это "страна с невиданным
милитаристским психозом". Рейган был повинен в "экстремизме... Если у кого и
были иллюзии о возможности эволюции политики американской администрации,  то
последние события их разрушили раз и навсегда. " Андропов не просто исключал
всякую  возможность  сотрудничества  с  Рейганом,  он   зловеще   напророчил
приближение крупнейшего международного кризиса. "Рейгановская администрация,
- заявил он, - в своих имперских амбициях заходит столь далеко, что поневоле
начинаешь сомневаться, есть ли у Вашингтона тормоза, которые  не  дадут  ему
переступить черту, перед которой должен  остановиться  любой  трезвомыслящий
человек. " (176)  В  последние  пять  месяцев  своей  жизни  после  трагедии
корейского  самолета  Андропов   стал   подозрительным   инвалидом,   мрачно
размышляющим о надвигающемся ядерном Армагеддоне.
   В самый разгар кризиса, вызванного  инцидентом  с  самолетом,  лондонский
резидент  Аркадий  Гук  неожиданно  превратился  в   посмешище   для   всего
Московского центра, хотя и по  причинам,  не  имеющим  к  самолету  никакого
отношения. За  пять  месяцев  до  того,  в  вербное  воскресенье,  сотрудник
контрразведывательного ведомства МИ5 Майкл Беттани, озлобившийся  алкоголик,
бросил толстый конверт в почтовый ящик Гука на Холланд Парк. Вскрыв конверт,
Гук  обнаружил  там  данные  из  досье  МИ5  о  выдворении  трех   советских
разведчиков за предыдущий месяц, а также  подробности  наблюдения  за  ними.
Беттани предложил дополнительную информацию  и  сообщил,  как  с  ним  можно
связаться.  Гуку  представилась  первая   возможность   за   четверть   века
завербовать сотрудника МИ5, или СИС. Однако  навязчивые  мысли  о  заговорах
заставили Гука посмотреть в зубы дареному  коню.  Он  заподозрил,  что  дело
пахло провокацией. Начальник линии КР Леонид Ефремович  Никитенко,  которому
не хотелось спорить с раздражительным Гуком, согласился. Гордиевский в  дело
впутываться не стал, но потихоньку проинформировал МИ5.
   В июне и июле Беттани еще дважды подсовывал под  дверь  Гука  конверты  с
секретными материалами, но лишь подкреплял подозрения Гука о  происках  МИ5.
Разочаровавшись в Гуке, Беттани решил попытать судьбу с резидентурой  КГБ  в
Вене. Арестовали его 16 сентября, за несколько дней до  намеченного  отлета.
После этого случая репутация Гука была замарана навеки. Вскоре  после  того,
как следующей весной Беттани приговорили к двадцати трем  годам  заключения,
Гука и самого объявили персоной нон  грата.  Этот  заключительный  фарс  был
логической концовкой  его  четырехлетнего  пребывания  в  Лондоне  на  посту
резидента. (177)
   Однако долгое житье Гука в Лондоне пришлось как раз на самый опасный этап
операции РЯН в Британии.  На  протяжении  двух  месяцев  после  инцидента  с
южнокорейским самолетом напряженность продолжала усугубляться. 6 октября Лех
Валенса,  которого  Центр  рассматривал  как  участника  западносионистского
заговора по дестабилизации  Восточной  Европы,  получил  Нобелевскую  премию
мира. 25 октября  представитель  Белого  дома  Ларри  Спикс  проинформировал
средства  массовой  информации,  что  предположение  о  возможном  вторжении
Соединенных Штатов на Гренаду было "надуманным". (178) Однако  на  следующий
день войска Соединенных Штатов вторглись на Гренаду и  свергли  доморощенный
марксистско-ленинский режим Мориса Бишопа. Сандинистский фронт  в  Никарагуа
опасался, что теперь настал их черед. Того же боялся и Центр.
