"с  благоговейным
ужасом, восхищением и почтением". "Успехи Кэрнкросса равнозначны достижениям
любого из "Пятерки", за исключением Филби", - говорил Светанко.
   Его учебные успехи  были  не  менее  блестящи,  чем  у  остальных  членов
"Пятерки". Кэрнкросс родился в 1913  году  в  Глазго  в  семье  со  скромным
достатком, но одаренной интеллектуально. Его старший брат Алек  (который  не
имел  связей  с  КГБ)   стал   выдающимся   экономистом.   Он   был   главой
правительственной экономической  службы,  возглавлял  колледж  Св.  Петра  в
Оксфорде, а затем стал президентом университета города Глазго. Как  и  Алек,
Джон поступил с правом на получение стипендии в Академию Хамильтон, что  под
Глазго. В 1930 году, когда ему исполнилось  семнадцать,  вероятно,  находясь
уже под влиянием политических традиций "красного"  Клайдсайда  и  социальных
несправедливостей "великой депрессии", он  поступает  в  университет  города
Глазго, где  в  течение  двух  лет  изучал  французский  и  немецкий  языки,
политэкономию, а также английский. Затем едет в Европу совершенствовать свое
знание языков, и 1933-1934 учебный год проводит в парижской Сорбонне. За год
получает  там  степень  кандидата  филологии,  его  принимают  с  правом  на
стипендию  в  кембриджский  Тринити-колледж,  и  тогда  же   он,   возможно,
налаживает  контакты  со  Всемирным  комитетом  помощи  жертвам  германского
фашизма, возглавляемый Мюнценбергом.
   Ко  времени  приезда   в   Тринити-колледж   для   продолжения   изучения
французского и немецкого,  октябрю  1934  года,  Кэрнкросс  был  откровенным
коммунистом. Степень, полученная в Сорбонне, позволила ему пропустить первую
часть курса аспирантуры по иностранным языкам и  получить  звание  бакалавра
гуманитарных наук всего за два года.
   В Кембридже одним из наставников  Кэрнкросса  по  французской  литературе
оказался Энтони Блант, который провел с ним курс еженедельных индивидуальных
занятий (или "консультаций", как говорят в  Кембридже).  Покровительственные
манеры и книжное знание марксизма Бланта, абстрагированное от суровой правды
классовой борьбы, раздражало молодого  и  пылкого  шотландского  коммуниста.
Кэрнкросс вспоминал: "Он не нравился мне, а я ему. " Блант тем не менее взял
его. на заметку, а затем свел с Берджессом, встреча с которым  произошла  во
время одного из приездов последнего в Кембридж, и  была  установлена  тесная
связь. Сорок лет спустя Кэрнкросс дал интервью,  в  котором,  скрыв  большую
часть того, что он  сделал  для  КГБ,  признался,  что  увидел  в  Берджессе
человека "крайне интересного, обаятельного и  совершенно  безжалостного".  В
один из своих приездов в Кембридж в 1935 году Берджесс завербовал Кэрнкросса
в качестве агента Коминтерна для ведения тайной войны против  международного
фашизма и свел его с Арнольдом Дейчем. (151) К 1936  году  Кэрнкросс  порвал
все видимые контакты с Компартией и подал прошение о приеме в  Форин  Оффис.
Летом 1936-го он окончил  Кембридж  с  наивысшими  отличиями  в  иностранных
языках, ему было предложено место в аспирантуре колледжа,  и,  помимо  всего
прочего, он лучше всех сдал приемные экзамены в Форин Оффис. Он  получил  на
сотню очков больше, чем блистательный Кон
   О'Нил из колледжа Ол Соулз (впоследствии  ведущий  британский  дипломат).
Осенью Кэрнкросс  стал,  после  Джона  Кинга  и  Дональда  Маклина,  третьим
советским агентом в британском Министерстве иностранных дел.
