ва Петерсена,  датского  агента  влияния  в  КГБ,
завербованного в 1973 году Леонидом Макаровым, который позже стал резидентом
КГБ в Осло. Петерсен был простодушным левым интеллектуалом и в разное  время
увлекался такими антиимпериалистическими героями, как Ким Ир Сен, Пол Пот  и
Муамар Каддафи. В период с 1973 по 1981 год, когда с  ним  успешно  работали
Макаров, Станислав Чеботок, Вадим Черный и Владимир  Меркулов,  Петерсен  не
просто соглашался писать статьи по тематике, предложенной офицерами КГБ,  но
и подписывался под статьями и памфлетами, написанными для него  по-английски
службой А. Литературные достоинства их  были  столь  же  невысоки,  сколь  и
политическое хитроумие.
   Первым плодом совместного творчества Петерсена и КГБ  стал  памфлет  1979
года под заглавием  "Рыцари  холодной  войны",  в  котором  Тэтчер  называли
"ведущим антисоветским  крестоносцем  в  Европе".  Хотя  Центр,  безусловно,
гордился своим произведением,  в  памфлете  были  такие  явные  ошибки,  как
указание на  то,  что  член  кабинета  министров  от  консервативной  партии
Реджинальд Модлинг был, якобы, "лейбористом правого толка". Сама  же  миссис
Тэтчер,  ничтоже  сумняшеся  заявлял  памфлет,  апеллировала  к  "расистским
чувствам" англичан для того, чтобы  усилить  "капиталистическое  влияние"  и
вести "войну против британского рабочего класса". Другими "рыцарями холодной
войны", попавшими под огонь службы А, были и излюбленные betes noires - лорд
Чалфонт (которого  настойчиво  называли  "министром  разоружения"),  сенатор
Генри Джексон, сенатор Барри Голдуотер, Джозеф Луне, Аксель Шпрингер и Франц
Йозеф Штраус.
   Следующий памфлет, опубликованный в 1980  году,  под  заголовком  "Печаль
сторожевого пса", был полностью посвящен миссис  Тэтчер.  Тут  КГБ  совершил
ошибку, поскольку состряпал статью в фельетонной манере,  а  этот  жанр  КГБ
редко когда удавался. Это было видно  уже  по  подзаголовку  -  "Кровельщик,
который не может починить свою крышу" ("тэтчер" - по-английски "кровельщик".
-  Прим.  переводчика.  )  Вскоре  на  смену   сатире   пришло   фронтальное
наступление. "Не имея достаточной компетенции для управления правительством,
" но поддерживая "личные связи с  воротилами  большого  бизнеса"  и  потакая
"интересам крупных монополий", Тэтчер "пошла по пути войны". На этой высокой
ноте и закончилось совместное творчество КГБ и Петерсена. Его  арестовали  в
ноябре 1981 года по обвинению в связях с КГБ. Однако  в  1982  году  министр
юстиции Дании снял с Петерсена обвинение  на  основании  того,  что  главные
виновники, а именно офицеры КГБ, покинули страну. К большой  досаде  датской
службы безопасности, Петерсена освободили.
   16 мая 1983 года советский посол в Лондоне Виктор Иванович  Попов  созвал
совещание старших дипломатов, офицеров КГБ и ГРУ для того, чтобы обсудить  с
ними предстоящие в июне всеобщие выборы. Совещание пришло к выводу, что,  по
всей вероятности, консерваторы  и  Тэтчер  на  выборах  выиграют  и  что  ни
посольство, ни резидентуры КГБ никак не могут повлиять на  такой  исход.  Но
Москва думала по-другому. 23 или 24 мая  советское  посольство  получило  из
Москвы ответ на посланную лейбористской партией письмо о разоружении. Москва
полагала, что это поможет лейбористам в  их  предвыборной  кампании.  Однако
когда в штаб-квартиру лейбористской партии доставили текст  этого  послания,
она отказалась получать его до выборов.  23  мая  резидентура  КГБ  получила
телеграмму, извещавшую о том, что вскоре будет получен  важный  документ  со
списком   тем,   которые    стоит    затронуть    в    предвыборных    речах
кандидатов-лейбористов. Текст телеграммы, которая представляла  собой  смесь
русских и английских фраз, пришлось долго расшифровывать. Он был готов  лишь
27 мая. Резидентура посчитала  его  использование  в  предвыборной  кампании
лейбористов совершенно невозможным. И не приняла никаких мер. (158)  9  июня
Маргарет Тэтчер легко одержала победу на выборах.
