отложили. План убийства был, по
крайней мере частично,  поставлен  под  удар  изменой  Вальтера  Кривицкого,
которому были известны кое-какие детали, в  том  числе  про  участие  в  нем
"молодого  английского  журналиста".  К  тому  же  НКВД   немного   изменило
первоочередность задач. В  оставшиеся  годы  гражданской  войны  уничтожение
троцкистов в Испании стало более важной задачей, чем уничтожение Франко.
   Если бы Малого не вызвали в Москву, его могли бы  арестовать  в  Лондоне.
Хотя МИ5  и  не  было  известно  ни  о  проникновении  НКВД  в  Министерство
иностранных дел, ни о вербовке "кембриджской пятерки", один из его  агентов,
Ольга Грей, смогла войти в доверие организатора советской  шпионской  группы
Перси  Глейдинга  в  Вулвичском  арсенале,  давнишнего  агента   Коминтерна,
работавшего сначала под руководством Дейча, а затем Малого. В  феврале  1937
года Глейдинг попросил Грей снять в Кенсингтоне конспиративную квартиру. Два
месяца спустя на квартиру пришел Малый,  которого  Глейдинг  представил  как
"господина Петерса". Ольге Грей он был представлен как "австриец,  воевавший
в русской кавалерии". 16 августа, несколько недель спустя  после  того,  как
Малого  отозвали,  Глейдинг  приехал  на  квартиру  с  Дейчем,  которого  он
представил как "господина  Стивенса".  Грей  согласилась  помочь  "господину
Стивенсу" переснять документы, которые принес туда  Глейдинг.  Она  не  была
сильна в языках и не смогла определить национальность "Стивенса", тем  более
узнать, кто он на самом деле. Арнольд  и  Жозефина  Дейч  в  ее  присутствии
разговаривали на французском.
   В  конце  октября  Грей  обратила  внимание  на   регистрационный   номер
документа, с которого Жозефина Дейч снимала фотокопию. МИ5 удалось выяснить,
что это была схема нового 14-дюймового  морского  орудия.  В  начале  ноября
Глейдинг сообщил, что "Стивенсы" возвращаются в Москву, так как заболела  их
дочь. "Госпожа Стивене" собиралась остаться в  Москве,  а  ее  муж  вряд  ли
вернется в Лондон  до  Рождества.  А  Грей  попросили  освоить  аппарат  для
пересъемки документов, который принесла "госпожа Стивене", чтобы  она  могла
переснять эту работу у последней.
   В отличие от причин вызова в Москву Малого, вызов семьи Дейч  был  вызван
не столько паранойей повальных арестов, сколько опасением за  надежность  их
"крыши". Летом 1937 года агент Коминтерна, Эдит  Тьюдор-Харт,  которую  НКВД
использовало  в  основном  как   курьера,   потеряла   записную   книжку   с
подробностями шпионской деятельности Дейчей. Почти в то же время Дейчу  было
отказано  в  просьбе  об   основании   частной   компании   с   ограниченной
ответственностью, что обеспечило бы ему постоянный опорный пункт в  Лондоне.
Разрешение на проживание в стране заканчивалось, и его  вызвали  в  полицию,
чтобы узнать, когда он собирается покинуть страну.
   После  ареста  Глейдинга  и   шпионской   группы   Вулвичского   арсенала
Специальной службой Департамента уголовного розыска в январе  1938  года,  у
Дейча не осталось никакой надежды на возвращение в Великобританию.  Были  бы
МИ5 и упомянутая выше служба порасторопнее, они могли бы  арестовать  Малого
или Дейча, а может быть, и обоих. Но они надеялись выждать  и  раскрыть  как
можно больше участников группы перед тем, как арестовать  Глейдинга.  В  МИ5
никто не знал, что к началу 1938 года НКВД планировало отозвать  всех  своих
резидентов в Лондоне вместе с теми, кто работал  нелегально.  В  отличие  от
Малого и большинства (если не всех) резидентов в Лондоне, Арнольд и Жозефина
Дейч не были расстреляны по возвращении в Москву. Арнольд работал  несколько
лет в Центре в качестве эксперта по почерку и подделкам. В  Зале  славы  ПГУ
под портретом Дейча сказано, что он был сброшен на парашюте в  своей  родной
Австрии в 1942 году для ведения разведывательных операций за линией  фронта,
но был вскоре схвачен и казнен нацистами.