 
   X X X
 
   "Кембриджская пятерка" набирала обороты, капитан  Кинг  передавал  важную
информацию из  Министерства  иностранных  дел  Пику,  а  Дейч  тем  временем
организовал шпионскую группу в Вулвичском арсенале. Все это заставило ИНО  в
начале 1936 года послать в Лондон Малого, где тот сосредоточил в своих руках
всю нелегальную деятельность НКВД. "Легальный"  резидент  НКВД  в  советском
посольстве в Лондоне, Арон Вацлавович Шустер  никакого  участия  в  подобных
операциях не принимал;  он  только  предоставил  канал  связи  с  Московским
центром, а также оказывал прочую нелегальную  поддержку.  Слуцкому,  который
стоял  во  главе  ИНО,  импонировал  дар  Малого  вербовать,  вдохновлять  и
завоевывать преданность своих  агентов,  хотя  его  и  беспокоило,  что  тот
постоянно мучился  угрызениями  по  поводу  своего  прошлого.  После  пьяных
вечеров, проведенных в ресторане с  кем-нибудь  из  агентов,  Малый  начинал
вспоминать все  ужасы,  свидетелем  которых  ему  пришлось  оказаться.  Хеда
Массинг писала: "Стоило  ему,  всегда  рассудительному  и  такому  светскому
человеку,  выпить,  как  он  впадал  в   жуткую   депрессию   и   начиналось
самобичевание. Когда все  эти  кошмары  начинали  выбираться  из-под  такого
ухоженного фасада, по спине пробегал холодок. " У Малого был страстный роман
с Гердой Франкфуртер, которая была агентом Игнатия  Райсса.  Но,  по  словам
Хеды Массинг, "в Москве  хорошо  знали  о  его  пристрастии  к  спиртному  и
заставили его жениться на русской девушке, которую он не любил.  Она  играла
роль няньки и надсмотрщика. "
   Малый с женой  приехали  в  Лондон  в  начале  1936  года  по  поддельным
австрийским паспортам  на  имена  Пола  и  Лидии  Харт.  Капитану  Кингу  он
представился   как   "господин   Петерсен",   сотрудник    несуществовавшего
голландского банка. Именно этот банк, как сказал Кингу Пик, его  куратор  из
НКВД,  покупал  информацию,  полученную  из  Министерства  иностранных  дел.
Вначале Кинг заносил  по  дороге  домой  копии  документов  из  Министерства
иностранных дел Пику  на  работу  у  Букингемейт.  Оттуда  копии  документов
доставлялись  Маю  инженером-электриком,  членом  Компартии  Великобритании,
Брайаном Гоолд-Вершойлом (по кличке "Друг"), который  в  течение  нескольких
лет работал курьером Коминтерна. Гоолд-Вершойл, который взбунтовался  против
системы образования в государственной школе и, вдохновленный  романтическими
представлениями о советском государстве рабочих и крестьян, верил в то,  что
исполняет политические указания  Коммунистического  Интернационала.  Он  был
поражен, когда однажды увидел в открытом пакете Кинга документы Министерства
иностранных дел. Наиболее важные  материалы  от  Кинга  Малый  передавал  по
телеграфу в Москву из советского посольства в Кенсингтоне, под именем  Манн.
Остальное отправлялось через Гоолд-Вершойла или другого курьера, и  все  это
переснималось в студии Вольфа Левита, немецкого  фотографа,  работавшего  на
НКВД.
   Сначала Дон Маклин, который начинал работу в Министерстве иностранных дел
с Лиги Наций и Западного управления (по отношениям  с  Голландией,  странами
Иберийского полуострова, Швейцарией и вопросам Лиги Наций),  имел  доступ  к
ограниченному числу  документов  Министерства  иностранных  дел,  чем  более
скромный Кинг, который  находился  в  стратегически  более  выгодном  месте.
Пожалуй, наиболее важными были данные,  которые  он  передавал  НКВД  насчет
Гражданской войны в Испании, о  чем  Маклин  позднее  писал:  "Все  мы  были
единодушны в нашем желании, чтобы правительства Франции и  Советского  Союза
вмешались и спасли правительство Испании от Франко и  фашистов...  "  Вполне
может быть, что именно он передал в НКВД преувеличенные данные  о  том,  что
британская политика  невмешательства  была  частью  более  широкой  политики
потворствования Германии с целью оставить Сталина один на один  с  фашизмом.
Однако Малый в основном рассматривал  Маклина  как  "долгосрочного"  агента,
давая ему указания, пока тот начинал свою карьеру в Министерстве иностранных
дел, больше внимания уделить именно продвижению по служебной лестнице, а  не
сбору разведывательных данных. И Маклин здесь явно  преуспел.  Отдел  кадров
дал ему самые лестные характеристики, когда рекомендовал его  в  марте  1938
года  послу  Великобритании  во  Франции  в  качестве   третьего   секретаря
посольства, что должно было  стать  его  первым  назначением  на  работу  за
границей: "Маклин, сын покойного сэра Дональда Маклина, который  может  быть
вам известен в качестве  члена  парламента  от  Либеральной  партии,  достиг
огромных успехов  за  два  года  своей  работы  в  министерстве  и  является
гордостью Западного управления. Как  человек  он  очень  приятен  и  проявил
большие умственные способности.  К  тому  же  он  симпатичен  внешне,  и  мы
считаем, что в Париже он будет пользоваться успехом как в общении с  людьми,
так и на работе. "
   К тому времени Маклин  завоевал  такую  репутацию,  что  его  прочили  на
должность постоянного помощника министра.