   Паранойя в Центре достигла своей высшей точки во время учений  натовского
командования под кодовым названием "Эйбл Арчер-83", проводимых со  2  по  11
ноября для  отработки  запусков  ядерных  ракет.  Надо  сказать,  что  планы
Советского  Союза  по  внезапному  нападению  как  раз  и  включали  в  себя
проведение  маневров,  как  прикрытие  для  реального   наступления.   Центр
опасался, что планы Запада были зеркальным отражением его собственных планов
нападения. Особую тревогу  в  Москве  вызвали  два  аспекта  маневров  "Эйбл
Арчер-83". Во-первых, по порядку  перехода  от  обычных  боевых  действий  к
ядерным и  формату  соответствующих  сообщений,  они  сильно  отличались  от
предыдущих натовских маневров. Во-вторых,  в  этот  раз  отрабатывались  все
степени  боевой  готовности  условных  сил  НАТО  -  от  обычной  до  полной
боеготовности. Хотя на самом деле силы НАТО в состояние  боевой  тревоги  не
приводились, сводки паникеров КГБ убедили Центр в том,  что  все  силы  были
приведены в состояние полной боевой  готовности.  Службы  наблюдения  вокруг
американских баз в Европе сообщили об  изменившемся  характере  передвижения
офицеров и одном часе радиомолчания между 18. 00 и  19.  00  по  московскому
времени на некоторых базах. В напряженной атмосфере, порожденной кризисом  и
взаимными обвинениями  последних  месяцев,  КГБ  пришел  к  заключению,  что
американские силы были приведены в  состояние  полной  боевой  готовности  и
могли начать отсчет времени перед началом ядерной войны. (179)
   6  ноября  Центр  отправил  лондонской  резидентуре  подробный   перечень
возможных признаков подготовки  к  внезапному  ядерному  нападению.  Впервые
Центр обнародовал график  несуществующего  западного  плана  первого  удара:
"Можно предположить, что период времени с момента принятия  предварительного
решения по РЯН до отдачи приказа о  нанесении  ядерного  удара  будет  очень
кратким, возможно, от  семи  до  десяти  дней.  "  За  этот  краткий  период
"приготовления  к  внезапному  нападению  отразятся  в  изменении  характера
деятельности соответствующих должностных лиц. " Центр  представил  и  списки
британских чиновников, которые, по всей  вероятности,  будут  участвовать  в
переговорах с американцами до нанесения  первого  удара,  ключевых  объектов
Министерства обороны, подземных командных  пунктов,  а  также  бункеров  для
центрального правительства и местных властей, посту НАТО  в  Великобритании,
британские и американские воздушные базы для ядерных бомбардировщиков,  базы
ядерных подводных лодок, базы материально-технического обслуживания и склады
боеприпасов, а также центры связи и технической разведки.  Кроме  "необычной
деятельности" на этих базах  в  сочетании  с  отсрочкой  в  отпусках,  Центр
предполагал, что приближение ядерной катастрофы будет отмечено "и  необычной
деятельностью" на Даунинг Стрит 10,  появлением  на  улицах  большого  числа
солдат и  вооруженной  полиции,  очисткой  некоторых  каналов  новостей  для
будущих  военных  сообщений,  а   также   эвакуации   семей   "политической,
экономической  и  военной   элиты"   Соединенных   Штатов,   размещенной   в
Великобритании.  Посольство  США  и  сотрудники  ЦРУ,  как   предполагалось,
останутся в Великобритании и  будут  размещаться  в  специальных  посольских
бункерах. (180)
   8 или 9 ноября 1983 года (Гордиевский точно не помнит) резидентурам КГБ и
ГРУ в Западной Европе пришли телеграммы-молнии, сообщавшие о  несуществующей
тревоге на американских базах.  Центр  дал  два  возможных  объяснения  этой
тревоге: озабоченность  безопасностью  американских  баз  вслед  за  гибелью
двухсот сорока американских морских пехотинцев во время бомбежки в Бейруте и
приближавшиеся в конце года армейские маневры. Но в телеграммах Центра  явно
проскальзывала  мысль  о   еще   одном   возможном   объяснении   для   этой
(несуществующей) тревоги: она  отмечала  приготовления  к  первому  ядерному
удару.  Резидентурам  предписывалось  незамедлительно  сообщить  о  причинах
объявления тревоги и о других сигналах РЯН. (181)
   С  окончанием  учений  "Эйбл   Арчер-83"   Московский   центр   несколько
успокоился.   Разумным   будет   предположить    некоторую    связь    между
предупреждением Гордиевского СИС о реакции Центра на учения  и  последующими
косвенными попытками Запада успокоить его. Однако немедленного ослабления  в
отношениях между Востоком и Западом не последовало.  23  ноября  1983  года,
когда в Великобританию и Западную Германию начали поступать крылатые  ракеты
"Першинг-2",  советская  делегация  покинула  зашедшие  в  тупик   женевские
переговоры по ядерным вооружениям среднего радиуса действия. Да и  Центр  не
выказал никакой готовности ослабить свое внимание к операции РЯН.