   Вскоре после всеобщих выборов  в  Великобритании  лондонская  резидентура
получила телеграмму из  Центра,  в  которой  говорилось,  что  администрация
Рейгана продолжала подготовку к ядерной  войне,  и  еще  раз  подчеркивалась
важность операции РЯН. В свою очередь, офицеры линии ПР считали, что ядерное
нападение  Запада  возможно  только  в  результате  крупнейшего  кризиса   в
отношениях между Востоком и Западом.  Гордиевский  и  его  коллеги  пытались
убедить Гука, что инструкции Центра по  сбору  информации  по  подготовке  к
ядерному нападению вслед за  направлением  в  Москву  некоторых  сигналов  о
возможных  ядерных  приготовлениях,   которые   неизменно   вызывали   поток
дополнительных инструкций из Центра, лишь создавали замкнутый круг: в Москве
неуклонно нагнеталась напряженность. Например, Центр высоко оценил сообщение
лондонской резидентуры о  правительственной  кампании  по  увеличению  числа
доноров. Тем самым, необычайное внимание уделялось обычной и рутинной  черте
британской жизни. (159)
   12 августа 1983 года Центр направил дополнительные инструкции по операции
РЯН, подписанные лично Крючковым.  Подобные  инструкции,  направленные  и  в
резидентуры других  стран  НАТО,  перечисляли  сферы  деятельности  западных
разведслужб, которые могли указывать на  подготовку  к  внезапному  ядерному
нападению. Перечень подозрительных видов деятельности, пришедший из  Центра,
был в основном зеркальным отражением собственных планов  КГБ  и  ГРУ  против
Запада. Он включал в себя: "увеличение потока  дезинформации",  направленной
против СССР и  его  союзников,  "инфильтрацию  подрывных  групп  с  ядерным,
бактериологическим и химическим  оружием"  в  страны  Варшавского  Договора,
"расширение сети подрывных школ", в  которых  проходили  подготовку  главным
образом эмигранты из стран Восточной Европы, а также  усиление  "агрессивных
мер карательными органами" против прогрессивных организаций и отдельных лиц.
(160)
   1 сентября по пути из Анкориджа (Аляска) в Сеул над  Японским  морем  был
сбит корейский авиалайнер рейса КАЛ-007.  Лайнер  сильно  отошел  он  курса,
пролетая в советском воздушном пространстве.  Японская  станция  электронной
разведки в Мисава в 360 милях к северу от Токио  зарегистрировала  сообщение
пилота советского перехватчика, который, выпустив по  воздушному  судну  две
ракеты в 3. 26  по  токийскому  времени,  сообщил,  что  "цель  уничтожена".
Поначалу на станции подумали, что советские ВВС проводили маневры  с  пуском
ракет "воздух-воздух", но через несколько часов  стало  ясно,  что  персонал
станции стал свидетелем последних мгновений жизни пассажиров рейса  КАЛ-007.
Все 269 пассажиров и экипаж погибли. (161)
   Трагедия рейса КАЛ-007 произошла из-за грубых ошибок как  советских  ВВС,
так  и  корейской  авиакомпании.  Это  усугублялось  полным   пренебрежением
советских военных к  жизням  людей.  Пятью  годами  ранее,  когда  еще  один
Боинг-747 корейской авиакомпании, рейс КАЛ-902, сбился с курса  по  пути  из
Парижа в Сеул и пересек советскую границу неподалеку от Мурманска, советские
войска ПВО потеряли самолет за пределами насыщенного вооружениями  Кольского
полуострова. В  конце  концов  самолет  перехватили  и  заставили  сесть  на
замерзшее озеро в 300 милях к югу  от  Мурманска.  По  самолету  также  была
выпущена тепловая ракета, но не сбила его, а лишь нанесла повреждения. Тогда
двое пассажиров были убиты и 13 ранены.
   С  некоторой   долей   правды,   в   советских   войсках   называли   ПВО
"сельскохозяйственным сектором советских вооруженных сил". (162) В 1987 году
они были выставлены на посмешище всего мира,  когда  западный  немец  Матиас
Руст, почти мальчишка, успешно посадил свой спортивный  самолет  на  Красной
площади, в сердце Москвы.