   Джону Кэрнкроссу, который пришел в Министерство иностранных дел через год
после Маклина, осенью 1936 года, не удалось так  же  быстро  зарекомендовать
себя. В последующие два года он работал в Америке, в Лиге Наций, в  Западном
и Центральном  управлениях,  но  настоящего  места  себе  так  и  не  нашел.
Некоторое время он работал вместе с Маклином в Западном управлении, получив,
по его словам, доступ к "бесконечному количеству ценной  информации  о  ходе
Гражданской войны в Испании". У Кэрнкросса  не  было  столько  естественного
обаяния и такого умения общаться,  как  у  Маклина.  И  хотя  он  и  пытался
наладить широкие контакты в Уайтхолле, друзей завести так и не удалось.  Сэр
Джон Колвилл, помощник  личного  секретаря  Невилла  Чемберлена,  а  позднее
личный секретарь Черчилля, считал, что он "очень умен,  но  временами  ведет
себя неадекватно и занудно". Позднее он  вспоминал,  что  "Кэрнкросс  всегда
приглашал людей пообедать с ним... Ел он очень медленно. Я просто никогда не
видел, чтобы кто-нибудь ел медленнее. " Кэрнкросс  подробно  записывал  свои
разговоры за обедом в Уайтхолле, а затем передавал в НКВД. После года работы
в Министерстве иностранных дел, Малый предложил ему подумать  о  переходе  в
Министерство финансов, так как там, в отличие  от  Министерства  иностранных
дел, у НКВД еще не было своих людей. И он перешел туда в октябре 1938  года.
В Министерстве иностранных  дел,  пожалуй,  даже  вздохнули  с  облегчением,
понимая, что его неуклюжесть не помогла бы ему стать настоящим дипломатом.
   Берджесс, безусловно, расстроился, увидев,  что  Кэрнкросс,  которого  он
завербовал, сумел быстрее проникнуть в Уайтхолл, чем он сам.  В  конце  1936
года он устроился на "Би-Би-Си" в качестве продюсера. После курса подготовки
и работы в качестве продюсера, вероятно,  над  серией  "Поддерживайте  форму
вместе с мисс Кигли", он перешел в Отдел встреч и передач  для  семьи  (ныне
"Радио-4"), где стал искать  людей  с  прошлыми  или  настоящими  связями  в
разведке, и предлагал им выступить по радио. Наиболее важной из таких  фигур
был Дэвид  Футмен,  заместитель  руководителя  (а  позднее  и  руководитель)
Управления политической разведки СИС. Можно себе представить, что было бы  с
Футменом, представь он себе хоть на секунду, что продюсером его  выступления
об Албании летом 1937 года был агент НКВД. Но он и через год не догадался и,
увлеченный пристрастием Берджесса к международным событиям, помог ему  найти
работу в СИС.
   Берджесс проработал  так  еще  несколько  лет,  регулярно  возвращаясь  в
Кембридж для встречи с "апостолами" и  друзьями.  Перед  тем,  как  уйти  из
Тринити и устроиться в Уорбургском институте в Лондоне в  1937  году,  Блант
проконсультировался с Берджессом насчет  подходящих  агентов  для  советской
разведки. Майкл Стрейт, после того, как его самого пытался завербовать Блант
в начале 1937 года, сделал вывод, что Берджесс  являлся  "той  фигурой,  что
скрывалась за Энтони". Главным  агентом,  которого  завербовал  Блант,  стал
Леонард Генри Лонг, по прозвищу "Лев". Он появился  в  Тринити,  уже  будучи
коммунистом, в октябре 1935 года, с отличными оценками в учебе и дипломом по
современным языкам. "Я был мальчишкой из рабочей семьи, - вспоминал Лонг.  -
Чувство общественной несправедливости сидело глубоко во мне. " Блант  следил
за его прогрессом с французским и, пожалуй, сыграл решающую роль в том,  что
того выбрали в "апостолы" в мае 1937  года.  Почти  в  это  же  время  Блант
завербовал его в НКВД. Так же, как и Стрейта, Лонга подкупило  то,  что  при
вербовке Блант скорее проникался  к  будущему  агенту,  вместо  того,  чтобы
пытаться указывать ему.  Как  вспоминал  Лонг,  "Блант  никогда  не  пытался
шантажировать или запугивать меня, потому  что  мы  глубоко  верили  в  дело
строительства коммунизма. " В годы Второй мировой войны Лонг, как  советский
субагент, подчинялся лично Бланту.