   В своем годовом обзоре работы лондонской резидентуры в  конце  1983  года
Гук был вынужден признать "недостатки" в сборе разведданных  по  "конкретным
американским и натовским планам приготовления к внезапному  ракетно-ядерному
нападению на СССР". Центр не скрывал своего недовольства. (182) Но  чего  ни
Гук, ни Центр так  и  не  смогли  понять,  было  то,  что  их  неспособность
раскопать  "конкретные   американские   и   натовский   планы"   проистекала
просто-напросто из-за отсутствия таковых. Если бы такие планы  существовали,
то Трехольт наверняка разнюхал бы про них за время своей работы в норвежском
Институте обороны в 1982-1983 годах, имея доступ к сверхсекретным  натовским
космическим материалам, или еще раньше. Но как и всегда, на сей  раз  боязнь
заговоров настолько глубоко  сидела  в  Центре,  что  отсутствие  каких-либо
доказательств еще ничего для них не значило.
   В начале 1984 года Центр дал задание лондонской  резидентуре  следить  за
еще четырьмя признаками  возможного  ракетно-ядерного  нападения:  попытками
нагнетать "антисоветские настроения", особенно в государственных учреждениях
и вооруженных силах, передвижением 94 крылатых  ракет,  которые,  как  Центр
заявлял, были размещены в Гринэм Коммон, окруженном активистами движения  за
мир, и за остальными,  которые  должны  были  быть  размещены  в  Молсуорте;
размещением подразделений обеспечения (таких, как транспортные подразделения
армии США) и гражданскими учреждениями,  которые  можно  было  перевести  на
военные рельсы с развитием кризиса; а также деятельностью  банков,  почтовых
учреждений и боен. Последняя группа показателей свидетельствовала о каких-то
чудаческих теориях заговоров,  которые  продолжали  искажать  понимание  КГБ
угрозы,  исходящей  с  Запада.  Идеологически  зашоренный  Центр   почему-то
втемяшил   себе   в   голову,   что   в   результате   ядерного    нападения
капиталистические державы  всеми  силами  постараются  сохранить  банковскую
систему:  "Банковские  служащие  любого  уровня  при  этих   обстоятельствах
обладают информацией, представляющей для нас интерес. " Точно так  же  Центр
полагал, что и у пищевой промышленности есть свои коварные  планы  массового
забоя скота и последующего складирования туш. (183)
   В январе 1984 года в  Центре  прошло  совещание  на  высоком  уровне  "По
результатам работы  в  1982-83  гг.  ".  Выступление  Крючкова  на  открытии
совещания подтвердило приоритет операции РЯН во всей деятельности ПГУ и дало
поразительные доказательства его личной  маниакальной  боязни  Запада.  Так,
Крючков заявил, что риск ядерной войны достиг "опасных размеров". Угроза эта
проистекала   из   противоречий,   присущих    капиталистической    системе:
"Американские монополии хотели бы восстановить свои позиции, потерянные  ими
за последние десятилетия, и завоевать новые. " Планы ядерной войны, лелеемые
Пентагоном, были основаны на "помыслах о мировом господстве". Белый дом  был
занят "психологической подготовкой населения к ядерной войне". Углубляющийся
экономический и  социальный  кризис  в  капиталистическом  мире,  отмеченный
промышленным   спадом   и   массовой   безработицей,   привел   американских
империалистов к мысли о том, что война  снимет  все  их  трудности.  Решение
капиталистов погубить разрядку и начать приготовления к ядерной  войне  было
"классовой реакцией на  консолидацию  социалистических  стран,  впечатляющий
прогресс национально-освободительных движений и прогрессивных сил.  "  Таким
образом,  единственной  наиважнейшей  задачей  ПГУ  было   получение   копий
секретных военных планов Соединенных Штатов и НАТО.  Свидетельством  внешней
империалистической угрозы было и заметное усиление  "подрывной  деятельности
эмигрантских националистических и сионистских организаций", а также западных
разведслужб. Загранрезидентуры получили копии выступления Крючкова. (184)
   Вряд ли Лондон был единственной резидентурой в КГБ, где  гораздо  большее
опасение, чем  угроза  внезапного  нападения  Запада,  вызывали  паникерские
настроения в руководстве Центра. В течение последующих месяцев стали заметны
обнадеживающие нотки в оценке американской и натовской политики. Похоже, что
этим переменам способствовала смерть Андропова, последовавшая 9 февраля 1984
года. Как и Андропов, его преемник и бывший  соперник  Константин  Черненко,
вступив в должность Генерального секретаря, был уже тяжело болен.  Жить  ему
оставалось чуть  больше  года.  Однако  он  не  питал  таких  патологических
подозрений о западных заговорах, как Андропов к концу жизни. От секретариата
Крючкова  Гордиевский  узнал,  что  на   избрание   Черненко   тот   смотрел
неодобрительно  и  со  страхом.   Очевидно,   Крючков   боялся,   что,   как
андроповского протеже, его быстро ссадят с кресла. (185)
   Даже на  похоронах  Андропова  появились  некоторые  признаки  ослабления
напряженности в  отношениях  Востока  и  Запада.  На  эти  похороны  прибыли
Маргарет  Тэтчер,  вице-президент  Буш  и  другие  лидеры  западных   стран.