   В ночь с 31 августа на 1 сентября 1983  года,  по  сообщению  лондонского
резидента Аркадия Гука, который в это время находился в отпуске в  Союзе,  8
из 11 станций слежения на Камчатском полуострове и Сахалине,  через  которые
пролетал  рейс  КАЛ-007,  работали  со  сбоями.  Недавние   административные
перестановки,   которые    расформировали    прежде    независимые    округа
противовоздушной обороны и  привели  в  соответствие  с  обычной  структурой
командования, лишь усугубили  неразбериху.  Командование  округа  прежде  не
сталкивалось Со случаями серьезного нарушения воздушного пространства СССР и
прореагировало  на  инцидент  довольно  путано,  но  жестоко.  (163)   Когда
поступило  сообщение  о  вхождении  рейса  КАЛ-007  в  советское   воздушное
пространство, командование ВВС в Хабаровске  предприняло  несколько  попыток
получить   указания   из   Москвы.   После   обмена   путаными   сообщениями
(перехваченными средствами электронной разведки  США  и  Японии),  Хабаровск
напомнил командному центру  на  Сахалине  о  правилах  вступления  в  боевые
действия, которые требовали визуальной идентификации нарушителя до  открытия
огня. Сахалин  эти  правила  проигнорировал.  Самолет  был  уничтожен  двумя
ракетами, выпущенными пилотом советского истребителя, который не  удосужился
разобраться, по какой, собственно, цели он стреляет. В ходе этого  инцидента
сбитое с толку  командование  полагало,  что  речь  идет  не  о  гражданском
Боинге-747, а об американском разведывательном самолете PC-135. (164) Однако
Гук настойчиво утверждал, что ко времени уничтожения самолета
   Хабаровск прекрасно  представлял  себе,  что  имеет  дело  с  гражданским
воздушным судном. (165)
   Первоначальной официальной советской реакцией  на  инцидент  было  полное
отрицание самого факта уничтожения самолета. По  заявлению  ТАСС,  советские
истребители  попросту  "пытались  довести  сбившийся  с  курса  самолет   до
ближайшего аэродрома". Смущение в  Москве  было  настолько  велико,  что  на
протяжении трех дней ни советское посольство, ни резидентура КГБ  в  Лондоне
(и, вне всякого сомнения, в других столицах) не получили никаких указаний по
объяснению инцидента. Затем, 4 сентября из Центра одна за  другой  поступили
три телеграммы-молнии, а в посольство - из МИДа.
   В первой телеграмме указывалось, что самолет рейса КАЛ-007  использовался
рейгановской  администрацией,  чтобы  подстегнуть   антисоветскую   истерию.
Кампания  эта  была  настолько  злобной,  указывал  Центр,  что  резидентура
получила   инструкцию   координировать   свою   деятельность    с    послом,
представителями ГРУ и партийных органов для того, чтобы  защитить  советских
представителей и здания, морские и воздушные суда от  возможного  нападения.
Во второй и третьей телеграммах содержались "тезисы активных мер", в которых
предлагалось свалить вину за  инцидент  на  американцев  и  корейцев.  Центр
извещал, что Соединенные Штаты и корейская авиакомпания поддерживали  тесные
военные разведывательные связи. Таким образом, следовало заявить,  что  рейс
КАЛ-007 выполнял разведывательную задачу над  советской  территорией.  (166)
Позднее эта история обросла множеством фальшивых докладов о том, что капитан
корейского воздушного судна Чон Бен Ин  и  раньше  хвастался  своим  друзьям
выполнением   разведывательных   заданий   и   даже   показывал    шпионское
оборудование, установленное на его самолете. (167) Ни в одной  из  телеграмм
Центра, отправленных  4  сентября,  не  признавалось  прямо,  что  советский
перехватчик сбил самолет КАЛ-007, хотя это и подразумевалось. В них также не
сообщалось о том, знали ли советские ВВС о том, что нападали на  гражданское
воздушное судно.
   Через 2-3 дня из Центра пришло еще две телеграммы  с  тезисами  "активных
мер". В них указывалось, что американцы и японцы поддерживали  радиообмен  с
КАЛ-007  во  время  его  вторжения  в  советское   воздушное   пространство.