 
   X X X
 
   Ким Филби стал самым важным агентом из всей "великолепной пятерки",  хотя
он и шел к этому медленнее, чем остальные. По возвращении из Вены он занялся
скучной работой в "Ревью ов ревьюз", все сильнее осознавая,  насколько  мала
его роль в тайной войне с фашизмом  и  сколь  малого  он  добился  в  смысле
обретения поддержки со стороны Дейча.  Первым,  хотя  и  небольшим,  успехом
явилось признание со стороны профашистского Англо-германского  товарищества,
насчет которого существовал секретный  меморандум  Министерства  иностранных
дел, осуждавший его "постоянную связь" с Геббельсом и немецким Министерством
пропаганды и просвещения.  Филби  самозабвенно  работал  в  товариществе  на
временной основе, и уже появилась надежда устроиться на постоянную работу  в
новом журнале о торговле, который должен был издаваться на немецкие  деньги.
С этой работой так ничего и не вышло, но Филби несколько  раз  встречался  с
послом Германии в Лондоне, фон Риббентропом, и не  раз  был  в  Министерстве
пропаганды Геббельса в Берлине.
   В июле 1936 года Филби  находился  в  Берлине.  Там  он  узнал  о  начале
Гражданской войны в Испании. Именно тогда он получил свое первое задание как
разведчик, работая в качестве  журналиста.  В  его  мемуарах  читаем:  "Моим
непосредственным заданием была добыча  из  первых  рук  информации  по  всем
аспектам военных действий со стороны фашистов. "  Как  всегда,  его  мемуары
рассказали  не  обо  всем.  А  вот  данные,  которые  приводит  Гордиевский,
позволяют разгадать тайну  работы  Филби  в  Испании.  В  начале  1940  года
перебежчик из НКВД Вальтер Кривицкий находился в Англии. Там он был допрошен
Джейн Арчер, которую Филби считал вторым наиболее способным сотрудником  МИ5
из тех, с кем он  встречался.  В  своих  мемуарах  Филби  пишет,  что  Арчер
вытянула из Кривицкого "заманчивый клочок информации  о  молодом  английском
журналисте, которого советская разведка послала в  Испанию,  когда  там  шла
Гражданская война". Этим  "молодым  английским  журналистом"  был  Филби.  А
"заманчивый клочок информации" касался плана  убийства  генерала  Франко.  В
начале 1937 года Ежов передал Маю указания послать своих британских  агентов
в Испанию под видом журналистов, чтобы те внедрились  в  окружение  генерала
Франко и помогли организовать  его  убийство.  Филби  удалось  убедить  одно
лондонское журналистское агентство выдать ему  бумагу  об  аккредитации  как
вольнонаемного репортера по военным событиям. В феврале 1937 года он приехал
в Испанию. По приезде он  без  конца  стал  добровольно  посылать  в  газету
"Тайме" статьи  о  боевых  действиях  из  районов,  контролируемых  войсками
Франко.
