствоваться в те годы,
когда они займут ответственные посты на всех уровнях(18).
   Более важный термин "децентрализация" стал часто  произносимым  словом  в
менеджменте. Большие компании торопятся разделить свои департаменты на более
маленькие, более автономные "профит-центры" ("прибыльные центры").  Типичным
случаем была реорганизация Исмарк, инк. (Esmark  Inc.),  огромной  компании,
работающей в пищевой, химической, нефтяной и страховой индустриях(19).
   "В прошлом, - заявил глава комании Роберт Ренекер, - мы имели  громоздкий
бизнес... Единственный способ, которым мы могли бы развить  координированные
усилия,  было  разделиться  на  мелкие  части".  И  в  результате   "Исмарк"
разделилась на 1 тыс. различных автономных "профит-центров".
   "Эффект сегментирования, - заявил "Business Week", - заключается в снятии
необходимости принятия рутинных решений с плечей  Ренекера.  Децентрализация
очевидна, но в "Исмарк" она совершена даже над финансовым контролем".
   В этом примере важно не то, что "Исмарк" реорганизовался,  это  случится,
вероятно,  еще  не  раз  впоследствии,  а  общая   тенденция,   которую   он
иллюстрирует. Сотни и,  вероятно,  тысячи  из  компаний  находятся  также  в
процессе непрерывной  реорганизации,  децентрализации,  иногда  ошибаются  и
колеблются в обратную  сторону,  но  постепенно  ослабляют  централизованный
контроль над своими каждодневными операциями.
   Даже на  более  глубоком  уровне  большие  организации  изменяют  правила
руководства и контроля, которые  ранее  были  основой  централизма.  Обычная
фирма Второй волны  или  правительственное  агентство  были  организованы  в
соответствии с принципом "один человек, один начальник". Пока  служащие  или
исполнительная власть могли иметь много подчиненных, он или она  докладывали
только одному начальнику, т. е. все командные каналы сходились к центру.
   Сегодня зачаровывает то, как  система  трещит  под  собственным  весом  в
наиболее технологически развитых индустриях, в  сервисе,  в  профессиях,  во
многих правительственных агентствах. Теперь многие из нас  имеют  нескольких
начальников.
   В "Шоке будущего" я указывал, что большие организации делались все  более
и более ячеистыми путем образования временных  структур,  таких,  как  "силы
задачи", межотдельские комитеты, команды  проектов.  Я  назвал  это  явление
"ad-hocracy" ("адхократия")*, поскольку вслед за этим многочисленные большие
компании  стали  объединять  эти  временные  единицы  в   совершенно   новые
формальные  структуры,  названные  "матричными  организациями"(20).   Вместо
централизованного  контроля  матричные  организации  использовали  то,   что
известно как "многокомандная система"(21).
   В этой конструкции  каждый  служащий  присоединяется  к  подразделению  и
отчитывается перед начальником по обычной форме. Но он или она также обязаны
в одной или нескольких командах принимать  участие  в  работах,  которые  не
могут быть выполнены одним подразделением. Таким образом,  типичные  команды
проектов  могут  включать  людей  с  фабрики,   исследователей,   торговцев,
инженеров и финансистов, а также представителей других подразделений.  Члены
таких ---------------------