Сообщалось также, что пилоты корейского самолета прекрасно  знали,  где  они
находятся. Приводилось ложное сообщение о  том,  что  во  время  радиообмена
пилот  заявил:  "Сейчас  мы  пролетаем  над  Камчаткой".  Чтобы  еще   более
разработать  эту  теорию  заговора,  Центр  приказал  резидентурам   собрать
информацию о пассажирах рейса и, по  возможности,  выявить  там  сотрудников
западных разведслужб. 9 сентября на двухчасовой пресс-конференции  в  Москве
начальник  генерального  штаба  Советских  Вооруженных  Сил  маршал  Николай
Огарков  заявил,  что  советская  государственная  комиссия   "неопровержимо
доказала, что вторжение  самолета  южнокорейской  авиакомпании  в  советское
воздушное   пространство   было   намеренной,    тщательно    спланированной
разведывательной акцией,  исходившей  из  известных  центров  на  территории
Соединенных Штатов и Японии. "
   Все советские дипломаты и сотрудники КГБ, с которыми Гордиевский обсуждал
это  дело,  печально  говорили  о  серьезном  ущербе,  нанесенном  репутации
Советского Союза во всем мире. Лишь немногие верили официальному  советскому
объяснению этого инцидента. Многие считали его смехотворным. (168)
   Центр чуть не задохнулся от ярости, когда 18 сентября,  во  время  своего
визита в Лондон, главный  редактор  газеты  "Правда"  В.  Г.  Афанасьев  дал
интервью Би-Би-Си, в котором поставил под сомнение официальную  версию.  "Не
могу сказать, что я был очень доволен нашими первыми сообщениями,  -  сказал
Афанасьев. - Я думаю, что в этом отношении наши военные виноваты.  Наверное,
произошел какой-то сбой, может быть, они сами неточно представляли себе, что
произошло...   "   (169)   Лондонская   резидентура   получила   из   Центра
телеграмму-молнию с запросом полного текста интервью Афанасьева.  Машинистка
КГБ начала расшифровку записи,  сделанной  дежурным  по  посольству,  но  не
успела закончить ее до конца рабочего дня. На следующее утро  пришла  вторая
телеграмма-молния  из  Центра,  требуя  немедленного  представления   текста
интервью. Машинистка спешно закончила свою работу. (170)
   Вскоре после инцидента администрация Рейгана почувствовала  на  себе  то,
что  Генри  Е.  Катто-младший,  помощник  министра  обороны,  позже  называл
"радость фарисейства". "Проявила себя "империя зла" наконец", -  говорили  в
Белом доме. Рассерженно помахивая разведсводкой, госсекретарь  Джордж  Шульц
заявил, что утром 1 сентября советский пилот, вне  всякого  сомнения,  знал,
что КАЛ-007 был гражданским судном, и, тем не менее, хладнокровно сбил  его.
Президент Рейган пошел на беспрецедентный шаг и в телепередаче разрешил дать
кусок перехваченной записи радиообмена советского пилота с наземной  службой
для того, чтобы подтвердить этот факт:  "Пилот  никак  не  мог  ошибиться  и
принять гражданский самолет за что-нибудь  еще".  Во  время  аудиовизуальной
презентации  в  ООН  посол  Джин  Киркпатрик   дала   прослушать   аудитории
дополнительные выдержки записи, сделанной средствами  электронной  разведки.
Надо сказать, что запись, хоть и произвела большое впечатление, представлена
была очень осторожно и выборочно. В переводе, подготовленном для Генеральной
Ассамблеи,   советские   ругательства    опускались.    Даже    восклицание:
"Елки-палки!", исходившее из уст советского пилота  перед  пуском  ракет,  в
английском переводе скорее напоминало:
   "Батюшки!". Целью этого театрализованного экзерсиса, по словам  самой  же
Киркпатрик, было продемонстрировать "тот факт,  что  насилие  и  ложь  стали
обычным  инструментом  советской  политики".  Увы,  не   в   последний   раз
рейгановская   администрация   испортила   все    дело    слишком    долгими
разбирательствами. На закрытом заседании сенатского комитета по  иностранным
делам  прозвучало  мнение  аналитиков  АНБ  о  том,  что   советский   пилот
действительно не знал, что перед ним гражданский самолет. Постепенно  акцент
во всем этом  деле  сменился  с  советской  ответственности  за  смерти  269
пассажиров и  экипажа  на  достоверность  американского  обвинения.  Пытаясь
защитить свои обвинения в намеренном и хладнокровном  убийстве,  официальные
представители американской администрации начали говорить все более  сбивчиво
и туманно. (171)
   В  последние  месяцы  1983  года   приоритетами   резидентур   КГБ   было
распространение слухов об  использовании  ЦРУ  самолета  КАЛ-007  для  сбора
информации. В ежегодном отчете за  1983  год  линия  ПР  в  Лондоне  сделала
значительный  успех  в  этой  области:  "Мы  способствовали  появлению  ряда
благожелательных по отношению к  нам  публикаций  и  выступлений.  Благодаря
усилиям резидентуры, по телевидению  была  показана  специальная  программа,
выявляющая ложь американской администрации... " Центр  поздравил  лондонскую
резидентуру с достигнутыми результатами: "Усилия  сотрудников  линии  ПР  по
противодействию антисоветской кампании в отношении  южнокорейского  самолета
заслуживают  особого  внимания.  "  (172)  Как  и  раньше,  КГБ  переоценило
собственный успех, по крайней мере, на Западе.