Советский посол в Лондоне  Виктор  Попов  сообщил  на  совместном  совещании
сотрудников посольства и работников КГБ, что  Маргарет  Тэтчер  сделала  все
возможное, чтобы очаровать  своих  московских  хозяев.  У  гроба  во  Дворце
съездов она выглядела  печально  и  торжественно  и,  в  отличие  от  других
западных лидеров, не перешептывалась с соседями во время церемонии  похорон.
Черненко  провел  сорокаминутную  встречу  с  госпожой  Тэтчер,  а  с  Бушем
встречался лишь 25 минут. Попов также сообщил, что чуткое отношение к  этому
печальному событию премьер-министра и ее  выдающиеся  политические  качества
произвели на Москву глубокое впечатление. Хотя он еще  раз  подчеркнул,  что
Москва с осторожностью подходит к перспективам улучшения отношений Востока и
Запада, было очевидным, что посол не воспринимает  всерьез  идею  внезапного
ядерного нападения. В марте ведущий  специалист  ЦК  КПСС  по  международным
делам Н. В.  Шишлин  приехал  в  Лондон  и  провел  длительное  совещание  с
сотрудниками посольства и КГБ по обстановке в мире. На совещании о внезапном
ядерном нападении он даже не упомянул. (186)
   Однако Центр продолжал настаивать на представлении ему от всех резидентур
в странах НАТО регулярных отчетов о готовящемся  ядерном  нападении  (каждые
две  недели)  и  периодически   слал   телеграммы-молнии   с   запросами   о
разведданных. Главной задачей для лондонской резидентуры было наблюдение  за
полевыми учениями на базе Гринэм Коммон, где были размещены крылатые ракеты.
Первые учения состоялись 9 марта 1984 года. Гук услышал сообщение об этом по
Би-Би-Си, вызвал младшего офицера, отвечавшего за сверку  данных  по  РЯН  в
посольство, и заявил: "Что происходит? Враг готовит атомную войну, а у нас в
резидентуре  никого  нет!"  Вряд  ли  резидент  считал,  что   действительно
начиналась третья мировая война.  Он,  однако,  был  недоволен,  что  Москва
узнает об учениях на базе из ТАСС,  а  не  из  резидентуры.  Младший  офицер
быстро  настрочил  телеграммумолнию,  основанную  на  сообщениях  британской
прессы, которая начиналась так: "В соответствии с нашей  задачей  наблюдения
за признаками подготовки противника  ко  внезапному  ракетно-ядерному  удару
против Советского Союза, мы сообщаем, что 9 марта  вооруженные  силы  США  и
Великобритании провели первые полевые испытания крылатых ракет,  размещенных
на базе Гринэм Коммон. " 29 марта тот же офицер услышал  в  сводке  утренних
новостей Би-Би-Си о еще одном учении на базе Гринэм Коммон прошедшей  ночью.