   После того, как в конце 1937-го из Лондона исчезли Дейчи и все  резиденты
НКВД, "великолепная пятерка" и  другие  советские  агенты  в  Великобритании
остались без управления и поддержки. Хотя некоторым  "брошенным"  агентам  и
удавалось время от  времени  вступать  в  контакт  с  сотрудниками  НКВД  на
континенте, в течение 1938 года работа была серьезно нарушена как  в  смысле
поступления сведений в Московский центр, так и в их обработке в подвергшемся
крупным "чисткам" ИНО.
   Многие недооценивают значение первого периода советского проникновения  в
Уайтхолл, который закончился, когда были  отозваны  Малый  и  Дейч.  Главным
достижением явилась вербовка двух шифровальщиков - Олдхама и  Кинга  и  двух
молодых дипломатов - Маклина и Кэрнкросса в  Министерстве  иностранных  дел.
Передаваемые ими документы были,  безусловно,  важны,  тем  более,  что  они
помогали дешифровальщикам сводного отдела по перехвату Четвертого Управления
НКВД.  Появился   миф,   будто   шифры   раскрываются   просто   гениальными
математиками, а  сегодня  им  помогают  огромные  компьютеризированные  базы
данных. На самом же деле, большинство  сверхсложных  шифров  и  шифровальных
систем,  которые  открыли  доступ  к  информации,  были  разгаданы  частично
благодаря сведениям, полученным о них по каналам разведки. В тридцатых годах
советские дешифровальщики  опирались  на  гораздо  более  широкую  поддержку
разведки, чем их западные коллеги. Все четыре  агента  НКВД  в  Министерстве
иностранных дел передавали британские дипломатические телеграммы на  обычном
языке, которые иногда можно  было  сравнить  с  шифрованным  вариантом,  что
являлось  подспорьем  в  раскрытии  шифров.  У  всех  четырех   была   также
возможность  самим  поставлять  данные  по  системам  шифров.   И   хотя   у
Гордиевского на этот счет не так уж и много прямой информации, вполне  можно
сделать вывод, что  успехи  советских  дешифровальщиков,  читавших  японские
шифрограммы, можно сравнить с успехами в отношении британских шифрограмм.
   Как и все прочие службы НКВД и Четвертого Управления, волна репрессий  не
обошла и советскую службу перехвата. В конце 1937 года Глеб Бокий, начальник
сводного отдела по перехвату Четвертого Управления НКВД, и его  заместитель,
полковник Харкевич, были расстреляны. После ареста Бокия в его квартире  был
найден тайник с золотыми и серебряными монетами. Недолго  проработал  и  его
преемник: он был арестован  через  месяц.  Однако  на  более  низком  уровне
шифровальщики  не  так  пострадали  от  репрессий,  как  ИНО.  С.   Толстой,
возглавлявший сектор Японии, - пожалуй, наиболее  эффективный  в  отделе,  -
работал в этой должности и в период репрессий, и  во  время  Второй  мировой
войны.
   Стоило НКВД оправиться от репрессий и возобновить активную  деятельность,
его агенты в Великобритании и других странах добились еще  больших  успехов,
чем  раньше.  Во  время  Второй  мировой  войны  советским  агентам  удалось
обосноваться не только в Уайтхолле, но и в самой британской разведке.
 
   X X X
 
   Хотя  на  протяжении  почти  всех  тридцатых  годов   Соединенные   Штаты
интересовали советскую разведку куда меньше,  чем  Великобритания,  внедрять
туда агентов оказалось значительно проще. Как и  в  Британии,  самым  важным
достижением советского шпионажа в  довоенный  период,  направленного  против
Соединенных Штатов, была огромная помощь в деле становления радиотехнической
разведки. До Второй мировой войны и во время нее  посольство  США  в  Москве
было попросту напичкано советскими агентами. Ни одной другой крупной державе
не  приходилось  так  отбиваться   от   наплыва   агентуры   идеологического
противника. Дипломатические отношения с СССР Соединенные Штаты установили  в
ноябре 1933 года. В то время у  США  не  было  гражданской  разведывательной
службы, а военная  разведка  не  могла  похвастаться  крупным  или  хотя  бы
мало-мальски организованным штатом сотрудников.
   Первый  посол  США  в  Москве,  Уильям  Буллитт,  в  1936  году  писал  в
госдепартамент: "В Советский Союз ни в коем случае нельзя засылать  шпионов.