   Еще не успев толком начаться,  карьера  Филби  как  советского  агента  в
Испании однажды чуть не оборвалась. Сам он считал, что избежал  разоблачения
буквально благодаря своим зубам. Он жил в  Испании  уже  два  месяца,  когда
однажды посреди ночи его разбудил громкий стук в  дверь.  Это  были  солдаты
националистической Гражданской гвардии. Одеваясь  под  пристальным  взглядом
гвардейцев, он вспомнил, что  оставил  в  заднем  кармане  брюк  шифр  НКВД,
написанный на клочке папиросной бумаги.  По  дороге  в  штаб  избавиться  от
бумажки не удалось, а когда пришли, его провели в кабинет,  освещенный  лишь
яркой  лампой  без  абажура.  Допрос  проводил   "невысокого   роста   майор
Гражданской гвардии, немолодой, лысый и с тоскливым лицом". Но до этого  ему
приказали вывернуть карманы. Последовавшие  секунды  были  одними  из  самых
решающих в судьбе Филби. "Сначала я вынул бумажник и  бросил  его  на  стол,
подкрутив в последнюю секунду, и тот полетел в дальний угол стола. Как  я  и
ожидал, все трое бросились за  ним  и  растянулись  на  столе.  Передо  мной
остались лишь три задницы. Я выхватил  клочок  бумаги  из  кармана,  смял  и
проглотил. Его больше не существовало. "
   После этого Филби стало везти. В мае он стал штатным сотрудником "Тайме",
одним из двух корреспондентов этой газеты в националистической  Испании.  Он
едет в Лондон, где обговаривает свои обязанности в "Тайме" и свое задание  с
Маем. По возвращении в Испанию, Филби укрепляет  свою  "крышу":  он  заводит
любовницу, лэди Фрэнсис Линдсей-Хогг,  по  прозвищу  "Зайчонок".  Убежденная
роялистка, она до развода была женой  английского  баронета.  Филби  отлично
притворялся даже в постели. Леди  Фрэнсис  вспоминала,  что  он  никогда  "и
близко не упоминал социализма, коммунизма и тому подобного".
   К концу года Филби стал местным героем. Троих журналистов, ехавших с  ним
на машине, смертельно ранило артиллерийским снарядом. Филби  только  задело.
Он скромно сообщал читателям "Тайме": "Вашего  корреспондента...  отвезли  в
пункт первой помощи, где быстро обработали  легкие  ранения  головы.  А  тем
временем  испанские  офицеры  самоотверженно   пытались   спасти   остальных
пассажиров машины, хотя вокруг рвались снаряды. "  2  марта  генерал  Франко
собственноручно повесил Красный крест  воинской  доблести  на  грудь  Филби.
Единственный член  парламента  Великобритании  от  Коммунистической  партии,
Вилли Галлахер, выразил протест в Палате  общин.  Филби  позднее  вспоминал:
"Мое ранение в Испании неоценимо помогло моей  работе  -  как  журналиста  и
разведчика. До  этого  британских  журналистов  сильно  критиковали  офицеры
Франко, которым казалось, что  британцы  все  коммунисты,  так  как  слишком
многие воевали на стороне интернациональных  бригад.  После  моего  ранения,
собственноручного  награждения  Франко  я  стал  известен  как  "англичанин,
которого наградил Франко". Передо мной распахнулись многие двери. "
   По словам одного британского дипломата, "Филби знал  едва  ли  не  все  о
степени немецкого и итальянского участия на стороне Франко".
   Сведения из лагеря Франко Филби передавал сотрудникам НКВД, с которыми он
встречался на той стороне границы с Францией  у  Андеи  и  Сен-Жан  де  Люз.
Задача, для выполнения которой Малый посылал Филби  в  Испанию  -  помочь  в
физическом устранении Франко, - летом 1937 года была отменена, еще до  того,
как Филби вошел в доверие среди окружения Франко.
   В  июле  1937  года  Малого  вызывают  в  Москву.  Паранойя  политических
репрессий бросила тень подозрения на многих офицеров ИНО.  Обошла  она  лишь
немногих. Религиозное прошлое Малого и его  нежелание  прибегать  к  террору
бросали на него серьезные подозрения. Высокая оценка  его  работы  Ежовым  и
благодарность от Сталина в  предыдущий  год  давали  ему  хотя  бы  какую-то
надежду, что он сможет противостоять обвинениям, которые будут  против  него
выдвинуты. Но больше всего его тянуло домой некое чувство  фатальности.  Вот
что он сказал Элизабет Порецкой, жене Игнатия Райсса: "Что  они  меня  здесь
убьют, что там. Так лучше умереть там. " Александр Орлов, который  отказался
вернуться, вспоминал, как Малый сказал ему: "Как бывший священник, я вряд ли
могу на что-то надеяться. Но я решил поехать, чтобы никто не мог сказать: "А
может, этот священник действительно был шпионом?" В Зале славы  ПГУ  подпись
под портретом Малого гласит, что он был расстрелян в конце 1937 года.
   После того, как расстреляли Малого, Ким  Филби  остался  без  постоянного
связного почти на год. Когда Малый был отозван, окончательные  детали  плана
убийства генерала Франко, в котором был задействован Филби, еще ждали своего
утверждения в Центре, в Москве. Поэтому план