Поскольку в утренние газеты  сообщение  уже  не  попадало,  он  подумал,  не
подождать ли ему вечерней газеты "Ивнинг Стандарт", но, опасаясь,  что  ТАСС
его опередит, решил послать телеграмму-молнию, основанную  исключительно  на
сообщении Би-Би-Си.  Ни  в  этот,  ни  в  другой  раз  Центр,  видно,  и  не
заподозрил, что срочные сообщения лондонской резидентуры были основаны не на
разведывательных источниках, а на  сообщениях  британских  средств  массовой
информации. (187)
   Разведданные  по  НАТО,  полученные  весной  1984  года,  лишь  усугубили
подозрительность. 25 апреля Центр разослал циркуляр, ошибочно  сообщая,  что
по  инструкции  МС-225  военного  комитета  НАТО  системы  связи  НАТО  были
приведены в состояние готовности, обычное для военного времени. Центр срочно
запросил дополнительные данные по этому  вопросу.  После  Суда  над  Майклом
Беттани и возвращением Гука в Москву в мае временно исполняющий  обязанности
резидента  Леонид  Никитенко  совершенно  перестал  серьезно  относиться   к
операции РЯН. 4 июля  он  получил  замечание  от  Центра  и  напоминание  об
обязанности резидентуры  присылать  отчеты  каждые  две  недели,  даже  если
сообщать было нечего: "Вы не  выполняете  эту  инструкцию  и  не  присылаете
отчеты каждые две недели. Предлагаем вам строго придерживаться  директив  по
этому вопросу. "
   По всей вероятности, за всю историю КГБ никогда не  было  операции  столь
важной,  что  требовалось  присылать  отчеты  даже  в   том   случае,   если
отчитываться было не в чем. Лондонская резидентура запросто присваивала себе
все лавры за шумные протесты КЗР и женское движение против крылатых ракет на
базе Гринэм  Коммон.  Поначалу  Центр  скептически  относился  к  тому,  что
крылатые ракеты на Гринем Коммон вызовут такую бурю протеста,  если  учесть,
что триста советских ракет  среднего  радиуса  действия,  каждая  оснащенная
тремя ядерными боеголовками, были уже нацелены на Западную  Европу.  Однако,
когда  крупные  демонстрации,  организованные  мирным  движением,   все   же
начались,  Центр  почему-то  предположил,  что  в  этом  была  заслуга   его
собственных "активных действий". (188)
   К лету 1984 года сотрудники КГБ, возвращавшиеся в резидентуры из  отпуска
в Москве, отчетливо чувствовали, что приоритет операции РЯН заметно падает и
что одержимость руководства Центра  угрозой  внезапного  ядерного  нападения
больше не поддерживается ни Международным отделом ЦК КПСС, ни МИДом. Да и  в
самом Центре, похоже, беспокойство понемногу проходило. (189) В  конце  1984
года внимание, придаваемое операции РЯН, еще более ослабло после ухода  двух
главных армейских паникеров. В сентябре  начальник  Генштаба  и  заместитель
министра  обороны  маршал  Огарков  был  переведен  из   Москвы   якобы   за
"непартийное поведение". А через три месяца и  сам  министр  обороны  маршал
Устинов покинул свой пост навсегда, почив в бозе. Его преемник маршал Сергей
Соколов так и не стал членом Политбюро.
   За время проведения операции  РЯН  мир  так  и  не  достиг  края  ядерной
пропасти. Но во время проведения учений "Эйбл Арчер-83" он, и  сам  того  не
ведая, подошел очень близко к краю, во всяком случае, ближе, чем  когда-либо
за период  после  Карибского  ракетного  кризиса  1962  года.  Среди  членов
Политбюро, которые следили за кризисом, порожденным  советской  паранойей  и
американской безудержной риторикой, был  и  будущий  советский  руководитель
Михаил Горбачев. По всей видимости, тогда он и сделал вывод, что разрядка  в
отношениях Востока и Запада была самым главным политическим  приоритетом.  К
октябрю  1984  года  западные  корреспонденты   передавали,   что   Горбачев
приветствовал "срочные меры по возвращению к столу переговоров".
 
 
 
 
   Глава XIV
   ПРИ ГОРБАЧЕВЕ (1985-1991)
 
   В последние месяцы 1984 года и  Гордиевскому,  и  лондонской  резидентуре
стало ясно, что КГБ поддерживает кандидатуру Михаила Горбачева как преемника
дышащего на ладан  Черненко.  Еще  до  приезда  Горбачева  как  руководителя
советской парламентской делегации