В  отношениях  с   коммунистами   нет   средства   эффективней   или   более
обезоруживающего, чем абсолютная честность. " (185) Честность эта  достигала
размеров поистине обезоруживающих. Один из  первых  сотрудников  Буллитта  в
Москве позже вспоминал, что зимой 1933 - 1934 гг. у посольства  не  было  ни
шифров, ни сейфов, ни дипкурьеров, ни даже элементарных правил безопасности:
"С правительством мы связывались по  обычному  телеграфу,  и  послания  наши
запросто лежали на столе, для всеобщего обозрения. "  Когда  все  же  решили
установить систему безопасности,  выяснилось,  что  она  напрочь  никуда  не
годится. По просьбе Буллитта,  на  охрану  его  посольства  прибыли  морские
пехотинцы. В других посольствах пока такого не было. НКВД  быстро  подсунуло
им девчонок посмазливей. "Чип" Болен, служивший в посольстве, как и  Кеннан,
с первых дней, а впоследствии выросший до посла, опять же  в  Москве,  сидел
себе однажды в фойе  гостиницы  "Савой",  где  тогда  располагались  морские
пехотинцы. Вдруг к стойке  администратора  подходит  накрашенная  бабенка  и
говорит, что ей  надо  в  номер  сержанта  О'Дина.  "Я,  -  говорит,  -  его
преподаватель русского  языка.  "  (186)  Вот  такими-то  учителями  НКВД  и
завербовал как минимум одного из первой группы шифровальщиков в  посольстве,
Тайлера  Кента,  который,  видимо,  передавал  разведке   шифроматериалы   и
секретные документы. (187)
   Резиденция посла в Спасо-хаус была столь же доступна  для  проникновения,
сколь и само посольство. Болен позднее вспоминал, что телефоны  "то  и  дело
монотонно позвякивали и днем, и ночью, а когда трубку  брали,  то  никто  не
отвечал - только пыхтели да озадаченно молчали". Сторож  Сергей  с  хитрецой
говорил, что дышал в трубку бывший наркоминдел Чичерин. Тот  после  ухода  в
отставку совсем спятил, а жил неподалеку, один. Хоть Сергей и вел себя вроде
прилично, и  услужлив  был,  но  все  же  помог  организовать  прослушивание
посольства из своей квартиры, которую все время держал  на  замке.  Лишь  по
возвращении Болена послом в 1952  году,  он  потребовал  ключи  от  квартиры
Сергея. Понятное дело, что пока ключи  с  недовольством  выдали,  а  на  эту
процедуру потребовалась не одна неделя, всю аппаратуру уже  успели  вывезти.
Сам Сергей вскоре уволился. (188)
   Большинство американских дипломатов в 30-е годы  и  понятия  не  имели  о
сноровке,  с  какой  советская  разведка  внедряла  своих   агентов,   а   о
радиотехнической разведке совсем ничего не знали - есть она или нет.  Меньше
всех понимал в этих делах Джозеф Дэвис, который  сменил  Буллитта  на  посту
посла и продержался целых два года - с 1936-го по 1938-й. По мнению  Болена,
"он отправился в Советский  Союз  в  блаженном  неведении  о  самих  основах
советской системы и идеологии... Он даже  смутно  не  мог  себе  представить
чисток и репрессий, почти что принимая на  веру  версию  о  заговоре  против
Страны Советов.  "  Полковник  (а  позже  и  бригадный  генерал)  Филлип  Р.
Феймонвиль был военным атташе посольства США в Москве с 1934-го по 1939 год.
Хоть он и бегло  говорил  по-русски,  в  отличие  от  многих,  разбирался  в
советских делах он еще хуже, чем Дэвис. Болен считал, что  полковник  совсем
"подвинулся на русских" (189). Майор Айвэн  Д.  Йитон,  служивший  в  Москве
военным атташе с 1939-го по 1941  год,  считал  Феймонвиля  "жертвой  НКВД".
Когда Йитон отправлялся в 1939 году в Москву, Феимонвиль, уже находившийся в
Вашингтоне, дал ему два секретных французских армейских  устава  и  попросил
передать их  другу  -  бойцу  Красной  Армии.  Феймонвиль  очень  настойчиво
рекомендовал Йитону своего русского шофера, который, по его  словам,  "будет
вам самым ценным человеком в Москве". Поэтому-то Йитон тут же уволил шофера.