   Сомнения  Запада   в   отношении   первоначальной   версии   рейгановской
администрации столь же подкрепляли домыслы о заговоре ЦРУ, сколь и советская
пропаганда.  Самой  влиятельной   версией   этого   заговора   в   Британии,
предложенной оксфордским политологом Р. У. Джонсоном, не имела ничего общего
с советским влиянием. Позже Джонсон писал: "С самого  начала  мне  очень  не
понравилось официальное объяснение  инцидента  рейгановской  администрацией.
Сами  собой  напрашивались  многие  вопросы.   "   (173)   Когда   советская
"Литературная газета" в собственной редакции  представила  статью  Джонсона,
напечатанную "Гардиан", автор был вынужден внести жесткий протест. Некоторые
"активные действия" КГБ работали в обратном направлении. Например,  визит  в
Москву лауреата Пулицеровской премии журналиста Сеймура Херша по приглашению
советских властей  заставил  его  усомниться  в  заговоре  ЦРУ.  Заместитель
министра иностранных дел Георгий  Корниенко  сказал  Хершу  попросту  и  без
стеснения: "Ваша задача - доказать, что самолет вторгся к нам  намеренно.  "
(174)
   Самым опасным последствием трагедии самолета КАЛ-007 стали ее  отзвуки  в
Москве. Центр и  Кремль  лишь  утвердились  во  мнении,  будто  рейгановская
администрация готовит далеко идущий  антисоветский  заговор.  Хотя  огромные
просчеты  советского  командования  войск   ПВО   были   налицо,   советские
руководители, включая Андропова, Огаркова и Крючкова, сами  себя  убедили  в
том, что рейс КАЛ-007 был американской разведывательной  операцией.  Даже  в
эпоху Горбачева Громыко продолжал  настаивать,  что  "человеку  мало-мальски
разумному ясно... что Вашингтон, по сути дела,  защищал  свой  самолет,  что
воздушный лайнер просто имел южнокорейские опознавательные знаки". Даже  те,
кто скептически относился к  теории  заговора  ЦРУ,  рассматривали  действия
Вашингтона как провокационные и  способствующие  эскалации  напряженности  в
отношениях  между  Востоком  и  Западом.  Советских  студентов  отозвали  из
Соединенных Штатов под предлогом того, что в условиях антисоветской  истерии
их жизнь находилась в опасности. Дома их встречали чуть ли не с цветами, как
ветеранов боевых действий.
   Советско-американский конфликт торпедировал встречу министров иностранных
дел по вопросам европейской безопасности, которая должна была  состояться  в
Мадриде  8  сентября.  "Ситуация  в  мире,  -  говорил  Громыко,  -   сейчас
скатывается к краю очень опасной пропасти...  Предотвращение  ядерной  войны
остается главной задачей для всего мира. " Позже  Громыко  говорил  о  своей
встрече с Шульцем: "Это был, вероятно, самый острый разговор с  американским
госсекретарем, а я говорил с четырнадцатью. " (175)
   Незадолго до инцидента с самолетом Андропов, уже серьезно больной,  исчез
с трибун и президиумов и больше уже не появился. Однако и с больничной койки
он 28 сентября выпустил обвинительную речь в  адрес  американской  политики,
составленную в таких выражениях, которые даже в худшие годы  холодной  войны
не слыхали. Так, он заявил, что Соединенные Штаты -