Через две недели он столкнулся с ним снова - тот был одет  в  форму  НКВД  с
капитанскими погонами. (190)
   Приехав в Москву, сначала в должности помощника  военного  атташе,  Йитон
поразился бездарной организации системы безопасности. Посольские  шифры  уже
давно можно было спокойно печатать в газетах. Сотрудники  консульства  вовсю
гуляли с девочками из щедрого НКВД. От  внимания  Йитона  не  ускользнули  и
гомосексуальные  контакты  в  посольстве.  (191)  За  старшими  сотрудниками
посольства вовсю бегали балерины из московской  труппы,  конечно,  с  подачи
НКВД. Вот что говорит  Болен:  "В  посольстве  постоянно  крутились  две-три
балерины. Обедали, ужинали, сидели, пили, болтали  чуть  не  до  рассвета...
Завязывались многочисленные временные связи. "
   Все же  попытки  соблазнить  посла,  похоже,  успеха  не  принесли.  Одна
балерина постоянно торчала в посольстве,  демонстрируя  пламенную  любовь  к
Буллитту, которого велеречиво называла  "мое  солнце,  луна  и  звезды",  но
успеха вроде так и не добилась. (192)
   Критика, которую Йитон обрушил на посольскую систему безопасности, только
раздражала  его  коллег.  Когда  Йитон  доложил,  что  французская  экономка
Лоуренса Стейнгарда, бывшего послом с 1938-го по  1942  год,  приторговывала
посольским провиантом на "черном рынке", посол Йитону не поверил  и  пожурил
его. Вскоре перед тем, как госдепартамент ввел новые шифры, а произошло  это
в начале 1940 года, Йитон решился на свой  страх  и  риск  пригласить  через
военную  разведку  в  Вашингтоне  агента  ФБР  для  проверки  посольства   и
предотвращения утечки новых шифров. (193) Агент, который приехал  под  видом
дипкурьера, заглянул как-то ночью в шифровальную комнату и увидел, что сейфы
стоят открытыми, а шифровальные блокноты лежат себе спокойно на виду  вместе
с сообщениями. Как-то раз дежурный шифровальщик запросто отлучился по  своим
делам почти на  час,  конечно  же,  оставив  дверь  в  шифровальную  комнату
открытой. Очевидно, что русский персонал  посольства  США,  почти  столь  же
многочисленный, как и американский, без труда мог получить доступ к шифрам и
секретным документам.
   Вот что сообщил агент в ФБР: "Не в состоянии найти себе приличное женское
общество, мужской персонал посольства пользуется услугами  группы  советских
проституток...  Есть  сведения,  что  эти   женщины   являются   постоянными
информаторами ГПУ. "
   Кроме  того,  в  шифровальной  комнате  посольства  предавались   половым
извращениям. (194) Вскоре по  результатам  проверки  ФБР  "небольшую  группу
холостяков" отозвали в Вашингтон, а в систему безопасности посольства внесли
некоторые усовершенствования. (195) Но беда в том,  что  агент  ФБР  не  был
специалистом в технике. Ему  не  пришло  в  голову  поискать  прослушивающие
устройства. Когда наконец  этим  занялись  в  1944  году,  электрик  из  ВМС
раскопал 120 спрятанных микрофонов лишь  при  первом  поверхностном  осмотре
здания. Да и потом, по словам одного сотрудника посольства, "они  появлялись
в ножках всех новых столов и стульев, в штукатурке - где угодно. " (196)
   В  начале  30-х  г.  Московский  центр  почти  не  интересовался   сбором
разведывательной информации в самих Соединенных Штатах.  Однако  к  середине
десятилетия несколько влиятельных нелегальных  группировок  Коммунистической
партии США в той или иной степени  поддерживали  контакты  с  Коминтерном  и
советскими разведслужбами. Главным связующим звеном между подпольной партией
и   советской   разведкой   был   Уиттакер   Чэмберс,   журналист    строгих
коммунистических правил, которому в 1932 году было  приказано  прервать  все
явные  связи  с  компартией.  (197)  В  1933  году  Чэмберса  отправили  для
разведывательной подготовки. По  возвращении  его  главным  оператором  стал
Сэндор Голдбергер, бывший коминтерновский  аппаратчик,  страшно  похожий  на
Граучо Маркса, комика. Голдбергер активно работал на Четвертый отдел, и  под
именем Дж. Питерс четверть века был серым кардиналом КП США. (198)
   В  1934  году  Чэмберс  стал  связным  между  Голдбергером  и  подпольной
вашингтонской партячейкой, основанной Гарольдом Уэром,  тайным  коммунистом,
работавшим в Министерстве сельского  хозяйства.  Он  погиб  в  автомобильной
катастрофе в 1935 году. Среди других руководителей, по показаниям  Чэмберса,
несколько лет спустя, были Джон  Абт  из  Министерства  сельского  хозяйства
(работавший впоследствии в Администрации по реализации  общественных  работ,
сенатском комитете по труду и образованию  и  Министерстве  юстиции),  Натан
Уитт из Министерства сельского хозяйства (позже  работавший  в  Национальной
комиссии по трудовым отношениям),  Ли  Прессман  из  Министерства  сельского
хозяйства (позже также работавший в Администрации по реализации общественных
работ), Элджер Хисс из Министерства сельского  хозяйства  (позже  работал  в
группе по расследованию  деятельности  военной  промышленности  специального
сенатского комитета, Министерстве юстиции и  Государственном  департаменте),
его брат Дональд Хисс из госдепа (позже работал в Министерстве труда), Генри
Коллинз из Агентства национального возрождения (позже работал в Министерстве
сельского хозяйства),  Чарльз  Крамер  (он  же  Кривицкий)  из  Национальной
комиссии по трудовым отношениям (позже  работал  в  управлении  по  ценам  и
сенатском подкомитете по военной  мобилизации),  а  также  Виктор  Перло  из
управления по ценам (позже работал в комиссии  по  военному  производству  и
Министерстве финансов).
   В 1935 году Хисс, самый сильный член ячейки Уэра, при поддержке  Чэмберса
основал "параллельный аппарат". (199) Кроме него, в новую  сеть  Чэмберса  в
1935 - 1936 гг. входили Гарри  Декстер  Уайт,  занимавший  неплохой  пост  в
Министерстве финансов, Джордж Силверман, статистик в госучреждении (он позже
работал в Пентагоне), который, похоже, Уайта и завербовал, и Джулиан  Уодли,
экономист с  оксфордским  образованием,  который  в  1936  году  перешел  из
Министерства   сельского   хозяйства    в    отдел    торговых    соглашений
Госдепартамента. Вашингтонские внедренные агенты руководствовались  теми  же
мотивами, что и "кембриджская пятерка": Коминтерн, считали они,  вел  тайную
войну  с  фашизмом.  Уодли   позднее   писал:   "Когда   стало   ясно,   что
Коммунистический Интернационал  стал  единственной  силой  в  мире,  успешно
противостоящей нацистской Германии и другим  агрессорам,  я  предложил  свои
услуги советскому подполью в Вашингтоне как свой маленький вклад в борьбу  с
натиском фашизма. " (200)
   Осенью 1936 года резидент нового, Четвертого отдела, Борис Быков  приехал
в Вашингтон, чтобы забрать у Голдбергера агентуру  Чэмберса.  Позже  Чэмберс
описывал Быкова,  которого  знал,  как  "Питера",  так:  средних  лет,  метр
семьдесят ростом, редкие рыжеватые волосы, носил дорогие шерстяные  костюмы,
обязательно шляпу.  Правую  руку  всегда  держал  за  бортом  пиджака  ("как
Наполеон"), вел себя "важно", но "что-то было в нем от хорька". (201)  Быков
предложил давать всем членам  подполья  деньги,  чтобы  "были  настроены  на
продуктивную работу". Когда Чэмберс заспорил, Быков дал ему тысячу долларов,
сумму по тем временам порядочную, чтобы тот купил для четырех  самых  ценных
агентов - Хисса, Уайта, Силвермана и Уодли - бухарские ковры.  Каждому  было
сказано, что ковры - "подарок американским товарищам  от  русского  народа".
(202)
   К тому времени в Британии советской разведке удалось проникнуть только  в
одно из министерств. А в  Вашингтоне  советская  агентурная  сеть  постоянно
расширялась,  охватывая  все  новые  сферы  в  администрации  Рузвельта.  Но
считалось, что внедрение в структуры Вашингтона далеко  не  так  важно,  чем
проникновение  в  Уайтхолл.  Москву  гораздо  больше  интересовали   крупные
европейские державы и Япония, чем  какие-то  Соединенные  Штаты.  Быкова  не
особенно  волновали  детали  американской   политической   машины.   Как   и
Голдбергер, он задался целью собрать максимально полные данные по Германии и
Японии, в частности, "все, что